Текст книги "Давай вместе"

Остаток дня развлекаюсь мысленным общением с Джеком.

Я. Алло?

Джек. Привет, Эми. Это Джек.

Я (якобы не узнавая). Кто?

Джек. Помнишь, вечером в пятницу. Классный выдался вечерок. Ты такая необыкновенная. Честно, никогда раньше не встречал такой умной, сексуальной…

Нет, так не пойдет. Это нереально.

Я. Алло?

Джек. Привет, детка, это Джек.

Я (очень спокойно). Привет. Как дела?

Джек. Без тебя не очень…

Бэээ. Меня от него тошнит.

А он болтает и болтает. Я уже все отрепетировала, все обдумала, кроме ситуации, когда я сама ему звоню. Тем не менее к концу рабочего дня я так привыкла к общению с ним, что уже уверена – он обязательно позвонит. Не может быть, чтобы человек не уловил телепатических волн, когда о нем столько думают. Ведь так?

Когда я возвращаюсь домой, на моем автоответчике только одно сообщение. От Хел. Она просит меня перезвонить ей после того, как я позвоню Джеку.

Все, теперь уже никуда не деться от этого. Настраиваю себя на нужный лад, полистав «Сильную женщину». «Не отдавайте своей силы другим людям… Женщины, которые добиваются своего, всегда действуют первыми…» и так далее. Гипнотизирую взглядом страничку из органайзера с номером телефона Джека. Ну давай же. Давай. Давай. Ну возьми трубку наконец.

Телефон Джека звонит четыре раза. Прижимаю трубку к уху. Сжимаю ее так, что белеют костяшки пальцев. Чувствую себя такой беззащитной. Я звоню ему домой!

Включается автоответчик. Голос Мэтта:

– Привет! Мэтта и Джека сейчас нет дома. Пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала, и мы вам перезвоним.

Пиии…

А потом происходит нечто странное. Откуда ни возьмись, в моем горле завелся бурундук.

– Привет, это… – Все. Я в таком шоке от звуков, которые исходят из моего горла, что не могу говорить. Пытаюсь начать сначала: – Это Эми, м-м-м… – Снова тишина. Потом гудок.

Я только что собственноручно оставила на автоответчике самое ужасное сообщение в мире. На всем белом свете. И поделать с этим уже ничего нельзя. Я отбрасываю от себя телефонную трубку, как будто меня током ударило, и принимаюсь махать руками. Я вся горю.

Вырываю телефон из розетки, отключаю от сети автоответчик, открываю окно и швыряю «Сильную женщину» в сад соседнего дома.

* * *

Четверг. Таю.

На работе нахожусь в бессознательном состоянии. Я поняла, что моя проблема намного больше того инцидента с автоответчиком. Из небольшого происшествия она превратилась во всеобъемлющую жизненную коллизию. Сам того не подозревая, Джеф стал действующим лицом моей драмы и попал под горячую руку…

Джеф – консультант из «Бутройд, Картер и Мэй». Он всю неделю ошивался вокруг приемной. У него в офисе нет друзей. Он как старая петарда – никому не нужен. В нем вообще нет ничего привлекательного. У него прямоугольные очки, лысина, и от него воняет.

Я в таком упадке, что, когда Джеф меня приглашает пообедать, я соглашаюсь. Я иду на свидание с Джефом!

Он ведет меня в итальянский ресторан, заказывает спагетти и забрызгивает себе соусом галстук. Он очень нервничает и несказанно польщен, что я согласилась с ним пойти. Я не очень сильно связываю происходящее с собой, потому как весь день пребываю вне собственного тела. Разговор не клеится, и я начинаю тыкать свою лазанью вилкой.

– Вид у тебя не очень радостный, – замечает Джеф.

Пять баллов за наблюдательность. Эйнштейн. Я пожимаю плечами:

– Нормальный вид.

– О чем ты думаешь? – спрашивает он (дурень).

И я ему рассказываю. Меня прорвало.

Говорю ему, что, по-моему, люди привлекают к себе только тех, кого действительно могут привлечь. Например, Элизабет Тейлор привлекла Ричарда Бартона, потому что они оба примерно в равной степени привлекательны. А я привлекла Джефа. То есть мой уровень привлекательности соответствует его уровню. И этот факт, если уж откровенно, наводит меня на мысль о самоубийстве.

