Текст книги "Озарение"

Глава 2

Старая «Сальма» предстала перед Джейсоном в еще более плачевном состоянии, чем он ее помнил. Краска с фасада за пятнадцать лет полностью облезла, а одна сторона крыльца сильно покривилась. Судя по тому, что было видно в лунном свете, крыша вряд ли могла укрыть кого-нибудь от дождя.

– Видишь, я же говорил тебе, – воскликнул Дэвид, – во всех окнах свет! Этот парень никогда не спит и, не отпускает от себя мать всю ночь!

Джейсон взглянул на брата и подумал, что чем скорее он избавит его от этой мегеры, тем будет лучше.

– Пошли, – позвал его Дэвид, выйдя из машины и направляясь по выложенной выщербленными плитками дорожке к сильно покосившейся ограде. – Ты в ужасе от того, что видишь? Если бы ты…

– Если бы я… то ты вселил бы в меня мужество, да? – поднял бровь Джейсон.

Дэвид ухмыльнулся, сверкнув в лунном свете влажной белизной зубов, и чуть ли не взлетел по ступенькам крыльца к входной двери.

– Не наступай на эту ступеньку, она… О, извини, тебе больно? Дому не помешал бы некоторый ремонт.

Потирая голову там, куда пришелся удар провисшей доски навеса, Джейсон криво улыбнулся брату:

– Вот именно.

Но Дэвид, уже громко стучавший в дверь, казалось, не услышал Джейсона. Не прошло и нескольких секунд, как ее открыла молодая женщина… И Джейсон разинул рот от изумления – она была совсем не такой, какую он ожидал увидеть.

Эйми отнюдь не была сиреной, завлекающей мужчин; она не вдохновляла на написание сонетов в честь ее красоты. Непохоже также, что ее должны интересовать мужчины, падавшие к ее ногам, сгорая от вожделения. У нее были длинные, зачесанные назад темные волосы, выглядевшие так, словно их пора помыть. Никакой косметики на лице цвета слоновой кости с несколькими светлыми пятнышками на подбородке. Большие темные глаза, казалось, были в пол-лица, а что касается фигуры, то Эйми была невысокой и хрупкой на вид, и, судя по тому, как под тканью платья проступали кости, ей следовало бы получше питаться. Единственной заслуживающей внимания деталью были ее громадные груди, на которых красовались два больших влажных круга.

– Проклятье! – воскликнула она, оглядев себя, и тут же стремительно убежала в дом со словами:

– Проходите, Дэвид, чувствуйте себя как дома. Слава Богу, Макс только что уснул. Я предложила бы вам джину, но у меня его нет, поэтому вы вполне могли бы обойтись пятидесятилетним коньяком, которого у меня тоже нету.

– Спасибо, – в тон ей отозвался Дэвид. – В таком случае я буду шампанское.

– Рассчитывайте и на меня – полное ведро! – донесся из темного дверного проема ответ.

Дэвид посмотрел на Джейсона, словно желая сказать: разве она не остроумнейший из всех встречавшихся тебе людей?

Но Джейсон оглядывал комнату. Прошло много времени с тех пор, как он оставил то, что Дэвид называл его «домом в облаках». «Ты так много времени проводишь – по существу живешь – в частных реактивных самолетах, частных отелях и всяких других частных местах, что забыл, как выглядит остальной мир», – постоянно укорял его брат. И вот теперь Джейсон с недовольным видом рассматривал комнату. И первое, что пришло ему в голову, можно определить одним словом – «убожество». Все здесь не подходило одно к другому, вообще было какими-то разношерстным. Какой-то старый уродливый диван, обитый потертой коричневой тканью, ужасное старое кресло, обтянутое ветхой набивной тканью с рисунком в виде подсолнухов и банановых листьев. Роль кофейного столика исполнял громадный деревянный барабан, видимо, служивший в свое время для намотки какого-нибудь шланга, раскрашенный в виде орнамента из цветов фуксии.

Джейсон подумал, что этот дом был вполне достоин того, чтобы в нем жил Билли Томпкинс.

Дэвид ткнул брата пальцем между ребрами и кивнул на дверь.

– Перестань злиться, – шепнул он, и оба уставились на входившую в комнату Эйми.

