Книга: Декамерон - Джованни Боккаччо

Исследователи догадываются, что Петр Кончаловский сам пытался переводить «Декамерон», скорее всего, именно он был автором текста, который он отправлял на редактуру Веселовскому. Перипетии его семейной жизни могли бы вполне вписаться в качестве одного из сюжетов Джованни Боккаччо. Он женился на женщине своего круга. У них родился сын, и это был не кто иной, как будущий художник Петр Кончаловский, будущий зять Василия Сурикова и предок братьев Михалковых-Кончаловских, Андрея и Никиты. По приезду в Петербург в их доме появилась молодая женщина из простой семьи, которая была принята в дом в качестве прислуги, но, видимо, атмосфера была столь дружественной и эмоциональной, что с этой девушкой у издателя случился роман, так что и жена, и девушка, принятая в дом прислугой, рожали от него детей поочередно, и жили мирно и счастливо. И та жена Кончаловского, с которой он был венчан в церкви, не делала разницы между одними детьми и другими.

Любой издатель выпускает книгу не только ради читателей, но и ради самого себя: ради того, чтобы материализовать литературную реальность, которая близка ему по духу. Выбор в пользу Боккаччо не был очевиден: слишком фривольное содержание, слишком много нападок на служителей церкви — как раз то, что оправдывало издание классика в Советском Союзе. В этом случае «Декамерон» служил в качестве идеологического оружия в непрекращающейся борьбе с церковью. В конце XIX века публикация «Декамерона» — скорее вызов. Хотя при внимательном прочтении можно убедиться в том, что Боккаччо не столько изобличает нравы служителей церкви, сколько описывает окружающую его реальность, не приукрашивая, а делая ее максимально узнаваемой.

Боккаччо уже заполучил славу зачинателя едва ли не всей европейской художественной литературы в том виде, в каком мы читаем ее сейчас. Но не только ее. Он еще и один из прародителей структуры современных сериалов. В «Декамероне» он демонстрирует искусство рассказчика, способного удерживать внимание читателя. Первое, что он совершает, — создает небольшое сообщество молодых и красивых мужчин и женщин, которые проводят свои дни в райском уголке, окруженные чумой, бесчинствующей во Флоренции в 1348 году. Читатель словно бы оказывается в их кругу и наслаждается наблюдением не только за их повседневным времяпровождением, но за теми историями, которые они рассказывают. Боккаччо демонстрирует поразительное сюжетное разнообразие, в этом, с кем бы из современных сценаристов его ни сравнить, он мог бы превзойти любого из них. И если сравнивать его с двумя другими его соотечественниками, Данте и Петраркой, ни тому ни другому он ни в чем не уступает. Данте, Петрарка, Боккаччо стоят в истории мировой литературы в одном ряду и светят светом такой силы, что не заметить его нельзя.

Флоренция, 1348 год. Чёрная чума пришла в город. Никто не знал где спасение, ведь умирали и "праведники" и попы в рясах, и аристократия, и нищие, и скот. Вышел из дому, пышущий здоровьем и силой молодой человек, к вечеру вернувшись он уже умирает, заражая всё семейство, и ещё через день весь древний патрицианский род прерыватся. В этой атмосфере, когда природная стихия, будучи неизъястнимой силой господствующей над людьми в их повседневной жизни, которой они не в силах противостоять никакими молитвами, так вот в это время когда больше половины горожан и сельских жителей окрестности уже погибли в страшных мучениях, и когда надежда и вера растоптана, а жизни остаются буквально считанные часы, иные господа начинают сполна наслаждаться "Вальтасаровым пиром". Раз это последний миг, раз нечего терять, раз всемилостивый допустил подобное и забыл род людской, раз власти нет, то можно и пожить последний миг так, как это только захочется пустясь во все тяжкие.

