Текст книги "Радости и тяготы личной жизни"

Глава 3

Новая работа оказалась тяжелой, а плата за нее – ниже всякого мыслимого уровня, но Кэсси все равно была довольна местом в усадьбе Гэллахеров. Сменив мерзость и убожество трущоб-фургонов на элегантный особняк, Кэсси в какой-то степени реализовала свое стремление к благополучной, богатой жизни. По сути, это был ее первый выход за пределы бедняцких кварталов, первый взгляд на другой мир, который ей очень понравился. Кэсси смотрела и слушала, слушала и смотрела; она не упускала ни единого жеста мисс Лилиан, она перенимала ее манеры, ее вкусы, ее привычки, впитывая ее стиль как сухая губка.

Мисс Лилиан не колеблясь высказала одобрение, заметив страсть Кэсси к красивым вещам.

Под ее – »руководством» Кэсси узнала, что роскошные белые лилии на огромной картине в сводчатом холле особняка принадлежат кисти Моне.

При каждом взгляде на полотно у Кэсси захватывало дух.

В натуральную величину портреты на обитых кожей стенах библиотеки были написаны Сарджентом, а кресло в личной спальне мисс Лилиан было не просто старинным предметом мебели, это был настоящий «трон» красного дерева, сработанный филадельфийскими мастерами еще в 1770 году. «Сокровище» это ее брат-благодетель приобрел за сногсшибательную сумму в двести тысяч долларов. Каждую субботу Кэсси надлежало тереть замысловатую резьбу до блеска, дивясь этой красоте. И если и мелькала иногда мыслишка, что этот предмет обстановки стоил гораздо больше, чем за всю жизнь заработала Белл, Кэсси скорей отбрасывала ее прочь.

А как нравилось ей сервировать стол тончайшим ручной росписи фарфором – настоящим дрезденским, как сообщила ей мисс Лилиан. Края тарелок и блюдечек были отделаны золотым кружевным ободком, которые на белоснежной дамасского полотна скатерти, при свечах в серебряном канделябре, так и светились богатством. Нежно звенели на спичечной толщины ножках хрустальные бокалы, бриллиантово-цветочный рисунок которых переливался радужным блеском, если сквозь грани их светило солнце. Родиной этой красоты был Уотерфорд, Ирландия.

– Этот остров называют Изумрудным, – однажды сказала мисс Лилиан Кэсси, обучая ее правильно сервировать стол, объясняя разницу между бокалами, фужерами, рюмками. – Это удивительно красивая страна, Кэсси, в горах там ты найдешь сорок оттенков зеленого цвета.

– Наверное, поэтому и досталось ему название «Изумрудный», – решила Кэсси.

– Очень может быть, дитя мое, – улыбнулась мисс Лилиан, – тебе бы там определенно понравилось. Представь – дикие пляжи, скалы, пестрый ковер полевых цветов и десятки и сотни церквей, колоколен, часовен. Клянусь, когда я впервые попала туда, я думала, что никогда уже не смогу вернуться в Оклахому.

– Вы были там? – восторженно ахнула Кэсси, будто мисс Лилиан призналась, что побывала по меньшей мере на Луне. – Там, в Ирландии?

– Патрик Гэллахер как раз родом из Уотерфорда, – пояснила мисс Лилиан, – прежде в тех местах, на реке Суир было поселение викингов. Считается, там стоял замок Гэллахеров.

– Как – настоящий замок?

– Ну, сейчас это, конечно, одни развалины, груда камней, – улыбнулась мисс Лилиан, – но и к таким семейным корням возвратиться приятно.

При упоминании о семейных корнях Кэсси – дитя случайной связи похотливого чернорабочего и неудавшейся кантри-звезды местного значения – ощутила острый, болезненный укол зависти.

Шли дни, шли недели, и Кэсси начала понимать, что живет теперь одновременно в двух мирах. Усадьба Гэллахеров казалась отдаленной на десятки световых лет от угла, который ей приходилось делить с матерью. Школа закрылась на летние каникулы, и теперь почти все время Кэсси проводила на богатом ранчо. Дома она только спала, и часто видела чудесные сны о том, как она живет в роскошном особняке, подобном этому. Но, проснувшись, с неизбежностью оказывалась в мрачном прокуренном сумраке фургона, где похрапывала Белл.