Она появилась из спальни в помятой юбке, а с ее подбородка исчезли почти все пятнышки. Перехватив взгляд Джейсона, она движением руки убрала остававшиеся, едва заметно улыбнулась и сообщила:

– Это рис. Если бы малыш съедал весь рис, которым забрасывает меня, когда я его кормлю, он был бы жирным, как боров.

– Это мой брат Джейсон, – представил Дэвид. – Тот самый, о котором я тебе рассказывал. Он был бы очень тебе благодарен, если бы ты приютила его у себя на время, пока он залечит свои сердечные раны.

Это заявление настолько ошеломило Джейсона, что он смог только молча уставиться на брата.

– Да, разумеется. Я понимаю, – согласилась Эйми. – Проходите, пожалуйста, и усаживайтесь. – Она взглянула на Джейсона. – К сожалению, Макс как раз сейчас заснул, но вы сможете его увидеть часа через три. В этом я могу вас заверить, – смеясь, добавила она.

Джейсон учуял какой-то подвох. И исходил он от его братца. Того самого брата, которого он помог вырастить, которого всегда любил и о котором нежно заботился. Брата, ради которого он пожертвовал бы собственной жизнью. И вот теперь этот брат, кажется, сыграл с ним веселую шутку.

Джейсон давно уяснил, что если достаточно долго держать язык за зубами, то можно узнать все, что нужно. Много раз его молчание позволяло добиться того, чего нельзя было добиться словами, поэтому сейчас Джейсон просто молча сидел и слушал.

– Не желаете ли чаю? – спросила Эйми. – Если я не могу предложить вам шампанского, то чай-то у меня найдется. Есть и настой ромашки и малинового листа. Впрочем, нет, он хорош с молоком, а я сомневаюсь, чтобы вам его хотелось, – сказала она, улыбаясь Джейсону так, словно он знал все, что последует за этим.

И Джейсон действительно начинал понимать. Теперь он увидел в комнате еще несколько вещей, не замеченных им раньше. На полу лежал тигр. Нет, это был всего лишь тигр из «Винни-Пуха», а на краю расписанного подсолнухами кресла лежала и сама растрепанная книжка.

– Сколько лет вашему сыну? – не разжимая зубов спросил Джейсон.

– Сегодня ему исполнилось двадцать шесть недель, – гордо объявила Эйми. – Шесть месяцев.

Джейсон перевел на брата пылающие глаза.

– Я могу поговорить с тобой наедине? – И добавил, обратившись к Эйми:

– Вы должны извинить нас.

Поскольку Дэвид даже не шевельнулся, Джейсон подхватил брата под мышки и играючи оторвал от старого коричневого дивана. У Джейсона было то преимущество, что везде, где бы он ни находился, обязательно был гимнастический тренажер, который позволял ему сохранить спортивную форму.

Дэвид же считал, что для этого с него достаточно четырнадцати часов в сутки простоять на ногах, поэтому Джейсон был явно в выигрышном положении и без труда привел своего нетренированного брата в вертикальное положение.

– Мы всего лишь на минуту, – улыбнулся Эйми Дэвид, которого Джейсон уже наполовину вытащил из комнаты.

Когда они оказались на улице, Джейсон свирепо посмотрел на брата и заговорил убийственно спокойным голосом:

– Что за игры ты играешь? И не вздумай мне врать.

– Я не мог сказать тебе всего, иначе ты тут же умчался бы к своему проклятому самолету. Но фактически я тебе не лгал. Просто опустил некоторые детали. Не ты ли сам всегда говорил мне, что никогда ничего не следует принимать на веру?

– Не сваливай все на меня. Я говорил о других. Никогда не думал, чтобы мой собственный брат мог… О, да черт бы с этим! Ты сейчас пойдешь и скажешь этой бедной молодой женщине, что произошла ошибка и…

– Ты нарушаешь клятву! Я так и знал! Джейсон на секунду закрыл глаза, пытаясь сохранить хладнокровие.

– Ты уже не школьник. Мы взрослые люди, и…

– Вот именно, – холодно согласился Дэвид и повернулся к ожидавшей на обочине машине.

