Текст книги "Опрометчивый поступок"

Глава 7

Сэм открыл глаза и увидел туманное утро. То, что вблизи казалось легкой дымкой, в отдалении сгущалось в плотную пелену, совершенно скрывшую дали. Хорошо просматривались только сырое, просевшее кострище, контур скалы, ночью защищавшей их от ветра, да купа кустарника у ее подножия. Туман висел на ветвях бесформенными клочьями. Складывалось впечатление, что непроницаемый сумрак ночи не пожелал уступить место дню и предпочел обернуться сплошной вязкой белизной. Плотный облачный покров по-прежнему скрывал солнце, лишь едва заметное свечение позволяло предположить, что оно уже встало. Поскольку горизонт исчез, они словно находились в своем собственном крохотном мирке, отделенном от большого мира стеной тумана.

Сэм перевел взгляд на спящую рядом девушку, которая, сама того не желая, всю ночь не дала ему сомкнуть глаз. Лидди лежала, разметавшись, закинув одну руку

за голову, другая расслабленно покоилась на животе. Грудь ее мерно вздымалась, на лице застыло незащищенное, доверчивое выражение, и все это вместе взятое было прекрасно. Левая щека девушки была чистой, на правой еще сохранились разводы болотной грязи, и через них тянулись дорожки высохших слез, которые она пролила после спасения из трясины. Платье тоже успело просохнуть за ночь от тепла ее тела, но было совершенно измято и немного сбилось. Это позволило Сэму заметить, что один из сильно запачканных ботинок расшнурован и видна распухшая лодыжка. Сочувствие едва не заставило его отереть следы слез с бледных щек Лидии, но он вовремя удержался. Довольно и тех глупостей, которые он уже успел натворить. К тому же для нежностей не время – пора заняться делом.

В блеклом свете наступающего дня Сэм проверил силки, попутно то поедая чернику, попадавшуюся на глаза, то собирая для Лидии. В один из силков попался кролик, в другой – лисенок, которого он отпустил на волю. Затем он собрал свою нехитрую амуницию и засыпал землей ловушки: в них не нашлось ничего более солидного, чем дохлая мышь. Все это было уже ни к чему, поскольку некому будет воспользоваться добычей.

Вернувшись в лагерь, он нашел Лидию бодрствующей. Она зевала и потягивалась, сидя на своем каменистом ложе. Сэм подал ей шляпу с черникой – и день начался.

Сначала они поспорили, съесть кролика сразу или взять с собой на обед. Потом, какое направление выбрать: на восток, в надежде рано или поздно выйти в обжитые места, или на юг, в поисках дороги. Они не сошлись во мнениях даже о том, рассеется туман или еще больше сгустится. В конце концов Сэму удалось убедить Лидди, что выступать надо немедленно, потому что плохая видимость лучше, чем никакой вообще, и что туман грозит им всевозможными бедствиями, наименьшим из которых будет затяжной дождь. Они съели ягоды и собрались по возможности быстро, продолжая препираться насчет кролика. В этом вопросе Лидди проявила наибольшее упрямство, очевидно потому, что хотела повторить вчерашний пир. Сэма это очень порадовало, но он оставил радость при себе, зная, что, выказав ее, ослабит свои позиции в споре.

Спор. Препирательство. Похоже, это грозило стать их основными видами общения. Они только и делали, что выводили друг друга из себя. Что ж, метод проб и ошибок – вполне обычный способ получше узнать своего ближнего.

Собирая вещи, Лидди заметно прихрамывала. Сэм молчал об этом, размышляя, как можно помочь делу. Возможно, стоит вырезать трость. Или он мог бы нести свою спутницу на руках – это нетрудно, она мало что весит. Главная проблема состояла в том, как эту помощь предложить. Ему не улыбалось снова задеть самолюбие Лидди и разрушить ее недавно обретенную уверенность в своих силах. Она такая, что предпочтет свалиться от боли без чувств, чем выказать слабость.

Когда Сэм готовился получше упаковать вторую – большую и еще непочатую – бутылку джина в тряпки кучера, его осенила идея, умолчать о которой было бы просто грешно.

– Что, если вместо ботинка обмотать твою ногу вот этим? – Он помахал рубашкой и носками. – Идти будет легче.

Лидия повернулась, с минуту смотрела на него, морща лоб, потом кивнула.

– Тогда не будем откладывать. Сядь, я сейчас.

Он разрезал носки по бокам почти до самого мыска, превратив в две длинные мягкие тряпицы, а рубашку располосовал на широкие ленты.

– Давай ногу!

Лидия послушно подобрала юбки. Увидев тонкий шелковый чулок, почти прозрачный и, несомненно, очень дорогой, Сэм вынужден был несколько раз сглотнуть, прежде чем слова пошли с языка.

– Тебе придется… придется снять… ну, эту штуку!

Он готов был скорее откусить себе язык, чем произнести вслух слово «чулок» – по той простой причине, что шок от этого несложного сочетания букв непременно послал бы всю его кровь в самую неподходящую для этого часть тела – во всяком случае, в этот момент. Не хватало им сейчас только «вопроса с пенисом»!

