Текст книги "Мечтай обо мне"

– Не раз мне приходило в голову, что смерть лучше неволи, да только наша вера запрещает самой лишать себя жизни. Когда-то я мечтала о доме, о муже и детях. Мне и не снилась участь рабыни, ничтожной твари, которую каждый может использовать как придется. – Губы ее снова дрогнули, но она справилась со слезами. – Прости, леди, мне не следовало обременять тебя своими бедами.

Кимбра не чувствовала себя обремененной, она была вне себя от гнева. Судьба Бриты пробудила прежний протест против устройства мира. Но что она могла сделать? Оставалось только запрятать свое негодование поглубже.

– Тебе не за что просить прощения, Брита. Пусть другие просят его у тебя!

Обнимая девушку, Кимбра решила, что нельзя все время отступать перед жестокостью и нужно что-то предпринять. Она как раз прикидывала, как бы начать с Вулфом разговор о Брите, когда в мысли ворвался перестук копыт.

Вверх по склону галопом несся черный жеребец. Брита вскочила, потянув за руку Кимбру.

– Беги, леди, спасайся! Я постараюсь задержать его!

Через пару секунд стало ясно, что ее самопожертвование ни к чему.

– Вулф… – прошептала Кимбра, разглядев всадника.

Облегчение смешалось в ней с досадой на то, что она могла так нелепо перепугаться.

В самом деле, о чем думает ее муж? За два дня они едва перемолвились парой слов, более того, наутро после брачной ночи он не удостоил ее и взглядом. А она так старается быть примерной женой!

Дав брачный обет, Кимбра решила свято его блюсти, даже если придется вылезти вон из кожи. Чтобы этот необычный брак сложился удачно, мало было одного Божьего благословения, гарантией личного счастья был мир между двумя народами. Никто не знал, как дорого обойдется малейший просчет, потому нельзя было допускать ни единого.

И вот Кимбра смотрела, как ее грозный супруг несется по склону верхом на черном жеребце, и задавалась вопросом, по силам ли ей поддерживать мир хотя бы в собственной семье. До сих пор она славилась на редкость ровным характером, но этот викинг озадачивал и сбивал с толку, он будоражил чувства, угрожая не оставить камня на камне от ее хваленого спокойствия.

Вулф сверху вниз глянул на жену, перевел взгляд на рабыню.

– Уходи! – приказал он Брите сквозь зубы.

Та побледнела и затрепетала, но не двинулась с места. К удивлению и ярости Вулфа, она обратила взгляд к госпоже.

– Леди, я могу идти?

– Конечно, иди, – мягко произнесла Кимбра, не сводя глаз с разгневанного всадника, размеры и мощь которого годились бы и для самого Одина. – Нам с лордом Вулфом нужно кое-что обсудить.

Рабыня заторопилась прочь. Вулф вперил в жену испепеляющий взгляд… и забыл о вопиющем поведении Бриты. Он заметил в глазах жены знакомый огонек.

Как? Она рассержена? Она?! Великий Один, да как она смеет быть чем-то недовольной? Эти два дня он был воплощенной добротой и пониманием, отказывал себе в радостях плоти, чтобы она, Кимбра, могла оправиться от брачной ночи! Пока она сладко спала, он мучился неутоленным желанием и в конце концов довел себя до нервного истощения, так что начинал уже без причины бросаться на людей и едва мог сосредоточиться на текущих делах!

Все это ради нее, а она… она, видите ли, рассержена!

Вулф спрыгнул в густой яркий мох, бросил поводья на ближайшую ветку и шагнул к жене. Кимбра поспешно отступила, но, увы, лишь самую малость, а потом и вовсе уперла руки в бока и вонзила взгляд в мужа.

– Не стой здесь, отойди! Ты топчешь растения, которые я хотела собрать!

У Вулфа отвисла челюсть. Он слышал слова, понимал каждое в отдельности, но вместе они не имели смысла. Почему она не пытается его умилостивить? Почему несет непостижимую уму чушь?

– Растения? – переспросил он.