«О Господи», – подумал Джейсон. Его брат мог носить в себе обиду целую вечность. Шагнув к Дэвиду, он взял его за руку.

– Ты должен понять, что я не могу выполнить свое обещание. Я мог бы присмотреть за подростком, но этот… Дэвид, это же младенец! Он же еще в пеленках!

– И ты слишком хорош, чтобы менять их, не так ли? Разумеется, известный и богатый, – Дэвид сопроводил эти слова язвительной улыбкой, – Джейсон Уилдинг слишком хорош, чтобы менять пеленки какому-то малышу. Да имеешь ли ты хоть какое-то понятие о том, сколько раз мне приходится выливать содержимое судна? Вводить катетеры? О том, что я вынужден…

– Хорошо, твоя взяла. Ты святой Дэвид, я же воплощение дьявола. Как бы там ни было, но этого я делать не могу.

– Я вижу, ты отказываешься от своего слова, – пробормотал Дэвид и снова шагнул в сторону машины.

Джейсон вознес молитву о даровании ему сил и снова удержал Дэвида за руку.

– А что ты сказал ей? – спросил он, представляя себе, как его секретарша прилетает в Абернети и обнаруживает этого мальчика. Нет, младенца.

Глаза Дэвида посветлели.

– Я сказал ей, что ты мой кузен, что ты тяжело переживаешь разбитую любовь, первое Рождество проводишь без своего любимого человека и что ты очень одинок. Что в твоей новой квартире ремонт, и поэтому тебе нужно где-то остановиться на неделю. Я также сказал ей, что ты любишь детей и что она оказала бы тебе благодеяние, позволив пожить у нее неделю и присмотреть за Максом, пока она днем будет искать работу. – Дэвид перевел дыхание.

Все было не так уж плохо, как поначалу подумал Джейсон, услышав упоминание о «разбитой любви».

Дэвид видел, как брат понемногу смягчался.

– Все, чего я хочу, это хоть немного побыть с нею, – заговорил он снова. – Я по ней с ума схожу. Ты сам видишь, какая она замечательная. Она прекрасна, храбро держится…

– И у нее золотое сердце, я понимаю, – устало сказал Джейсон, шагая к машине. Леон уже вышел из нее, чтобы открыть заднюю дверцу – Позвони мисс Паркер и скажи ей, пусть немедленно вылетает сюда, – распорядился Джейсон. Он почувствовал, что должен что-то приказать: Дэвид заставил его почувствовать себя выпускником школы нянек для детских яслей. Джейсон повернулся к брату. – Если я сделаю это для тебя, то впредь ты не будешь больше просить меня ни о чем. Понятно? Это последнее одолжение.

– Слово скаута, – заметил Дэвид, подняв два пальца с таким счастливым видом, что Джейсон почти простил его. Но хорошо хотя бы уже то, что Дэвид ему солгал, а потому Джейсон решил, что имеет моральное право проверить кое-какие собственные дела. Поэтому почти уже окончательно Джейсон решил вызвать на подмогу свою многоопытную секретаршу.

По лицу брата Дэвид видел, что Джейсон обдумывает, как выпутаться из неприятной ситуации.

– Обещаю, что ты ни о чем не пожалеешь.

– Я уже жалею, – буркнул Джейсон, следуя за Дэвидом обратно в дом. А когда они в него вошли, Дэвиду потребовалось целых четыре минуты, чтобы извиниться и, сославшись на то, что должен рано встать, оставить их одних.

И тут Джейсона сковала какая-то необычная для него неловкость.

– Я… э-э… – начал он, не зная, что сказать стоявшей перед ним молодой женщине, пристально глядевшей на него, словно ожидая, что он что-то скажет. Но что? Может быть, резюме о его жизненном пути? В него вошли бы принадлежавшие ему несколько компаний «Форчун», но там ничего не было сказано о его умении – или в данном случае неумении – менять детям пеленки.

Поскольку Джейсон так ничего и не сказал, женщина сдержанно улыбнулась ему и заговорила сама.

– Вы, наверное, устали. Вон там свободная спальня. Извините, но в ней только узкая кровать. Раньше у меня никогда не бывало гостей.