Не знаю, что на меня нашло. Никогда в жизни я не говорила таких гадостей практически незнакомому человеку. Мы смотрим друг на друга, потом я нервно улыбаюсь, а у Джефа вид очень огорченный. Трясущимися руками он достает деньги из бумажника, роняет их на стол и поспешно уходит.

К счастью, поскольку с Джефом никто не общается, ему некому об этом рассказать и по офису не пошли пересуды. И тем не менее меня весь остаток дня мучает раскаяние.

Вернувшись домой, собираю все мужество в кулак и включаю телефон. В то же мгновение звонит мама – так, «поболтать».

– Дорогая, как поживает твой замечательный молодой человек? Умираю от любопытства…

– Он не мой и не замечательный! – ору я.

Кажется, я совсем потеряла волю.

Джек не звонит. Зашла Хел. Мы с ней крупно поругались, так как я не позволила ей вытащить меня из моей глубокой депрессии. Она говорит, что я веду как себя идиотка и мне незачем срываться на других. Она права, но я в таком состоянии, что злобно кричу в ответ:

– Да откуда тебе-то знать, каково это, когда тебя бросают, даже не успев пригласить на первое свидание!

Кажется, ей надоело со мной церемониться.

– К случаю с Джеком это не имеет никакого отношения, – произносит она спокойно, и это ее спокойствие меня еще больше раздражает. – Просто ты окончательно свихнулась, и все из-за твоей вечно-временной работы. Я знала, что рано или поздно это произойдет.

– Да, у меня дерьмовая работа, и жизнь тоже полное дерьмо. Что с того? Это все, на что я гожусь, – набрасываюсь я на нее. – Я безнадежна во всех отношениях.

На эту удочку она не ведется.

– Полная хрень! Ты даже не пытаешься выбраться из этого дерьма, как будто уже все потеряно. Ты же знаешь, что хочешь заниматься модой, хочешь сделать карьеру, но тебе страшно браться за это.

– Да иди ты! Все – в далеком прошлом. Мне уже поздно что-то начинать.

– Нет, не поздно! Но ты такая упрямая, что отказываешься это признать.

– Да тебе-то откуда знать? У тебя шикарная работа на телевидении и Гэв под боком. Да ты понятия не имеешь, каково оказаться в тупике. – Но я уже теряю запал, и голос начинает дрожать.

– Ну найдешь ты себе мужика. Этим ты своих проблем не решишь.

– Какие мы умные! – К горлу подкатывают слезы. – Может, и не решу, но ведь с чего-то я должна начать! Ты не представляешь, как мне надоело быть одной! Одной барахтаться в этом… дерьме! – Плюю со зла на пол и начинаю реветь. – Но если ты до сих пор не заметила, я не могу подцепить себе мужика. Я даже Джефа не смогла подцепить, потому что он понял, что я сволочь и жизнь у меня никудышная… и… и… она закончится лет в тридцать пять, когда я превращусь в полную неудачницу, сумасшедшую бабу… и… и я умру де-девст-вен-ен-ницей.

Хел обнимает меня, открывает коробку с цветными салфетками, заваривает травяной чай и укладывает спать. Убеждает меня, что утром все будет хорошо.

* * *

Точно. Пошли они все! Хватит сопли размазывать! С меня довольно! Я потратила слишком много сил на этого урода, дожидаясь, пока он сподобится позвонить. Все, что от него требовалось, – это один жалкий звонок. Но нет же, он такой эгоист, что ему, блин, не до этого! Все! Больше я на него время тратить не буду, и этот мерзавец не заставит меня снова из-за него страдать. За одну эту неделю я успела сбросить и снова набрать шесть килограммов, поругаться со всеми подряд, включая Хел, и все ради чего? Ради пустого места.

Все. Джек Росситер для меня умер. Нет, скажите мне, он что, не понимает, с кем имеет дело? Кого он упускает? Да он сейчас должен у меня в ногах валяться, молить о свидании, обрывать мне телефон и засыпать мою квартиру цветами. И знаете что? Пошел он! Со своими шлюхами, дорогими шмотками и всей художественной фигней! Катись, Джек, колбаской!