Несмотря на внешнее благополучие и богатство, семья Гэллахеров была отнюдь не такой идеальной, какой старалась казаться. Трейс откровенно завидовал привилегированному положению Рорка как старшего сына. Раздраженный и подавленный этим Трейс едва ли не каждый вечер проводил в Оклахома-сити, безбожно напиваясь в тамошних кабаках. А Кэсси, каждое утро оттирая в его туалетной комнате следы очередной попойки, уныло думала, неужели Господь Бог не уготовил ей иной участи, кроме как убирать за пьянчужками.

Хотя каждый в округе знал, что Рорк – любимый сын старого Гэллахера, его надежда, в это подчас трудно было поверить. Рорк по-прежнему игнорировал отца, особенно его планы насчет будущего. В свою очередь старик, не привыкший, чтобы ему перечили, с каждым днем разъярялся все сильнее.

Атмосфера в доме была напряженной, почти взрывоопасной; общение Кинлэна и Рорка сводилось теперь к жутким словесным баталиям, которые прерывались периодами ледяного молчания.

Единственным человеком, равнодушным ко всему этому, была мисс Лилиан. Она проводила дни будто в блаженном неведении, не замечая гнетущей обстановки в семье; Кэсси поняла, что эта немолодая женщина обладала редкой способностью жить исключительно своими интересами. А интересовало ее в жизни только одно – дом ее брата Кинлэна. Этот особняк был ей – женщине, никогда не бывшей замужем, – вместо ребенка.

Потихоньку наблюдая за Рорком в течение этих двух месяцев, Кэсси уяснила себе, что он не собирается поддаваться отцу, подчиняться его приказам; это означало, что рано или поздно он уедет из родного дома, чего Кэсси страшно боялась. Она любила Рорка. Любила просто смотреть на него, любила слушать его голос, любила его высокий, Сильный стан. Вообще, все в этом человеке наполняло ее душу каким-то смутным томлением. Она думала о нем бесконечно, и фантазии ее были чудесными до невозможного. В это долгое жаркое лето Рорк стал для нее центром Вселенной.

Однажды, протирая в библиотеке ряды книг в кожаных переплетах, Кэсси услышала, что в комнату буквально ворвался Кинлэн Гэллахер. За ним вошел Рорк. По лицу старика почти что струился пот, но с его появлением Кэсси показалось, будто температура в доме начала стремительно падать.

– Заканчивай, Кэсси, – сухо и резко бросил старик.

Не нужно было повторять дважды. Пробормотав: «Да, сэр», – Кэсси поспешила прочь из библиотеки, но уходя, все же бросила взгляд на Рорка Его каменное лицо едва ли можно было сейчас отличить от скалистого утеса.

Кэсси была в одной из гостиных, полировала шератоновский сервировочный столик, когда дом содрогнулся от хлопнувшей входной двери. Выглянув из окна, Кэсси увидела, как Рорк стремительно идет к своей машине. В следующую секунду его спортивный «М» исчез, оставив за собой столб пыли.

Новость разнеслась по дому со скоростью лесного пожара. Мисс Лилиан оставалась сдержанной, как обычно; неожиданный отъезд Рорка смущал ее только одним – сколько приборов накрывать к обеду. Шелби, разъяренная тем, что отец выгнал брата, а еще больше тем, что Рорк довел его до этого, заперлась у себя в комнате, явно собираясь дуться весь день. Трейс, верный себе, прихватил у закусочной «Ленни'з Бергер» пышногрудую шестнадцатилетнюю искательницу приключений и отправился с ней к Индейскому озеру, щедрыми возлияниями празднуя свою удачу на семейном поприще.

Рорк вернулся в усадьбу посреди обеда, вошел через служебную дверь, будто посыльный из магазина «Фуллер Браш», где обычно заказывали продукты. Кэсси через кухонное окно заметила его и, пожалуй, кроме Хельги, никто больше не знал, что он сейчас находится в доме. Рорк ненадолго зашел в свою комнату и вскоре спустился с багажом в руках.

В ужасе, что Рорк сейчас уедет навсегда, Кэсси собрала всю свою отвагу и побежала к гаражу, где он укладывал вещи в машину.

– Тебе, правда, надо ехать? – спросила она; в горле стоял жесткий комок, язык плохо слушался ее.

– Боюсь, что так.

– Но лето еще не кончилось.

– Для меня – кончилось. Буду искать работу, Кэсси. Ты лучше других должна знать, как это необходимо.

– Но ты же богат!

– Ошибаешься – богат мой отец. А поскольку сегодня меня лишили наследства, за то что я посмел иметь собственные убеждения, соответственно, теперь я беднее церковной мыши.