Джейсон попытался вернуть ей улыбку. Она не виновата в том, что брат полюбил ее, но, по правде говоря, Джейсон не мог понять, что можно было бы любить в этой женщине. Лично ему нравилось, чтобы женщины были чистыми и элегантными, из тех, которые целые дни проводят в косметических салонах и у которых ухожены каждый волос и каждая пора на лице.

– Где ваши чемоданы?

– Чемоданы? – переспросил он, не понимая, что она имела в виду – Ах да, багаж. Я оставил его у… у Дэвида. Утром заберу.

Она пристально смотрела на него.

– Я подумала… – Она отвела взгляд, не закончив фразу. – Спальня здесь, а здесь небольшая ванная комната. Не очень-то… – Она прервала себя, словно сочла излишним извиняться за недостаточные удобства.

– Спокойной ночи, мистер Уилдинг, – проговорила она и, повернувшись на каблуках, вышла. Джейсон не привык к тому, чтобы его «отпускали». На самом деле ему гораздо более привычным было заискивание, потому что все всегда от него чего-то хотели.

– Ладно, – пробормотал он, – спокойной ночи. – И тут же повернулся и прошел в указанную ею комнату. Комнатка оказалась хуже, если это вообще было возможно, чем остальной дом. Кровать стояла посередине, покрытая чистым бело-красным лоскутным одеялом. Кроме нее единственной мебелью в комнате была перевернутая картонная коробка, на которой стояла лампа, на вид такая, что ею вполне мог пользоваться Эдисон. В комнате были также крошечное окошко без занавески и две двери, одна из которых, как можно было догадаться, вела в туалет, а другая в ванную комнату, стены которой сверкали белыми плитками, половина которых потрескалась.

Спустя десять минут Джейсон разделся и свернулся калачиком под одеялом. Завтра он пошлет секретаршу купить ему одеяло с электрическим подогревом.

Прошло, наверное, не больше часа, когда его разбудил какой-то звук. Это было царапанье, за которым последовало нечто похожее на шорох сминаемой бумаги. Джейсон всегда спал чутко, но годы полетов на реактивном самолете сделали его сон еще более уязвимым: теперь Джейсон уже почти страдал бессонницей. Тихо ступая босыми ногами, он прошел в гостиную. Лунного света было достаточно, чтобы различить смутные контуры мебели и не удариться об нее. На мгновение Джейсон замер, прислушиваясь. Шум доносился из комнаты женщины.

Он в нерешительности остановился у открытой двери. Может быть, она занята каким-то сугубо личными делами, но когда глаза привыкли к темноте, Джейсон увидел ее в постели мирно спящей. Почувствовав себя неловко, он повернулся, чтобы вернуться в свою постель, но в этот момент звук повторился. Вглядевшись в темноту, Джейсон увидел в, углу нечто похожее на клетку, а когда присмотрелся, то понял, что это старый детский манеж, а в нем, кажется, медвежонок.

Джейсон поморгал, тряхнул головой и посмотрел снова – как раз в тот момент, когда «медвежонок» повернул голову и широко ему улыбнулся. Джейсон отчетливо увидел два зуба, блеснувшие в бледно-серебристом лунном свете. Не задумываясь над тем, что делает, Джейсон, ступая на цыпочках, вошел в комнату и склонился над ребенком. Он ожидал, что малыш, по меньшей мере, закричит, но тот молчал. Вместо этого он так вцепился в его лицо, что на глазах Джейсона от боли выступили слезы.

Оторвав маленькую ручку от лица, Джейсон унес малыша в свою комнату и уложил на узкую кровать, завернул его в одеяло и угрюмо проговорил: «Ну, а теперь спи». Ребенок взглянул на него раз, другой, а потом, поерзав, быстро уснул, лежа поперек кровати.

– Неплохо, – сказал себе Джейсон, восхищенный своим достижением. Совсем неплохо. Может быть, Дэвид был прав, когда говорил, что его старший брат имел подход к детям. Очень плохо, что Джейсон не использовал свой твердый тон с тем противным мальчишкой так много лет тому назад. Может быть…

Джейсон приуныл, когда понял, что теперь у него нет места, где можно было поспать. Даже если он положит ребенка вдоль кровати, она слишком узка для двоих, тем более что малыш был упитанным, как рождественская индейка. Неудивительно, что поначалу он показался Джейсону медвежонком.

