Текст книги "Королевство крестоносцев"

Краткий обзор других маноров поможет прояснить феодальную структуру королевства. На северо-западном побережье располагалась сеньория Бейрут. Граница с королевством проходила по небольшой реке Аль-Муамальтайн, а за рекой к северу лежало графство Триполи. После завоевания в 1 1 10 г. Бейрут был пожалован фламандскому семейству де Гин (de Gines), родственникам Балдуина I. Впоследствии в правление короля Амори I он был приобретен короной, а затем стал фьефом одной из ветвей семьи Ибелинов. К югу находилась сеньория Сидона. По его арабскому наименованию Сайда крестоносцы называли его Сайетта или Сагитта, и геральдической эмблемой города стала стрела (sagitta в переводе с латинского «стрела»). Сеньория принадлежала одной из ветвей рода Гренье, одной из старейших фамилий королевства (представители другой ветви были правителями Кесарии). К востоку от Сидона располагался манор Банияс (в древности Панеас), названный крестоносцами Белинас, который принадлежал английскому семейству де Брюс, а позднее – правителям Торона. В 1 157 г. половина его отошла ордену Святого Иоанна, а в 1 164 г. его захватили мусульмане. Еще два небольших манора в этой области – Марон и Торон (Тибнин). Последний располагался вокруг замка, построенного князьями Галилеи, чтобы противостоять мусульманскому Тиру. Около 1 107 г. он стал независимым манором и положил начало одной из известнейших дворянских династий в королевстве. Манор Скандалион (Искендерун), напротив мусульманского Тира, непосредственно подчинялся монарху.

Следуя далее вдоль побережья, к югу от королевской Акры и небольших независимых маноров Хайфа и Каймон (Каймун или Йокнаам) располагался богатый манор Кесария, принадлежавший семейству Гренье. На юге он граничил с манором Арсуф (в древности Аполлония), который примерно в середине XII в. стал автономным, а в начале XIII в. перешел в качестве приданого в руки известного Жана д’Ибелина, правителя Бейрута. В 1261 г. он был продан ордену Святого Иоанна, а четыре года спустя (1265) захвачен султаном Бей-барсом. К югу лежало королевское графство Аскалон и Яффа. Наконец, на побережье к югу от Аскалона располагался манор тамплиеров Газа и пограничный город королевства крепость Дарум.

Между манорами на побережье и королевскими землями в горах Иудеи и Самарии располагались небольшие сеньории, призванные сыграть решающую роль в жизни королевства. В 1141 г. король Фульк Анжуйский приказал возвести небольшую крепость к юго-востоку от Яффы, чтобы противостоять постоянным набегам на франкские владения египтян из Аскалона (окончательно захваченного крестоносцами в 1153 г.). Замок был возведен на холме, где в древности стоял город Йабнех (в арабском языке Йибне), который за тысячу лет до описываемых событий фигурировал в истории евреев как духовный центр нации после гибели Второго царства. Граф Яффы передал замок, находившийся в его владении, некоему Балиану, который получил свою фамилию от его названия – Ибелин. Ряд удачных земельных приобретений, в основном в результате заключенных браков, составили состояние семейства. К середине столетия манор Рамлы был присоединен к манору Ибелинов. Таким путем основатель большого и знатного рода собрал вокруг себя земельные владения, ставшие основой будущего могущества семейства. По счастливой случайности его способные сыновья женились на богатых наследницах и принесли Ибелинам много маноров и фьефов. В итоге они стали главным семейством королевства, из которого вышли государственные деятели и делатели королей.

Центральная прибрежная равнина принадлежала графству Аскалон и Яффа; на юге с ним граничила Газа (восстановленная в 1149–1150 гг.). Она тоже принадлежала короне, но в качестве крепости ею пользовались тамплиеры, которые также владели замком Дарум на краю Синайской пустыни. Расположенный на некотором расстоянии от моря небольшой замок Бланшгард (Тель-эль-Сафи), возведенный королем в 1 142 г., впоследствии был присоединен к графству Яффа, когда будущий король Амори получил в удел Яффу. После его восшествия на престол она стала независимым манором и была пожалована Готье, правителю Бейрута. Стоит упомянуть еще два манора Назарет и Лидда, как единственные церковные сеньории в королевстве.