– Ну да, растения, – терпеливо объяснила Кимбра. – Здесь у вас не выращивают нужные травы, поэтому приходится разыскивать их по всей округе. Не понимаю, как это можно! Сколько я ни смотрела, нигде нет даже самого захудалого садика. Придется мне самой его насадить из диких растений. – Она указала на холщовую сумку чуть в стороне. – Я уже начала их собирать.

Садик? При чем тут садик, дьявол его забери! Эта женщина вышла за городские стены с дурочкой-рабыней, не только не спросив у него разрешения, но и не поставив в известность! И все это ради садика?!

Вулф схватил Кимбру за плечи и так тряхнул, что у нее клацнули зубы.

– Здесь тебе не Холихуд, жена, и ты уже не избалованная сестричка чересчур мягкосердечного брата! Ему бы следовало думать головой, прежде чем потакать всем твоим прихотям, они совсем лишили тебя рассудка! Здесь суровый край, суровая жизнь! В какой бы роскоши ты ни жила, она в прошлом, и будь добра обходиться без нее! Будь добра научиться…

На языке у Вулфа уже висели слова «безоговорочно мне повиноваться», как вдруг Кимбра, все это время смотревшая на него с озадаченно сдвинутыми бровями, разразилась смехом. Это вышло непроизвольно. Смеяться в лицо невежливо, смеяться над разгневанным мужчиной неосторожно, но как тут было удержаться?

– Роскошь? Ты думаешь, речь идет о роскоши? Я хочу насадить сад не для красоты. Я буду выращивать лекарственные растения. Бог покрыл землю травами и цветами, чтобы дети Его были крепче и жили дольше.

Кимбра надеялась, что Вулф сразу проникнется ее затеей, и когда этого не случилось, была несколько обескуражена. Правда, он перестал трясти ее за плечи, но смотрел все так же сердито. К тому же эти его ладони, такие громадные и горячие… они сбивали с мысли. Кимбра решила сделать еще одну попытку:

– Помнишь, я говорила, что умею лечить? Да ты и сам наверняка видел у меня в сундуке шкатулку с лекарствами. Кстати, я еще не поблагодарила тебя за это… но мои запасы не бесконечны, их надо вовремя пополнять. Вот почему я здесь.

– Ты собираешься пичкать норвежцев микстурами?

Молчание Кимбры подтвердило догадку Вулфа, и теперь уже расхохотался он. Он смеялся до слез и, отпустив плечи Кимбры, схватился за живот. С ближайшего куста вспорхнула стайка перепуганных птичек, жеребец шарахнулся и затанцевал на месте. Отсмеявшись, Вулф улыбнулся своей наивной жене и резко оборвал неуместный ход мыслей, напомнив себе о первейшей обязанности мужа – воспитании жены. Кимбра была всего лишь слабая женщина, да еще и чужестранка, ей следовало объяснять все дважды, а если понадобиться, то и трижды.

– Я готов поверить, что твои англосаксы не обойдутся без ежедневной дозы какого-нибудь горького отвара. Мы, северяне, не в пример крепче. У нас нет такого ремесла, как лекарь. Раны мы прижигаем каленым железом, искалеченную руку или ногу просто отсекаем. Этого вполне достаточно, хотя бы потому, что мы не стремимся дожить до глубокой старости. Более того, мы этого страшимся. Немощному старику не попасть после смерти в Валгаллу, не пировать с богами, поэтому каждый викинг мечтает пасть на поле битвы с мечом в руке и именем Одина на губах. Любая другая смерть ввергает в небытие.

У Кимбры вспыхнули щеки. Она нашла сказанное бессердечным и утвердилась в подозрении, владевшем ею вот уже два дня. Горожане выглядели в самом деле здоровыми и крепкими, но это был не добрый, а скорее тревожный знак. Это означало, что слабые здесь просто не выживают.

– А как насчет женщин, которые в муках рожают вам детей? Если что-то идет не так, они просто закрывают глаза и ждут смерти? Как насчет тех, кто все-таки доживает до старости, пусть даже и против воли? Их заталкивают подальше в угол, чтобы не мозолили глаза, и оставляют страдать от болей в старых ранах? Поверить не могу, что норвежцы так жестоки!