«И что же теперь делать?» – подумал Джейсон, посмотрев на часы: четыре часа утра. Нью-Йорк еще не работал, следовательно, он не мог заняться делами. «А, – решил он, – Нью-Йорк не работает, зато в Лондоне работа в полном разгаре».

Надев шерстяной костюм, чтобы не замерзнуть, Джейсон достал из кармана пиджака сотовый телефон, подошел к окну и набрал номер. Спустя пять минут Джейсон связался с руководителями одной крупной компании, купленной им недавно. В трубке слышались отголоски проводимой в офисе рождественской церемонии, и Джейсон чувствовал, что менеджеры раздражены тем, что их оторвали от праздничного веселья, но его это не касалось. Бизнес есть бизнес, и чем скорее они это поймут, тем лучше.

Глава 3

«Он мне не нравится», – подумала Эйми, укладываясь спать. По какой-то странной причине Макс все еще спал; ей был виден большой ком за решеткой старого манежа, который служил когда-то еще Билли.

– Он мне не нравится, не нравится, не нравится, – вслух сказала она, тут же озабоченно взглянув в сторону манежа, но Макс даже не пошевелился. Через минуту-другую ей придется разбудить его или же она попросту взорвется от прилившего к груди молока, но Эйми было приятно даже думать о том, что в ее распоряжении есть еще несколько мнут.

Когда Дэвид предложил ей приютить на неделю своего «голубого» кузена, Эйми была готова сказать «нет».

– Чем я буду его кормить? – спросила она. – Я едва ухитряюсь кормить Макса и поддерживать себя.

– Он… э-э… он любит готовить. И я уверен в том, что ему нравится готовить для других. Все необходимое он купит. – Дэвид сказал это так, что Эйми ему не поверила. – Нет, в самом деле купит. Послушай, Эйми, я понимаю, что навязываю тебе лишние хлопоты, но Джейсон только что порвал со своим дружком, и кузену некуда податься. Ты сделала бы мне большое одолжение. Я бы взял его к себе, но ты же знаешь, как мой отец относится к «голубым».

На самом деле Эйми видела Бертрама Уилдинга всего лишь раз и понятия не имела о том, как он переносит что-либо, кроме чилийских догов (он их очень любил) и футбола (его он любил тоже).

– Может быть, попросить кого-нибудь еще? Ты же знаешь буквально всех в городе, – запричитала она. Дэвид был так добр к ней: не взял ни пенни ни за лечение Макса, когда у него болели уши, ни за прививки и прислал в помощь сиделку, когда Эйми три дня болела гриппом. Нелегко быть матерью-одиночкой с очень ограниченными средствами, но с помощью Дэвида Эйми ухитрялась сводить концы с концами. Потому она чувствовала себя обязанной ему.

– У тебя есть вторая спальня, к тому же он тебе пригодится. Ты же не имеешь ничего против «голубых», не так ли? – спросил Дэвид, допуская, что, возможно, превратно судил о ней.

– Конечно, нет. Вопрос лишь в месте и, разумеется, в деньгах. Я не могу его кормить и тем более платить за присмотр за ребенком и…

– Предоставь это мне, – возразил Дэвид. – Правда, положись во всем на меня. Джейсон поможет тебе во всем и облегчит тебе жизнь, поверь мне.

И она поверила ему, как верили ему все жители этого городка, и что же она получила? Шестифутового язвительного мужчину, вызывающего у нее желание бежать и где-то спрятаться, и только. Прошлой ночью, или, вернее, сегодня во время утреннего двухчасового кормления, ей пришлось прикусить язык, чтобы не сделать ехидного замечания по поводу того, как он оглядывал дом, скривив от отвращения верхнюю губу. На нем был костюм, который стоил, похоже, больше, чем весь ее дом, и Эйми отметила его нескрываемое презрение. И тут же решила сказать Дэвиду, чтобы тот убрал его из ее дома и что она и близко не подпустить его к своему сыну.