И вообще, я же Сильная Женщина. Мужики мне не нужны. Мужланы с вонючими гениталиями, отвратными ногтями на ногах и высокотехнелогичным снобизмом. Да кого они вообще интересуют? Точно не меня. Нет, сэр, я – пас.

Стою на пороге и вдыхаю бодрящий воздух. Ха! Ни один мужик больше не сможет сбить меня с намеченного пути. Сегодня последний день моей временной работы и ПЕРВЫЙ ДЕНЬ МОЕЙ ОСТАВШЕЙСЯ ЖИЗНИ.

Неудачно поскользнувшись на первой ступеньке, цепляюсь за какую-то дрянь, и на колготках ползет петля. Но запрещаю себе переживать по пустякам, и, кажется, это написано на моем лице. Люди в метро от меня шарахаются, а приветливые улыбки сотрудников офиса вянут у них на губах. Весь день я работаю с ожесточенным рвением. Даже прибираю вечный бардак в шкафу с бланками, что весьма впечатляет Кислые Титьки.

В 17.30 ровно подаю ей на подпись свою ведомость с количеством отработанных часов. Эта самая мерзкая процедура для временного работника. В большинстве случаев люди начинают суетиться, придираются к количеству часов – так унизительно. Но только не сегодня. Кислые Титьки оглядывает меня с ног до головы, пока я стою у ее стола.

– Спасибо, Анна, вы хорошо поработали, – говорит она, – должна сказать, сегодня вы были особенно… э-э… усердны.

– Вообще-то меня зовут Эми. Не за что. – На следующей неделе вы нам не нужны.

Дженет вернулась из отпуска, но, если что-то потребуется, я позвоню.

Конечно, не позвонит, но меня это вполне устраивает. Я отсюда сваливаю.

Широким шагом иду в агентство «Лучшие кадры». Элейн устраивает вечеринки по пятницам для всех временных работников. Боюсь, увильнуть не получится, поскольку нужно сдать в офис свою ведомость за неделю. Предполагается, что благодаря этим вечеринкам мы будем чувствовать себя членами одной большой и дружной семьи, а не сборищем главных неудачников страны, коими большинство нас считает. На самом деле от этих вечеринок всем только еще хуже. Никто из нас и себя-то не уважает, не говоря уж о других.

В офисе жарко. В приемной стоит большое блюдо скрюченных бутербродов, пара бутылок газировки, пакет дешевого вина. Элейн уже почти наполовину опустошила его, и растекшаяся подводка делает ее похожей на панду.

– Оставайся, выпей с нами, – бормочет она, швыряя мой лист в стопку.

Я отклоняю столь лестное предложение и говорю, что у меня уже есть планы на вечер. Она обещает перезвонить мне по поводу еще одной работы на будущей неделе.

Из офиса звоню Хел, оставляю ей сообщение. Говорю, что у нее нет выбора: мы сегодня устраиваем попойку.

Грандиозную!

По дороге домой мурлычу под нос песню, предвкушая, как мы с ней оторвемся. Напьюсь в стельку. Я это заслужила. Меня ничто не остановит.

Вставляю ключ в замок. Не собираюсь даже смотреть на автоответчик. Нет, этот аппарат не получит от меня ни малейшего знака внимания. Потому что мне все равно. И даже если бы там оказалось десять сообщений от Джека-Засранца-Росситера, я бы стерла все десять. А если бы он снова позвонил, я бы попросила его отвалить.

Как только я открываю дверь, звонит телефон. Отлично. Это, конечно, Хел хочет наметить план действий. Я бросаюсь к телефону и весело чирикаю:

– Алло? Небольшая пауза.

– Привет, Эми. Это Джек. Вот, решил узнать, какие у тебя планы на вечер.

И я понимаю, что все плохо, очень, очень плохо. Что за две секунды я разрушаю все достижения феминистского движения за последние двадцать лет. Я безумно счастлива слышать его голос. До слез благодарна, что он мне позвонил. Неожиданно для себя замечаю в своем голосе нотки повышенного энтузиазма, когда отвечаю:

– Никаких, а что?

3
ДЖЕК

– Никаких, а что?

