Текст книги "Я иду искать"

Джослин Джексон
Я иду искать

© 2019 by Joshilyn Jackson

© Смирнова, А., перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Глава 1

Игра была идеей Ру. Больше, чем идеей. Тщательно выверенным планом. Она сама зарядила этот пистолет, и, хотя попыталась учесть и сопутствующий ущерб, прицелилась прямо в меня. Игра называлась «Мой худший поступок за сегодня».

Я никогда не слышала о такой. Никто из нас не слышал. Мало ли как стали развлекаться на пьяных вечеринках, когда «Правда или действие» утратила популярность. Должно быть, в этой игре могут безо всякого страха участвовать только школьницы, чей худший поступок – показать лифчик симпатичному мальчику или назвать сестру плохим словом.

Если бы мы только знали.

Мы были взрослыми женщинами, и мы хранили свои худшие поступки в глубоких ящиках. У нас были дети, и мы запихивали эти ящики под пресс работы, ипотеки, меню на неделю. От детей такие вещи нужно держать подальше.

Ру три раза громко постучала в дверь, хотя у нас, конечно же, был звонок. Все, кого мы ждали, пришли по меньшей мере двадцать минут назад. Шарлотта с подносами в руках застыла у лестницы и спросила:

– Кто, чёрт возьми, это может быть?

Клуб был полон. Пришли все постоянные участники и даже несколько новых.

– Я выясню. Иди куда шла.

Я открыла дверь новой соседке. За ее спиной поднималась полная луна, как будто толкая в плечо. В серебристом сиянии, мягком, дрожащем, казалось, будто соседка вышла из подводного мира под яично-жёлтый свет фонаря над нашим крыльцом.

Я узнала её по волосам, идеально прямым, идеально чёрным, доходившим до лопаток. Она недавно поселилась в доме, бывшем предметом ненависти всех обитателей Шарлоттиного переулка. На редкость уродливом доме с провалившейся крышей, который мой муж Дэвис прозвал домиком Спрайта за ядовитую жёлто-зелёную краску. Шарлотта в своём репортаже о съехавших и въехавших жильцах называла эту женщину «Шероволосая», в честь певицы Шер.

Ещё Шарлотта называла её красивой, но она была не просто красивой. Она была из тех, кого показывают по телевизору. Безукоризненные черты, матовая кожа и стройная, спортивная фигура, вынудившая меня сокрушаться о собственной. От лишнего веса я страдала лишь в подростковом возрасте, но сейчас, глядя на неё, почувствовала, как меня разнесло после родов.

Ни кошелька, ни книги, ни бутылки вина, ни гостинца. Ни, между прочим, бюстгальтера. На ней было плотно облегающее длинное платье без рукавов, над ключицей татуировка – крошечная стая птиц. Она улыбнулась, и я, не почувствовав никакой угрозы, улыбнулась в ответ. Она не казалась опасной. Скорее… крутой.

Странная мысль. Мне сорок два года, слово «крутой» я давно уступила дочери. Но всё-таки мне вспомнилось именно оно, и смутное чувство, которое шевельнулось в груди, было лишь началом чего-то интересного.

Оливер уже переходил на твёрдую пищу, и гормоны, баюкавшие меня, пока я кормила его грудью, отпускали. Теперь мне хотелось перемен, и, глядя на эту воплощённую угрозу у себя на пороге, я надеялась, что она пришла по адресу. Какой глупой я была!

Она спросила:

– Здесь собрание книжного клуба?

– Да, все верно. Эми Уэй, – я протянула ей руку. Хватка оказалась крепкой, она сжала мою ладонь дважды, и это показалось мне до нелепости официальным.

– Я Анжелика, – сказала она, – но все называют меня Ру.

– Ру? – удивилась я. – А где Кенга?

– Кенга не придёт, Кристофер Робин, – она хихикнула. Губы у неё были полные, очень бледные. Ни блеска, ни помады, зато глаза щедро подведены и накрашены. Блестящие чёрные волосы, разделённые на пробор, подчёркивали идеальный овал лица. – Это просто моя фамилия. Французская. С иксом на конце.

Я знала, как переводится это слово. Подливка из муки, поджаренной в масле.

– Ты прочитала «Дом Мирта»[1]1
  Роман Эдит Уортон (1905).


[Закрыть]? – спросила я, широко распахивая дверь.

