Текст книги "Преображение"

Тревис сидел за громадным письменным столом, перед ним были разложены бухгалтерские книги, а рядом стоял один из его служащих. Риган подвела Лию к столу, и когда служащий посмотрел на нее, у него от изумления раскрылся рот. Тревис поднял глаза, увидел удивленное лицо служащего и взглянул на Лию.

– Господи! – воскликнул он и шумно втянул воздух сквозь зубы. – Это же не ..

– Это она, – с гордостью отозвалась Риган.

– Пусть нам принесут чай, – приказал Тревис служащему. – И перестань таращиться! А ты садись. Тебя ведь зовут Лиа?

Держась так, словно привыкла к учтивому обращению, Лиа робко села в кожаное кресло, которое ей подал Тревис. Платье слегка распахнулось, обнажив ложбинку на груди девушки, и это зрелище доставило Тревису удовольствие. Он поднял глаза и встретил сердитый взгляд Риган.

– Она несколько пополнела, правда? – заметил он с улыбкой.

Почти сразу две служанки и дворецкий подали чай на большом серебряном подносе, и все трое, и служащий Тревиса, воззрились на Лию.

– Убирайтесь! Все – вон! – прикрикнул Тревис. Лиа сидела неподвижно и с любопытством разглядывала их, пытаясь понять, кто они такие и чем занимаются.

Когда они ушли, Тревис налил чай в хрупкую фарфоровую чашку и с величайшей учтивостью подал ее Лии.

– Есть хочу, – заявила Лиа и с грохотом придвинула стул к столу, на котором был поднос с пирожными и сэндвичами. Она шумно подула на чай, втянула его сквозь зубы, поставила мокрую чашку на полированную столешницу, потом взяла три маленьких пирожных, раздавила их на блюдце, полила крошево сливками из серебряного молочника и принялась чайной ложкой есть получившуюся кашу. Когда на блюдце осталась половина, девушка подняла глаза и увидела, как Тревис, Риган и Николь с удивлением разглядывают ее.

Первой пришла в себя Николь.

– Нам еще предстоит поработать, – мягко заметила она, сделав изящный глоток из своей чашки.

– Воистину так, – буркнул Тревис в ответ. Лиа продолжала насыщаться.

Спустя три дня Лиа прокляла чашечки и блюдца, которые смотрелись так красиво, но разбивались сразу, стоило ей только прикоснуться к ним. Риган пригрозила убить ее, если она разобьет еще хоть один предмет из дорогих заморских сервизов, и Лиа снова принялась учиться обращению с посудой.

– Ну какая разница, как ты ешь – главное, чтобы еда попала в желудок! – воскликнула Лиа, когда Николь в очередной раз заставила ее правильно пользоваться вилкой.

– Подумай об Уэсли! – ответила Николь. Она пользовалась этой фразой как призывом, чтобы чего-либо добиться от Лии, и слова эти безотказно действовали. Женщины прибегали к имени Уэсли для того, чтобы увлечь ее, заставить быть терпеливой и учиться хорошим манерам. И они выудили у Лии все подробности того, как она познакомилась с Уэсли и как случилось, что она так давно любит его.

После того как Лиа прожила на плантации Стэнфодов два месяца, тело ее отца Илии нашли в реке. Тревис оплатил расходы на достойные похороны. Впервые с того времени, как Лиа стала женой Уэсли, она увидела своих братьев и сестер. Дети поправились, синяки и ушибы их зажили, и они льнули к людям, которые взяли их в свои семьи. Они удивленно взирали на Лию, с трудом узнавая ее. Потом все они уехали со своими новыми семьями. Лиа заплакала от радости – теперь ребятишки были счастливы.

Во время похорон отца Лиа подняла глаза и встретилась взглядом с молодой красавицей, стоявшей по другую сторону гроба. Однако не успела она как следует разглядеть незнакомку, как Риган слегка подтолкнула ее, и Лиа отвела глаза. Когда она снова подняла голову, красавица уже исчезла.