Значительное количество больших и малых маноров уравновешивалось землями королевского домена. К середине XII в., когда сменилось два поколения после завоевания, королевских земель было еще достаточно много. Их ядро образовывали территории вокруг Иерусалима. Грубо говоря, они простирались на весь горный район, от окрестностей Хеврона и Вифлеема на юге, далее через Иудею с Иерусалимом в Самарию, с Наблусом (древний Сихем) и Севастией (древний город Самария) на севере. Но около 1 174 г. король Амори подарил Самарию своей жене Марии Комнине. Балиан II Ибелин, женившись на вдове, вышел на сцену. Хеврон в южной части королевского домена ранее стал автономной сеньорией и был присоединен около 1161 г. к сеньории Трансиордания.

Эти обширные территории во внутренних районах страны имели, вероятно, меньшее значение для экономики, чем некоторые прибрежные районы, которые принадлежали короне. Королевский домен занимал центральную и южную часть прибрежной равнины с портом Яффа. Манор Яффа первоначально включал в себя, кроме самого города, часть прибрежной равнины и лежавшие восточнее плодородные области с городами Мирабель (Маждаль-Йаба) на севере, Рамла и Лидда в центре, Бланшгард и Ибелин на юге. В течение непродолжительного времени манор Яффа не входил в королевские владения; с 1 120 г. им владел род Пюизе. После мятежа, поднятого Пюизе против короля (1 131), манор был конфискован и вновь передан короне. В 1151 г. он стал апанажем Амори, брата короля Балдуина III, который также получил недавно завоеванный город Аскалон. Так образовалось графство Аскалон и Яффа, чья территория простиралась вдоль побережья до недавно вновь отстроенного города Газа (1 150). С восшествием Амори на престол графство отошло к королевским землям, но вскоре стало приданым дочери короля Сибиллы. После того как ее второй муж Ги де Лузиньян (1 186) стал королем, графство вновь отошло короне.

Два больших порта королевства Акра и Тир, расположенные севернее, принадлежали королю. Первый продолжал оставаться королевским городом и в XIII в. был столицей королевства. Тир, который мусульманам так и не удалось захватить, стал, вплоть до падения королевства во второй половине XIII в., независимым манором семейства Монфор, хотя окончательно и не вышел из королевского домена.

Карта феодальных земель королевства будет неполной, если не принять во внимание положение духовно-рыцарских орденов. В середине XII в. проявился новый феномен: образовались маноры этих орденов. В условиях постоянных войн и недостаточного финансирования неудивительно, что военные ордена приняли на себя бремя обороны. Пограничные крепости и отдаленные замки были переданы им еще в первой половине столетия. Со временем довольно обширные землевладения перешли в их собственность. Не совсем ясен их юридический статус, потому что ордена приобретали земли на различных условиях. Более того, ордена были церковным учреждением, и возникала путаница с определением статуса земель, принимая во внимание экстерриториальное положение их владельцев. Сложился своеобразный тип орденского манора, что приведет впоследствии к основанию Пруссии и созданию независимого государства рыцарей Тевтонского ордена. Кульминация этой практики на Ближнем Востоке нашла выражение в графстве Триполи, где в 1142 г. владения ордена иоаннитов были практически независимы. В его подчинении были вассалы графства, и он имел право отправления правосудия, как все бароны. Представляется, что нигде в Латинском королевстве ни одному ордену не удалось достичь подобного положения, хотя в распоряжение орденов перешли огромные земельные владения. Так, например, тевтонские рыцари в своих феодах в Галилее, центрами которых были замки Шато-дю-Руа (Мильях) и Монфор (Калъат-Курейн), владели более чем 15 деревнями (между 1218 и 1220 гг.). Но это не значит, что они имели право суда и все права манора. Другой пример – Арсуф, приобретенный госпитальерами (около 1261 г.). Сменив прежнего владельца манора, на очень короткое время они стали королевскими данниками.