Кэсси во все глаза смотрела на него, тщетно пытаясь представить себе Рорка, живущего в бедности и убожестве, как жили они с Белл.

– Но ты ведь можешь жениться на Лейси Янг. Она тоже богата.

Рорк засмеялся.

– Я уж почти позабыл, как ты умеешь поднимать настроение, Кэсси Макбрайд. Но, к слову, – Рорк взял ее за руку, – на Лейси я жениться не собираюсь.

Это заявление привело сердечко Кэсси в такой трепет, что оно готово было выскочить из ее груди.

– Правда? – выдохнула она.

– Правда. – Рорк внимательно осмотрел багаж, уложенный в машину. – Ну, мне пора в путь.

Кэсси вдруг почувствовала, как земля уходит из-под ног. Глотнув воздуха, она выпалила:

– Я люблю тебя.

– Что? – озадаченный таким неожиданным признанием Рорк повернулся лицом к девочке.

– Я сказала, я люблю тебя. Всегда любила.

Знаю, что мала еще для замужества, знаю, что не красотка, не богачка, не шикарная девица, как Лейси, например, но я буду верной, хорошей женой, если только ты согласишься немного подождать меня, Рорк…

Теперь, когда шлюзы были открыты, слова лились из ее уст потоком, наталкиваясь одно на другое:

– ..Я буду готовить обед, убирать дом, стирать, воспитывать твоих детей и никогда, ни в коем случае не буду ворчать, если ты вдруг задержишься где-нибудь, и…

– Кэсси, Кэсси. – Рорк мягко приложил пальцы к ее губам. – Кэсси, ты очаровательная, славная девочка.

Как крошка-колибри в клетке, билась в ее сердце надежда.

– Ты, правда, так считаешь?

– Конечно. И я очень тронут твоим признанием.

– Значит, ты подождешь меня несколько лет?

– Малышка, все не так просто. Тебе лишь тринадцать лет.

– Мне исполнилось четырнадцать на прошлой неделе. И все говорят, что я взрослее своих лет. Спроси, например, у своей тети Лилиан.

Рорк подавил улыбку – Ив четырнадцать лет рановато думать о замужестве и любви, Кэсси, – мягко сказал от.. – Еще немного, и у тебя настанет лучшее время для этого.

Наклонившись, он ласково, по-дружески, поцеловал ее в щеку.

– Придет день, Кэсси Макбрайд, и ты станешь изумительной женой какому-нибудь счастливому парню. – Его глаза светились дружелюбием. – Но не торопись жить, дружок.

С этими словами Рорк сел за руль своего «М», задним ходом выехал из гаража. Кэсси осталась одна. Она стояла на дороге, глядя вслед маленькой машине, пока та не превратилась в точку и не исчезла вдали, пока не осела красноватая степная пыль Оклахомы. А потом, опустошенная, ринулась домой, в свой ненавистный фургон, рухнула на подушки и разревелась, горюя о том, как долго-долго еще ждать ей, пока она станет взрослой.

Когда Белл после двух часов ночи вернулась домой, Кэсси, которая уже выплакалась, сделала то, чего она не делала уже много лет. Крайне нуждавшаяся сейчас в поддержке и утешении, она все, как в детстве, сквозь слезы и жалобы, выложила маме.

– Черт возьми, Кэсси, – сказала Белл, через голову стягивая свое красное платье, – а чего же еще ты ждала? Такова уж природа человеческая. Орел будет летать с орлами и никогда не опустится на птичий двор, к грязным курам.

Оставшись в одной желтой нижней рубашке, Белл села на кровать и закурила.

Кэсси, которая прекрасно помнила слова мисс Лилиан о семейных корнях, молчала.

– И никогда ни один Гэллахер не полюбит никого из Макбрайдов, – продолжала Белл. – Да, голову вскружить они умеют. Признаться, когда-то, давным-давно, и мы с Кинлэном неплохо проводили время. Вот с тех пор я и знаю, что мужики из этой семейки вообще неспособны любить по-настоящему. – Она нахмурилась, вспомнив прошлое. – И уж они точно никогда не женятся ни на ком, кто не принадлежит к их кругу. Вот увидишь, время пройдет, страсти улягутся, и Рорк как миленький сделает все, что велит ему папаша.

– Но он сказал, что не собирается жениться на Лейси Янг, – запротестовала Кэсси.

Белл смотрела на дочь сквозь облако сизого табачного дыма.

– Очень хорошо понимаю тебя, Кэсси, – раздельно произнесла она, – когда-то растреклятый отец твоего Рорка поймал меня на такую же удочку.