Джованни Бокаччо написал это произведение в 1352 году, пережив все эти потрясения лично. Его предисловие в I дне Декамерона - представляют собой одну из недосягаемых виршей в прозе, в которых с таким сластолюбием описывается ситуация "Вальтасарова пира". Оно запомнится и будет с вами навсегда. После такого энергичного, живого, глубоко проникновенного, и рассудительного вступления в которое невозможно не влюбиться, читатель ожидает что дальше будет нечто такое, от чего ум помутится от удовольствия. Однако происходит нечто прямо противоположное.

"Есть такие люди, которые воображают, что знают больше других, а на самом деле, сколько я могу судить, знают мало,— вот почему они не желают считаться не только с чужими мнениями, но даже с природой вещей, и от этой их самоуверенности уже проистекли бедствия неисчислимые, а вот добра что-то не видать. "

Пампинея, Фьяметта, Филомена, Эмилия, Лауретта, Нейфила, Элисса а также Панфило, Филострато и Дионео - семь юных дивчин и трое парней, отпрыски богатых патрициев и купцов, господствующих во Флоренции, видя "последние дни" и то как люди придаются разврату и унынию, а также беспробудному пьянству, даже не надеясь на спасение, они объединяются и уславливаются покинуть "проклятую" Флорентийскую землю покуда ещё есть возможность. Уехав в сельскую местность эти 10 молодых людей, уславливаются переждать чуму хотя бы 10 дней, на кои у них рассчитаны припасы, вдали от многолюдных скоплений. Чтобы не скучать, и не опорочить человеческого достоинства скотскими удольствиями, они решают подбадривать друг друга занимательными и остроумными историями, которых мы видим 100 штук, в которых восхваляют человека, оптимизм, госпожу удачу, счастье людей несмотря и вопреки всем непреодолимым препятствиями, любовь во всех её проявлениях, и триумф человека - созидателя. Для того чтобы понять, насколько необычна подобная попытка искуственной конструкции со стороны Джованни Бокаччо, необходимо привести увлекательнейшую выписку из вступления к книге от К. Хлодовского в которой отмечается то, что общественно-экономические порядки господства феодалов и духовенства не располагали к такому:

"В средние века диктатура во всех сферах культуры принадлежала церкви. Церковь учила, что земной человек и земная жизнь не имеют никакой ценности сами по себе, что ценен лишь вечный, «потусторонний мир» и что человек ради вечной жизни на «том свете» должен отречься от себя и от всего земного. В эпоху Возрождения «духовная диктатура церкви была сломлена». Гуманисты Возрождения объявили высшей ценностью личность земного человека; они приравняли человека к богу и поставили его на то место, которое в средневековой идеологии занимал бог. Для европейской культуры это имело огромные последствия. После этого «в Италии наступил невиданный расцвет искусства, который явился как бы отблеском классической древности и которого никогда уже больше не удавалось достигнуть. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литература. Духовная диктатура церкви, еще тяготевшая над Данте, в книге Боккаччо сломлена."

Всё это действительно Бокаччо удалось сделать. Каждая история уникальна, остроумна и жизнеутверждающа, увлекательна. Однако из-за того что они так быстро сменяются, из-за того что невозможно свыкнуться вполне с одними героями, читателю почти немедленно приходиться перескакивать на других действующих лиц и события, которые происходят по всему Средиземноморью, так вот из-за этого теряется энтузиазм при чтении. Тот кто привык к увесистым сочинениям вроде "Жизнь Клима Самгина", "Тихий дон" или "Война и Мир", будет неприятно удручён. Словно через тернии пробираешься через каждый рассказ к "концу каждого дня" (главы) , чтобы наконец узнать продолжение основного сюжета.

"Для того чтобы заставить средневекового бога отступить перед новым человеком, потребовались титанические силы. Эпоха Возрождения нуждалась в титанах, и она «породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем, чем угодно, но только не людьми буржуазно ограниченными». Титанами Возрождения были не купцы и банкиры, а гуманисты – поэты, мыслители и художники. Их идеалы с самого начала оказались враждебны жизненным «принципам» рождающегося капитализма. Одним из первых гуманистов Возрождения был автор «Декамерона»."