У нас нет необходимости прослеживать судьбы различных маноров в XIII в. Великие крестовые походы в этом веке, которые стремились возродить королевство крестоносцев после поражения при Хаттине, в действительности не могли добиться большего, как только восстановить свое господство на узкой прибрежной равнине. Конечно, в 1240 г. (во время крестового похода Ричарда Корнуолльского) королевству удалось стравить Египет с Дамаском и отвоевать большие части Иудеи и Галилеи. Но восстановление господства было недолгим, как и владычество крестоносцев над Иерусалимом (1229–1244), и королевство снова сжалось до узкой прибрежной равнины. В последней четверти века даже в этой части страны правление крестоносцев с большим трудом можно назвать успешным.

Последствия роста могущества знати также проявлялись в положении манора в королевстве. При сравнении их начального состояния и положения в конце XII в. видны значительные изменения. Примечательно, что если в 1120 г., когда в Наблусе существовал городской совет, монархия была еще достаточно сильна, чтобы сохранять за собой право вмешиваться в деятельность феодальных судов, то спустя три поколения об этом было невозможно и подумать, и ее действия сочли бы незаконными. Судебный приказ короля не имел силы в местных феодальных судах. Это был важный шаг на пути превращения маноров в автономные образования.

Еще одно событие только подтвердило общее направление развития. Первые соглашения с итальянскими коммунами, которые даровали им ряд привилегий, прежде всего в области финансов и судопроизводства, были одобрены и подписаны правителями королевства. Это было следствием сложившейся ситуации, когда привилегии предоставлялись итальянским коммунам, чтобы добиться их поддержки, и потому им были обещаны большие прибыли в случае завоевания новых городов. В итоге, когда завоеванные земли жаловались знати крестоносного войска, они уже были обременены долгами или находились в закладе. Со временем ситуация изменилась. Короли больше не раздавали привилегий и не заключали соглашений, и уже правители городов становились главными владельцами ленов. Это имело место уже после разгрома при Хаттине. Восстановление королевской власти в XIII в. не покончило с этой узурпацией ее прав, которая стала обычным явлением и продолжалась вплоть до падения королевства. Позиции крупных феодалов окрепли; теперь они могли сами даровать привилегии и подписывать договоры с иностранными державами, как будто они были независимыми правителями.

Другим ярким показателем возросшей силы и независимости феодальных владельцев маноров было появление монетных дворов в их владениях. Королевский указ, который можно отнести ко времени правления Балдуина II, но более вероятно – Балдуина III, провозглашал чеканку монет королевской прерогативой и монополией. Ее нарушение наказывалось конфискацией феода вассала. Тем не менее данные археологии говорят о наличии монетных дворов феодалов, где они чеканили свою монету. Ни в одном указе не говорится об отмене королевской монополии. Даже юридически заверенные договоры, заключенные дворянством королевства, в которых подробно перечисляются все его привилегии, не упоминают о каких-либо изменениях в законе. Феодалы просто узурпировали королевскую прерогативу. Хотя это и приносило определенный доход, но не стоит преувеличивать его значимость. В международной торговле использовались золотые монеты, которые чеканились на королевском монетном дворе. На местном уровне использовались в большом количестве королевские и мусульманские монеты, так что чеканка феодалами монет, которые имели оборот на небольшой территории, не могла принести им большой прибыли. Это было, скорее, стремлением показать свое независимое положение, как личное, так и своего манора.

Ограничение королевской юрисдикции и посягательство на королевские прерогативы наглядно показывает, как на местном уровне все сильнее проявлялась автономия феодалов. Это наиболее ярко отражалось в менявшемся балансе сил между монархией и дворянством на конституционном уровне.

Местное управление в действии

В королевстве крестоносцев, как и в других христианских странах в эпоху Средневековья, манор был основным звеном политической и социальной организации общества. Однако в феодальной Европе фьеф, иногда даже самый простой, мог играть равнозначную роль в установлении социальных связей. В то время как манор объединял прежде всего коллектив вассалов, для европейской деревенской общины объединительным началом было феодальное поместье. В обоих случаях, и в маноре, и в поместье феодала, имелся коллектив людей, которые принадлежали к одной и той же культуре и имели одну и ту же религию. Чужеродные элементы довольно редко проникали в монолитную структуру этих сообществ.