– Конечно, – ответила Ру и вошла.

Было почти восемь. Обычно мы час болтали, час обсуждали книгу, и в девять пятнадцать-девять тридцать расходились по домам, чуть подвыпив, чуть поумнев, чуть ближе сдружившись с соседскими мамашами.

– Ты из жёлто-зелёного дома? – спросила я, желая убедиться, что это она. Шарлотта говорила, что Шероволосая одна воспитывает сына, которому достаточно лет, чтобы сесть за руль. Но и в ярком свете она казалась чуть старше тридцати. Ужасно молодая для матери старшеклассника.

– Да, это я, – сказала она. Я подвела её к лестнице, ведущей в подвал.

– Рада, что ты пришла. Этот дом обычно сдаётся на короткий срок, так что жильцы нечасто приходят в наш клуб.

– Я пока не знаю, сколько тут пробуду. Я здесь по работе. Хочу с кем-нибудь познакомиться.

Мы стали спускаться по лестнице.

– А чем ты занимаешься?

Она посмотрела вниз, не ответив на мой вопрос.

– А эта… как её там – она моя соседка?

Шарлотта стояла у ступенек и смотрела на меня в отчаянии.

– Шарлотта, – подсказала я. – Не знаю. Сейчас найду кого-нибудь, кто всем тебя представит.

– Не надо, – ответила Ру и проплыла мимо меня в самую гущу толпы, чтобы самой всем представиться. Едва она скрылась из виду, Шарлотта затараторила:

– Ещё и Шероволосая! Теперь тут двадцать один человек, не считая нас, и никому в голову не придёт, что стульев мало. Мне нельзя таскать стулья! – она принялась поправлять волосы и стала похожа на нервную полевую мышь, чистящую ушки.

– Её зовут Ру, и, конечно, никто не доверит беременной таскать стулья. Расслабься! Я сама принесу.

Вид у Шарлотты всё равно был испуганный – на то она и Шарлотта. К тому же клубом заправляла именно она. Решила его организовать, осознав в тот момент, когда Руби начала ползать, что с самых родов не прочитала ни одной книги.

– Ребёнок сожрал мой мозг! – кричала она. – Ладно книги, но я уже не помню, когда в последний раз мыла голову!

По ней было видно, что давно, но я оставила свои мысли при себе и согласилась посидеть с малышкой, пока Шар придумывала листовки и распихивала по всем почтовым ящикам. Она назвала свой проект «Зомби-мамы» – жуткое название, но по крайней мере я отговорила её от «Клуба отупевших». По всей видимости, в маркетинге она разбиралась получше меня – листовка и название привлекли участниц. Почти все были её возраста, у всех маленькие дети – у кого-то совсем малыши, у кого-то дошкольники или младшие школьники. Я была тут старше всех, некоторых аж на двадцать лет.

До того как родился Оливер, я не особенно хорошо их знала – в основном по сплетням, услышанным от Шарлотты во время ежедневных прогулок. До этого я лишь иногда играла в настолки с мамашами средних лет, уже миновавшими этап подгузников и кормления грудью. Они резались в кости, довольно много выпивали и на полном серьёзе обсуждали тяготы переходного возраста: марихуану, контрацепцию, поступление в колледж. Будучи приёмной матерью подростка, я нуждалась в этой компании. Теперь же мне было лучше здесь, так что я предоставила Шарлотте свой подвал и талант к перетаскиванию стульев.

– Тащи три. Тащи четыре. Хотя бы три, – командовала Шарлотта, пытаясь пересчитать всех женщин. Я протянула ей стопку бумажек с вопросами для обсуждения и пошла за стульями. Каждый раз, возвращаясь с очередной добычей, я украдкой посматривала на новенькую. Ру явно чувствовала себя в своей тарелке, легко переходила от группы к группе, и все, кто с ней общался, улыбались чуть шире, смеялись чуть громче. Они старались её впечатлить, и я не могла винить их. Ру казалась такой интересной – по ней видно было, что в её загранпаспорте куча штампов, что она знает, как приготовить пате, что у неё был секс в машине на полном ходу. Может быть, даже по дороге сюда.