Джованни Бокаччо был современником, и горячим поклонником творечства Данте Алигьери, а также на короткой ножке знаком с Франческо Петраркой. Всё это оказало на него неизгладимое впечатление. Хотя он, будучи плоть от плоти - знатнейший человек Флоренции, отпрыск богатого купца и канцлер солидной гильдии, несмотря на это он в первую очередь величайший гуманист. И он не стесняясь пишет о любви, о свободных отношениях между равными в интеллектуальном смысле мужчиной и женщиной, презирает церковные догмы, глупость и жадность, порицает пороки и коварства рода людского, а монарх и бедняк у него ничем не отличается от любого друго, равного человека, т.е. человек тем выше, чем больше его добродетели, а не звания. Фортуна имеет шанс вознести всякого мол.Многие из его героев доказывают, что не смирение перед природными и общественными силами ведёт к успеху, но активное действие, по изменению этих противоборствующих человеку сил, в достижении достойных желаний.

"Ах, если б не была любовь ревнива, На свете бы слыла Я между женщин самою счастливой. Коль нам милей всего В мужчине юность, пылкий нрав, красивость И мощь телосложенья; Коль ценим мы его За доблесть, красноречие, учтивость В словах и поведенье,— То от судьбы — и это вне сомненья — Я все сполна взяла, К чему влеклась мечтою прихотливой. Но стоит вспомнить мне, Что женщин остальных я не моложе, Не лучше, не умнее, Что и они вполне Имеют право притязать на то же, Чего я вожделею День ото дня сильнее и сильнее,— Как плачу я со зла И проклинаю свой удел тоскливо. Будь друг желанный мой Мне столь же верен, сколь достоин страсти, Воспряла б я душою, Но верности мужской Я знаю цену, на свое несчастье, И нету мне покою, И я дрожу пред женщиной любою, Как бы не отняла Красавца у меня она глумливо. Я заклинаю вас, О женщины, не пробуйте напрасно Ни знаками, ни лестью, Ни блеском ваших глаз Прельщать того, кого люблю я страстно. Предупреждаю честью, Что на коварство я отвечу местью И за ее дела С лихвой воздам разлучнице кичливой."

Отдельного внимания заслуживают некоторые стихотворения сочиненные Бокаччо в конце каждого дня. Не то чтобы это вирши-виршей, но они занятны и приведу их здесь.

"Любовь! Столь ярок свет В очах у милой, что из-за него я Стал ей, а значит, и тебе слугою. Он пламя негасимое твое В душе моей питает ежечасно, Меня лишая сна. Когда гляжу на дивный лик ее, Я сознаю, как ты, любовь, всевластна. Так хороша она, Так совершенств полна, Что я ее небесной красотою Пленяюсь с каждым днем сильнее вдвое. Давно уже, владычица моя, Награды от тебя за все страданья Ждет раб покорный твой, Но до сих пор еще не знаю я, Лелея сладостные упованья, Внушенные тобой, Известно ль это той, Мысль о которой так владеет мною, Что мне без милой больше нет покоя. Владычица благая! Соизволь, Чтоб занялся и в ней пожар нежданный От твоего огня И поняла она, какую боль Из-за нее терплю я непрестанно, Рыдая и стеня. Вступись же за меня И слей свои мольбы с моей мольбою, Когда прекрасной сердце я открою."

Любовные истории составляют значительное содержание "Декамерона" и порой отношения автора к этому вопросу противоречивы. В один момент - он декларирует "любить-пока любится" и не мешать любовникам даже если они обременены уже брачными узами с другими. В другой момент он обрушивается с чудовищной страстью на всех ревнивцев. И в следующей же истории мы видим, как подвергается огульному поруганию история коварной измены блудницы. Если искусство - отражение окружающей действительности, то автор в том числе и показал всё многообразие жизни через призму этого явления в такой непоследовательной форме.