Латинское королевство в политическом и даже больше в общественном плане имело иную структуру общества. Манор представлял собой не только коллектив вассалов, но и обособленный коллектив завоевателей, имевших свою культуру, язык и религию. В маноре землевладелец почти не имел непосредственных контактов со своими вилланами, потому что структура манора крестоносцев не предполагала их в принципе, и к тому же они не принадлежали к одному и тому же обществу и не предпринимали попыток объединения.

Главной задачей манора было осуществление административных функций, для феодального поместья – обеспечение франков средствами к существованию. И манор, и поместье были частью колониальной машины управления для обеспечения господства над завоеванными землями и чужеродным населением.

Предыдущий опыт крестоносцев (имеется в виду опыт Европы в XI в.) вряд ли мог им помочь в выработке собственной системы организации. Европейские войны шли на христианских землях с однородным населением. Только норманны Сицилии могли иметь отдаленное представление о проблеме и, возможно, испанцы. Но опыт норманнов не был использован в Иерусалиме (хотя отчасти он был реализован в управлении норманнским княжеством Антиохия), и не так уж много испанцев приняли участие в 1-м Крестовом походе. Крестоносцы тем самым создали оригинальный тип организации. Было принято лишь несколько законодательных актов, организационный процесс шел опытным путем, прежде чем сложилась и утвердилась единая система.

Три основных принципа определяли поведение крестоносцев и отражали особое отношение завоевателей, которое мы можем назвать «колониальным». Первым был принцип абсолютного разделения завоевателей и завоеванных; вторым – перенос традиций родной страны на чужеземную почву, несмотря на то что завоеванная страна предлагала в этой области новые возможности; третьим – принятие существовавших в то время местных институтов власти без каких-либо изменений со стороны завоевателей.

Сеньор и его вассалы и сеньор и франкское население городов образовали закрытую группу завоевателей. Ни заслуги, ни видное положение не давали нефранку возможности войти в эту группу. Политические институты манора, воплощенные в феодальном и городском суде, являются не только административной машиной королевства и манора, но одновременно служат институциональным символом классового статуса. Факт принадлежности к юрисдикции феодального суда и городского суда – это привилегия класса. Этот принцип был столь силен, что он обесценил прежние представления, например об унизительном статусе некоторых профессий. Крестьянин-франк не принадлежал к крепостным вилланам. Он был гражданином, как называли франки людей, стоявших на нижней социальной ступени, бывших свободными и имевших европейское происхождение.

Воссоздание европейских институтов на новом месте – еще одна характерная черта этого колониального общества. Хотя экономические условия делали возможным создание если и не бюрократического государства, то по крайней мере государства, которое могло платить чиновникам и содержать наемную армию (как это было в Европе в конце XIII в.), крестоносцы просто перенесли европейские традиции, преимущественно французские, на территорию королевства. Вся система управления, начиная с высших должностей и ленного землевладения и заканчивая судебной и манориальной системой, была полной копией Франции XI в. Некоторые различия, такие как сильная королевская власть и отсутствие владельца в поместье, были следствием особых местных условий.

Наряду с этими собственно франкскими институтами необходимо было также создать органы управления завоеванными землями и упрочить положение завоевателей. Франки пошли по линии наименьшего сопротивления. Никаких новых общественных институтов создано не было, завоеванное население было предоставлено самому себе. Межконфессиональные суды, которые существовали еще при мусульманском владычестве, получили разрешение продолжить свою деятельность. Крестоносцы вторглись только в область неизбежных контактов завоевателей и покоренного населения. Дела, где одна сторона была представлена европейцами, а другая – местными жителями, рассматривал особый суд. Попытка примирить две судебные системы выразилась в том, что все уголовные дела, связанные с нанесением вреда жизни и здоровью человека, и гражданские дела по финансовым злоупотреблениям рассматривались во франкском суде. Во всем остальном покоренное население представляло отдельный мир, который давал прибыль, но являлся источником возможной опасности.