Последний стул я притащила, как раз когда Ру пожимала руку Тейт Бонакко. Я остановилась, не в силах отвести взгляд. Я ничего не могла с собой поделать. Тейт считалась красавицей в старших классах и до сих пор не смогла избавиться от этого образа, так что вносила в нашу компанию дух школьной столовой. За глаза она звала меня питбулем – за короткие светлые волосы и коренастую фигуру, но ещё и потому, что я помешала её путчу. Когда наша компания переросла маленький домик Шар, Тейт предложила к нашим услугам свою берлогу.

– Руководство я тоже возьму на себя, пусть Шарлотта отдохнёт, – ворковала она, уверенная, что делает той большое одолжение. Но я быстро всё это прекратила, во всеуслышание объявив, что Тейт намерена подмять клуб под себя, когда Шар уже сделала всё, чтобы его раскрутить, и что если она его возглавит, мы будем читать только биографии семейства Кардашьян.

Может, это было и свинство, но лишить Шар клуба означало разбить ей сердце. В конце концов мы переместились в мой большой подвал, и всем по-прежнему управляла Шар. И теперь я не могла сдержать злорадной улыбки, видя, как симпатичная, но вполне заурядная Тейт теряется на фоне экзотичной Ру. Тейт выпрямила спину, пригладила волосы, извинившись, направилась в ванную, откуда вернулась две минуты спустя, успев накрасить губы и завязать узлом футболку, чтобы продемонстрировать плоский загорелый живот.

Шарлотта постучала ложкой по бокалу, желая привлечь всеобщее внимание, потом стала этой же ложкой указывать, кому где сесть. Но, к сожалению, Ру, стоявшая возле кожаного кресла, даже не посмотрела на неё. Она опустилась в это кресло – самое высокое, во главе стола – которое обычно занимала Шарлотта. Когда Шар отвела глаза от толпы дамочек и увидела, что её место занято, её как будто током ударило. Я села на стул, который притащила из столовой и поставила у камина, и жестом подозвала Шарлотту к себе.

– Если честно, – шепнула она, садясь рядом, – хоть она и не в курсе, мне всё-таки кажется, это неспроста.

Тут же образовалось небольшое столпотворение, потому что пятеро женщин захотели занять места возле Ру.

– В следующий раз повешу на стулья таблички, – пообещала я, и Шарлотта просияла. Ей нравилось, когда всё шло по плану.

Впрочем, подумала я, вряд ли в этом есть необходимость. Ру, которая снимает квартиру в жутком доме и не носит лифчика, Ру с татуировкой в виде птичьей стаи вряд ли вернётся. Она была совсем не похожа на женщин, которые обсуждают приучение малышей к горшку и классическую литературу на примитивном уровне. Скорее уж она вступит в клуб игроков в кости, а может, никуда и не вступит, потому что надолго тут не задержится.

Последними уселись Тейт и Панда Гриер, кое-как разместившись на скамейке для пианино – пока они бегали к бару за последним глотком вина, все места уже заняли. Шарлотта вручила соседке стопку бумажек с вопросами, сказав:

– Возьми одну и передай по кругу.

Эти вопросы она брала со всевозможных сайтов.

– Итак, кто уже дочитал «Дом Мирта?»

Почти все женщины подняли руки, и я в том числе.

Шарлотта широко улыбнулась, но я понимала – большинство врёт. Я так точно. Вернее, я прочитала большую часть, но всю прошлую ночь Оливеру не спалось, а когда мне наконец удалось его укачать, его тельце у меня на груди, тёплое, как картошка в мундире, и вкусно пахнущая лысая голова оказались такими уютными, что я тоже уснула. Мы оба спали долго и крепко. Мэдисон помогла мне с обедом, а Дэвис помыл посуду, так что мне удалось посмотреть в Википедии, чем кончился роман.

– Кто прочитал хотя бы большую часть? – спросила Шар. На этот раз все подняли руки, в том числе и Ру. – Отлично, но если вы не дочитали, предупреждаю: сейчас будут спойлеры.

– О боже, Лили Барт умрёт? – пискнула сентиментальная Шеридан Блейк, только что узнавшая об этом из бумажки с вопросами.

– Прежде чем мы начнём, я хочу вам представить новенькую, – сказала Шарлотта. – Она пришла к нам в первый раз. Давайте поприветствуем… хм, Ру.