Ну, скажем, с «а что?» все предельно ясно. На этот вопрос я могу ответить стоя на голове со связанными руками. Сегодня пятница, вечер, я дома один, и, хотя ты на прошлой неделе сказала мне, что тебе нравится Мэтт, я все еще надеюсь, что и ко мне ты не совсем равнодушна. А еще у меня уже неделю не было секса, а у тебя больше шести месяцев. И посему, Эми, мы друг другу необходимы. И еще, ты мне тоже нравишься.

Вот с «никаких» могут быть проблемы. Я, откровенно говоря, не ожидал услышать «никаких». Просто это как-то слишком… откровенно. В том смысле, что в игре, которую мы ведем, должны быть свои правила. Существует сборник правил, в нем говорится, что можно и чего нельзя делать одиночкам. Итак, можно:

А. Познакомиться с кем-то на вечеринке, понравиться этому человеку и внести его в графу «варианты» списка ППС (Потенциальных Партнеров для Секса).

Б. Время от времени, оставшись в одиночестве в пятницу вечером, без партнера и без приглашения на свидание, просматривать список ППС в поисках вариантов.

В. Иногда звонить вышеуказанному субъекту из графы «варианты» и предлагать встретиться.

Нельзя:

A. Всегда лично отвечать на звонок, потому что есть автоответчики, которые, как ротвейлеры, охраняют покой своих владельцев от внезапных вторжений в личную жизнь.

Б. Самолично подходить к телефону в пятницу вечером, особенно если ты дома в полном одиночестве, потому как в этом случае любой звонящий субъект может решить, что твоя личная жизнь, равно как и общественная, приказала долго жить.

B. Подтверждать догадки об угасшей личной жизни, отвечая, что планов на вечер нет «никаких».

И мы обязаны придерживаться этих правил, ибо они призваны защищать наше неотягощенное семейное положение. На них зиждется наша Декларация Независимости, и мы обязаны соблюдать их в любых обстоятельствах.

Однако очевидно, что мои правила тебе, Эми, не подходят. Одним словом ты перечеркнула весь мой холостяцкий кодекс. Ты меня подловила. Не оставила выбора, и теперь мне придется трансформировать твои «никакие» в какие-нибудь, теперь уже наши общие планы. Тянусь за сигаретой.

– Знаешь, – говорю я, взгромождаясь на подлокотник кресла, – я сегодня вечером должен был работать. Поклялся, что кровь из носу, но закончу портрет к юбилею клиента в воскресенье. Но я уже закончил его, час назад, и… и… не знаю… Я тут вспомнил, как здорово мы с тобой посидели на прошлой неделе. Весело было, и я подумал, может, встретимся снова. Думаю, дай тебе позвоню – вдруг повезет и ты окажешься дома. Думаю, спрошу, как у тебя дела, какие планы, то да се…

– Джек, ты приглашаешь меня на свидание? Вот так. Без обиняков. Ладно. Я тоже ведь могу в лоб.

– Ну да, можно и так сказать.

– Ладно.

– Ладно – в смысле ты подумаешь, или ладно – ты согласна?

– Ладно, я об этом подумала и согласна. Улыбаюсь. Здорово она меня передразнила.

– Хорошо, я выберу ресторан. Сначала можем зайти куда-нибудь выпить, если хочешь.

– Хочу.

Опять улыбаюсь.

– Знаешь бар «Зак»?

– Конечно.

– Встретимся там около восьми?

– Давай.

Поначалу, положив телефонную трубку, я не могу отделаться от ощущения, будто только что закончилась перестрелка и я убираю свой револьвер в кобуру. Однако я в порядке, если не считать немного учащенного пульса. Я смог пережить Разговор по Телефону. И разговор, кстати, удался. Эми была приветлива – явно рада меня слышать. Я пригласил ее на свидание, и она согласилась. Мы назначили встречу. Сегодня. Так что результат положительный. 1 : 0 в мою пользу.

Но потом до меня доходит реальный смысл происшедшего: е-мое, я иду на свидание. На свидание, черт побери! Как положено – с вином и ужином. Со светской болтовней на несколько часов.

Вечер как раз по тому сценарию, от которого я отказался, как только открыл менее хлопотные пути к постели.

Что за… Во что я ввязался?

Спокойствие.