Отношения Белл и Кинлэна были откровением для Кэсси. Ей еще предстояло полностью осознать этот факт. Пока она лишь сказала:

– Но Рорк совершенно не похож на своего отца!

Белл тяжело, печально вздохнула.

– Видишь ли, доченька, даже если Рорк всерьез заинтересуется тобой, стоит Кинлэну узнать, что его сынок крутит амуры с кем-нибудь из городских, старик в два счета вышвырнет тебя отсюда куда подальше. Но в одном ты права, – призналась Белл, туша сигарету, – Рорк не женится на Лейси. Черт побери, старый негодяй Гэллахер только потому и разрешил ему учиться в Йейле, что там он сможет подыскать себе богатую невесту из благородных янки, тех, что из знатных фамилий. Кинлэн Гэллахер сам миллионер. Может, даже миллиардер. Купит он все, что захочет, Кэсси, даже пост президента США для своего сыночка. Купить он не может только аристократическое происхождение, однако его может заполучить Рорк путем удачной женитьбы.

Закончив на этом, Белл выключила свет.

– Теперь давай спать, Кэсси. Не показывай никому своих переживаний и не опаздывай на работу, это расстроит мисс Лилиан.

Кэсси не могла не заметить некоторую едкость этих слов матери. Белл, конечно, очень быстро привыкла к тому, что дочь теперь приносит в дом деньги, заработанные на ранчо Гэллахеров, но при этом не скрывала зависти, что Кэсси так сблизилась с мисс Лилиан. Щадя чувства Белл, Кэсси никогда не делилась с нею своими впечатлениями и своим восхищением удивительной коллекцией Лилиан Гэллахер, никогда не рассказывала дома о беседах с хозяйкой.

Жизнь Белл, конечно, была очень нелегкой, о чем она не уставала повторять дочери. В свою очередь Кэсси, на которой мать частенько срывала свои обиды, давно научилась скрывать от нее редкие случайные радости, а также личную жизнь, в основном из боязни, что Белл испортит все своим безжалостным языком.

В конце концов Кэсси утешилась тем, что занялась сама своей жизнью. Знойный июль сменился жарким августом, за ним пришло благодатное бабье лето. Все кругом погрузились в «личную жизнь»: мисс Лилиан – в коллекцию своих сокровищ, Кинлэн – в ежечасный и ежедневный контроль за всем и за всеми, Шелби – в модный гардероб, Трейс – в спортивные машины, набитые дружками. Даже у Белл были ее мужчины и выпивка. Личная жизнь Кэсси сводилась теперь к радостям от удивительного мира красивых вещей, которые жили в особняке Гэллахеров.

Прошло еще одно лето, которое Кэсси все также проработала у Гэллахеров, началась тихая, хрустально-солнечная осень, за ней – холодная длинная зима. Ледяной дождь покрывал глянцем дороги, капли на глазах превращались в снег, тяжелыми и сырыми сугробами покрывавший всю землю. Бывала погода, когда гололед исключал всякое передвижение по шоссе, и в такие дни Кэсси вынуждена была оставаться в усадьбе. Но это нисколько не огорчало ее, наоборот, она чувствовала себя почти счастливой.

Лежа под шелковистым одеялом, в кровати, по ее мнению, почти королевской, Кэсси закрывала глаза и представляла себя хозяйкой чудесного особняка, в собственной спальне ожидающей возвращения домой мужа Рорка. Вот-вот он войдет, и тогда мечты ее исполнятся…

Но Рорк, казалось, никогда не вернется в родные стены. Вот еще одно Рождество справили, а от него ни слуху ни духу, вот и Новый год пришел, и Пасха. И Хотя Кинлэн делал безразличный вид, Кэсси обратила внимание, что с приближением очередного праздника старый Гэллахер становится все более вздорным.

Однако не только Рорк вызывал у него раздражение. Трейс с каждым днем становился все неистовее, что с неизбежностью влекло за собой взрывы ярости у отца. Кэсси, которая чуть ли не с младенчества научилась избегать Белл, когда та была пьяна, старалась ни в коем случае не попадаться на глаза младшему брату Рорка. Не всегда, правда, ее усилия были успешны. Трейс начинал искать ее повсюду – в кухне, в гараже, в библиотеке. Однажды он застал ее в личной гостиной мисс Лилиан и буквально зажал в угол, только неожиданное возвращение домой Шелби из поездки в Даллас спасло ее от его железных лап.