Но потом Эйми вспомнила все, что говорил ей Дэвид об этом бедняге и его разбитом сердце. Однако этот человек показался ей не столько подавленным, сколько сердитым – сердитым на мир, а может быть, даже на нее в особенности. Когда он потребовал, чтобы Дэвид вышел с ним для какого-то разговора, Эйми едва не задвинула засов, чтобы, не пустив обратно ни того, ни другого, самой вернуться в свою теплую постель.

Но она этого не сделала, и вот теперь предстоит провести неделю в обществе этого подонка, подумала Эйми. Целую неделю…

Она не успела больше ни о чем подумать, потому что услышала через тонкую перегородку глухой звук от падения какого-то предмета, а вслед за этим пронзительный крик Макса. Эйми мгновенно соскочила с кровати и влетела в соседнюю комнату раньше, чем Джейсон успел поднять ребенка.

– Отойдите! – отводя его руки, потребовала Эйми, схватила ребенка и прижала к себе. – Не плачь, мой дорогой, – говорила она, крепко обнимая ребенка, а сердце у нее готово было вырваться из груди. Он упал с кровати. Не ударился ли головой? Все ли у него в порядке? Ушиб? Сотрясение мозга? Она ощупывала его – нет ли шишки, крови, каких-либо повреждений.

– По-моему, он просто испугался, – заговорил Джейсон. – Он упал на подушку, а кроме того, он так укутан, что, если бы упал даже с крыши, с ним ничего бы не случилось.

Эйми подумала, что он, наверное, считает улыбкой то, что сейчас мелькнуло на его лице. Она свирепо уставилась на Джейсона. Макс перестал плакать и теперь, согнувшись пополам, опустил голову, давая матери понять, что проголодался.

– Убирайтесь, – сказала она Джейсону. – Я не хочу вас здесь видеть.

Джейсон посмотрел на нее с таким видом, словно не понимал английского языка.

– Я сказала, уходите. Вы уволены. Забирайте… свой телефон и уходите. – Она легко представила себе, как он стоял у окна, разговаривая по телефону, оставив ребенка одного на узкой кровати. Она бы ни за что не оставила Макса без присмотра, занявшись чем-то другим.

– Раньше меня никогда не выгоняли с работы, – сказал Джейсон, глядя на Эйми широко раскрытыми глазами.

– Все всегда бывает в первый раз. – Увидев, что Джейсон даже не шевельнулся, она поджала губы. – У меня нет машины, и если вы хотите, чтобы вас увезли, позвоните Дэвиду. Я дам вам номер его телефона.

– Я знаю его номер, – тихо ответил Джейсон, по-прежнему не сводя с нее глаз.

– Так воспользуйтесь им! – бросила она, отвернувшись, занятая борьбой с извивавшимся в ее руках Максом.

Эйми ушла в гостиную, уложила Макса на диване на две подушки, потом, поддерживая рукой его головку, сердито расстегнула халат и высвободила грудь. Макс тут же вцепился в нее, а потом прильнул к матери, внимательно глядя на нее, явно чувствуя, что что-то происходит.

– Послушайте, я… О, извините, – смутился Джейсон и повернулся к ней спиной. Эйми почувствовала его замешательство при виде того, как она кормит грудью ребенка. Стянув со спинки дивана детское одеяло, Эйми прикрылась им, почти полностью укрыв и ребенка.

– Я хотел бы получить еще один шанс, – заговорил Джейсон, по-прежнему стоя к ней спиной; – Я был… – Он словно поперхнулся словам?!. – Я виноват в том, что оставил ребенка одного на кровати. Но я… э-э… я хотел, как лучше. Я услышал его и забрал из манежа. Просто хотел дать вам возможность поспать лишних два часа, вот и все.

Эйми казалось, что каждое слово из уст этого человека стоит ему борьбы с собою. Можно было подумать, что ему за всю жизнь никогда не приходилось ни перед кем извиняться. Действительно, слышав боль в его голосе, вы бы решили, что до этого случая он никогда в жизни не делал ничего плохого.

– Вы просите меня предоставить вам еще один шанс подвергнуть опасности жизнь моего ребенка? – спокойным голосом спросила Эйми, не отрывая глаз от его спины.

Джейсон медленно повернулся, увидел, что она прикрыта одеялом, и уселся в расписанное подсолнухами кресло.