– Кто это такая? – спросила Лиа спустя некоторое время.

– Кимберли Шоу, – сухо ответила Риган.

«Эта женщина должна была стать женой Уэсли, неприязненно подумала Лиа. – Может, она этого и хотела, но достался он мне».

Увидев Кимберли, Лиа решила во что бы то ни стало преуспеть в учении, чтобы угодить Уэсли, когда он весной вернется домой.

Лиа аккуратно поставила чашку, даже не звякнув ею о блюдце, будто всю жизнь умела красиво есть и пить, наклонилась к Тревису и ласково улыбнулась:

– Вы думаете, новый отделитель волокон поможет ускорить работу? А вам не кажется, что торговля хлопком потерпит крах так же, как это случилось с торговлей табаком?

Откинувшись на спинки стульев, Риган и Николь с удовольствием наблюдали за своей протеже. Потребовались месяцы работы, но Лиа успешно выдерживала испытание. Они ни разу не пытались внушать ей, о чем говорить, а только обучали ее правильному произношению, поэтому с удивлением обнаружили ее серьезный интерес к ведению хозяйства на ферме. Лиа не умела читать (а Риган и Николь пока еще не пытались заняться этим), поэтому говорила только о том, что было ей знакомо – о земледелии.

«А Тревис этим упивается», – с негодованием подумала Риган. Временами, когда Риган принималась обсуждать с ним домашние дела, она замечала, как глаза Тревиса начинают блуждать по сторонам; однако когда Лиа начинала свои расспросы о полях, лошадях и кузнице, Тревис едва мог усидеть на стуле.

– Утром можешь поехать со мной и осмотреть посадки табака, – предложил Тревис.

– Нет, – мягко возразила Николь. – Завтра Лиа уезжает ко мне. Я уже давно не была дома; к тому же пора заняться ее гардеробом.

– А по-моему, она одета, – убежденно произнес Тревис, глядя на муслиновое платье с глубоким вырезом.

– Тревис, – предупредила его Риган и уже приготовилась сказать, что она думает о его привычке пристально разглядывать Лию.

Николь засмеялась, и это предотвратило надвигавшуюся ссору.

– Нет, Лиа должна уехать со мной. Мне наконец-то прислали заказанные ткани, и швея уже приехала. Заодно я начну обучать Лию, как следует управлять хозяйством плантации. Ей нужно начать с малого, не такого огромного, как твое хозяйство, Тревис.

Нахмурившись, он тут же улыбнулся, взял руку Лии и поцеловал ее:

– Мне здесь будет не хватать твоего личика, но Клей о тебе позаботится.

Позже Риган проводила Лию в спальню Уэса.

– У Николь в доме живет целая армия мастеров из Франции. В прошлом году, летом, они с Клеем были во Франции и привезли сюда людей, которых Николь знала, когда жила в этой стране. Ее портниха прежде шила для королевы. А теперь выспись как следует, потому что вы уедете завтра рано утром, Спокойной ночи.

Лиа сняла платье (одно из переделанных платьев Николь), надела чистую ночную рубашку и легла. «Вот уже и июль настал», – подумала она. Впереди вся зима, потом весна, и только тогда Уэсли вернется к ней. Коснувшись своих чистых, мягких волос, она подумала о том, как изменилась ее наружность, и стала молиться о том, чтобы понравиться ему, когда он вернется. Больше всего ей хотелось нравиться Уэсли.

– Я буду для тебя самой лучшей в мире женой, – прошептала она и, улыбаясь, заснула.

Еще до рассвета Тревис проводил Николь и Лию на пристань. За прошедшие пять месяцев Лиа видела плантацию редко, главным образом из окна. Все время она проводила в доме с Риган и Николь, усваивая, как нужно ходить, как правильно говорить, как держаться за столом, как сидеть, стоять, – иными словами, претерпела все мыслимые мучения.