Все замурлыкали: привет, привет, а Тейт что-то шепнула на ухо Панде. Панда кивнула, но с меньшим энтузиазмом, чем обычно. Ей достались не в меру упитанная фигура, простое, но милое лицо и очень симпатичный муж. Как только Бонакко переехали сюда, она сразу же навязалась к Тейт в лучшие подруги, готовая каждое утро приносить ей фрукты и кофе. По всей видимости, Тейт представлялась Панде раскалённым вулканом, полным страсти, который в любую минуту мог взорваться и залить лавой супружескую жизнь Гриеров.

Но теперь появилась Ру, бездна вот-вот готова была разверзнуться, и шерсть Тейт уже встала дыбом. Панда не смогла бы служить обеим богиням, а мне, как жительнице маленького городка, было интересно, куда это приведёт. Скорее всего, подумала я, она выберет свою соседку Тейт. Домик Спрайта, по крайней мере, находился в четырёх кварталах от прекрасного мистера Гриера.

– Привет, – сказала Ру. – Может, вы тоже представитесь?

Она сильно растягивала гласные, хотя Пенсакола (штат Флорида) находилась между океаном и Алабамой. Почти у половины моих соседей было тягучее произношение, но не такое, как у Ру.

– Давайте вы по кругу расскажете о себе. Я хочу узнать, кто вы, – может быть, она много лет прожила на юге.

Шарлотта ощутимо пихнула меня локтём, возмущённая таким нарушением правил.

– Ну, мы все и так друг друга знаем. И у нас всего час, – сказала Шарлотта таким сладким голосом, что я сразу заметила неладное. Людей, готовых в своих личных интересах помешать работе клуба, она терпеть не могла. Шар была одержима идеей справедливости. Может, за это я её и любила. Мир вокруг очевидно несправедлив, но Шарлотта была похожа на девочку с красным ведёрком, уверенную, что с его помощью она сможет распределить воду поровну по всем мировым океанам. Решив поддержать её, я добавила:

– К тому же сегодня собралась такая толпа – разве ты запомнишь все имена? Если будешь к нам приходить, понемногу всех узнаешь.

– Ты права. Всех я не запомню, – Ру улыбнулась Шар, та улыбнулась в ответ и хотела что-то сказать, но Ру ей не дала. Она смотрела прямо на Панду. – Ты Панда, верно? Это я запомнила. Потому что это неожиданно и потому что ты такая смешная, – улыбка Тейт превратилась в оскал, Панда зарделась от удовольствия. – Но ты никакая не панда. С такими шикарными скулами и таким чувством юмора! Хитрюга, хитрюга! Лиса, вот ты кто.

Она придвинулась ближе, как будто Панда Гриер, чьи «шикарные» скулы были почти не видны, и впрямь могла быть такой уж интересной. Не могла. И никто из нас не мог. Мы были просто обыкновенными женщинами, живущими возле колледжа в небольшом городке у моря. Жёны и матери, стажёры и администраторы, учителя и библиотекари. Интересной была лишь Ру, упиравшаяся локтями в колени, широко расставившая ноги, между ними повисла пышная юбка. Бёдра у неё были стройные и очень бледные, на ногах – потёртые ковбойские сапоги. Я ощущала её харизму, которая ворвалась в комнату, словно ветер, и сдула нас с насиженных мест.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Панда, всё ещё красная от смущения. – Меня должны были назвать Лиса?

– Вовсе нет, – ответила Ру. – Просто ты и есть лиса. Это твоё тотемное животное, – она сказала это, как давно известный факт. Будто у всех этих мамаш, сжимавших в руках листочки с вопросами и книги в бумажных обложках, лежали под стульями тотемные животные, а не дизайнерские кожаные сумки, купленные по дешёвке в «Ти-джей Макс» спустя три сезона после того, как вошли в моду. Я не сомневалась – чтобы посчитать здешних женщин, которые общались со своими тотемными животными, мне хватило бы одного пальца. И именно эта женщина сейчас говорила. – Давайте вот что сделаем. Вместо обычной и – ты совершенно права, Шарлотта – бесполезной информации о себе, каждая назовёт своё тотемное животное, и это я запомню.