Она и в самом деле не верила, потому что слышала от брата Чилтона, что норвежские женщины, если нужно, вступают в сделку с дьяволом и получают от него эликсир жизни и здоровья. Она не поверила тогда и предположила, что речь идет о знахарках, которым, как и ей, известны лекарственные травы. В городе, однако, ей не попалось ни одной. Почему? Потому что Вулф и его люди так истово исповедовали выносливость?

– Мне известно искусство врачевания, – сказала она мягко. – И я не могу позволить другим страдать.

Хотя голова ее была гордо вскинута, а взгляд по-прежнему устремлен Вулфу прямо в глаза, внутренне Кимбра трепетала. На ставке сейчас было ее призвание. Она не знала, как быть, если мужу вздумается запретить ей заниматься врачеванием, если ей придется жить среди этих людей, ощущать страдания и не иметь возможности помочь. Она была уверена, что зачахнет и умрет.

Вулф еще раз внимательно оглядел жену. Он видел, что для нее это важно, хотя и не вполне понимал почему. Должно быть, дело было в ее чисто английской трепетной натуре, в повышенной чувствительности – той самой, что заставила совершить до нелепости безрассудный шаг и войти в темницу в Холихуде, чтобы помочь своим врагам. Он хорошо помнил тот день и вынужден был заново признать, что такой поступок требовал большого мужества. Мужеству Вулф отдавал должное, а потому скрепя сердце решил, что женщине, пожалуй, не грех быть и трепетной. Она не в пример слабее мужчины, поэтому не в силах представить, что слабость достойна лишь презрения.

– Что ж, – сказал он наконец, – не будет большого вреда, если ты станешь пичкать своими отварами женщин и детей.

Это была уступка, но, если разобраться, не такая уж серьезная, а из затеи с врачеванием мог, пожалуй, выйти некоторый толк.

Кимбра почувствовала облегчение, но дала себе слово, чти ее муж рано или поздно признает важность ее задачи, что он когда-нибудь ее поблагодарит.

– Для начала довольно и этого. – Заметив, что Вулф нахмурился, она поспешно добавила: – Но мне понадобится помощница!

Он возвел глаза к небу. Если Кимбра и была трепетной, то только не в тех случаях, когда добивалась желаемого. Некстати проскользнувшая мысль о том, каково быть объектом ее желания, вызвала совершенно неуместное напряжение в чреслах.

– Помощница?

– Ну да. Не могу же я в одиночку обшаривать окрестности! И потом, из трав еще нужно готовить лекарства. – Кимбра сделала вид, что раздумывает. – Вот если бы подыскать кого-нибудь с зачатками знаний о растениях… погоди, погоди! – лицо ее озарилось. – Брита что-то упоминала о своей матери, знахарке! Вот удача! Наверняка она успела чему-нибудь научится.

Это было сильно преувеличено, но Кимбра была готова принять грех на душу. Ее муж равнодушно кивнул:

– Во всем, что касается хозяйства, поступай как знаешь.

Кимбра одарила Вулфа такой счастливой улыбкой, что напряжение в чреслах опасно усилилось. Он огляделся и только тут сообразил, что они находятся довольно далеко от города и к тому же наедине. Ему пришло в голову, что двух дней вполне достаточно, чтобы оправиться от брачной ночи. Во всяком случае, он очень на это надеялся, просто потому, что не силах был ждать дольше.

– А знаешь, жена, – вкрадчиво начал он, подступая к Кимбре, – добиться от мужа согласия можно и проще. Надо лишь немного его приласкать. Запомни это на будущее.

Внезапная перемена тона, блеск в глазах Вулфа привели Кимбру в полную растерянность. Она не знала, как быть.

Ее муж был на редкость привлекательным мужчиной, при всей своей мощи не лишенным грации, а уж если улыбался – вот как сейчас, – то просто захватывало дух. Так и хотелось приблизиться, окинуть взглядом черты его лица, заложить за ухо крыло угольно-черных волос, измерить объятием ширину его плеч, положить ладони на грудь и позволить им соскользнуть ниже…

Кимбра залилась краской, схватила котомку и прижала к груди – защищаясь не от Вулфа, а от себя самой, от собственного бесстыдства, которое так и норовило завладеть сознанием. Вулф с улыбкой протянул руку. Кимбра напряглась. Потянув за котомку, он привлек жену к себе почти вплотную.

– Хочешь, чтобы я показала тебе собранные растения? – спросила она дрожащим голосом. – Каждое ценно по-своему, а если говорить о пользе, которую они приносят… если перечислять, потребуются часы…

– Поэтому лучше не надо, – перебил Вулф и сомкнул вокруг нее руки, не слишком крепко, но так, чтобы лишить возможности ускользнуть.

Наклоняясь для поцелуя, он думал о том, что вот сейчас наконец-то подавит волю жены, подчинит ее себе, но стоило коснуться губами ее полуоткрытых губ, как все мысли о безраздельном господстве вылетели у него из головы. Сейчас Вулф желал только забыться, затеряться в ослепительном океане наслаждения и снова познать неописуемое удовольствие и полное, безграничное удовлетворение. Он желал, чтобы Кимбра сполна разделила с ним все это.

Вулф опустился в мох, увлекая жену за собой. Котомка мягко упала под дерево, за ней последовал плащ. Он коснулся поцелуем кромки волос на лбу Кимбры, щек и подбородка, в изящной линии которого не было ничего волевого, ничего слепо упрямого. Руки его скользили по изгибам тела, блуждали в волнах волос, поглаживали совершенные чаши грудей и наконец потянули вверх подол платья, обнажая ноги.

Кимбра вскрикнула. Вулф собирался овладеть ею здесь и сейчас, не дожидаясь, пока они окажутся в постели, невзирая на то что кто-нибудь мог на них наткнуться. Это было ужасно, но еще ужаснее было то, что она этого хотела. Два дня без его поцелуев и ласк привели ее в такое неистовство, что сама мысль о близости сводила с ума.

Дрожа всем телом, Кимбра вцепилась в его рубаху, пытаясь стащить ее через голову. Ей не удалось, и тогда он сделал это сам. Счастливо вздохнув, она положила ладони ему на грудь, где под густой порослью черных волос перекатывались мышцы. Каждый волосок был жестким колечком, они заполняли все пространство между сосками, а ниже сходились в косичку, исчезавшую под поясом кожаных штанов.

Сомнения и нерешительность оставили Кимбру. Да и как можно было колебаться, когда она честно ждала, ждала два долгих дня, пока у Вулфа восстановится мужская сила… Кто мог сказать, сколько времени это займет в следующий раз? Нужно было пользоваться моментом.

Нетерпение Кимбры повергло викинга в приятное изумление и подстегнуло его страсть. Он взялся было за шнуровку платья, что шла во всю его длину сбоку, но лишь затянул узел и с досадой рванул. Тепло и аромат желанной женщины окутали его. Он прижался ногой к развилке ног Кимбры, двигаясь вдоль ее женской плоти. Напрасно он говорил себе, что нужно помедлить, дать ей небольшую передышку, что она еще только попробовала плотской любви и просто не может ощутить желание так скоро. Он не владел собой, а потому, мысленно попросив у Кимбры прощения, потянулся рукой вниз и, к своему безмерному удивлению, понял, что она готова его принять.

Уже на грани проникновения он заглянул в пылающее лицо Кимбры. В страсти оно было еще прекраснее: синие глаза туманились, губы припухли, на лице лежал отсвет наслаждения.

Странная теплая волна омыла Вулфа. Она была чем-то сродни желанию, но не обжигала тело, а согревала душу. В этот момент он впервые увидел в Кимбре не женщину и даже не свою жену, а нечто особенное, уникальное, ни с чем не сравнимое, единственное во всем свете. Он ощутил, что соприкасаются не только их тела, но и души, что их близость может быть так же полна и гармонична, как и слияние тел.

Подумав об этом, он утратил всякий контроль над собой и вошел в тело Кимбры мощным толчком. Лишь мгновением позже он чисто инстинктивно помедлил, давая ей возможность приспособиться, но легкий, несмелый ответный толчок снова заявил его потерять голову. Осторожность была забыта, все поглотил красный туман страсти. Сквозь частый стук сердца Вулф слышал стоны, не вполне сознавая, с чьих они срываются губ. Он ощущал судорожное нажатие ладоней, понуждавшее его двигаться во все более бешеном ритме, пока высокий счастливый женский крик не поднял его на вершину наслаждения.