"Как хорошо в погожий день весной Мне, юной, петь о милом беззаботно И радоваться жизни всей душой! Я по лугам зеленым, где цветы Ковром роскошным землю устелили, Где столько алых роз и белых лилий, Гуляю, погруженная в мечты, И вспоминаю дивные черты Того, кому покорствую охотно, Затем что в мире он один такой. Чуть попадется где-нибудь цветок, С которым чем-то схож мой друг прекрасный, Его срываю я, лобзаю страстно И с ним шепчусь о том, что невдомек На свете никому. Потом в венок, Мне золото кудрей обвивший плотно, Его вплетаю трепетной рукой. Я на цветы гляжу, а вижу лик, До боли мне знакомый и желанный, И так меня пьянит их запах пряный, Что не способен передать язык, Как сладостен блаженный этот миг, И только вздох, немой и мимолетный, Мое волненье выдает порой. Для прочих женщин вздох есть знак того, Что их душа печальна и уныла, А для меня — посланец быстрокрылый. Летит он к дому друга моего, И, чутким ухом уловив его, Приходит друг на зов мой безотчетный: «Явись, утешь меня, побудь со мной!»"

Жан-Жак Руссо безусловно читал Бокаччо, и оное вне всяких сомнений повлияло на него, когда он писал "Элоизу". Пушкин и Батюшков, Маркс и Энгельс, каждый по-своему нашёл увлекательным это произведение. "Декамерон" - огромный срез общества эпохи Возрождения. Вы буквально живёте в нём, окунаясь в мелодичное повествование.

Для того чтобы окончально понять, почему именно гуманисты так яростно нападали на попов и церковь, прилагаю комментарий Энгельса, в котором он упоминает Джованни Бокаччо: "Ересь городов — а она собственно является официальной ересью средневековья — была направлена главным образом против попов, на богатства и политическое положение которых она нападала. Подобно тому как в настоящее время буржуазия требует gouvernement à bon marché, дешевого правительства, точно так же и средневековые бюргеры требовали прежде всего église à bon marché, дешевой церкви. Реакционная по форме, как и всякая ересь, которая в дальнейшем развитии церкви и догматов способна видеть только вырождение, бюргерская ересь требовала восстановления простого строя раннехристианской церкви и упразднения замкнутого сословия священников. Это дешевое устройство устраняло монахов, прелатов, римскую курию — словом, все, что в церкви было дорогостоящим. Города, бывшие сами республиками, хотя и находившимися под опекой монархов, своими нападками на папство впервые выразили в общей форме то положение, что нормальной формой господства буржуазии является республика. Их враждебное отношение к ряду догматов и церковных установлений объясняется отчасти тем, что уже было сказано выше, отчасти прочими условиями их жизни. Например, причину их яростных нападок на безбрачие духовенства никто так хорошо не объясняет, как Боккаччо. "

Если эти шутки потонули у вас в море информационного шума, то краткая суть сюжета в том, что добрый десяток возмутительно молодых и вызывающе беспечных обалдуев разных полов отправляется предаваться всему описанному в первом абзаце. Для чего участники сей мистерии каждый день выбирают себе короля или королеву из числа присутствующих, да слушают десять рассказов, по одному от каждого участника, на заданную тему. Однако, золотую молодежь лихого четырнадцатого века выгнал на дачу не шибко заразный и летальный грипп, а аж сама Чёрная Смерть, так что этим прото-тиктокерам пришлось покруче нашего и довелось повидать на улицах родного города крыс, трупы в бубонах и застать вымирание целых кварталов.