Различные политические институты не выросли органично на местной почве, но были составлены из элементов различного происхождения, имевших свои особенности. Они сформировались лишь в силу необходимости и были вызваны к жизни завоевателями. Опыт показал, что механизм работает гладко и приспособлен к решению стоявших перед ним задач. Его минусы объяснялись не плохим исполнением им своих функций, но сосредоточенностью на решении непосредственных задач, не принимая во внимание единое целое – королевство.

Средний размер манора был небольшим, иногда он мог достигать 50 квадратных миль. Княжество Галилея была исключением; большие сеньория Трансиордания и графство Аскалон и Яффа были разделены на мелкие сеньории (не обязательно пожалованные кому-либо), существовавшие в качестве независимых административных единиц. Небольшой размер земельного владения давал администрации крестоносцев возможность более эффективно управлять им. На местном уровне она справлялась со своими обязанностями великолепно, даже когда сталкивалась с проблемой социального расслоения общества.

Королевская администрация и администрации родовой знати на местном уровне почти ничем не отличались друг от друга. Это частично объяснялось тем, что некоторые маноры, прежде чем они были пожалованы знатным крестоносцам, были королевскими, а также тем, что маноры родовой знати подражали королевским.

Большая часть маноров крестоносцев и, конечно, наиболее важные из них управлялись из центра; это мог быть город или укрепленная городская агломерация. Только в небольших манорах и приграничных районах замок был центром фьефа. В таких случаях замок был больше чем крепостью и часто служил резиденцией правителя и административным центром. В начале XII в. в этом было основное различие между Европой и Святой землей. Именно местные условия Святой земли, наличие в ней городов с их традиционной ролью в организации государства предопределили структуру маноров крестоносцев.

Наличие трех типов поселений – город, замок и деревня – с однородным населением ставило для баронов сложные административные задачи. Повторимся, местные условия до и после завоевания привели к ситуации, не то чтобы не наблюдавшейся ранее, но в которой Европа оказывалась довольно редко. Не существовало прямой зависимости между типом поселения и социальным положением его жителей. Администрация городских столиц имела дело как с франкскими дворянами, рыцарями и горожанами, так и с нефранкским городским населением. В сельских районах проживали мусульмане-вилланы и крестьяне, придерживавшиеся восточного христианства. В то же время в некоторых деревнях поселились франки, которые имели статус горожан.

Главным административным органом была сеньориальная палата, точная копия королевской Верхней палаты. В ее состав входили вассалы сеньора, то есть все владельцы фьефов: и те, кто владел землями, и те, кто получал денежную ренту. Если судить по количеству тех, кто призывался на королевскую военную службу в том или ином маноре, то можно сделать вывод, что в княжестве Галилея, графстве Аскалон и Яффа и сеньории Сидон было от 70 до 80 вассалов, а в самых небольших сеньориях – от 7 до 5 и меньше. В состав палаты должны были входить три вассала (tres faciunt collegium). Это не было законодательным принципом, но отражало повседневную реальность. Сеньор был обязан найти замену отсутствующим членам, чтобы выполнить установленную квоту. Жан д’Ибелин насчитывает 22 феодальные палаты в манорах.

В некоторых манорах, значительных по площади, были учреждены высшие должности наряду с королевской палатой. В небольших манорах не было нужды в громоздкой администрации, в них существовала небольшая канцелярия, во главе которой стоял, возможно, духовник главы манора. В то время как о прерогативах королевской Верхней палаты имеются исчерпывающие сведения, содержащиеся в юридических договорах, те же самые источники ничего не говорят о феодальных судах. Принято считать аксиомой, что деятельность феодальных судов во всем повторяла таковую Верхней палаты. Однако наблюдается достаточно различий, и это предположение можно считать не более чем декларацией основного юридического принципа.

В действительности положение было, вероятно, иным, потому что различия в положении простого рыцаря и владельца крупного лена были значительны. С другой стороны, склонность сеньора к авторитарному правлению смягчалась патриархальными отношениями, которые, в общем, пронизывали всю феодальную систему и имели большую силу в малых коллективах, чем в феодальном суде.