Он выложился целиком. Когда все кончилось, Вулф медленно отстранился и погладил жену по щеке. Синие глаза открылись.

– Я и не знала, что так бывает, – произнесла Кимбра едва слышно, но без всякого смущения.

За эти несколько минут что-то изменилось. Казалось невероятным, что можно общаться с мужчиной, когда и объятия еще не разжались, и тем не менее это было так. То, что раньше было бесстыдством, теперь воспринималось как нечто естественное и правильное.

– Сколько во всем этом силы… и красоты! – добавила она задумчиво, касаясь кончиком пальца линии губ мужа.

Вулф поймал ее палец и слегка прикусил. Кимбра сделала вид, что ей больно, и жалобно пискнула. Он чувствовал себя счастливым до глупости и был в этот момент в полном восторге от своей прекрасной англичанки да и от жизни в целом.

– Я рад, что тебе понравилось.

– Это исключение, правда? – спросила Кимбра и сама же ответила: – Должно быть исключением, иначе люди только этим и занимались бы. Это к лучшему, что мужчине нужно время…

Она задумалась о том, как мудро все устроено в природе. Если бы мужская сила могла восстанавливаться сразу, жизнь бы замерла, потому что каждый только и думал бы о постели.

– Время на что? – полюбопытствовал Вулф.

– Чтобы восстановить мужскую силу, – объяснила Кимбра с улыбкой. – Два дня – это ведь исключение, правда? Обычно приходится ждать дольше?

У Вулфа округлились глаза, и она выругала себя за излишнюю прямоту. Очевидно, для мужчин это был источник смущения, и они предпочитали не затрагивать столь щекотливую тему. Так или иначе, неосторожные слова были сказаны, и вот теперь Вулф смотрел на нее во все глаза. Он отодвинулся, повернулся на спину, устремил взгляд в небо и с минуту оставался в этой позе. Потом склонился над Кимброй.

– Значит, по-твоему, эти два дня потребовались мне, чтобы восстановить мужскую силу?

Рот его начал подергиваться. Кимбра окончательно смутилась.

– Только не считай это упреком! Наоборот, я восхищаюсь тобой, потому что ты на редкость… на редкость… – Она смешалась и спрятала лицо в ладони.

Вулф отвел ее руки. Кимбра уселась, прикрываясь обрывками платья. Он придвинулся ближе.

– На редкость что?

– На редкость быстро восстанавливаешься! – выпалила Кимбра, алея как маков цвет.

Вулф поймал ее руку и положил себе вниз живота. Кимбра ахнула.

– Жена моя, – сказал он, не позволяя ей отдернуть руку, – я не прикасался к тебе эти две ночи только потому, что не знал, как быстро восстановишься ты! Это повторится только в том случае, если ты сама попросишь о передышке.

Кимбра ощутила, что его напряженная плоть шевельнусь в кольце ее пальцев, словно зверек, требующий ласки. Тело ее откликнулось, и еще как охотно, хотя минуту назад удовлетворение казалось полным. Она откинулась в мягкий мох и привлекла к себе мужа.

Глава 8

Лютня была сломана. Кимбра долго смотрела на груду щепок и спутанные струны, что покоились на столе у окна с видом на гавань Скирингешил. Потом собрала все это в охапку и прижала к сердцу, как будто жест любви и сострадания мог оживить загубленный инструмент.

Накануне Кимбра играла для Вулфа. Она взялась за инструмент сразу после того, как они покинули трапезную и уединились в своем жилище. Воспоминания о том, что случилось позже в супружеской постели, были приятны, но и на них гибель лютни бросала тревожную тень.