И для меня очарование книги в том, что ужасы есть только в прологе, а дальше все участники изо всех сил о них “громко молчат”. Отрываются на своих рассказах, хороводах, консонетах, венки плетут да пиры закатывают, и хоть трава не расти. Иногда прорывается упоминание кого-то там, кого чума уже забрала, но только по неосмотрительности, и все это, конечно, старательно пропускают мимо ушей. Реальность молодежь игнорирует с восхитительной самоотверженностью, всем сердцем, из-за чего получается, пожалуй что, даже саспенс - вот сидят люди, и у них там пруды, птички, веночки, цветочки, безбрежная идиллия ренессанса, а за забором-то дров не хватает тела сжигать, и читатель об этом не забывает. Эдакий литературный кофе гляссе, горячий пряный напиток фривольных и слегка скандальных анекдотов с холодным шариком реальности. Bикипедия говорит, это благодаря приёму “рамочной композиции” так удачно вышло. Ну ей, конечно, тут виднее.

Хорошо ли этот кофеёк сохранился с четырнадцатого века, не приобрел ли заплесневелый душок? На удивление хорошо. Молодежь глупенькая, свежая, хрустящая и дурацкая, прямо как сейчас, волнует их всех любовь, ревность, карьера, и возможность поязвить в сторону развратных, продажных и двуличных попов.

Взгляд автора на многие вопросы удивительно современен и демократичен (привет новелле, где два друга, чтобы не ссориться, решили, что у них все будет общее, даже жены, жены тоже идею очень одобрили, или истории, где муж, обнаружив у жены любовника, говорит, ну что ты так волнуешься, отличный же юноша, и мне тоже понравился, и потом все жили долго и счастливо).

На многие, но не на все, конечно. Каждый раз, когда, например, в новелле муж срывал злобу на своей жене и колотил её, и все слушавшие девчонки “очень смеялись” этому рассказу, разделяющая нас с автором историческая пропасть напоминала о себе. Некоторые новеллы, по современным меркам, не такие уж и развеселые: то братья из лучших побуждений отрежут голову любовнику сестры и не понимают, что это она загрустила (странная, наверное!), то муж, дабы проверить преданность жены на прочность, сообщает ей, что велел убить их детей, то живущий в пустыне монах развращает пришедшую искать духовного наставничества лолиту. Может, для современника автора это всё и было страшно забавным, но сегодняшнему читателю точно не стоит принимать благодушную реакцию декамероновской публики на отрезанные головы и обесчещенных девиц школьного возраста близко к сердцу, а то можно и приуныть, и “не поймать” дух лучезарного и ликующего удовольствия от жизни на пороге смерти, который так старался передать автор.

Язык местами, конечно, витиеватый, но в плане реалий, в плане психологии героев, их чувств и реакций читать совсем не сложно. Все истории были мне понятны, некоторые - близки, некоторые действительно от души позабавили и рассмешили. И могу от всего сердца сказать, что “Декамерон” можно читать ради удовольствия, а не из-под палки необходимости “расширить кругозор” или “познакомиться с памятником литературы”. Он не душный, не назидательный, это просто хорошая развлекательная книга для людей, которые, кажется, не так уж и изменились за последние полтысячелетия, и так же хотят любить, смеяться, плести венки и прятать голову в песок в сложные времена, как и герои “Декамерона”, которых автор, кстати, нисколечко за это не осуждает.

А, да, всё “самое интересное”, происходит за опущенными литературными занавесками, в рамках иносказаний и эвфемизмов (И каких! “Поймать соловья”, бо-о-жечки!), так что текст, несмотря на свою громкую и неоднозначную славу, совершенно пристойный, автор явно не порно писал, а гимн эскапизму. Мелодий этому гимну не занимать, это ж ещё и огромный томище, и в конце автор даже написал, что не обидится, если читатель какие-то истории пролистает, заскучав. Эх, этот бы дисклеймер, да в предисловие, касатик. А так - отлично!

Так вот героев изобразил гражданин Уотерхаус, Джон Уильям, большой молодец: