Текст книги "Никогда не выйду замуж"

Джоу Энн Росс
Никогда не выйду замуж

Пролог

Канун Нового 1933 года

Позже гости скажут полиции, что ничто не предвещало этого убийства, одного из самых гнусных в истории Голливуда.

Около полуночи из-за туч показалась луна и по темной воде Тихоокеанского залива протянулась серебристая дорожка. Бал в 118-комнатном доме Вильяма Рандольфа Херста на Палисадз-Бич-Роуд был в самом разгаре. Кто бы мог подумать, поглядев на собравшихся звезд экрана, что страну сжимают клещи экономической депрессии. Свет множества хрустальных люстр, привезенных из Европы, играл на серебре и золоте бальных платьев и переливался радугой на бриллиантовых украшениях женщин. Мужчины в белых галстуках были как на подбор красивы, а если кто и не был похож на кумира толпы, то имел столько денег, что прочее уже не принималось во внимание.

Ароматы французских духов смешивались с крепким дурманящим запахом кубинских сигар.

Сверкал дорогой хрусталь, рекой лилось шампанское. В трех комнатах и на террасе гремели джазовые оркестры, немало гостей толпились вокруг рулетки и карточного стола в импровизированном казино. В многочисленных спальнях наверху велись более интимные игры.

Снаружи были слышны только мягкий говор волн, набегающих на блестящий песок, да свист ветра в верхушках пальм.

Из особняка вышла женщина и следом за ней – мужчина. Со своего места под пальмой Наташа Курьян увидела их и мгновенно узнала. Еще бы, вряд ли в городе сыскался бы хоть один человек, кто не узнал бы темпераментную русскую актрису и ее столь же эмоционального мужа-писателя.

Александра Романова, как возбужденно сообщила читателям местной газеты Луэлла Парсонс, ведущая колонки светской хроники, была взята на студию «Ксанаду», чтобы бросить вызов популярности Марлен Дитрих и Греты Гарбо.

И это удалось сверх всяких ожиданий владельца студии Уолтера Стерна. И критики, и поклонники сходили с ума от темноволосой красавицы с томными глазами, чья экзотическая внешность выгодно контрастировала с лакированными блондинками того времени.

Даже Наташа, которая и сама была красавицей, не могла не восхищаться безупречной фигурой артистки. Наташа работала гримершей в студии «Ксанаду», и в ее задачу входило исправлять недостатки звезд кино. У Александры исправлять было нечего, и порой Наташа даже думала, что это несправедливо.

Уолтер ловко пользовался тем обстоятельством, что все женщины воображали себя Александрой, а мужчины мечтали завлечь ее в постель: он давал ей роли роковых красоток, и знойные любовные сцены неизменно повышали температуру в кинозалах по всей Америке.

В ее последнем фильме сцена у водопада получилась настолько жаркой, что, как сказал один завзятый голливудский остряк, просто чудо, как не загорелась кинопленка.

Неудивительно, что картины Александры регулярно зарабатывали штрафы от комиссии Хейза. Но поскольку «Ксанаду» была одной из двух голливудских студий, одолевших год депрессии, Уолтер Стерн весело платил штрафы, а потом со смехом направлялся в банк.

Уолтеру стало не до смеха в день Рождества, когда личная жизнь Александры повернулась так круто, что могла бы посоперничать с ее страстными ролями в кино. Когда пылкая россиянка, бывшая балерина, влюбилась в Патрика Рирдона, грубияна, выпивоху и любителя карточной игры, автора вестернов, которого Уолтер притащил в Голливуд для написания сценария по его последней книге-бестселлеру, мудрецы в Городе Мишуры прочили этому роману срок не более недели.

Да и кто бы в него не влюбился, со вздохом подумала Наташа, – истинный американский ковбой, почище любого экранного героя! Где бы Патрик ни появлялся, женщины, даже актрисы с именем, буквально из кожи лезли, пытаясь привлечь его внимание.

