Текст книги "Радости и тяготы личной жизни"

Живот Кэсси перехватил жуткий спазм, естественный румянец отхлынул от лица, волна боли захватила ее всю.

– Боюсь, что на представление мы сегодня не попадем…

Глава 8

Это был бесконечный день. Кэсси буквально плавала в поту и, хоть ей удавалось задремать между схватками, к вечеру, казалось, сил не осталось совершенно. Все это время Нина не отходила от нее.

– Расслабься, – уговаривала она, легонько поглаживая напряженный вздутый живот Кэсси, – вспомни, чему тебя учили на занятиях. – Она дала Кэсси маленький кусочек льда, чтобы освежить рот. – Не сопротивляйся боли. Расслабься, плыви по течению.

Кэсси пыталась повторить все, чему научилась на гимнастике, например, представляла родовые схватки в виде мощных океанских волн, которые накатывают, разбиваются в пену и исчезают. Все это было прекрасно, но шли часы, и очень скоро Кэсси поняла, что не так просто на самом деле то, что казалось легким на занятиях.

То и дело к ней подходили доктор или акушерка, они осматривали живот, проверяли состояние ребенка, контролировали раскрытие родовых путей. Серьезно-нахмуренный вид доктора бодрости не прибавлял. Наконец, было принято решение сделать ультразвуковое исследование и внутриутробный снимок.

– Я ведь не умру, а? – нервно спросила она у врача, когда ее привезли обратно в палату.

– Нет, конечно, – седовласый доктор добродушного вида смотрел на нее с ласковым превосходством. Такой человек не привык к поражениям, мелькнуло у Кэсси. Такой человек не позволит ей потерять ребенка.

Он отечески потрепал ее живот. Разговаривать у Кэсси уже не было сил.

– Мы имеем новость хорошую – шейка раскрыта на девять сантиметров, остался всего один, – сообщил доктор, – имеем новость и неважную – заднее предлежащие ребенка. Если оно вот-вот не изменится, будем готовить кесарево.

– О нет, только не это, – вмешалась Нина, – шрам может загубить всю ее карьеру.

Доктор бросил на нее испепеляющий взгляд.

– Главное – жизнь ребенка. И здоровье и безопасность его матери.

– Конечно. Конечно, – быстро согласилась Нина. Врач ушел, и она начала поглаживать горообразный живот Кэсси, приговаривая:

– Ну, давай, давай, малышечка. Мы сейчас всем им покажем! Мы сейчас так сделаем, что наша мама станет богатой и знаменитой!

Кэсси прикусила губу, стараясь подавить крик: схватки следовали одна за другой. Удивительно, но вскоре после бодрых слов Нины, обращенных к еще не рожденному малышу, у Кэсси наметились сдвиги. Ребенок повернулся в утробе так энергично, что почти все в палате видели это воочию. Наконец, родовые пути раскрылись на нужные десять сантиметров. Врач велел немедленно перевезти Кэсси в родильный блок, где ее положили на специальный стол, укрыли живот и ноги стерильной простыней, ступнями она уперлась в теплые упругие подставки.

Нина стояла у изголовья, вместе они считали схватки, вместе дышали – глубоко и размеренно – в промежутках между ними. Вслед за доктором Нина уговаривала Кэсси правильно и вовремя тужиться. Кэсси была измотана и обессилена, как никогда в жизни. Капельками пота блестел лоб, верхняя губа, по спине, по бокам просто струилась влага, пропитывая белую больничную рубаху.

– Идем-идем! – воскликнул доктор. – Ребеночек уже на подходе, Кэсси. Давай, тужься сильнее. Так. Еще разочек. Вот и все. Вот мы уже видим глазки, носик – тужься, тужься – и ротик, а вот и… человечек.

В зеркале, укрепленном на потолке, Кэсси видела, как вышел в мир ее ребенок.