Нам неизвестно, собирался ли феодальный суд в заранее определенные дни. Сессии суда могли прийтись на великие праздники христианского календаря, что выглядит сомнительным. В таких случаях сеньор наряду с другими крупными владельцами ленов обычно посещал заседания королевского суда в Иерусалиме, тем самым выполняя свои феодальные обязанности, а также принимая участие в церковных празднествах. Относительно малая территория страны не давала сеньору возможности не посещать королевский двор, как в Европе, где он имел в своих владениях свой собственный двор. Таким образом, можно предположить, что феодальный суд собирался нерегулярно, лишь в том случае, когда того требовали обстоятельства.

В торжественных случаях суд созывался для официального признания нового владельца манора. Вассалы давали при этом клятву верности своему господину. В подобных случаях могли также присутствовать горожане из разных городов, которые тоже приносили присягу своему новому правителю. Таким образом, община франков обретала законный статус и продолжала существовать в рамках манора. В то же самое время складывалась более тесная общность сюзерена и его людей, основанная на феодальном сродстве, связанная феодальным кодексом чести.

Манориальный суд был, по крайней мере в теории, форумом, на котором вассалы могли высказать свое мнение касательно вопроса замужества дочерей своего сюзерена и его брачных союзов. Однако мы сомневаемся, что в условиях Палестины такая практика имела место. Естественно, это зависело в большой мере от личности правителя, но следует помнить о том, что он принадлежал к очень узкому кругу магнатов, во главе которых стоял король, где и решались подобные вопросы. Некоторые обязательства, вытекающие из феодальной структуры общества, могли потребовать созыва суда. Так, это происходило в тех случаях, когда Верхняя палата объявляла мобилизацию или вводила новые налоги или когда владетель манора попадал в плен к врагам и его вассалы обязывались собрать средства на его выкуп.

Такие важные вопросы были исключением. Обычно суд собирался по прозаическим причинам, волновавшим современников. При рассмотрении большинства дел исходили из священного принципа, что любой вопрос, касавшийся феодальной собственности или взаимоотношений сюзерена и его вассалов, должен решаться только в феодальном суде. Так, пожалование феодом должно было происходить и «письменно заверяться» в суде. Церемония оммажа и принесения клятвы на верность происходила в присутствии членов суда, а печать владетеля, скреплявшая жалованную грамоту, требовала подписи свидетелей этого акта. В других случаях от суда требовалось признать право на феод сына или ближайшего родственника, и владетель манора наделял его поместьем и делал это тоже перед лицом суда.

В суде также фиксировались все сделки с земельной собственностью в границах данного манора. К компетенции суда относились вопросы отчуждения собственности, ее продажи, раздела и сдачи в аренду. Поскольку для решения большинства этих дел требовалось согласие владельца манора, то оно давалось одновременно с письменным свидетельством. Обе договаривающихся стороны были заинтересованы в том, чтобы сделать их соглашение публичным. Никакой регистрации дел, даже в Верхней палате, вплоть до середины XIII в. не существовало. Крайне сомнительно, чтобы она велась и в манориальном суде. Живые свидетели были лучшими гарантами заключаемой сделки.

Отдельные упоминания об имевших место сделках, в основном касавшихся земельной собственности, встречаются в казначейских книгах, называвшихся Secrete. Такие книги были, вероятно, в каждом маноре, и в спорных вопросах прибегали к их помощи.

В суде часто разбирались гражданские и уголовные дела. Для их решения применялись законодательные акты королевства, в манорах, по-видимому, не было своего свода законов. В обоих случаях – и гражданского, и уголовного дела – манориальный суд был высшей инстанцией, и невозможно было апеллировать к какому-либо иному суду в королевстве. Ближе всего мы подходим к такому понятию, как апелляция, в случае, когда вассал обвинял своего сюзерена в незаконных действиях, предпринятых в отсутствие решения суда, или в воспрепятствовании слушанию его дела в суде (défaut de droit). В первом случае вассал имел право заявить о своих требованиях перед Верхней палатой, согласно ассизе короля Амори (Assise sur la ligece). Во втором случае он мог апеллировать к самому королю в поисках правосудия. Но если манориальный суд принимал окончательное решение, то апелляция была невозможна. Единственной возможностью для вассала было открыто обвинить судью, что не всегда было с его стороны разумным шагом, в пристрастном рассмотрении дела (la cour faussez). Такое обвинение вело к фантастическим последствиям: вассал должен был выйти на поединок с каждым присутствовавшим членом суда.