Через год после свадьбы Александры и Патрика все та же Луэлла Парсонс стала намекать на некоторую напряженность, возникшую в их отношениях, и это несмотря на то, что в последнем номере журнала «Лайф» они были объявлены самой очаровательной супружеской парой на планете, отнявшей корону у Джоан Кроуфорд и Дугласа Фербенкса, доселе слывших символом семейного счастья.

В тот роковой вечер Александра, словно войдя в свой прославленный образ, вела себя вызывающе смело. Платье из белого атласа с намеренно глубоким декольте плотно обтягивало ее безупречное тело балерины и мерцало в потоке серебряного лунного света, будто створки морской раковины. На обнаженной спине, открытой до талии, перекрещивались сверкающие брильянтами ленточки. Легко было заметить, что под платьем ничего нет.

Густые темные волосы были распущены – эти русалочьи волнистые волосы являлись как бы фирменным знаком актрисы – и красиво развевались под порывами ночного бриза. В правой руке Александра держала бокал шампанского.

Высокие серебряные каблуки мало подходили для прогулки по песку, и когда она оступилась, Патрик легко догнал ее и взял за руку – видимо, чтобы поддержать.

Александра гневно отшатнулась и пошла дальше.

Он рассвирепел не меньше, схватил ее за плечи и крутанул к себе.

Патрик возвышался над женой, огромный и угрожающий; широкие плечи, казалось, натягивали швы белого смокинга, руки темнели на ее бледных плечах.

В молодости он не только перегонял скот, но и подрабатывал боксером, – нокаутируя добровольцев из публики в барах на Западе, – что позволяло ему писать книги. Когда он впервые появился в Голливуде, пошли слухи, что он убил человека голыми руками – то ли в Монтане, то ли в Вайоминге, никто толком не знал. Поскольку Рирдон отказывался подтвердить или опровергнуть эту историю, репутация убийцы так за ним и закрепилась.

Лица Александры и Патрика сблизились вплотную, но напряженные позы были отнюдь не любовными. Слов Наташа не слышала, но это были злые, горячие слова.

И вдруг Александра дала мужу пощечину.

Патрик замахнулся на нее в ответ, но через несколько бесконечно долгих мгновений медленно уронил руку.

Затем, не говоря ни слова, повернулся и направился к дому.

Александра что-то крикнула ему вдогонку, но ветер отнес ее слова. Тогда она запустила бокалом шампанского в спину удаляющегося мужа, потом упала на колени в мягкий песок и закрыла лицо руками, совсем как в последнем фильме, в той сцене, где любовник главной героини решает вернуться к беременной жене.

Только на этот раз Александра не играла. Глядя, как сотрясаются ее обнаженные плечи, Наташа понимала, что та рыдает по-настоящему.

Она хорошо знала, по чьей вине страдают Александра и Патрик, но вмешиваться не решалась. Однако теперь, увидев, к каким печальным результатам привели злобные закулисные интриги, Наташа поклялась рассказать Александре правду.

Только не сегодня, здесь слишком много народу, чтобы раскрывать столь неприглядные секреты! Но скоро. Еще до премьеры.

Гостям новогоднего бала больше не суждено было увидеть Александру в живых.

Наступило утро, неуместно радостное и ясное. В день годовщины свадьбы и за день до премьеры ее нового фильма, «Золото безумцев», по сценарию Патрика, она была найдена мертвой в своей комнате в залитом солнечными лучами розовом особняке в испанском стиле, где они с мужем жили.

В тот день, когда они в него въезжали, сосед-писатель предупредил их, что дом после загадочной смерти прежнего жильца часто навещают духи. Будешь в нем жить – и твое самое сокровенное желание исполнится. Или случится страшная беда.

Александра встревожилась, но ее муж-ковбой высмеял эту историю, заявив, что она – плод извращенного воображения несчастного сценариста, любителя мелодрам.

Судебный следователь установил, что Александра была задушена.

Патрика арестовали, судили и признали виновным.

Два года спустя темной безлунной ночью, когда с пустыни дул горячий обостряющий чувства и раздражающий нервы ветер, по решению суда штата Калифорния Патрик Рирдон был казнен за убийство жены.

Глава первая

Голливуд!