Крепко затягиваюсь и пытаюсь убедить себя, что все не так плохо, как кажется. Эми – ничего себе. Симпатичная. Веселая. Плюс я вправду хочу ее видеть. С чего бы иначе я ей позвонил? И потом, я ее вроде бы неплохо знаю. В конце концов, полночи с ней проболтал. Она на меня запала. И если согласилась встретиться со мной, значит, не так уж ей нравится Мэтт, как она говорила. Выходит, все в порядке.

В столь странном развитии событий отчасти виновата Хлоя. Рассматриваю клочок бумаги в руке: почерк Хлои, номер Эми. Хлоя вручила мне его в понедельник вечером, когда я окончательно достал ее своим нытьем по поводу Маккаллен. Она сказала, что мне стоит позвонить Эми и после нормального секса все мои печали как рукой снимет. А потом вечером в среду Эми – по крайней мере, я практически уверен, что это была она, – позвонила сама и оставила странное и короткое сообщение на автоответчике. Наверняка то, что у Эми оказался мой номер, – тоже дело рук Хлои. Кроме нее никто бы не посмел. Она нам с Мэттом все время такие фокусы выкидывает – старается, чтобы ее мальчики были счастливы и довольны. А мы в ответ периодически подкидываем ей своих знакомых парней.

Иногда мне приходит в голову, почему бы нам с Хлоей не отшить этих посредников и не дать шанс друг другу. Не то чтобы я никогда не думал о ней как о женщине, и вообще мы с ней частенько флиртуем. Я однажды говорил об этом с Мэттом, как раз сразу после разрыва с Зоей. Накануне вечером мы с Хлоей сильно напились и она завалилась спать прямо на моей постели, рядом со мной. Утром Мэтт пришел нас будить с кофе и обнаружил Хлою, уютно посапывающую в моих объятиях. Когда она ушла домой, он спросил, было ли между нами что-нибудь, и я ответил, что нет. Он спросил, почему нет, а я сказал, что люблю ее, но вряд ли когда-нибудь смогу в нее влюбиться. Так же, как и он, я видел в ней только хорошую подругу. Было бы слишком сложно из давних друзей стать любовниками. И потом, я знаю ее как облупленную. Нет в ней загадки, тайны, которую хотелось бы разгадать. Трудно сказать, поверил он мне или нет. Я и сам толком не был ни в чем уверен.

Старые часы Мальборо висят над баром в гостиной. Показывают полседьмого. Пора действовать.

Иду в спальню Мэтта и открываю его гардеробную. В тысячный раз думаю, как мне повезло иметь друга, который не против делиться со мной буквально всем. Парень достоин восхищения. Тут одежда на все случаи жизни: смокинги, фрак, костюмы, фирменные рубашки, джинсы, джемперы. Попасть к нему в гардеробную все равно что пойти по магазинам с золотой карточкой «Америкэн Экспресс»: выбирай что хочешь (главное, чтобы у вас с соседом была одинаковая комплекция). Надеюсь, что при своем пристрастии к обильным обедам Мэтт не начнет пухнуть. Иначе по части шмоток у меня будет полный провал и придется есть в три горла, чтобы подогнать себя под его размеры. Или найти приличную работу и завести собственную золотую кредитку. Но до конца этого года – именно до этого времени я дал себе зарок добиться успеха в живописи – мне такое не грозит. Выбираю прикид и иду в ванную.

* * *

Многие из моих знакомых девушек считают личную гигиену одним из половых признаков: у женщин она есть, а у мужчин нет. И точка. В некоторой степени они правы. Оставьте парня одного на год, оградите его от цивилизации и, самое главное, лишите шансов заняться сексом – и он непременно опустится до свинского состояния. Он будет менять носки и трусы, но стирать не будет, пока он в них не начнет чесаться или пока их вонь не начнет перебивать «аромат» забытого в холодильнике сыра. Все вокруг покроется дюнами пыли. Плита, заляпанная пятнами разбрызганного масла, навсегда утратит свой первоначальный цвет. Под тяжестью черной грязи ногти будут отваливаться от пальцев.