Кто-то намеренно совершил недоброе дело. Иного объяснения не было. Еще час назад лютня красовалась на столе целая и невредимая. Кимбра провела этот час за обычными хлопотами, а хозяин дома еще на рассвете выехал со своими людьми на охоту. Брита – в благодарность за оказанную милость она хваталась теперь буквально за все, в том числе взяла на себя уборку в доме – постоянно была при госпоже. И вот, пока все они были заняты, кто-то проник в жилище и сломал музыкальный инструмент, причем намеренно оставил обломки на видном месте.

По спине Кимбры прошел холодок. Случившееся было нетрудно истолковать. Когда накануне она вернулась домой вместе с Вулфом, сидя по-мужски в седле, Марта и еще несколько женщин были откровенно возмущены.

Кимбра припомнила выражение лица Марты. Ее пронизывающий взгляд остановился на растрепанных волосах Кимбры, в которые вплелись травинки и кусочки мха, скользнул по припухшим губам и яркому румянцу на щеках. Было совершенно ясно, чем занималась молодая чета во время своего отсутствия.

Вулф, разумеется, ничего не заметил. Он дал жене игривого шлепка по заду, одарил ее широкой улыбкой и отправился по своим делам. Укрывшись в четырех стенах, Кимбра вымылась и переоделась, прежде чем снова появиться на людях.

Первым делом она разыскала Бриту и объявила о перемене в ее положении и о новых, более почетных обязанностях. Будь у нее время поразмыслить, она задалась бы вопросом, как отреагируют на это Марта и ее присные, и скорее всего приберегла бы новость до той поры, когда лучше обживется на новом месте.

В самом деле, пока Вулф оставался холостяком, Марта занимала положение экономки при ярле (титул, равнозначный английскому графу) и наслаждалась заслуженным уважением. В ее ведении были все кладовые, ключи от которых, символ власти, красовались у нее на груди. Как жена ярла Кимбра должна была потребовать ключи, но не сделала этого. Отчасти она хотела сначала снискать доверие и, если возможно, любовь горожан, а уж потом предъявлять права. С другой стороны, она надеялась, что Вулф заметит упущение и сам прикажет экономке сложить полномочия. Наивная! Муж всеми силами старался избегать домашних проблем, просто отказывался их замечать. Вот если бы в стенах крепости появилась щель, или на любом из мечей обнаружилось пятнышко ржавчины, или кто-то из викингов на тренировке отразил удар на мгновение позже, чем нужно, – тогда другое дело!

Даже за столь короткий срок Кимбра успела усвоить, что Вулф мало интересуется тем, что носит и ест, какая стоит погода, ему были безразличны элементарные удобства. Ей это не было внове: Хоук выказывал точно такое же пренебрежение к личному комфорту. Когда-то у Кимбры хватило ума оставить брата в покое – ведь нельзя изменить то, что заложено в самом характере. Сейчас она думала о том, что обращаться к Вулфу с домашними проблемами неразумно, это лишь уронит ее в его глазах, да и в собственных тоже. Муж может решить, что она не справилась с задачей, которую сама же и поставила – быть образцовой женой. Не хватало только отступиться в самом начале! Если она хочет добиться подлинного признания и искреннего уважения, нужно как-то управляться самой. Оправдав на деле звание супруги ярла, она и Хоука убедит принять этот брак, а с ним и доселе невиданный союз с викингами.

Не давая себе времени передумать, Кимбра отправилась в трапезную, где ожидала найти Марту. Экономка раздавала распоряжения слугам. Столешницы были уже уложены на раздвижные козлы, плетенки свежего хлеба расставлены по своим местам.

Кимбра прошагала через зал, встала перед Мартой и протянула руку:

– Ключи!

Всякая суета разом прекратилась, наступила мертвая тишина. Все глаза обратились к Кимбре. Намеренно медленно Марта смерила ее взглядом и хмыкнула. Она всегда держалась нагло, если некого было опасаться. С этим нужно было покончить.

– Уж не возомнила ли ты, что можешь командовать здесь только потому, что охотно раздвигаешь ноги для лорда Вулфа? – Громкий голос Марты достиг каждого уголка зала. – Шлюхи тоже это делают, ну и что? Что им это дает?