Волшебный край сверкающих звезд. Фабрика Грез. Кинематографическая столица мира, где блистали Грета Гарбо, Одри Хепберн и Глен Форд. Город Мишуры, освещенный ослепительными огнями прожекторов.

Проблема заключается в том, думала Кейт, что Голливуд совершенно не соответствует своей громкой рекламе. Сказочный ореол давно рассеялся. В воздухе отчетливо ощущался запах не славы и удачи, а пиццы с перцем. И знаменитая Аллея звезд вовсе не была дорогой из желтого кирпича.[1]1
  В сказке Лаймена Фрэнка Баума «Страна Оз» – дорога к мечте. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]

Одетый в черное бродяга-поэт, в собачьем кожаном ошейнике и с золотым кольцом в носу, размахивая томагавком, выкрикивал свою последнюю поэму перед кучкой ошарашенных туристов.

Чуть поодаль сногсшибательная проститутка-негритянка в коротком красном платье и на каблуках-небоскребах соблазняюще покачивалась в такт музыке, несущейся из стоящего рядом с ней магнитофона.

Черный «мерседес» последней модели затормозил у края тротуара рядом с Кейт. Окно опустилось. Демонстрируя полное отсутствие интереса, Кейт продолжала жевать резинку.

– Ну? – Она стала рассматривать свои длинные малиновые ногти.

– Хочешь прокатиться? – спросил водитель. За пятьдесят; выглядит неплохо, но все же далеко не Ричард Гир.

– Подумать надо.

– О чем?

– Понравишься ты мне или нет. – Она томным жестом взбила огненно-рыжие волосы и приготовилась к словесному пинг-понгу. – Что можешь предложить?

– У меня есть семьдесят пять долларов, – отозвался он.

– На такие деньги гуляй один.

Вместо того чтобы включить зажигание и уехать, мужчина улыбнулся, обнажив ровный ряд белых зубов.

– Люблю, когда леди проявляет достоинство. Вот что, крошка, тебе сегодня повезло. Даю сто.

Кейт пожала плечами:

– Идет.

Услыхав щелчок дверного замка, она залезла в машину и уселась на широкое кожаное сиденье.

– У меня есть местечко за углом, на Сансет, – сказала Кейт.

Когда она назвала мотель, мужчина кивнул: «Знаю». Это обстоятельство, а также то, как он уверенно разыграл словесную партию, показывали, что он не в первый раз заезжает на бульвар.

Мужчина явно при деньгах! «Мерседес» с телефоном и факсом. Ногти ухоженные, прическа и костюм безошибочно указывают на жителя Беверли-Хиллз. Хотя Кейт закончила колледж с двойкой по психологии, она легко представляла себе, как бы зажила, получай она по сотне в день, но понять, почему мужики, к которым, кажется, все само идет в руки, платят за секс, не могла.

Он искоса внимательно ее оглядел.

– Мне нравится твой наряд.

– Спасибо. – Она закинула ногу на ногу, выставив соблазнительный изгиб бедра.

– У тебя под юбкой что-нибудь надето? – (Ее узкая кожаная мини-юбка была красна, как помидор.)

– Мое дело. – Когда он положил руку ей на голую ногу, Кейт выдала ему улыбку, которую долго сдерживала. – А твое дело – разведать.

После таких многообещающих слов мужчина продвинул руку дальше и ущипнул, да так сильно, что она поняла: без синяка не обойдется.

Припарковав «мерседес», он прошел за ней в мотель. В комнате стояли кровать, шаткий стул и мусорная корзина – мол, не задерживайтесь!

Мужчина разлегся на мягком матрасе, положил руки под голову, скрестил ноги и довольно приветливо сказал:

– Что же ты не раздеваешься?

Она улыбнулась. И, потянувшись, стала расстегивать молнию на спине, но внезапно остановилась.

– Знаешь, ты, похоже, хороший парень… Не то чтобы я тебе не доверяю, но…

– Правильно. – Он приподнял бедро, вытащил из кармана кошелек, отсчитал пять хрустящих новеньких бумажек по двадцать долларов и протянул ей.