Женщины повернулись друг к другу, по комнате волнами прошли напряжение и шёпот. Если Ру будет слушать, они хотели говорить. Они хотели иметь тотемных животных, хотели их обсуждать. Мне тоже передалось всеобщее возбуждение, но это был клуб Шарлотты, а она – моя лучшая подруга. Лицо Тесс Робертс сияло, Лидди Слей, напротив, явно чувствовала себя неловко, искала спасения. Тейт насупилась и посылала Шар сигналы, чтобы та прекратила этот цирк. Все мы колебались, будто стояли на вершине горы и лёгкий порыв ветра мог сдуть нас куда угодно. Ру повернулась к Шейле, сидевшей справа от неё.

– Лила? Нет, Шейла. Какое ты животное?

– Тигрица, – быстро ответила Шейла, и все мы почувствовали намёк.

– Вижу! У тебя такие жёлтые глаза, ты прирождённая охотница, – ответила Ру, и по комнате прошёл одобрительный шёпот. У Шейлы и в самом деле были тигриные глаза, но никто этого не замечал, пока Ру не сказала. – Говорите, говорите, я всё слышу, – с этими словами она поднялась и пошла к бару. Она вернулась с оставшимися бутылками, хотя обычно мы не подливали себе, когда обсуждали книги, а лишь допивали то, что оставалось в бокалах. Ру поставила бутылки на чайный столик, а Лавонда Гэффни тем временем объявила себя рыбой-львом.

Вновь ощутив толчок локтём, я сочувственно посмотрела на Шарлотту. Она переживала тяжёлый первый триместр, и из-за тошноты её нервы были натянуты до предела, больше, чем когда бы то ни было. После Лавонды Тесс своим грубым, как у гусыни, голосом заявила, что она воробей, а Ру открутила у всех бутылок крышки. Затем представилась Лиза Фентон и сказала:

– Я живу в красном кирпичном доме, между твоим и Шарлоттиным. Будет нужен сахар или яйца, заходи. А что касается животного, не могу сказать так сразу. Надо подумать.

Ру с двумя бутылками в руках обходила стол. Кивнув Тейт, вежливо, как официантка, спросила:

– Красное или белое?

– Да это терроризм какой-то! – шепнула мне Шарлотта. Я виновато пожала плечами.

– Мне кажется, ты ястреб. Вот! – заявила Шеридан Блейк. Ру кивнула, наполняя очередной бокал до краёв.

– Да, совершенно точно.

Лиза просияла от удовольствия и сказала:

– Ну да, с тремя детьми младше пяти лет приходится ястребом. Я всё вижу!

Я сжала руку Шарлотты, желая её успокоить, а Хлоя Фишер тем временем объявила своим тотемным животным медведицу.

– Или, может, я кроншнеп? – она посмотрела на Ру, надеясь, что та прояснит ситуацию.

– Кто такой кроншнеп? – спросила Панда, и тут же начался целый цикл лекций о болотных птицах, и все пили, пили, пили.

– Определённо, медведица, – в конце концов решила Ру. – Просто ты хрупкая, и сразу не скажешь, что в тебе живёт медведь. Но это так.

Наклонившись к самому моему уху, Шар прошептала:

– Медведица, ты слышала? Да Хлоя Фишер просто мартышка. Мы тут все мартышки. Эта женщина нарядила нас в колпачки и заставила плясать. И как ей удалось?

Я не знала. Ничто не могло нарушить строгие правила Шарлоттиного клуба. Ничто не могло нарушить строгие правила Шарлоттиного чего бы то ни было, и, хотя я очень её любила, мне казалось, что сегодняшний вечер пойдёт ей на пользу. Я ничего не могла с собой поделать.

Застенчивая Элли Уайтакер, щурясь из-под чёлки, сказала, что глубоко внутри она тоже тигрица. Очень, очень глубоко.

– Ага, у тебя острые зубки. Я их вижу, – сказала Ру, и Элли даже заёрзала от радости. Шар то и дело смотрела на часы, чувствуя, как утекает бесценное время, пока женщины выбирали себе животных и опустошали бокалы, в которые щедро подливала Ру. Я знала, ей не терпится поговорить о прекрасной Лили Барт на пути к роковой гибели, но час уже почти прошёл, а мы не добрались даже до вопросов.

Ру подливала и подливала, подзадоривала женщин, и они уже начали перебивать друг друга – все внезапно стали пираньями, и пантерами, и павлинами. Единственным павлином среди нас можно было назвать лишь Тейт Бонакко с её пухлыми губами и, по мнению Шарлотты, накачанными сиськами. Да и то павлином из зоопарка.