Послышались смешки. Кимбра не оглянулась, не опустила руки. Голос ее остался ровным:

– Ключи! Отдай их, отправляйся к себе и не показывайся, пока тебя не позовут. Здесь тебе больше не распоряжаться. – Чтобы все было предельно ясно, она добавила: – Ты мстительна и сеешь раздоры. С таким характером нечего делать среди людей.

– Да как ты смеешь?! – Лицо Марты исказилось от злости. – Ты, ничтожная! Ты хуже последней рабыни! Если бы лорда Вулфа не заставили взять тебя в жены, на твоем месте сейчас была бы Кирла! Если ты думаешь, что брачный обет дает тебе право…

– Что? – перебила Кимбра. – Лорда Вулфа заставили взять меня в жены? Кто же он, этот дерзкий, что осмелился помыкать ярлом, слово которого – закон?

Краем глаза она заметила, что женщины за спиной у Марты опасливо переглянулись. Им было хорошо известно, что Марта и сама не без греха. А та при всей своей самоуверенности поняла, что наговорила лишнего, и попыталась исправив положение:

– Не придирайся к словам! Я только хотела сказать, что лорд Вулф пожертвовал собой ради благополучия своих людей. Но что так, что эдак, для тебя это ничего не меняет!

– Ключи! Я прошу по-доброму в последний раз. Если не отдашь, мне придется обратиться к лорду Вулфу. – Кимбра понизила голос: – У меня найдется что ему порассказать.

Марта побледнела. Наверняка она припомнила свои слова, сказанные Кимбре в брачную ночь. Впрочем, отступать она не собиралась.

– Мой муж заменил лорду Вулфу отца, впервые вложив в его руку меч викинга и показал, как с ним управляться. А ты – чужестранка, взятая в жены потому, что это выгодно всем норвежцам. Кому из нас поверит лорд Вулф?

Кимбра и сама хотела бы это знать.

– Лорд Вулф, как всегда, поступит справедливо.

Марта задумалась. Она была уже немолода, знала жизнь и мужчин, а потому заново взвесила возможности. Перед ней стояла юная красавица, озаренная светом только что пробудившейся чувственности. Достаточно было вспомнить выражение лица и глаз лорда Вулфа, когда он привез свою жену в город. Никогда он не казался таким довольным… и заботливым, таким внимательным. Хотелось думать, что все это ненадолго, поскольку на пороге страсти всегда караулит пресыщение, но кто мог за это поручиться? Что, если судьба этой женщины предначертана богами и она послана смирить натуру ярла? Тогда открытая война с ней принесет только поражение.

– Он не поблагодарит тебя, если будет втянут в женские раздоры, – резонно заметила Марта. – Мужчины не вмешиваются. Если ты не совсем глупа, то и сама это знаешь.

Женщины, все как одна, кивнули. Устами Марты говорила вековая мудрость.

– Он даже может решить, что ты намеренно сеешь раздоры среди наших женщин. Он вспомнит, что ввел в наш круг чужестранку, и задумается, что у тебя на уме.

Теперь аргументы были высказаны с обеих сторон. Стало ясно, что даже страх перед гневом Вулфа не заставит Марту добровольно расстаться с символом власти. Кимбре оставалось только обратиться к мужу. Если она не осуществит угрозу, ее слово потеряет всякий вес. Девушка пожалела, что вообще об этом заикнулась, так как меньше всего желала втягивать Вулфа в женские дрязги. Но другого выхода не было.

Покинув трапезную, она больше не переступала ее порога до самого ужина. Вернувшись с охоты, Вулф сразу отправился в баню. Увиделись они с Кимброй только за столом.

Когда она вошла, он уже сидел на скамье и смеялся какой-то шутке Дракона. Как всегда при появлении Кимбры, разговор прервался. Вулф поднялся и с насмешливой галантностью отодвинул для нее стул.

– Прошу к столу, моя жена! – поддразнил он громко, а для нее одной, на ухо, добавил: – Моя прекрасная жена.

Кимбра вспыхнула от удовольствия, но нервозность ее при этом не уменьшилась, ведь перед ней стояла нелегкая задача. Когда Вулф снова уселся. Дракон поднял свой рог:

– Приветствую и благодарю тебя, сестра.

– За что, милорд?