И пусть пугали ее посягательства Трейса, дома, ночью она нагая становилась у зеркала, гладила руками свое тело, которого алчно хотел Трейс, и представляла, что ласкают ее сейчас руки Рорка. Розовые соски напрягались, твердели, возбуждение сладкими толчками отдавалось между ног.

Кэсси понимала, что то, что она делает – грех, за который ее вечно будут мучать в аду, но ничего не могла поделать, мечтая, как пальцы Рорка будут нежно щекотать ее рыжеватое шелковистое руно у лона, как проникнут они глубже, глубже… И ее собственные пальцы делали то, что надлежало делать мужчине. Прикасаясь к самому сокровенному уголку своей плоти, она ощущала острое, жаркое греховное наслаждение.

Кэсси уже два года работала в доме Гэллахеров, когда однажды мисс Лилиан пригласила ее зайти в свою служебную гостиную. Первая мысль Кэсси была тревожной – не случилось ли что с матерью. В следующий момент Кэсси всерьез испугалась, что ее хотят уволить.

– Входи, дитя мое, – услышала она голос мисс Лилиан.

Кэсси сжала за спиной ледяные от переживаний руки.

– Что-то случилось? – выдавила, она.

– Ну, что ты, нет, – мисс» Лилиан, казалось, даже удивлена дрожащим голосом Кэсси. – Напротив, думаю тебе наш разговор будет приятен.

Кэсси молча ждала продолжения.

Седовласая женщина положила руки на поверхность своего письменного стола времен королевы Анны. Красное дерево, которое Кэсси часами усердно терла цитрусовым маслом, элегантно поблескивало.

– Наблюдая за тобой, Кэсси, я пришла к выводу, что ты даром тратишь себя, занимаясь пусть нужной, но все же подсобной работой по дому. Рука у тебя легкая, голова ясная, так что я считаю, что ты отлично справишься с моей корреспонденцией и досье.

– Вы предлагаете мне стать вашим секретарем?

– Моим личным секретарем, – подчеркнула мисс Лилиан. – Боюсь только, что раз цены на нефть сейчас падают, а расходы по дому ежедневно растут, – с этими словами она пролистнула светло-зеленые странички лежащей перед ней домовой книги, – я не смогу увеличить тебе жалование. Но обещаю массу других преимуществ.

Кэсси не совсем четко поняла, что от нее потребуется, зато ясно ощутила, что если сейчас она не воспользуется моментом, другого может уже никогда не представиться.

– Это большая честь для меня стать вашим секретарем, мисс Лилиан.

– Значит, ты согласна?

– Да, мэм.

– Отлично, – кивнула мисс Лилиан, – начнем, пожалуй, с записок, которые надо разослать людям, чтобы поблагодарить их за подарки ко дню рождения Шелби. Вот список фамилий, адреса, около каждого указан сувенир, который был подарен. Все записки должны быть отправлены не позднее, чем с завтрашней дневной почтой. И так мы уже задержались с этим, – добавила она, поджав губы в знак неодобрения того, что Шелби так долго тянула с этим списком.

– А как же стирка, мисс Лилиан?

– Стирка?

– Мне осталось только вынуть белье из машин.

– Что же, заканчивай, – разрешила мисс Лилиан, – а потом сразу приступай к этим запискам.

Довольная собой, она погрузилась в свои «гроссбухи».

Чуть позже, разнося по комнатам чистое белье, Кэсси была буквально сбита с ног несущейся к себе Шелби.

– Ну-ка, угадай, что?.. – начала та.

– Что? – поинтересовалась Кэсси.

– А то, что я только что разговаривала с Рорком.

– Он звонил? Сюда?

– Все-таки это его дом, Кэсси.

– Да, но…

– Он сказал, что бросил бы трубку, если бы к телефону подошел отец, – сообщила Шелби. – А вообще, у него потрясающие новости. Он один среди трехсот кандидатов получил приглашение на летнюю интернатуру[4]4
  Интернатура – вид студенческой практики в американских университетах.


[Закрыть] от знаменитой проектно-архитектурной компании в Нью-Йорке.

Известие об успехах Рорка вызвало у Кэсси неоднозначные эмоции. С одной стороны, она, сама мечтавшая вырваться из Гэллахер-сити, восхищалась им, с другой – все призрачнее становилась надежда, что он когда-нибудь вернется в усадьбу.

– Ну, теперь, я думаю, домой он не приедет, – вслух выложила она свои мысли.

– Ей-Богу, Кэсси, – упрекнула ее Шелби, – меня уже смущают твои мечтания о моем братце.