В порту Тревис наклонился и поцеловал ее в щеку.

Коснувшись пальцем этого места, Лиа удивленно посмотрела на него.

– Мы будем скучать без тебя'. – крикнул он; тем временем один из матросов помог Лие подняться в ожидавший ее шлюп.

С улыбкой она махала ему рукой, пока причал не исчез из вида. «Как благословенна, тепла, ласкова и доброжелательна вся эта семья», – подумала она. Временами она даже забывала о том, каково было находиться в дурном настроении круглые сутки.

Она повернулась к Николь и встретилась с ее взглядом.

– Если бы Уэсли был здесь, все было бы просто замечательно. – Лиа засмеялась, обхватив себя руками.

– Надеюсь, так и было бы, – совсем тихо произнесла Николь и отвела глаза.

Глава 4

У причала плантации Эрандел Николь ждали два шестилетних мальчика-близнеца и еще двое красивых близнецов по семнадцати лет; звали их Алекс и Аманда. Клей нетерпеливо ждал, пока все остальные обнимут его жену, потом подхватил ее на руки и страстно поцеловал. Они направились в сторону дома, держа мальчиков за руки и глядя друг другу в глаза.

– И они всегда себя так ведут, – с досадой сказал Алекс.

– Глупец, они любят друг друга, – бросила Аманда и повернулась к Лие. – Хотите посмотреть присланные нам ткани? Дядя Клей сказал, что они предназначены вам.

– У меня есть более веселое занятие, поэтому надеюсь, что вы, дамы, меня простите, – сказал Алекс, вскочил на великолепную чалую лошадь и ускакал.

– Вообще-то он нам не нужен, – продолжала Аманда. – Идемте, нам нужно спешить. Мадам Жизель выходит из себя, если ей приходится ждать. Если она будет слишком ругать вас, пригрозите ей, что ее отправят назад во Францию. После этого она замолчит хотя бы на несколько минут.

Пока они шли, Аманда весело болтала, и Лиа наблюдала за утренней суетой вокруг. Люди входили и выходили, как ей показалось, из сотен строений. Она стала расспрашивать.

– Это домик надсмотрщика, здесь живут рабочие, там – хранится лед, а это – конюшни и кухни, – рассказывала Аманда. А нас ждут наверху.

Они поднялись на заднее крыльцо большого кирпичного дома, прошли по богато украшенным лестницам, мимо столов, на которых были расставлены недавно срезанные цветы.

– Мама – я хочу сказать, Николь – любит, когда цветов много. А вот и мы, мадам, – вежливо произнесла Аманда, обращаясь к крохотной женщине с большим носом и пронзительными черными глазами.

– Я вас давно жду, – заявила мадам Жизель, и речь ее звучала так странно, что Лиа почти ничего не поняла.

– Это из-за ее произношения, – прошептала Аманда. – Я тоже не сразу привыкла.

– Уходи! – прикрикнула мадам. – Нам предстоит работа, а ты будешь мешать.

– Разумеется, – ответила Аманда со смехом и, сделав книксен, ушла.

– Нахальная девчонка! – бросила мадам, но голос ее звучал ласково. Затем она перевела взгляд на Лию и обошла ее со всех сторон.

– Да, да, фигура хорошая. Грудь полновата, но мужу вашему это нравится, правда?

Лиа улыбнулась, покраснела и принялась разглядывать оклеенные стены мансарды.

– Ну, ладно, хватит стоять, пора работать. Покажите мне, что вам нравится, и мы начнем.

Она указала на стоявшие вдоль стены полки, которые были завалены штуками тканей.

Лиа потрогала темно-синий бархат.