– За хорошее влияние на моего братца. Сегодня он был в мрачном настроении. Когда выяснилось, что кабанов поблизости нет и придется загонять оленя, он совсем не ругался.

– Придется? – удивилась Кимбра. – Мой муж не любит оленину?

Вулф вперил в брата предостерегающий взгляд, но тот только ухмыльнулся:

– Напротив, обожает. Просто ему больше по душе схватка с разъяренным кабаном. Пару раз мне приходило в голову, что он чувствует родство с этим свирепым зверем.

Кимбра искоса глянула на мужа. Тот пожал плечами:

– Не обращай внимания. Дракон злословит потому, что его панический страх перед браком оказался беспочвенным.

– Страх?

– Ну да. Он был уверен, что брак меняет мужчину только к худшему.

– А ты, о прекрасная, поколебала мою уверенность. Прежде чем она разлетится вдребезги, сочту-ка я ваш случай исключением из правила!

– О! – воскликнула Кимбра, хотя не до конца уловила суть перепалки.

Впрочем, ей было довольно и того, что Дракон как будто одобряет выбор брата. Это был добрый знак.

– Если оленина тебе по душе, – обратилась она к мужу, – то у меня есть чудесный рецепт. Хочешь попробовать?

Вулфу было глубоко безразлично, как готовится мясо, лишь бы оно подавалось на стол не сырым и не обугленным. Но Кимбра доставляла ему столько удовольствия, что хотелось как-то воздать ей за это.

– Не откажусь, – ответил он в приступе великодушия. – Приготовь оленину, как считаешь нужным.

Кимбра немного помедлила, но все же ухватилась за свой шанс. Она знала, за каким из дальних столов сидит Марта, краем глаза наблюдала за ней и знала, что и сама является объектом куда более откровенного наблюдения. Другие женщины тоже следили за развитием событий. Почти все взгляды были враждебными, только Брита и некоторые из числа рабынь робко улыбались в знак поддержки. Горло Кимбры стеснилось от волнения, но она сделала над собой усилие и заговорила ровным тоном:

– Я бы с удовольствием, муж мой, но не знаю, есть ли в кладовых нужные приправы. Ведь у меня нет ключей.

Вулф был так исполнен благодушия, что не сразу подметил в замечании некий скрытый смысл, а когда осознал сказанное женой, ничуть не обрадовался. Им овладело легкое беспокойство, смутное воспоминание о каком-то упущении заскреблось в двери памяти. Ах вот оно что! По обычаю, хозяйка дома всегда имела при себе ключи от кладовых. Более того, это был знак того, что женщина состоит в браке, и сборище кумушек в базарный день далеко оповещало о себе не только треском языков, но и звяканьем.

Припомнив все это, Вулф сдвинул брови. Если по какой-то причине Марта не передала ключи Кимбре на другой день после свадьбы, то почему та прямо не обратилась к ней с просьбой о них, а втянула в это дело его? Да еще и спряталась за какой-то глупой уловкой?

Обежав глазами трапезную, Вулф с удовлетворением убедился, что среди мужчин, как обычно, царят лад и понимание. Они ели, пили, говорили, смеялись шуткам, поигрывали ножами. Словом, здесь все было в полном порядке. Зато с женщинами явно творилось что-то неладное. Обычный мужской страх перед женскими дрязгами шевельнулся в душе Вулфа при виде того, как они мялись и жались под его взглядом. Только Марта держалась невозмутимо.

Чтобы разом со всем покончить, Вулф махнул ей рукой, призывая к себе. Она приблизилась охотно и с улыбкой.

– Отдай моей жене ключи от кладовых. Отныне она здесь хозяйка.

Улыбка стала еще шире. Марта сняла ключи и протянула Кимбре. Все так же улыбаясь, она повернулась:

– Конечно, конечно, как же иначе! А я все думала, когда же леди наконец попросит у меня их? Думала даже, что они ей в обузу.

Вулф услышал, как Кимбра перевела дух. Она не поблагодарила Марту, вообще не сказала ей ни слова, и это ему очень не понравилось. Он знал Марту с детства и уважал за трудолюбе и преданность.