Но стоит вернуть парня в его нормальную среду обитания, и картина меняется до неузнаваемости. Устройте ему свидание, посулив шансы на секс в десять процентов, и он за день изведет на себя кремов, лосьонов и дезодорантов больше, чем Клеопатра за год. Смысл, думаю, в том, что для парней личная гигиена неотъемлемый атрибут секса. Будешь мыться – будешь трахаться. Все просто. Возьмите, к примеру, мальчишек – тех, что еще не закончили свою эволюцию, – так вот, они считают, что если носки спокойно стоят в углу и никуда не бегут, то их еще вполне можно носить. Этим пацанам все равно, сколько на них грязи. А если в радиусе ста метров от них найдется хоть одна куча собачьего дерьма, то они непременно в него вляпаются в ближайшее время. И так продолжается до тех пор, пока они не достигают половой зрелости. Только тогда они начинают замечать, что, если от них воняет, девчонки от них разбегаются. И даже если парень совсем лох в математике, на этой стадии он может вполне самостоятельно составить и решить сложную систему уравнений:

Вонь изо рта + грязные зубы = 0 поцелуев.

0 навыков гигиены = 0 секса.

Я от них ничем не отличаюсь. Вот, к примеру, сегодня. Шансов у меня не десять, а, по-моему, все пятьдесят процентов. Если я поведу игру по-умному, то вечер может закончиться быстренькой прогулкой по улице Сбывшихся Надежд к дому Раздень Меня. И чтобы повысить вероятность подобного финала, я занимаюсь личной гигиеной. По полной программе. Принимаю душ, оттираю себя мочалкой, бреюсь, навожу порядок на голове, чищу зубы щеткой и зубной нитью, мою уши, подстригаю ногти, натираюсь кремом, освежаюсь лосьоном после бритья. Потом одеваюсь: трусы от Келвина Кляйна (они же – «приманка для женщин»), чистые носки и шмотки Мэтта (как всегда чистые и выглаженные). Смотрюсь в зеркало, репетирую улыбку для Эми. Ну и как впечатление? Я себе нравлюсь. Надеюсь, ей тоже. Спускаюсь вниз, наливаю себе пива, ставлю диск. Бар «Зак» недалеко, так что спешить мне некуда. Осталось только выбрать ресторан и заказать столик. Чтобы заведение было не скучное, не слишком дорогое. Где мы могли бы расслабиться, поболтать и посмеяться. Правильнее будет сказать – мне бы осталось только заказать столик в ресторане, если бы я этого уже не сделал. Но я уже его заказал. Четыре часа назад, еще до того, как мысль позвонить Эми пришла мне в голову. Четыре часа назад, когда я заканчивал свой второй сеанс с Маккаллен. Четыре часа назад я решил заказать столик в «Хот-Хаус», предполагая, что именно это заведение Маккаллен считает одним из самых модных. Четыре часа назад, ровно за час до того, как я понял – во второй раз за две недели, – что она со мной никуда не пойдет.

* * *

Сегодня утром около десяти часов Маккаллен позвонила в дверь. На этот раз я был готов к встрече. Кэтрин Брэдшоу не маячила на автобусной остановке. Я не страдал косноязычием от недосыпания. Меня не мучило похмелье. Иными словами, никаких препятствий, осложняющих вторую попытку покорить Вершину Маккаллен.

Когда я открыл дверь, она поцеловала меня (в щеку) и даже обняла (по-дружески, не прижимаясь). Это ободряло. Страсти, конечно, нет и в помине, но все же первый Контакт. Кроме того, она в прекрасном расположении духа. Нет той угрюмости и нервозности, что были в прошлый раз. Быстренько выпили кофе, поболтали о вечеринке, куда они ходили с Кейт, посплетничали, посудачили – все так, словно мы знакомы сто лет. Потом прошли в мастерскую, где она без тени смущения разделась и легла на диван. Все шло хорошо, а днем, когда мы устроили перерыв и вышли в сад выпить чего-нибудь, стало еще лучше.

Солнце светило прямо в глаза, как мощный прожектор посреди ясного неба. Маккаллен, завернувшись в полотенце (мое), в темных очках «Рэй Бэн» (очки Мэтта) сидела рядом со мной на одной из трех деревянных скамеек в саду. Четыре пустые бутылки из-под пива лежали в желтеющей траве у ее босых ног. Круглая тень от зонтика с эмблемой пива «Будвайзер», торчащего посередине старого стола из паба, создавала легкую прохладу. Между нами стоял ящик со льдом и пивом. Я вытащил пару бутылок, открыл о край стола, одну передал Маккаллен, другую поднес ко рту, отпил.