Кэсси вспыхнула и отвернулась.

– Да ни о ком я не мечтаю, – буркнула она.

Шелби растянулась на белом вышитом шелком покрывале своей кушетки.

– Мечтаешь-мечтаешь! – растягивая слова пропела она, глядя, как Кэсси укладывает ее белье в шкаф. – Да я не удивляюсь тебе. Рорк хорош собой, как Уоррен Битти и Роберт Редфорд вместе взятые.

– Я как-то не обращала на это внимания, – смутилась Кэсси.

Даже при обычном разговоре о Рорке кровь Кэсси бежала быстрее по жилам, приводя ее в растерянность и замешательство.

Пытаясь скрыть свои тайные мысли, Кэсси отрешенно разглаживала руками шелковистый пеньюар Шелби, такой тонкий, гладкий, полупрозрачный. Наверное, приятно ощущать его на теле… И вновь ее фантазии – опасные, греховные – метнулись к Рорку. Как бы он повел себя, если бы она ночью, глухой и темной, проскользнула бы к нему в комнату вот в таком нежном одеянии?

– Ты или лапшу мне на уши вешаешь, или ты слепая, девонька, – фыркнула Шелби.

Едкое замечание Шелби вывело Кэсси из сладких грез. Но она ничего не ответила. Шелби подошла к туалетному столику, достала из ящика тюбик губной помады.

– В следующий раз, когда будешь вытирать пыль с портрета старого Патрика Гэллахера, там, в библиотеке, вглядись в него повнимательнее, – посоветовала она, щедро обводя полураскрытые губы нежно-розовым цветом. – Совершенно очевидно, что его роскошные волосы и дьявольски опасные голубые глаза он унаследовал от своего предка-ловкача… Хм… Слишком невыразительно… – неодобрительно хмыкнула она, глядя в зеркало, и стерла салфеткой розовую помаду. – А точеное лицо, скулы, которые у меня, кстати, тоже имеются и которые я проклинаю, достались от прабабки, в чьих жилах текла восьмая часть крови Чероки. Впрочем, в нашей семье об этом предпочитают не вспоминать, – призналась Шелби, яростно копаясь в ящике с косметикой.

Кэсси подумала, что из ее запасов получился бы целый парфюмерный магазин. Давно уже Кэсси поняла, что единственная дочь Кинлэна Гэллахера была типичной наследницей местных нефтяных воротил – испорченная, богатенькая девчонка, которой ничего не стоит сесть в папашину шикарную машину лишь для того, чтобы прошвырнуться по магазинам.

– Так что я прекрасно понимаю тебя, Кэсси.

Правда, на твоем месте, я бы не стала надеяться на то, что никогда не случится, – заявила Шелби, накладывая на губы помаду ярко-алого оттенка, – потому что Рорк сюда не вернется…

Черт, а эта слишком темная… И зачем я вообще ее купила? – ворчала она.

Кэсси аккуратными стопками разложила белье на полках, оставив между ними ароматизированные, с запахом роз, листочки. До начала работы в усадьбе Кэсси и в голову не приходило, что одна девушка может иметь такое дикое количество нижнего белья. Вообще весь гардероб Шелби походил на пеструю душистую цветочную клумбу.

– Нет? – переспросила она с безразличием, бесконечно далеким от ее истинных чувств.

– Что – нет? – – не поняла Шелби, занятая теперь цикламеновой помадой, которой она, наконец-то, осталась довольна.

– Не вернется он на ваше ранчо?

– Нет, конечно, – сосредоточенно полируя ноготки, откликнулась Шелби. – В конце концов, ты столько времени здесь работаешь, могла бы уже сообразить, что разрыв между отцом и моим старшим братом стал еще глубже, с тех пор как старик осознал, что Рорк всерьез намерен заняться строительством небоскребов вместо политики и бизнеса. Рорк, конечно, всегда был себе на уме и в какой-то степени он честолюбив не меньше, если не больше, чем отец. Я, например, помню, что в здешней школе его считали принадлежавшим к «акульему племени».

– Акульему?! – поразилась Кэсси, никогда она не думала, что Рорк может быть жестоким или кровожадным.

– Да. Он всегда голоден, – пояснила Шелби. – И всегда идет только вперед. Лично я считаю, что такое описание подходит к Рорку как нельзя лучше. – Шелби помахала кистями рук, подсушивая свеженаложенный лак. – Ну как?

Этот лак подходит к моему пляжному платью?

Занятая мыслями о Рорке, Кэсси промычала нечто одобрительное.