Итак, спустя двадцать восемь бесконечных часов с тех пор, как у Кэсси отошли воды в косметическом салоне «Блумингдейла», на свет появилась Эми Тара Макбрайд. Затаив дыхание, Кэсси ждала первого крика новорожденной дочки. И когда первое кряхтение переросло в громкий требовательный плач, Кэсси и Нина, обнявшись, разом заревели.

Доктор перевязал пуповину, медсестра быстро и умело ополоснула девочку теплой водой, очистила ей ротик и носик от слизи. Звучный крик малышки показался Кэсси самым сладким, самым замечательным в мире.

Медсестра вложила теплый комочек в руки Кэсси.

– Ну, вот и мы, мамочка.

Мамочка. Есть ли лучшее слово на земле. Это чудо. Чудо, думала Кэсси, глядя в сморщенное розовое личико. Вся боль исчезла бесследно. Даже воспоминания о ней растворялись как дымок в осеннем небе. Она провела пальчиком по атласной щечке малышки, потрогала мягкие пушистые черные волосики. А когда девчушка открыла ярко-синие глазки и посмотрела на свою маму, Кэсси поняла, что такое любить.

Вот что значит быть на седьмом небе от счастья! Держать в руках, нянчить такую куколку, которая двигает ручками-ножками, корчит гримаски, плачет, словом, живет! А какое удивительное сходство с отцом…

Первое время, удрученная неудачами и одиночеством, Кэсси была просто убита тем, что Рорк так и не ответил ни на одно из ее писем.

Но постепенно она пришла к печальному выводу о том, что Белл была все-таки права, утверждая, что никому из Гэллахеров Кэсси не нужна.

Отказ Рорка признать своего ребенка – а как еще объяснить его молчание? – был серьезным ударом. Кэсси думала, что он лучше своего отца. Впрочем, каких только препятствий ей не приходилось преодолевать в жизни – справимся и с этим, решила Кэсси, буду своей дочурке и мамой, и папой одновременно. Вот если бы только не частые ночные кошмары, в которых за ней гнался Кинлэн Гэллахер, гнался, чтобы отнять дочь.

На работу Кэсси вернулась, когда Эми было уже шесть недель, рыдала, впервые расставаясь с ней на целый (!) день. Заботы о малышке были теперь возложены на няню. И хотя рекомендации этой молодой приятной женщины были безукоризненны, Кэсси долго не верилось, что кто-то может ухаживать за ее дочкой так же, как она сама.

– Перед вами – пример счастливого материнства. Тебя можно на пленку снимать, для учебного фильма. Или для рекламного ролика, – пошутила как-то Нина. Стояло прекрасное июньское утро. Кэсси с дочуркой только что вернулись с прогулки, и для малышки была мгновенно устроена ванна, в которой та гукала и улыбалась. – Клянусь, у тебя на редкость счастливый, цветущий вид. Так и просится на видео.

– Умоляю тебя, – смеясь сказала Кэсси, вся мокрая, так отчаянно брызгалась Эми в пластмассовой ванночке, – умоляю, не принимайся опять за свое.. Я же знаю, ты хочешь сделать из меня фотомодель, но…

– Но я не отстану от тебя, пока не уговорю.

– Даже если бы я могла быть фотомоделью, меня никак не устроил бы режим работы. Все эти переезды… – возразила Кэсси, – а я не хочу оставлять Эми.

Хватая маленькими ладошками мыльные пузыри на воде, Эми громко залопотала что-то, будто соглашаясь с мамой.

Нина лишь пожала плечами, прекрасно зная, когда лучше ретироваться.

– Ну, как знаешь. Тебе жить, – сказала она, – хотя мы могли бы и ребеночка привлечь к нашему бизнесу. Видит Бог, она просто картинка, а уж какая спокойная!

Трехмесячная Эми была хорошенькая, пухленькая, здоровенькая малышка с розовыми щечками, темными завитушками на головке, с сияющими, ярко-голубыми – как у папы! – глазами и улыбкой, от которой таяли сердца суровых людей.

– Эми не будет фотомоделью, – объявила Кэсси.