Повернулся к ней, наблюдая, как она зажигает сигарету, смотрит вдаль. В первый раз я заметил на ее лице веснушки. Неудивительно, что я их раньше не видел, хотя столько времени изучал ее внешность в помещении. Вполне понятно, что мое внимание привлекали другие детали ее тела. Веснушки едва различимые, бледные. Не яркие и вульгарные, что вызывают желание взяться за ручку и соединить все точки, а такие легкие, что даже слабое дуновение ветра может унести их прочь, словно горсть рассыпанных конфетти. Она посмотрела на меня, и, чтобы скрыть свой пристальный взгляд, я опустил глаза, рассматривая тонкие волоски на своих ногах.

Вот он. Идеальный момент. Тихая безмятежность. Я. Она. Солнце. Пиво. Три года я не мог позволить себе отпуск за границей, но долгими зимними вечерами, в одиночестве, когда некого было прижать к себе, я мечтал о таком вот моменте. Вот эти самые краски, полутона, – они вытеснили давнюю грусть. И пусть не ее лицо я представлял себе рядом со мной на пляже, разница была незначительная.

– Ну, – сказал я, снова поворачиваясь к ней, – расскажи мне о твоем парне.

– Зачем?

– Просто любопытно.

Ответ, конечно, был далек от правды, так как вопрос я задал далеко не из простого любопытства.

Есть две точки зрения на то, как лучше завести с девушкой, которая тебе нравится, разговор о ее парне, – пассивная и активная. Пассивная сводится к тому, что чем меньше ты о нем говоришь, тем меньше она о нем думает. А когда перестает думать совсем, то у нее нет причин не думать о тебе. А если она начала думать о тебе – она твоя. Активная тактика – это когда ты сразу приступаешь к делу. Заводишь разговор о ее парне и вскоре уже точно знаешь, с чем тебе придется иметь дело. Мне такой подход нравится больше – экономит время.

Она улыбнулась. То ли поняла, что я закидываю удочку, и смутилась, то ли просто подумала о нем. Мне, конечно, приятнее думать, что причина первая…

– Не знаю, с чего начать.

– Можно с начала. Начало – хорошее место для того, чтобы начать рассказ. По крайней мере, так считала Мэри Поппинс.

И она мне рассказала, что его зовут Джо Тристан, но все называют его Джонс. Рассказала, как они познакомились в школе, когда ей было семнадцать лет. Что он красивый и поет в рок-группе. И вот в тот момент, когда меня уже начинало подташнивать от этой сладенькой истории и я мысленно проклинал себя, что не выбрал пассивную тактику, наш Люк Скайуокер вдруг преобразился в Дарта Вэйдера. Улыбка Маккаллен сменилась хмурой гримасой, и, приоткрыв занавес, она показала его темную сторону. Рассказала о его пристрастии к кокаину, на который у него едва хватало денег; о его паранойе; о том, как в период учебы в университете Глазго он следил за ней, настаивал на встрече каждые выходные; как он смешивал с грязью ее друзей и что у него снесет крышу, если он узнает, что она позирует мне.

Удивительно, как иногда плохое превращается в хорошее. Чем хуже она о нем говорила, тем лучше становилась моя перспектива. Этот парень мне уже почти нравился – так он мне помог.

И потом она сказала:

– Не знаю… иногда сама думаю, почему я до сих пор с ним.

Тут я подумал: Земля, Земля, проблема решена.

Но она продолжила:

– Глупости. Я не это имела в виду. Я его люблю. – Она недобро взглянула на бутылку пива и покачала головой: – Это все от пива и жары – как всегда. Забудь, что я сказала.

А я подумал: Земля – борту, внимание, у вас проблемы с двигателем.

Тогда я решил прибегнуть к крайним мерам и спросил:

– Думаешь, ты выйдешь за него?

Она пожала плечами. Понятно. Если бы такой вопрос задали мне, я бы тоже растерялся.

– Не знаю, может быть, но не сейчас.

– Почему?

Она задумалась на несколько секунд, а потом ответила:

– Рано еще, наверное.

– Он – твой первый парень? – В каком смысле?

– Первый парень, с которым у тебя серьезные и долгие отношения?

– Первый и единственный…

– Как так?

– Других просто не было. Должен признаться, я в шоке.

– Ты шутишь?