Все мы, по правде говоря, были домашними зверюшками, кроме Ру. Она своё тотемное животное не назвала, но я подумала – оно явно дикое, скорее всего, хищник.

Вино было допито, и Ру, вернувшись к бару, приготовила коктейли с таким видом, будто это был её дом, хотя продолжать нам явно не стоило – разговор стал громким и грубым, все старались перекричать друг друга, слова размывались, и я порадовалась, что все наши спальни на втором этаже. Оливер легко просыпался, а Дэвис терпеть не мог пьянства.

Ру вернулась, когда подошла моя очередь. Протянула мне коктейль, и я поразилась её наблюдательности. Я ненавижу вино. Даже его кислый запах. Обычно пью джин с тоником, но и то лишь первый бокал. В последующих от джина одно название. Уэй-один стакан, называл меня Дэвис.

Я отхлебнула немного. Напиток освежал и пах соснами, холодный и до того крепкий, что, проглотив, я словно ощутила солнечный удар. Допивать не буду, решила я, хоть и вкусно. Ру украсила коктейль свежим лаймом, я ощутила на языке его сладость. Но, будучи преданной подругой Шарлотты, сказала:

– Мне кажется, я дикобраз. Колючий дикобраз, который хочет обсудить «Дом Мирта». Может, мы уже…

– Мы почти закончили, – ответила Ру, лениво отмахнувшись от меня. К моему удивлению, меня это уязвило. Она комментировала все решения, помогала каждой женщине выбрать приятное для неё животное. Со мной вышло иначе. Я была совсем не похожа на дикобраза, но она признала его моим животным, хотя я сказала это просто для смеха. Она повернулась к Шарлотте.

– Твоё имя я, конечно, знаю, но вот животное никак не могу угадать.

– Я тоже дикобраз, – отрезала Шарлотта и плотно сжала губы.

Ру обвела глазами Шарлотту, остановила взгляд на животе, который лишь недавно стал чуть больше, чем после плотного ланча.

– Мне кажется, вот Кенга, – сказала Ру и хитро улыбнулась мне. Как будто рассказала шутку, понятную лишь нам обоим. И мне стало приятно оттого, что я избранная. Я это ощутила. Не буду отрицать – действительно ощутила. Рот сам собой расплылся в улыбке. Брови Шарлотты взлетели до самой чёлки, а я уткнулась в бокал. Сделала большущий глоток. Ру вновь заняла незаконно захваченное кресло Шарлотты.

В конце концов Дженни Тагби, мягкая, спокойная и заурядная, как птичка-овсянка, сказала, что она комодский варан и что ей пора домой. Её малыш ещё не перешёл на пюре, она сутулилась и подтягивала лифчик. Её груди были бомбой с часовым механизмом, и нужно было срочно слить пропитанное вином молоко. В своё время я кормила Оливера первым делом, как просыпалась, и в последнюю очередь перед тем, как лечь спать, но я помню это упругое натяжение в те часы, когда не кормила. Я не могла винить Дженни, но понимала, что люди – стайные животные, и когда она уйдёт, за ней потянутся остальные.

И точно – стоило Шар начать, наконец, задавать свои вопросы, женщины стали уходить поодиночке и парами, потихоньку, виновато помахав на прощание. Первыми ушли те, у кого были маленькие дети, потом те, кто работал пять-два. Многие подвыпившие дамы бессвязно что-то говорили, зевали, направляясь к лестнице, чуть пошатывались. К десяти часам нас осталось лишь шестеро.

Поскольку места освободились, Тейт и Панда уселись на диване рядом с Лавондой-Рыбой-Львом. Тейт сильно накачалась «пино нуаром» – на лбу выступили капли пота, в уголках рта виднелись пурпурные потёки. Ру вновь отправилась в бар резать мои цитрусы.

– Ладно, закругляемся, что ли, – сказала Шарлотта. Вид у неё был усталый, под глазами – розовые круги.

– Это уж точно, – заявила Ру. – Книга никуда не годится. Займёмся чем-нибудь другим, – она моргнула, вытянула шею, будто её осенило. – Я знаю! Давайте сыграем в игру.

– Я имела в виду не это, – вскинулась Шар.

– Уже поздно, – я старалась быть верной подругой, но мысль об игре соблазняла.