– Почему бы и нет? Если это будет приносить вам неплохие деньги, о которых ты всегда столько говорила?

– Не хочу рисковать. Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о ней, – стояла на своем Кэсси.

Кинлэн выкинул ее из города, Рорк вообще от нее отказался; в душе Кэсси до сих пор жил страх перед их могуществом, перед деньгами Гэллахеров. Случись так, что Кинлэн вдруг передумает и захочет признать свою первую внучку, Кэсси ничего не сможет сделать. Кинлэн Гэллахер всегда получает все, что пожелает.

Всю свою сознательную жизнь Кэсси мечтала любить кого-то. Любить щедро. Сначала маму, потом Рорка. И вот теперь у нее есть Эми, которая любит ее безоговорочно и безусловно. Так же, как она сама любит дочку. Честное слово, иногда Кэсси так переполняли чувства к дочери, что было удивительно, как она не взрывалась от их переизбытка. Неужели она заслужила такое чудо, такое счастье?

– Тебе не кажется, что это какие-то параноические симптомы? – спросила Нина. – Что-то никто из Гэллахеров, включая родного отца Эми, не проявил ни малейшего интереса к твоей беременности.

Иногда, поддавшись слабости, Кэсси едва удерживалась, чтобы не рассказать Нине все. Эми закончила купание, и теперь мама вытирала ее мягким полотенцем, посыпала толстенький животик и розовую попку нежно-пахнущей детской пудрой. Эми улыбалась маме, немного кося глазками от удовольствия, а пухлой ручкой тянулась к пластмассовой коробочке с присыпкой.

– И все же рисковать я не буду, – повторила Кэсси тоном, не допускающим возражений.

Сразу настроившись быть идеальной матерью, Кэсси постоянно обращалась к изрядно потрепанной книге Пенелопы Лич «Младенчество». Английский детский врач-психолог вслед за знаменитым доктором Споком излагала свою теорию воспитания детей, а также знакомила читателей с особенностями роста и развития грудных детей.

Кэсси изучала ее труды с тем же усердным благоговением, с каким мисс Лилиан читала свои псалмы.

Кэсси с удовольствием отмечала, что ее малышка не только развивается соответственно возрасту, но и опережает «график». В три месяца Эми уже свободно переворачивалась на животик и обратно, а головку начала поднимать и того раньше. К пяти месяцам она пыталась самостоятельно сесть, хотя более нескольких секунд удержаться в таком положении не могла. Она улыбалась, гримасничала, все тянула в рот – не за горами и первый зубок!

Когда Эми исполнилось полгода, вернулась из Парижа хозяйка квартиры, которую занимала Кэсси: пришлось перебираться в другое жилье.

Теперь Кэсси с дочкой поселились в небольшой трехкомнатной квартире. Спустя неделю после переезда Кэсси осуществила свою давнюю мечту, собрала все документы и была принята в Нью-Йоркский Университет, на отделение искусствоведения.

Они с Ниной решили отметить это, заказав обед в ресторане. Кофе они отправились пить к Кэсси домой, в качестве десерта было выбрано шоколадно-малиново-творожное суфле, которое Нина приобрела в изысканной кондитерской в ресторане «Би.Элтман», что на Пятой авеню.

Всю оставшуюся жизнь Кэсси до мелочей помнила подробности того вечера. Вечера, когда безмятежные, счастливые дни вмиг обернулись тревогами и отчаянием.

Кэсси не любила оставлять дочку одну, даже в другой комнате, поэтому она и установила ее плетеную, ручной работы колыбельку в кухнес-толовой, где она часто возилась у плиты. Девочка тихо сопела. Кэсси насыпала кофе в кофеварку и вдруг уронила почти пустую жестянку на пол. Звонкий металлический грохот разнесся по всем уголкам кухни, прыгая от потолка к полу, от стены к стене. Но малышка продолжала спать, посасывая розовыми губками свой маленький пухлый кулачок.