– Спасибо. – Не успела она засунуть деньги за лиф, как из двери смежной ванной в комнату ворвались двое мужчин.

– Какого черта?! – До смерти перепуганный мужчина мигом вскочил на ноги.

– Полиция, – произнес один из них и взмахнул удостоверением.

– Порядок, – довольно буркнула Кейт. – Вы арестованы, – объявила она. – За аморальные действия.

Узнав, что это не грабеж или что похуже, мужчина расслабился.

– Черт возьми, – проворчал он. – Я хочу позвонить адвокату. Чтобы забрал машину.

– Нет проблем, – с готовностью согласилась Кейт. Вообще-то машину надо было отбуксировать в участок, но какого черта! Будь у нее тачка за шестьдесят тысяч долларов, она бы тоже не хотела, чтобы ее заперли в полицейском загоне.

– Как тебя зовут, мое сердечко? – спросил мужчина Кейт.

– Офицер Кейтлин Карриген, – отчеканила она, предвидя, что адвокат арестованного подаст жалобу ее дивизионному бригадиру. Понимая, что с ее стороны это чистое бахвальство, она назвала ему также номер жетона.

Но он, похоже, вовсе не злился. Даже заинтересовался пуще прежнего. Окинув ее внимательным взглядом голубых глаз, он сказал:

– Вы неплохая актриса.

Кейт нравилось, когда задержанные сохраняли вежливый тон, от этого обоим было легче.

– Вы очень любезны, – пробормотала она. Ее не смущало торчать на улице разодетой как шлюха, но от этого разговора ей почему-то становилось все более неловко. После четырех лет работы в полиции Лос-Анджелеса Кейт считала, что ее ничто больше не сможет удивить, и вот ей доказали, что она ошибалась.

– У вас есть агент? – Уолтер Стерн, владелец студии «Ксанаду», улыбался, будто рекламировал зубную пасту. – Я повсюду ищу новые таланты.

К концу смены настроение Кейт испортилось окончательно. Она проработала весь день, ей даже пришлось сбегать в участок переодеться, когда по бульвару прошел слух, что девица в красном – из полиции.

У нее зверски болела голова, ныли ноги, мало того: пока она боролась за чистоту нравов на городских улицах, позвонила ее мать, одна из немногих, кого можно было назвать звездой старого кино.

– Я пытался объяснить ей, что ты на патрулировании, – оправдывался дежурный полицейский, – но эта леди не признает слова «нет».

– А то я не знаю, – пробурчала Кейт. Она была в свою мать – и внешностью, и железным упорством, которое немало помогало ей по службе. – Сейчас переоденусь и позвоню.

– Нет нужды, – ответил сержант. Его ехидная ухмылка насторожила Кейт. – Она сказала, что передать тебе. – Его улыбка доползла до ушей; пол-отделения замерло в ожидании.

– Ты не записал? – спросила она с надеждой.

– Не понадобилось. Нетрудно было запомнить. – Сержант сделал зловещую паузу. – Мне велено напомнить, что в воскресенье тебя ждут на торжественный семейный завтрак.

Мать устраивала такие собрания лишь раз в году, и Кейт, разумеется, и думать об этом забыла. Полицейские разразились хохотом. Славное воскресное развлечение для людей их профессии!

– Эй, Карриген, – окликнул ее капитан, – хочешь, я одолжу тебе розового пуделя моей жены? Будет с кем пойти на праздник.

Раздался новый взрыв смеха, на который Кейт ответила таким изощренным ругательством, что даже бывалые полицейские восхищенно зацокали языками. Девушка гордо прошествовала наверх в раздевалку, чтобы переодеться в джинсы и майку, в которых пришла утром на работу. Веселье коллег не улучшило ей настроение.

В дверях человек в форме технического персонала возил шваброй по залитому водой полу. Похоже, прорвало трубы.

Обходя лужи, Кейт направилась к своему шкафчику.

Но, открыв дверцу, огорченно ахнула. На железный пол шкафчика с одежды капала вода. Придется ехать домой в наряде проститутки, поняла Кейт.