Она повернулась ко мне и посмотрела в глаза: – Нет.

– А тебе никогда… – Что?

– Ну, никогда не хотелось узнать, как все могло бы быть с другим парнем?

Она наклонилась вперед, затушила сигарету о землю.

– Иногда.

– Когда?

– Не знаю.

Я посмотрел на нее так, что и без слов стало ясно, о чем я думал.

– Вот как сейчас?

– Возможно.

Все. Она на крючке. Я улыбнулся, сощурил глаза и решил закрыть эту тему.

– Возможно – да или возможно – нет?

– Возможно, я не знаю. – Она взяла другую сигарету, выпустила колечко дыма. – А как у тебя? Девушка есть?

– Нет.

И так мы сидели, пристально глядя друг на друга, – она докуривала сигарету, а я допивал пиво. Маккаллен явно еще не приняла окончательного решения насчет меня, но она была рядом, и это меня возбуждало. И если не сейчас, то когда? Сегодня вечером? Да, точно. А если ничего не получится? Нет, этого я точно не переживу. Значит, так: ресторан, еще поболтаем, построим друг другу глазки, а потом она примет окончательное решение.

С этими мыслями я буквально пожирал ее глазами, жалея, что она обернута в полотенце. И тут я понял, что иногда можно быть волшебником и самому исполнять свои заветные желания.

– Пошли, – сказал я, – перекур окончен. Пора за работу.

Так мы и поступили. Пока Маккаллен укладывалась на диван, я прошел на кухню, позвонил и сказал, что не приду на вечеринку, куда мы собирались с Мэттом. Вместо этого я заказал столик на двоих в «Хот-Хаусе». Несмотря на свою проницательность, я и не предполагал, как долго мне придется обхаживать Маккаллен. Парой часов тут не обойтись, придется развернуть целую кампанию. Правда, понял я это позже – после того, как она отказалась пойти со мной поужинать:

– Мысль неплохая, но сегодня не получится. Джонс приезжает из Глазго завтра. Мне придется рано встать, чтобы встретить его на станции.

После этого она поцеловала меня на прощанье (снова в щеку) и ушла. Я смотрел, как она идет по улице, и тут до меня дошло: я ей понравился, но Джонс все же нравится ей больше. В этом вся загвоздка. И пока он нравится ей больше, чем я, шансов затащить ее в постель у меня нет. Так что придется затаиться и ждать.

Но я подожду.

Я буду наблюдать.

С биноклем.

Днем и ночью.

Без сна и отдыха.

Мне не впервой играть в такие игры.

* * *

Чистосердечное признание No3:

Рабство

Место действия: моя спальня, хата Мэтта.

Время действия: 3 часа утра 13 апреля 1997 года.

Мэтт всегда предостерегал меня от повторных встреч. Его теория вкратце выглядит так:

а) суть отношений «на одну ночь» в том, что они длятся одну ночь;

б) повторные встречи ведут к дружбе;

в) дружба угрожает холостяцкому статусу. После этого случая я решил всегда следовать его советам.

Я распластался на кровати в чем мать родила. Верхом на мне, тоже раздетая, сидит Хейзел Аткинсон. С Аткинсон я познакомился у Барри на новогодней вечеринке. Мы улизнули в ночь на первое января, забрались на второй этаж и уединились в одной из свободных комнат. Утром около семи часов я разыскал Мэтта и упросил его отвезти меня обратно в Лондон как можно скорее. Не то чтобы ночь не удалась. Все было здорово. Не могу сказать, что Аткинсон мне не понравилась, наоборот. Дело в том, что ночка у нас получилась странная.

Аткинсон оказалась склонна к штучкам, которые люди старшего поколения называют «половыми извращениями». То есть ей нравилось связывать мужчин и заставлять их кричать. Я себя ханжой не считаю. Я не против экспериментов, даже если они граничат с психическими отклонениями. Поэтому в новогоднюю ночь я позволил ей привязать себя и, уж не сомневайтесь, кричал как миленький. Лучшее, что я могу сказать об этом сексуальном опыте, он был… познавательным. Но, как и в случае с латинским языком в школе, краткого курса было вполне достаточно. Как следствие, я не отвечал на звонки Аткинсон и удачно избегал вечеринок, где мог бы с ней столкнуться. Болван.