Я выбрала в мужья человека, предпочитавшего по понедельникам мясной рулет, по вторникам такос, по пятницам ужин в ресторане и секс. Шарлотта была в этом плане похожа на Дэвиса – видимо, меня тянуло ко всему упорядоченному. Но теперь в моей жизни появился ребёнок. Я любила Оливера всем своим существом – я и не знала, что можно так любить – но каждый день с малышом был точно таким же, как предыдущий.

Чем ближе подходил срок его отлучения от груди, тем больше я скучала по своей работе в «Школе ныряльщиков» – по этой радостной возможности разделить свой мир с новыми дайверами, по шуму и веселью детей. Но больше всего – по самому дайвингу. Беременным нырять нельзя, а первые восемь месяцев материнства прошли как один неясный бессонный день. С тех пор как появился Оливер, мне удалось погрузиться под воду всего раз шесть, и я страшно по этому тосковала.

Если бы Ру предложила ограбить банк или прыгнуть с тарзанкой, я указала бы ей на дверь, и оставшимся захмелевшим мамашам – тоже. Но посидеть вечером, после десяти, и поиграть в игру представлялось не таким уж страшным бунтом. Как раз по мне. Я хотела поиграть.

– Слишком поздно для игр, – согласилась Шарлотта, стараясь, но не слишком, показаться разочарованной.

– Бедная Кенга, – сказала Ру. – Конечно, скачи скорее домой. Тебе надо отдыхать за двоих.

– Угу, точн. Скчи дмой, кнгуру, – невнятно пробормотала Тейт, скосив глаза на Ру. Сегодня она вела себя непривычно тихо, стремясь утопить в алкоголе своё недовольство.

Но Шар хотела, чтобы ушли все. Это был её клуб, и она решала, когда заканчивать работу. Она молчала. Я знала, что она не хочет оставлять меня в компании не самых приятных, к тому же пьяных соседок и незнакомки, прибравшей к рукам власть. Я не знала, как быть – мне хотелось узнать, что случится дальше, но в то же время не хотелось оттирать с дивана блевотину Тейт Бонакко.

– Мне всё это не нравится, – сказала мне Шарлотта. – Совсем не нравится.

Ру, ставившая на журнальный столик тарелки с лаймом, бокалы и бутылку джина комнатной температуры, услышала эти слова, и её губы растянулись в ухмылке.

– Ты не дикобраз, – сказала Ру, вновь наполняя бокалы и уже не отмеряя дозу. – И не Кенга. Я знаю, кто вы, леди. Вы рыба. Оранжевая рыба из сказки про Кота в шляпе[2]2
  Речь о сказке Доктора Сьюза. Оранжевая рыба ведёт себя крайне занудно и предлагает выгнать кота. Увидеть их также можно в советском мультфильме 1984 года под названием «Кот в колпаке».


[Закрыть]. Вот кто твоё тотемное животное.

– О Господи, и правда, – воскликнула Лавонда. Она хохотала, пока не подавилась слюной.

– Когда мамы нет дома, нельзя приводить Ру, – сказала Тейт строгим Рыбьим голосом, перегнувшись через Панду, чтобы похлопать Лавонду по спине.

– Иди спать. Мы скоро разойдёмся, – сказала я Шар, провожая её до лестницы, пока с ней не случился припадок.

– Ага, – кивнула Ру. – Эми, поиграй с рыбкой в «Ап», – она жестом показала движение вверх, и вся троица закатилась истерическим хохотом. Шар метнулась по лестнице наверх, её шея побагровела.

– Вы что, серьёзно читали эту книгу? – сквозь смех спросила Тейт так громко, что мы, уже поднявшись, тем не менее её услышали. – Я только краткое содержание.

Я захлопнула дверь.

– Чёрт возьми, – прошипела Шар с яростью, которая была ей не свойственна, – как ты собираешься их отсюда выгнать?

– Не знаю, – честно призналась я.

Не считая беременной Шарлотты, я была самой трезвой в этой компании. И всё же я чувствовала в крови джин. Мне хотелось ещё. Хотелось быть внизу и играть, а не наверху и нудеть. Но всё же, как настоящая подруга, я проводила Шар до двери, кивая в ответ на её возмущённый шёпот.

– Кто врывается в чужой дом, в чужой клуб, всех поит и занимается чёрт знает чем? На твоём месте я легла бы спать и оставила их осознавать, как мерзко они себя ведут. Хотя я не уверена, что эта Ру чего-нибудь не украдёт.