– Я… я не знаю, – сказала она. – Мне все нравится. Обычно Николь и Риган…

– А! – оборвала ее мадам Жизель. – Мадам Риган сейчас здесь нет, а Николь, конечно, пребывает в горячих объятиях своего замечательного мужа, и несколько дней она нам помочь не сможет. Так вот! Теперь вам нужно привыкать полагаться только на себя. Встаньте прямо! Ткань не будет лежать как следует, если вы станете сутулиться. Вы должны гордиться собой. Вы – красивая женщина, у вас богатый и красивый муж, который скоро вернется к вам, поэтому мы должны одеть вас самым лучшим образом. Вам есть чем гордиться, так покажите это!

«Да, она совершенно права, – подумала Лиа. – Мне действительно есть чем гордиться». Она повернулась к полкам.

– Это мне нравится, – сказала она, касаясь бархата красно-коричневого цвета.

– Очень хорошо! А что еще?

– Это, и это тоже, и… Еще это. Мадам Жизель немного отступила назад, осмотрела Лию и коротко засмеялась:

– Вид у вас, может быть, и испуганный, но вы ничего не боитесь. Я права, разве не так?

Лиа основательно задумалась над ее вопросом:

– Николь и Риган так уверены в себе. Они все делают просто безупречно.

– Они родились среди богатства, а женщины вроде вас и меня… должны постигать эту науку. Я вам помогу, но только если вы не боитесь тяжелого труда.

При этих словах Лиа улыбнулась, вспомнив, каково было ощущать на плечах ремни плуга.

– Люди, живущие в таких домах, даже не знают, что такое труд.

– Вы-то это узнаете, – со смехом ответила мадам Жизель. – Уж это вы узнаете!

И для Лии начались дни непрерывных примерок, когда на ней булавками закалывали ткань, и грозных наставлений мадам.

– Нижнее белье! – повторяла она. – На этой ферме, куда вы поедете, вы можете отказаться от будничных платьев из шелка, но под одеждой вы должны быть леди.

Сначала Лию поразили полупрозрачные одежды из индийского хлопка, но вскоре они ей понравились. Мадам с помощницами создала для Лии отличный гардероб. Он состоял из множества скромных платьев на каждый день из набивного муслина и нескольких туалетов из шелка и бархата, в которых следовало появляться в том обществе, которое обретается в новом штате Кентукки.

И мадам неизменно стремилась внушить Лие уверенность в себе:

– Отныне вы член семьи Стэнфорд и имеете право на привилегии, которыми обладают люди этой фамилии.

Подсознательно Лиа стала держаться прямее, а спустя месяц она уже вела себя так, словно всю свою жизнь обедала за столом и носила платья из шелка.

Когда осенний урожай был собран и Клей смог вздохнуть свободно, он начал уделять Лие больше времени. Каждое утро они выезжали вместе, и он учил ее верховой езде.

– Мне она нравится, – как-то вечером сказал Клей, обращаясь к Николь. – Она серьезна, старается делать все как можно лучше и как можно быстрее всему научиться.

– Она делает это ради Уэсли, – спокойно отозвалась Николь, подняв глаза от лежавшего на коленях шитья. – Даже несмотря на то что он так обошелся с ней, бросив после первой же проведенной вместе ночи, и сразу после свадьбы уехал, она по-прежнему считает, что солнце встает и заходит ради этого мужчины. Я только надеюсь…

– На что ты надеешься? – спросил Клей.

– Уэсли так похож на Тревиса, а когда они что-либо вбивают себе в голову, разубедить их трудно.

– А в чем ты хочешь его разубедить?

– В его отношении к Кимберли, – ответила Николь.

Клей презрительно хмыкнул:

– Уэса спасли, избавив от женитьбы на этой сучке. Кимберли убеждена, что весь мир должен лежать у ее ног. К сожалению, нередко так и происходит.

– И обычно этот мир бросает к ее ногам сам Уэсли. Вряд ли он скоро забудет Кимберли.

– Забудет, – ответил Клей, посмеиваясь. – Уэс не дурак, и когда проведет несколько недель наедине с такой красавицей, как Лиа, он вообще забудет о существовании Кимберли.