– Я обычно… никогда не теряю бдительности до такой степени. Я привык делать несколько дел одновременно и со всеми ими справляться. В самом деле, я горжусь тем, что способен с чем-то справляться.

– У вас нет необходимости говорить мне не правду. Дэвид мне все рассказал. – Когда Эйми произнесла эти слова, лицо Джейсона приобрело какой-то странный бледно-лиловый оттенок, и она повторила про себя клятву отделаться от него. «Он мне не нравится», – повторила она себе.

– И что же рассказал вам доктор Дэвид? – мягко спросил он.

В нем было что-то устрашающее. Она была многим обязана Дэвиду, но отнюдь не собиралась платить свои долги за счет ребенка.

– Он сказал мне о том, что вы гомосексуалист, ищете покоя своему разбитому сердцу и…

– Он сказал вам, что я гомосексуалист? – тихо спросил Джейсон.

– Да, я знаю, что это тайна и что вы не хотите, чтобы об этом знали, но он должен был сказать мне это. Полагаю, вы не думаете, что я позволила бы любителю женщин жить со мной в одном доме, не так ли? – Эйми искоса взглянула на Джейсона. – Или вы так думаете? Может быть, вам кажется, что я из женщин такого типа? – Не услышав прямого ответа, она сказала:

– Думаю, вам лучше покинуть мой дом.

На лице Джейсона не шевельнулся ни один мускул, и он по-прежнему сидел, пристально глядя на нее, словно решал какую-то трудную задачу. Эйми вспомнила слова Дэвида о том, что его кузену негде остановиться, негде провести Рождество.

– Послушайте, мне очень жаль, что у нас ничего не получилось. Но вы мужчина, не лишенный привлекательности. Я уверена, что вы найдете…

– Другого любовника? – закончил он ее фразу, подняв брови. – А теперь я должен спросить вас, к какому типу мужчин, по-вашему, отношусь я?

Эйми покраснела и перевела взгляд на Макса, который все еще сосал с широко открытыми глазами и с таким видом, будто прислушивался к каждому слову.

– Извините меня, – проговорила она. – Я не хотела ни в чем обвинить кого бы то ни было.

– Только если вы простите меня.

– Нет, – ответила Эйми. – Я не думаю, чтобы такое соглашение себя оправдало. Я не… – Прервавшись, она опять посмотрела на Макса. Молоко уже не шло, но он не проявлял желания расстаться с грудью. Эйми хорошо понимала, что он принимал ее за большую соску.

– Вы мне не верите? И не хотите меня простить? Чего вы не хотите?

– Чтобы вы мне понравились, – выпалила Эйми. – Прошу прощения, но вы хотели знать. – Засунув палец в уголок рта Макса, она прервала его жадное сосание, оторвала от груди и запахнулась, проделав все это одним привычным движением. Эйми привлекла сына к себе на плечо, но он почти сразу извернулся, чтобы увидеть, кто еще был в комнате, кроме матери.

– Но почему я вам не нравлюсь?

В эту минуту она решила, что ее долг Дэвиду оплачен.

– С того момента, как вы здесь появились, вы не делали ничего, кроме того, что многозначительно ухмылялись, – вспылила она. – Может быть, никто из нас не может себе позволить носить костюмы от дорогих портных и золотые часы, но мы делаем все, что можем. Думаю, что в какой-то момент вы забыли о том, что значит быть… частичкой масс. Когда Дэвид умолял меня принять вас, я подумала, что мы могли бы помочь друг другу, но теперь вижу, что вы считаете себя выше вдовы Билли Томпкинса. – Последние слова Эйми почти процедила. Она не прожила в Абернети и недели, как узнала все, что здесь думали о Билли.

– Понимаю, – отозвался Джейсон, все еще не двигаясь с места, и вид у него был такой, словно он отнюдь не был намерен покинуть ни это кресло, ни этот дом. – А что мне следовало бы сделать, чтобы вы поняли, что я из себя представляю? Как я могу убедить вас в том, что достоин доверия и могу делать то, что здесь от меня требуется?