Кэсси похолодела. Испугавшись своей неожиданной мысли, она упала на коленки перед колыбелью и, как в литавры зазвенела двумя жестяными плоскими крышками. Эми не шелохнулась.

Обменявшись с Ниной взглядами, Кэсси схватила радиоприемник, поискала программу с самой шумной музыкой и включила полную громкость, так что зазвенели бокалы на полках. Обе они смотрели на Эми. И ничего. Никакой реакции.

Нина вышла из комнаты, вернулась через минуту, выключила радио.

– Вот, посмотри, что я принесла.

Кэсси взглянула на название брошюры, которую дала ей Нина: «Проблемы слуха у детей».

В глазах замелькали пятна, как при контузии, – Неужели ты думаешь, что Эми…

Тут голос изменил ей. Произнести страшное слово она боялась, будто сказанное вслух оно сделает предположение реальностью.

– ..глухая? – закончила вместо нее Нина. – Не знаю, Кэсси, но, если честно, меня кое-что иногда настораживало. Я, правда, говорила себе, что мало что понимаю в детях. Может, все эти рассказы об их постоянных криках и воплях преувеличены. Или, может, Эми просто на редкость спокойная девочка. Или…

– Нет, ты ошибаешься.

Кэсси вспомнила, как однажды она видела в парке группу глухих ребятишек, вспомнила их неуверенные движения, отрешенные лица, обрывочные, резкие звуки, которые мало чем напоминали речь. Эми ведь совсем не такая.

– Надеюсь, что ошибаюсь. Но консультация специалиста не помешает.

– Я не могу нанимать специалистов. И потом, по-моему, это лишнее.

– Я могу нанять каких угодно специалистов. – Кэсси собралась возражать, но Нина твердо продолжала. – Ты, кажется, забываешь, что Эми – моя крестница. И я, черт возьми, могу оплатить все медицинские счета. А ты, черт возьми, можешь, наконец, совладать со своей дурацкой оклахомской гордостью, если речь идет о здоровье твоего ребенка.

Волшебные слова были произнесены. Конечно, для Кэсси главное – здоровье дочери. Она согласилась поехать к детскому консультанту – убедиться, что их страхи напрасны.

Кэсси провела по нежно-розовой, как лепестки цветка, мягкой щечке. Малышка зашевелилась, потянулась и, открыв глаза, наградила маму ясной улыбкой. Потом залопотала что-то, вытащила из-под одеяльца ручки, и Кэсси тут же взяла ее из колыбели, прижала к себе. А сердце заходилось от тоски и тревоги, когда она думала, что же не в порядке со слухом у Эми. Нет, Бог не допустит!

С того дня начались скитания по врачам, профессорам, консультантам. На вопрос, не страдал ли кто-нибудь в ее семье глухотой, Кэсси отвечала, что о родственниках отца она никаких сведений не имеет, а вот в семье Белл, определенно, не было глухих.

– А отец Эми? Его семья? – спросила Гэрриет Грин, детский врач.

– Ее отца нет в живых.

Это была ложь. Именно в то утро, сидя в приемной у доктора, Кэсси рассеянно листала какие-то журналы, разложенные для ожидавших пациентов, и вдруг со страницы еженедельника «Тайм» взглянуло улыбающееся лицо Рорка Гэллахера. Из заметки Кэсси узнала, что он не так давно возвратился в Соединенные Штаты, живет сейчас в Сан-Франциско; только что его дизайн-проект нового театрально-зрелищного комплекса в городе был признан лучшим.

– Простите? – Кэсси вдруг поняла, что доктор Грин только что спросила ее о чем-то, а она не слышала… Мысли ее были заняты фотографией в журнале, где на фоне театра «Голден Гейт» рядом с Рорком стояла стройная блондинка.

Из текста явствовало, что это некая Филиппа Хэмилтон, разведенная дочь Ричарда Хэмилтона, главы всемирно известной проектно-строительной фирмы «Хэмилтон Констракшн», чей офис находится в Сан-Франциско. Мистер Хэмилтон, говорилось в журнале, часто сотрудничает с Рорком Гэллахером.

– Кто-нибудь из родственников отца Эми не был глухим? – повторила вопрос доктор Грин.

– Нет, – уверенно сказала Кэсси; еще бы, иначе Гэллахер-сити переполнился бы слухами об этом.

Теперь врача интересовало течение беременности. Нет, не было ни краснухи, ни несовпадения резус-фактора, ни преждевременных родов, докладывала Кэсси. Рассказала она и о жутком токсикозе, почти с первых недель мучавшем ее, не забыла и о «лечении» лошадиными дозами антибиотиков (опустив, правда, сведения о том, что происходило это в городской тюрьме). Нет, никаких неожиданных громких ударов вблизи Эми не было, продолжала отвечать Кэсси доктору, головой она не ударялась, она даже не болела ни разу. Эми, утверждала Кэсси, а Нина готова была подтвердить это, на удивление крепкий, здоровый ребенок.

– Она целыми днями, с самого рождения, лопочет и гукает, – сообщила врачу Кэсси, будто эти сведения должны были опровергнуть диагноз специалиста. – Разве это не говорит о том, что она повторяет звуки, которые слышит?

– Лепет и гуканье – обычное явление для всех детей первого полугода жизни, – мягким голосом сказала доктор Грин. Из всех специалистов, кто смотрел Эми, наибольшее доверие вызывала эта добрая бабушка Грин. – Слабо слышащие дети начинают скоро страдать из-за отсутствия обратной звуковой связи, и в конечном счете сами резко сокращают объем издаваемых звуков. И вот, когда ребенок умолкает, мать замечает отклонения.

Кэсси побледнела.

– Я заметила, что в последние недели она стала уж совсем тихой, – неохотно признала Кэсси, – но иногда она все же оборачивается на шум.

Кэсси умолчала, что «опыты» с шумом и грохотом они с того вечера проделывали постоянно.

– А вы, конечно, награждаете ее за это улыбкой.

– Ну, вообще-то, я рада, когда она реагирует, но назвать это наградой…

– Ваша девочка, безусловно, очень умна и развита.

– Она опережает сверстников, – с материнской гордостью объявила Кэсси.

– Вот в этом и дело, мисс Макбрайд, – мягко, но серьезно сказала доктор Грин. – Возможно, что Эми следит за вами боковым зрением и уже знает, что если она обернется и взглянет на мамочку, то получит от нее улыбку.

Кэсси не знала, что сказать. Кошмар какой-то.

– Так что же нам теперь делать? – наконец спросила Нина.

– Мы проведем диагностическое исследование, – сказала доктор Грин, – сделаем аудиометрию, чтобы сразу исключить поражение среднего уха.

– Неужели такие тесты делают полугодовалым детям? – изумилась Кэсси.

– Такие тесты делают детям любого возраста, даже трехмесячным, – уверила ее доктор Грин. – Кроме того, я бы советовала сделать сканирование головного мозга, чтобы выяснить, как мозг реагирует на звуковые сигналы. Для детских случаев это иногда главное для постановки диагноза. – Она сняла очки в темной оправе. – К сожалению, это дорогостоящее исследование.

– Для нас это не проблема, – быстро сказала Нина, оставляя без внимания взгляд Кэсси. – Делайте все, что считаете нужным.

– Договорились, – кивнула доктор Грин и бодро улыбнулась Кэсси. – Я понимаю, что сейчас все это кажется катастрофой. Однако дети с отклонениями слуха прекрасно развиваются и интеллектуально, и физически, особенно если дефекты вовремя замечены и выявлены. Как, собственно говоря, поступили вы.

Кэсси вдруг со стороны посмотрела на себя.

Когда она в последний раз мыла голову? Эти недели все сходилось на Эми.

– Это, наверное, моя вина?