Дэвис, я не сомневалась, лежал наверху в постели, читал книгу и одним глазом поглядывал на детский монитор. Оливер, конечно, спал невинным сном, вытянув руки над головой. Я наивно предположила, что и моя приёмная дочь, Мэдисон, тоже была в кровати.

– Да, это очень… – я осеклась. Знаете какое слово сюда подходило?

Интересно.

Чего – хотя я в жизни в этом не призналась бы – не всегда можно было сказать о книжном клубе. Шар всегда выбирала книги о дамах из высшего общества. Белые обложки, давно отжившие своё нормы морали. Лично я предпочитала остросюжетную литературу: Маргарет Этвуд, Стивена Кинга. Или мемуары женщин, переживших немало испытаний: например, «Стеклянный замок» или «Дикая».

Я, конечно, понимала, может быть, лучше всех остальных, что пожелание «Чтоб ты жил в эпоху перемен» – худшее проклятие, какое только можно придумать. Да и особенно интересной жизни мне не очень хотелось, но я любила, когда что-то интересное случалось на бумаге, под обложкой, которую всегда можно закрыть. Я не была возмущена тем, как эта Ру нарушила наше благопристойное, безобидное веселье. Подумаешь, всего раз. Но Шар я сказала:

– Мы можем сами обсудить «Дом Мирта» после завтрашней прогулки, – и пообещала себе встать пораньше, чтобы дочитать. Да, я готова была обсуждать с Шар её книгу, потому что ощущала вину за предательство. За мысль, которая всего на секунду пришла мне в голову: «Господи, да она и правда как та оранжевая рыба в банке». – Я приготовлю обед, и мы пройдёмся по всем вопросам.

Глаза Шар наполнились слезами – из-за гормонов она стала эмоциональнее – и, наклонившись, она крепко меня обняла. Я обняла её в ответ, ощутив бедром тугой мячик живота. Семья Шар была очень маленькой. Пожилой больной отец и брат-военный, который женился на немке и жил за границей. Я со своей семьёй тоже почти не общалась. Может, поэтому мы так и сблизились, вынужденные поддерживать друг друга.

– Господи, ты просто чудо. А я такая плакса, – сказала она. – Ладно, ладно. До завтра.

Открыв ей дверь, я внезапно увидела Мэдисон. Она стояла на нижней ступени крыльца, босая, в растянутой футболке, в которой обычно спала, и чёрных леггинсах. На лужайке, рядом с ней, стоял мальчик – бледное лицо расплывалось в лунном сиянии, чёрные волосы и чёрная одежда сливались с темнотой. Я застыла у двери.

– Это сын Ру, – шепнула мне Шарлотта.

Услышав наши шаги, Мэд повернулась, улыбнулась и помахала рукой. Она не считала себя преступницей, которую поймали с поличным. Она ничего плохого не делала. Просто болтала с мальчишкой, стоя на лужайке, в золотистом свете фонаря над крыльцом. Но мне всё равно это не понравилось.

– Привет, Мэд, – сказала я, как будто была в курсе, что она всё это время стояла тут. – Кто это?

– Это Лука, – ответила она. – Он тут недавно. Лука, это Эми, моя чумачеха.

– Круто, – буркнул Лука, никак не отреагировав на мой статус. Поднял подбородок в знак приветствия. Волосы у него были чёрные, как у матери, лицо – совсем другое, угловатое. Узкие щёлки глаз, капризный рот, как у рок-звезды. Чёрная рубашка с логотипом какой-то группы, тёмные рваные джинсы, грубые ботинки. Отличная кандидатура на роль плохого парня.

– Рада знакомству, Лука, – неискренне сказала Шар. Ей он тоже не понравился. – Я Шарлотта Бакстер.

– Рада знакомству, – эхом отозвалась я. – Мэдс, пора домой. Завтра в школу.

– Ну перестань, Чума! Ещё десять минут! – взмолилась она.

– Мне кажется, на сегодня хватит, – ответила я мягко, но при этом посмотрела на неё, как суровая мачеха, чтобы она поняла – я недовольна. Она закатила глаза, но сказала Луке «до завтра» и повернулась ко мне.

– До завтра, – буркнул Лука и, ссутулившись, побрёл в темноту.