Никто не приставлял тебе пистолет к виску и не требовал, чтобы шла в копы, напомнила она себе, отъезжая от полицейского участка в своем красном «мустанге» под аккомпанемент веселых свистков.

Вообще-то она любила свою работу. Любила дух товарищества, царивший в отряде, и то, что она помогает поддерживать порядок в городе, и то, что здесь никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту, но больше всего любила звук защелкивающихся наручников на запястьях негодяев.

Однако бывали дни вроде сегодняшнего, когда она задумывалась: может, и впрямь, надо было принять совет школьного консультанта и пойти в медсестры?

Пыльная деревушка Сан-Мигель изнемогала от зноя. Утром в кабачке уже произошли две драки, и одного бедолагу даже пришлось отправить в больницу. За столиком в углу сидели мужчина и женщина и потягивали текилу. Переругивались. Внезапно женщина влепила мужчине пощечину и вихрем вылетела из кабачка, только взметнулась юбка. Рассвирепевший мужчина ринулся за ней.

Воздух был насыщен влагой. Из свинцовых туч иногда доносились еще робкие раскаты грома. Невыносимая жара и надвигающаяся гроза разогнали людей по домам, и улицы опустели.

Мужчина быстро догнал девушку и схватил за руку. Она вырвалась и пошла дальше. Его терпение лопнуло – он сгреб ее в охапку и прижал к облупленной стене пустующего дома.

– Черт возьми, это не то, что ты думаешь! – прокричал он ей в лицо.

– Да ну? – Она вскинула голову, глаза ее гневно сверкали. – Ты ведь обещал! Ты говорил, что для нас это единственный способ остаться вместе! А теперь переспал со мной, получил, что хотел, и уезжаешь!

– Я же объяснял тебе, – выдохнул он, теребя ей волосы и глядя в глаза. – Джилиан, я давно собирался осуществить наш план. Но это нелегко. Он же агент ФБР!

– Ты тоже, – певуче напомнила Джилиан Петерс.

Тут наконец в полный голос загрохотал гром и разразился ливень. Красная пыль под ногами Джилиан в считанные мгновения превратилась в грязь.

Он опять толкнул ее к стене, одной рукой задирая ей юбку, другой расстегивая свои джинсы. А затем в блеске молний и под раскаты грома, не обращая внимания на проливной дождь, особый агент ФБР Хантер Робертс овладел любимой женщиной – стоя, на аллее сонного пограничного городка, где они впервые задумали убить ее мужа.

– Снято! – крикнул режиссер.

– Снято, – эхом отозвался его ассистент. На заднем плане студии «Ксанаду» тотчас прекратился дождь, умолк гром, и влюбленная пара разъединилась. Помощница режиссера ринулась к ним с халатами и полотенцами.

– Может, хватит? – проворчала Блайт Филдинг. – Еще немного, и я заработаю пневмонию.

– Еще немного, и я неделю не смогу ходить, – отозвался ее партнер по фильму Дрю Монтгомери.

Она рассмеялась, вытирая волосы.

– Твое счастье, Дрю, что ты еще новичок на студии. Я удивляюсь, как у тебя вообще хватает энергии.

Он скривился.

– Блайт, на тебя не отреагирует только мертвый.

– Ты неисправим, – мягко улыбнулась она.

– Блайт, Дрю, извините, – вмешался режиссер, – но придется повторить.

– Черт возьми, Мартин, – запротестовала Блайт, – я же говорила тебе, у меня сегодня важная встреча.

– Помню. – Тон Мартина был не менее раздраженным. – Но в сцене слишком много посторонних шумов. Поторопитесь, ребятки, а то этот скряга Стерн сделает нам ручкой.

– Невелика потеря, – вполголоса произнесла Блайт.

– Я тебя понял, Блайт, – беззлобно отозвался Мартин. – К твоему сведению, мне этот фильм нужен, чтобы мой малыш поступил в Гарвард, – если уложим пленку в коробки прежде, чем парень закончит школу. – Поскольку сыну режиссера было всего лишь три года, Блайт подумала, что даже при самом крупном невезении с производством они могли себе позволить крошечный перерыв.

– Мне надо позвонить, – сказала она.

– Только быстро. Ровно в пять Кэнди ждет тебя в гримерной. Эту чертову сцену мы должны до полуночи закончить.

Блайт зашла в вагончик, который служил ей раздевалкой. Опустившись на диван, она набрала уже выученный ею наизусть номер Слоуна Уиндхема, писателя и режиссера, с которым она надеялась договориться о сценарии для первого фильма в ее новой независимой компании. Услыхав автоответчик, она была вынуждена оставить сообщение.

– Привет, Слоун. Это Блайт. Блайт Филдинг, – зачем-то добавила она.

Уже третий раз за неделю она отменяла назначенную встречу, теперь, не ровен час, Слоун, не отличающийся терпением, вообще откажется с ней разговаривать.

– Мне ужасно жаль, но боюсь, мы опять застряли. Режиссер не отпускает. – Огорчение, беспокойство, раскаяние – все это передавал ее голос, а рука нервно поглаживала густые темные волосы. – Пожалуй, я не смогу прийти в шесть. Ничего, если мы передвинем на семь?

Надеясь на лучшее, но ожидая худшего, она сказала:

– Я попрошу домохозяйку впустить вас в дом – на случай, если вы появитесь раньше меня. К несчастью, она глуховата и не всегда слышит интерком, так что позвольте я продиктую вам код, чтобы вы могли сами открыть ворота. – Она трижды повторила пятизначный код, помолчала, как бы ожидая ответа, а затем продолжила: – Еще раз прошу прощения. Обычно я точна, но тут на площадке просто безумие какое-то, фильм как будто заколдован. – Она отчаянно надеялась, что Слоун хоть раз сталкивался с подобной ситуацией на съемках своих фильмов. – До скорого! – Она постаралась придать голосу жизнерадостности, как если бы была уверена в его сочувствии.

Надеясь, что он догадается прослушать запись на автоответчике перед тем, как отправиться к ней, она положила трубку и невольно посмотрела на зеркало, куда приклеила старую черно-белую фотографию, портрет Александры Романовой.

Артистка отдыхала в атласном шезлонге в белом шелковом неглиже, которое едва прикрывало ее тело. Копна волос траурным облаком окружала прекрасное лицо с полными яркими губами.

Хотя на этих чувственных губах играла интригующая улыбка, Блайт казалось, что в цыганских глазах Александры она видит грусть.

Фотография была сделана за неделю до громкой ссоры с мужем, писателем Патриком Рирдоном. За неделю до смерти артистки.

– Что это было? – вслух спросила Блайт. – Почему ты так грустишь, какой секрет скрываешь?

Блайт не задавалась вопросом, зачем ей это надо. Она четко знала, что по причинам, которые были выше ее понимания, знать правду ей крайне необходимо.

Она все еще разглядывала фотографию, когда минут десять спустя в дверь постучал помощник режиссера и напомнил, что ее ждут в гримерной.

Не желая глядеть на коробки, все еще не распакованные после переезда на новую квартиру в «Бэчелор Армз»,[2]2
  Объятия холостяка (англ.).


[Закрыть] Кейт решила пойти к лучшей подруге – поболтать, съесть пиццу.

Хотя дом Блайт Филдинг в Беверли-Хиллз был точной копией того, в котором она выросла, Кейт с удовольствием у нее бывала. И наоборот, навещая мать, жившую в соседнем особняке, построенном в южноколониальном стиле, она всегда чувствовала себя тощим сорванцом с торчащими рыжими волосами.

После суматошного Голливуда, где она провела утомительный день, мирные картины природы показались ей особенно отрадными. Деревья уже покрылись весенним зеленым нарядом, садовники высаживали петуньи, анютины глазки, настурции – цветов было больше, чем во всем Диснейленде, и – о, чудо из чудес! – здесь даже можно было дышать воздухом.

Кейт проехала мимо черного «порше», стоящего на улице, опустила стекло. Автоматически отметив номер машины, глубоко вдохнула вечерний воздух, уловила слабый терпкий запах соленой воды, донесшийся с запада, где Сансет упирался в океан, и почувствовала, что начинает расслабляться.