– Не знаю, – ответила Эйми, продолжая бороться с Максом, явно сражавшимся за то, чтобы встать на ноги и перенести таким образом всю свою тяжесть на ее колени. Джейсон вдруг пересек комнату, взял ребенка из ее рук, и Макс восторженно завизжал. – Предатель! – выдохнула Эйми, глядя, как Джейсон поднял Макса высоко в воздух, а потом опустил и потерся небритой щекой о его шею. Макс вцепился руками в его щеки, а Эйми хорошо знала, как это могло быть больно: Макс уже дважды пускал ей кровь таким образом.

Джейсон несколько раз подбросил Макса в воздух, потом усадил его к себе на колени, а когда тот попытался ерзать, сказал ему: «Сиди тихо!» – и Макс повиновался. Сидя на коленях у Джейсона и всем своим видом выказывая крайнее удовольствие, Макс улыбался матери.

Эйми было ненавистно положение матери-одиночки, как и мысль о том, что у Макса нет отца. Все было совсем не так, как она себе представляла. Несмотря на все свои недостатки, Билли был добрым человеком и вполне мог быть хорошим отцом. Но судьба распорядилась иначе, и…

– Чего вы хотите? – устало проговорила Эйми, когда до нее дошло, что Джейсон не спускает с нее глаз.

– Еще один шанс. Позвольте спросить вас, миссис Томпкинс, при вас он хоть раз падал?

Эйми, покраснев, отвернулась. Она не знала как, но Макс однажды упал с кровати, а в другой раз это случилось на кухне. Во второй раз он был привязан к тяжелому пластиковому стулу, упал на спину и стал похож на черепаху под панцирем.

– Да, пару раз такое случалось.

– Понятно. Так вот, этим утром произошел мой первый и последний «случай», могу заверить вас в этом. Я думал, что он спит, а поскольку он занимал большую часть кровати, лечь на нее я не мог и решил потому сделать несколько телефонных звонков. Это было моей ошибкой, но небрежность эта была непреднамеренной. Что еще рассказал вам обо мне Дэвид?

– Что в настоящий момент у вас нет дома и что вы приехали в родной город, чтобы залечить разбитое сердце, – ответила Эйми. «Предатель» Макс спокойно сидел на коленях Джейсона, играя его крупными пальцами, и глядел на окружающий мир так, словно обрел свой трон.

– Вы заметили, что я, по-видимому, понравился вашему сыну?

– Мой сын сосунок, что он понимает? Впервые Джейсон на самом деле улыбнулся, вернее, это был намек на улыбку, но он все-таки был, – Могу я быть честным с вами? – спросил он, наклонившись к Эйми. – Я не имею ни малейшего понятия об уходе за ребенком. За всю свою жизнь я не сменил ни одной пеленки. Но я хочу этому научиться, а для этого мне нужно где-то остановиться. Кроме того, я также думаю, что мне хотелось бы изменить ваше мнение обо мне. Я могу внушать симпатию, если очень постараюсь.

– Не значит ли это, что и готовить вы тоже не умеете?

– А Дэвид говорил, что умею? Эйми кивнула, думая при этом, что ей следовало бы сию же минуту указать ему на дверь, но он, кажется, нравился Максу. Теперь ее сын снова стал вертеться на коленях у Джейсона, и тот легко привел его в излюбленное вертикальное положение. В книгах пишут, что дети не должны вставать на ноги примерно до шести месяцев, но Макс вставал ей на колени и пытался вывернуть ей руки в пять с половиной недель. Может быть, если бы Джейсон присмотрел за Максом, она смогла бы принять душ. Настоящий душ. Тот самый, под которым она могла бы два раза промывать волосы шампунем, а потом воспользоваться кондиционером. О небо, может быть, она смогла бы даже побрить ноги! А потом втереть в свою сухую кожу увлажнитель, а то кормление грудью, по-видимому, уже совершенно лишило влаги ее тело и кожа ее стала как наждачная бумага.

Может быть, она прогонит его позднее. После того, как примет ванну. В конце концов не может же он быть слишком уж плохим человеком, если его так убедительно рекомендовал доктор Дэвид.

– Вы не будете возражать, если я приму ванну?

– Не значит ли это, что я получаю второй шанс?

– Возможно, – ответила она, слегка улыбнувшись. – Вы не допустите, чтобы что-нибудь случилось с моим ребенком, не так ли?