– Из записей вашего акушера я вижу, что вы правильно вели себя во время беременности, – живо отозвалась доктор Грин. – Конечно, затяжные роды могли сыграть свою роль, иногда это отражается на слухе ребенка. Потом есть вероятность токсического действия антибиотиков, которые вы принимали в первые месяцы. Но назвать конкретную, определенную причину очень непросто. Примерно пять из тысячи младенцев рождаются с дефектами слуха, – продолжала она. – Эми, увы, далеко не одинока. Вам нет нужды винить себя.

Она встала, вышла из-за стола, взяла руку Кэсси, крепко пожала ее.

– Что вы, дорогая моя, нынче не средние века. Каков бы ни был окончательный диагноз, ваша дочь будет жить полноценной, интересной, счастливой жизнью.

Ах, как бы хорошо поверить в это, думала Кэсси, сидя ночью в уютной детской, баюкая свою девочку и напевая колыбельную, которую ей никогда не услышать. Кого же будешь еще винить в этом, кроме самой себя?

Прошла неделя. Кэсси сидела в кожаном кресле напротив рабочего стола доктора, рассматривала висящие в рамочках дипломы. Ледяные руки она крепко сцепила на коленях. Все исследования ее дочери были уже сделаны. Сегодня будет вынесен вердикт. Кэсси от страха почти окаменела.

Пока она ждала доктора Грин, которая делала последние записи в истории болезни Эми, ей вдруг вспомнилось, что однажды она уже была в подобном состоянии ожидания и ужаса. Это было на суде, в тот день, когда ее приговорили к работам на отдаленных плантациях… Сейчас Кэсси молилась Богу, не зная, впрочем, верит ли в него, молилась за дочку, молилась, чтобы все обошлось.

– Кэсси, – наконец закончила писать Гэрриет Трин; она сняла очки и положила руки перед собой, – боюсь, что новости неважные.

Глядя в ее сосредоточенное, серьезное лицо, Кэсси чуть не лишилась чувств. Говорить она не могла, и доктор Грин продолжала:

– Наши опасения подтвердились. У Эми серьезное расстройство слуха неизвестного происхождения.

Значит, таков закон природы, что за счастье приходится платить несчастьями. За двадцать лет жизни Кэсси научилась всегда ждать худшего. И все равно сердце заходилось, застыла кровь. Она молча смотрела на врача, пытаясь осмыслить слова, прозвучавшие, как показалось сначала, где-то вдалеке.

И закрутилось в голове: что, неужели Эми никогда не услышит голос матери, никогда не побежит на свидание, не будет наряжаться на выпускной бал, не будет отмечать с друзьями свое шестнадцатилетие, не будет в ее жизни ни первого поцелуя, ни свадьбы с фатой и флердоранжем, ни малыша в колясочке? Неважно, что Кэсси самой не в чем было идти на школьный бал, и она не пошла туда, что не устраивались в ее доме праздники, что не было у нее свадьбы. Пусть.

Она только хотела, чтобы ее дочка жила иначе, жила радостно, интересно, спокойно и счастливо, лучше, чем она.

– Вы уверены? – удалось выговорить Кэсси, голос ее дрожал. – Бывают ведь и ошибки.

Например, взяли не те тесты для проверки или карточки в лаборатории перепутали…

– Все консультировавшие девочку специалисты подтвердили диагноз, Кэсси, – мягко произнесла Гэрриет Грин, – ошибки быть не может.

– Но ведь вы поможете ей? – с отчаянной надеждой спросила Кэсси. – Наверное, есть какие-то препараты. Или даже операция…

– У Эми нейрогенное поражение слуха. Это означает, что звуковые сигналы достигают внутреннего уха, но не достигают мозга. Боюсь, что это необратимо, не поддается лечению.

Кэсси обмякла в кресле, закрыла руками лицо. Этого не может быть. Это жуткий кошмарный сон, она сейчас проснется, и рядом будет веселая озорная Эми, она будет гулить, лепетать, громко смеяться, и они вместе с ней улыбнутся, какой глупый сон приснился ее маме.