У Николь были собственные представления о глупости мужчин, когда дело касалось красивых женщин, но она промолчала и вернулась к шитью.

Зимой работы на плантации было немного, и Лиа познакомилась с ткацким делом. Когда Николь привела ее в ткацкую мастерскую, Лиа не хотела оттуда уходить. Она была заворожена превосходными тканями, тем, как руками ткачих создавались покрывала, как бегали челноки, как ловко двигались приводы ткацких станков.

– Хотите попробовать поработать на станке? спросила высокая светловолосая женщина, которую Николь представила как Дженни Лэнгстон.

– Вряд ли у меня получится. – Лиа колебалась. Тысячи нитей на станке двигались, образуя петли, а к деревянной перекладине была прикреплена металлическая чесалка.

– Хотите попробовать? – повторила Дженни, когда Лиа с восторгом притронулась к куску только что вытканной шерсти.

– Очень хочу, – уверенно ответила девушка. Николь провела Лию по плантации, но она мало что замечала вокруг себя, потому что мысли ее были заняты увиденными тканями.

– Вы действительно думаете, что я научусь делать нечто подобное? – спросила Лиа, когда Николь показывала ей молочную ферму. Ведь она доила коров с тех пор, как стала ходить, поэтому они ее не интересовали; ее не покидала мысль научиться создавать такую же красоту.

– Да, Лиа, думаю, у тебя это получится. Хочешь, мы вернемся в ткацкую мастерскую?

Ответ можно было прочесть в глазах Лии.

Теперь Лиа месяцами не отходила от Дженни, а та обучала ее всему: ухаживать за овцами, стричь их и красить шерсть, прясть, заправлять пряжу в станок и ткать. Лиа привыкла к этому так, будто родилась с челноком в руке.

По вечерам она сидела за прялкой, и нитки у нее выходили ровные и тонкие. Все эти дни она работала, сидя на табуретке рядом с галевом ткацкого станка, и прокладывала нитки согласно сложному узору Дженни, терпеливо и без единой ошибки. Когда Лиа ткала, она пускала челнок очень ровно, а потом с силой толкала и оттягивала чесало.

В январе Дженни объявила, что пришло время учиться создавать собственные узоры.

– Но я не умею читать, – ответила Лиа.

– Мои ткачихи тоже не умеют. Так вот, сначала ты научишься создавать собственный узор.

После этого в течение нескольких недель Николь дважды заставала Лию, заснувшую за столом, на котором были разложены образцы узоров, хитроумные таблицы с рядами цифр, схемы работы привода ткацкого станка и порядка прядения. Чтобы находить свои ошибки, Лиа номерами обозначила шесть положений ремиза. На рисунках были надписи: «колесо двойной коляски», «двойное лекало», «бархатно-розовый», «след улитки», «колесо» и «звезда».

Николь проводила Лию в предоставленную ей комнату, а уже наутро Клей пригласил ее в свою контору.

– Думаю, тебе это пригодится, – сказал он и передал ей толстую книгу в синем кожаном переплете.

– Но я не умею…

– Открой.

Она увидела, что все листы были чистыми, и удивленно посмотрела на него. Клей подошел к ней:

– На обложке написано: «Эрандел Холл». Каждый год мне переплетают несколько таких книг для учета. Николь мне сказала, что ты делаешь рисунки для тканей, поэтому я и решил, что ты захочешь заносить их в книгу, а потом возьмешь ее с собой в Кентукки.

К глубокому изумлению Клея, Лия упала на стул, прижала книгу к груди и заплакала.

– Я в чем-то ошибся? – спросил он. – Книга тебе не нравится?