Административные вопросы манора также рассматривались в суде. Здесь же назначались чиновники двух ведомств, называвшихся scribanagium и drugemanagium (имелись в каждом феоде), а также все иные чиновники манора.

Феодальный суд манора был, таким образом, высшим судебным и административным институтом этой основной территориальной единицы. Здесь решались серьезные проблемы рыцарей франков манора. Однако общественное положение суда и его престиж не зависели от количества рассматриваемых дел. Наряду с немногочисленными рыцарскими семействами в городах и поселках маноров проживали тысячи франков, представлявших городское население.

Все дела франкских горожан рассматривались в специальном учреждении, называвшемся Палата граждан (Cour de bourgeois), которая позднее (с середины XIII в., а возможно, и ранее) получила название Нижняя палата (Cour Basse). Очевидно, что это новое слово появилось в королевском городе, возможно в Акре, как противопоставление Верхней палате дворянства (ни один феодальный суд манора не назывался Верхней палатой). Полномочия Палаты граждан распространялись только на горожан данного города. Таким образом, каждый город с франкским населением имел свою собственную палату, то есть свой собственный суд. Эти суды не были связаны между собой, и само собой разумеется, что не существовало никакой правовой иерархии. Юристы в королевстве крестоносцев считали, что свидетельство, данное и «записанное» в одном суде, не учитывается (или, по крайней мере, не является необходимым) в другом городском суде, даже в пределах одного манора. В то время как феодальный суд занимал важное место в жизни всех рыцарей манора, соответствующего учреждения для горожан не существовало. Городские суды имели лишь часть полномочий феодального суда. Суд осуществлял функции государственного управления на местном уровне, и в его юрисдикции находился имевший свои права класс со своим особым типом собственности.

В 22 манорах, перечисленных Жаном д’Ибелином, в конце XII в. было 37 городских судов. Но в действительности их число было бо́льшим. Документы того времени указывают на 42 суда подобного типа, но возможно, что их было больше. Такие суды могли существовать в деревнях, населенных крестоносцами. Трудно назвать точную цифру таких поселений с городским населением, но можно сразу перечислить с десяток названий. С правовой точки зрения суды в деревнях можно рассматривать как манориальные суды. Судопроизводство могло находиться в руках владельца деревни, который мог быть вассалом владельца манора или церковного института. Тем не менее такой суд едва ли может быть назван манориальным. В нем заседали горожане-франки, и он подчинялся законам королевских городов. В этом случае следует заметить, что франкский поселенец, хотя и жил вне городских стен, имел статус и привилегии своего городского класса.

Палата граждан состояла из 12 судей и председателя; все они назначались главой города. Титул председателя был vice-comes – виконт. Должность никогда не была наследственной, и он оставался чиновником на жалованье. Его выбирали на несколько лет из рыцарей манора. Принимая во внимание род занятий виконта, его вполне можно было назвать губернатором города. Он был посредником правителя города во всех переговорах с франкским простонародьем и нефранкским населением. Он возглавлял местную полицию, имел в своем распоряжении отряд сержантов и во главе ночного дозора обходил город. Эту обязанность мог исполнять за него его заместитель, имевший должность инспектора рынка (по-арабски она называлась mathesep). Безопасность горожан и сохранность их карманов находилась в руках виконта. Он наблюдал за работой рынков и инспекции мер и весов и отчасти за ценами. Его обязанностью также был сбор рентной платы, налога с продаж и прочих налогов. Будучи главой суда, он также взимал судебные штрафы и прочие обязательные платежи, наложенные судом. В этом случае виконт имел под своим началом чиновников суда и его администрации.