– Все это не так страшно, как на первый взгляд, – сообщила доктор Грин, – с помощью специальных слуховых аппаратов Эми сможет слышать гром, например, звонок телефона, автомобильный гудок, даже громкий звук радио, возможно, что и усиленные голоса.

– А… говорить она сможет? – задала Кэсси вопрос, о котором все это время даже подумать боялась. Непроизвольно на ее глаза набежали слезы, однако она быстро смахнула их.

Доктор Грин улыбнулась, будто желая смягчить удар, который только что был нанесен Кэсси.

– Гарантировать стопроцентно полноценную речь я не могу, но начинать заниматься речевыми и голосовыми упражнениями надо обязательно. У детей с такими нарушениями важно заложить этот фундамент в первые три года жизни. Эми ведь обладает способностью кое-что слышать, мы выяснили это. Так что задача ваша если не облегчается, то сужается. Учитывая, что диагноз поставлен так рано, есть реальная возможность, что девочка говорить научится. Хотя вы должны понять, что нормально слышащие дети с младенчества начинают различать и воспроизводить звуки. Дети с дефектами слуха, соответственно, различий фонетических не ощущают. Но они умеют «видеть» звуки. Эми научится различать мельчайшие подробности движений ваших губ, по вашему дыханию будет улавливать ритм речи, интонацию. Но, несомненно, самые трудности будут с согласными.

Живи Эми в Оклахоме, с горькой усмешкой подумала Кэсси, никто и не заметил бы ее недостатка: в тех краях у каждого второго «трудности с согласными», да и с гласными тоже. Но каково жить без речи, уже всерьез испугалась Кэсси. Если Эми не научится общаться, она навсегда замкнется в бессмысленном молчаливом мире. Кэсси даже мысли об этом допустить не могла. Просто у них с дочкой вышло недоразумение. Досадное недоразумение, которое изменит немного их жизнь, даже усложнит ее, но не более.

Все эти проблемы будут преодолены. Преодолела же Кэсси все свои прошлые несчастья.

– Я сама училась правильной речи, размеренному дыханию, – вспоминая ночи, проведенные около радиоприемника, сказала Кэсси. – Я буду заниматься с Эми.

– Понимаю, прекрасно понимаю ваше стремление, дорогая, – доброжелательно сказала доктор Грин, – материнская любовь, помощь будут незаменимы для Эми. Но все же я рекомендую – как врач, да и как мать – поместить дочку в специальный интернат, где с ней будут заниматься профессионалы-дефектологи.

– Нет, ни в интернаты, ни в санатории я дочку не отдам, – вырвалось у Кэсси. Ей невыносима была одна мысль, что на ее малышке поставят клеймо «С отклонениями».

– Что вы, жизнь в специальном детском интернате будет для нее полезной, там она быстрее научится ориентироваться в мире, который в домашних условиях может быть страшным, непонятным ей. И уж, конечно, это не говорит о недостатке вашей любви к ней, – уверяла Гэрриет Грин. – Могу порекомендовать просто отличные заведения такого рода.

Как могла объяснить Кэсси, что груз вины, который свалился на нее, и так непосилен?

– Я сделаю сама все необходимое, – твердо сказала Кэсси. – Я научусь помогать своей дочери.

Выживание в этом мире всегда имело для Кэсси первостепенную роль, и теперь она ужаснулась тому, что Эми трудно будет усвоить необходимые жизненные навыки. Жуткие картины – Эми переходит улицу и не слышит автомобильного гудка, сирены скорой помощи, Эми гибнет в огне, не услышав вовремя предупредительного противопожарного сигнала – так и мелькали у Кэсси в глазах, наподобие фильма ужасов.

Она как мать обязана защитить своего ребенка, обязана вырастить его жизнеспособным, сильным, самостоятельным, способным справиться с любыми передрягами и ударами судьбы. А их никому не избежать, Кэсси знала это с малолетства.