– Все так добры ко мне! – воскликнула она. – Конечно, это из-за Уэсли, и все же…

Клей опустился перед ней на колени, взял за подбородок и приподнял ее голову:

– Теперь слушай и верь мне. Сначала мы действительно приняли тебя только потому, что ты стала женой Уэса, но уже много месяцев назад мы о нем забыли. И Николь, и я, и наши дети полюбили тебя. Помнишь, как на Рождество мальчики заболели корью и ты целыми ночами сидела с ними? Своей добротой и любовью к нам ты вознаградила нас за то немногое, что мы сделали для тебя.

– Но вас так легко любить, – ответила она сквозь слезы. – Вы дали мне весь мир, я же так мало сделала для вас.

Выпрямившись, Клей засмеялся:

– Ну и хорошо, значит, мы квиты. Больше не хочу ничего слышать про то, что мы для тебя сделали. Так, а теперь мне нужно вернуться к делам.

Лиа встала и порывисто обняла Клея.

– Спасибо вам за все. Он тоже обнял ее.

– Если бы я знал, что ты меня вознаградишь таким образом, то отдал бы тебе не только книгу, а всю нашу плантацию. А теперь возвращайся к своим ткацким станкам.

Улыбаясь, она вышла из конторы.

В феврале Риган и Тревис приехали, чтобы забрать ее домой.

– Достаточно она у вас погостила, – сказал Тревис, обращаясь к Клею, но улыбался Лие. Риган раздраженно заметила, что Тревис, обнаружив, насколько Лиа хороша собой, сразу простил ей то, как она расставила ловушку его младшему брату.

Со слезами на глазах Лиа на прощание обняла всех членов семьи Армстронг.

– Ах, да, – вдруг сказал Клей. В его глазах прыгали чертики. – Думаю, тебе это понравится. – И он кивнул в сторону деревянного ящика, стоявшего на пристани среди других грузов.

Заинтригованная, Лиа подошла к ящику. За ним скрывался великолепный ткацкий станок из вишневого дерева с медной отделкой.

Лиа молча с восторгом разглядывала подарок, когда Клей обнял ее за плечи.

– Он разбирается, и ты возьмешь его с собой в Кентукки. Но если ты опять заплачешь, тебе его не видать, – предупредил он.

И опять Лиа обняла его, а Тревис пообещал прислать людей за станком. Не желая расстаться с машиной даже на несколько дней, Лиа схватила длинное прясло, похожее на гребень, и прижала его к груди. Даже когда Тревис подхватил ее и перенес в шлюп, она продолжала сжимать его в руке и, пока видела Армстронгов на пристани, махала им рукой.

По пути домой, на плантацию Стэнфордов, Риган засыпала Лию множеством вопросов и приметила, насколько та изменилась. Она держалась прямо, открыто смотрела людям в глаза и двигалась с естественной грацией.

Пока они шли от причала к дому, Риган думала о том, что Лиа теперь уверена в себе и твердо стоит на ногах – но только до тех пор, пока не взглянула на дом. На крыльце стояла Кимберли Шоу, изящно положив руку на железные поручни. Ее светлые волосы были подняты наверх, а выбившиеся локоны колечками покрывали шею. Хрупкую красоту Кимберли оттеняло шелковое платье и в тон ему накидка темно-розового цвета.

– Это Кимберли, которую любил Уэсли? – шепотом спросила Лиа.

– Не забывай – ты жена Уэсли, – прошептала Риган в ответ. Кимберли тем временем спустилась по лестнице и направилась к ним.

– Кимберли! – радостно воскликнул Тревис. – Давненько я тебя не видел. – Он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку. – Ты знакома с моей невесткой Лией?

– Мы виделись мельком, – ответила Кимберли мелодичным голосом и протянула руку. – Меня зовут Кимберли Шоу.

Риган рассердилась, видя, как Лиа смутилась. Ким умела держаться настолько радушно и доброжелательно, что людям хотелось подчиняться ей.

– Я очень рада с вами познакомиться, – негромко произнесла Лиа.

– Надеюсь, дамы меня простят, – сказал Тревис. – Мне надо приниматься за работу.

После его ухода Риган пригласила Ким выпить чаю. – С удовольствием, если это не будет для вас слишком хлопотно, – ответила гостья. – Хочу сообщить вам кое-какие новости, – сообщила Ким.

– Про Уэсли? – радостно спросила Лиа, поднимаясь за Ким вверх по лестнице.

– Разве он не давал вам о себе знать? – спросила Ким, удивленно подняв брови.

– А вам? – отозвалась Риган и первой направилась в маленькую гостиную, где приказала одному из слуг принести чай.

– Да, изредка, – скромно произнесла Ким и, когда все уселись, продолжила:

– Я буду говорить откровенно: то, что произошло в прошлом году, меня, мягко говоря, очень огорчило. В течение многих месяцев после этого я и слышать не хотела имя Уэсли.

Пальцы Лии беспокойно теребили юбку. Она так мало задумывалась о чувствах этой женщины, потерявшей любимого мужчину.

– Как вы знаете, – продолжала Ким, – предполагалось, что я, Уэсли и мой брат Стивен все вместе уедем в Кентукки, и я мечтала обосноваться в новом штате с… с…

Принесли чай, и она замолчала. Когда слуга ушел, заговорила Риган:

– Вы ведь пришли не для того, чтобы сообщить нам о своих прошлогодних планах. Так зачем же вы пришли?

Крупные слезы наполнили прекрасные глаза Ким.

– С того самого дня в церкви жизнь моя стала ужасной, омерзительной. Риган, вы даже представить себе не можете, каково мне было. Надо мной все время смеются. Каждый раз, когда я иду в церковь, кто-либо обязательно должен сказать о том, как меня… бросили. – Она взглянула на Лию, которая сидела, по-прежнему не поднимая глаз. – Даже дети сочиняют стишки о том, что произошло в тот день. – Она закрыла лицо руками. – Это ужасно. Я больше не могу это выносить.

Сама того не желая, Риган почувствовала, что в ней поднимается жалость.

– Ким, что мы можем сделать? Может быть, Тревис поговорит с горожанами, или…

– Нет, – ответила Ким. – Единственный для меня выход – уехать. Лиа, – сказала она с мольбой, и Лиа посмотрела ей в глаза. – Вы меня не знаете, но я хочу попросить вас об одной услуге, которая спасет мне жизнь.

– Что же я могу сделать? – серьезно спросила Лиа.

– В своем последнем письме Уэс написал мне о том, что вернется в конце марта, и тогда вы вдвоем и мой брат отправитесь в Кентукки.

«Один месяц!» – подумала Лиа. Всего лишь через месяц Уэсли приедет домой и она по-настоящему станет его женой.

– Позвольте мне уехать с вами. Я бы отправилась со Стивеном, и вчетвером мы могли бы уехать туда, где никто не знает, что со мной приключилось. Лиа, пожалуйста: у меня нет права о чем-либо просить вас, я знаю это, но из-за вас…

Риган поднялась, прервав речь Ким.

– Думаю, вы слишком многого хотите от Лии, и вряд ли она должна…

– Прошу вас, Лиа, – продолжала Ким. – Может быть, в Кентукки я найду себе мужа. Здесь все смеются надо мной. Честное слово, это так унизительно, так мерзко, а ведь вам уже принадлежит Уэсли, единственный мужчина, которого я любила и…

– Да, – решительно сказала Лиа. – Конечно, вы сможете поехать с нами.

– Лиа, пожалуй, нам нужно это обсудить, – вмешалась Риган.

– Нет. – Лиа посмотрела на Ким. – На вас по моей вине обрушилась беда, и я сделаю все возможное, чтобы вы хотя бы что-то получили взамен утраченного.

– Это не твоя вина, Лиа, – начала Риган, но Лиа взглянула на нее так, как прежде никогда не смотрела.

– Вы разольете чай? – спросила она, обращаясь к Риган; та села и принялась выполнять ее просьбу.