Не подозревая о бушевавшей в нем буре, Лидди запустила руки под юбки, нащупала край чулка и принялась скатывать его вместе с изящной черной подвязкой, украшенной бархатным сердечком. Освободившись от шелковых тисков, она с милой непосредственностью пошевелила пальцами, а Сэм не мог оторвать взгляд от ее босой ноги. Высокий подъем, тонкая кость лодыжки, начало округлости икры, впереди поросшей крохотными золотистыми, почти незаметными взгляду волосками, которые он тем не менее разглядел своим обострившимся зрением. Он отчаянно пожелал провести вдоль них ладонью, чтобы увидеть, как они тянутся к нему. Он захотел приласкать Лидди, как кошку. Вместо этого он вытянул руку ладонью вверх.

– Давай сюда свою ногу, и мы обсудим, что с ней надлежит делать, раз уж тебе нравится все обсуждать до мелочей.

Он отчасти поддразнивал Лидди, отчасти не решался прикоснуться к той части ее тела, которая обычно скрывалась под одеждой.

– Очень мило с твоей стороны, – ответила девушка с полной серьезностью, но, должно быть, что-то прочла в его лице, потому что заколебалась.

Он над ней, конечно, посмеивается, но чего ради? Что смешного в том, чтобы иметь чувство собственного достоинства, чтобы быть независимой? Она осторожно поставила ногу на ладонь Сэма, и он принялся туго обматывать лодыжку тряпицей из носка, поглядывая то на Лидди, то вниз, на дело рук своих. С каждым мимолетным взглядом вверх глазам его представала тоненькая, хрупкая девичья фигурка с копной непокорных волос на фоне зыбкого, змеящегося тумана. Глаза ее при этом казались глубокими карими безднами, и приходилось заново напоминать себе, что ни в них, ни в самой Лидди в конечном счете нет ничего из ряда вон выходящего. Но каждый раз в это все меньше верилось. Изолированный, чуточку зловещий мирок, в котором они оказались в это утро, странным образом шел к девушке, которую он не в силах был постичь.

«Должно быть, – думал Сэм, – я теряю связь с действительностью». Он пытался осмыслить, что так привлекает его в Лидди. Округлые ягодицы, полные груди, стройные ноги – без сомнения. Хрупкая фигурка и болезненная бледность – ничуть, Лицо? Разумеется. Тонкие, точеные черты и эти золотисто – карие глаза. В них столько женственного тепла, столько безотчетной нежности! Для лица настолько узкого они просто огромны, особенно в окружении густых и длинных ресниц. Длинных настолько – Сэм впервые понял это, – что ей приходится смотреть на мир из-под их темного навеса. И брови у Лидди тоже густые, той формы, что заставляет усматривать в глазах несуществующий вопрос, затаенное любопытство. Нос у нее немного коротковат, зато рот по-настоящему красив и весьма выразителен, а когда она улыбается – вот как сейчас, – на щеках появляются две очаровательные ямочки.

– Спасибо за все, – сказала Лидди.

– Пожалуйста! – пробормотал Сэм и с ужасом почувствовал, что краснеет.

Этого только не хватало! Он совершенно расклеился! Это заметила и Лидди, потому что с удивлением воззрилась на него. Более того, она вопросительно приподняла бровь, разглядывая его. Сэм видел все это краем глаза, но когда попытался храбро встретить ее взгляд, она отвела его. Следующую пару минут они играли глазами в кошки – мышки, потом девушка потупилась, но он успел заметить на ее губах улыбку.

– Э – э… Лидди…

Она резко вскинула голову, метнула на него короткий взгляд из-под ресниц и уставилась куда-то поверх его плеча. И тогда случилось то, чего Сэм так боялся. Все волоски на его коже разом встали дыбом, кровь забурлила, славно в нее плеснули расплавленного свинца, и брюки предательски натянулись в паху. «Боже правый», – беспомощно подумал он. Все это только потому, что она вот так склонила голову? Что мимолетно коснулась взглядом? Что это, намеренное поддразнивание или неосознанное кокетство? Но что бы это ни было, так самочка птицы призывно трепещет крылышками, улетая от самца в период спаривания.

В ней, в этой Лидди Браун, было то чему он не мог противиться, – извечная женственность. Она была такой хрупкой, такой беззащитной, что он чувствовал себя сильным вдвойне. Ее хотелось схватить на руки и унести от всех бед, лелеять и беречь, утешать и нежить. Чтобы завоевать ее доверие, хотелось совершать множество самых необычных поступков, от дерзких до нелепых.

Сэм опомнился. Еще неизвестно, позволит ли эта леди нежить и беречь себя. Она не более беззащитна, чем оса. Хрупкая, болезненная – верно, но отнюдь не беззащитная,

– Все, – буркнул он.

Лидди ненадолго прикрыла глаза. Длинные ресницы опустились, коснулись щек, и возбуждение нахлынуло на него волной, так что потемнело в глазах. Сэм мысленно увидел,. как наклоняется вперед, все дальше и дальше, принуждая ее опрокинуться на землю, как опускается сверху и трется, трется об нее, извиваясь всем телом, чтобы ощутить под собой ее податливую плоть. Он почти ощутил, как раздвигаются ее ноги, чтобы впустить его…

Он очнулся, до боли прикусив разбитую губу.

– Что-нибудь не так? – спросила девушка с тревогой. Он отрицательно помотал головой, не решаясь заговорить,

и вознес молитву, чтобы они сегодня же выбрались к людям, потому что, если ему придется еще на одну ночь улечься с ней рядом, ничто на свете не остановит его – ну, кроме хорошего удара камнем по голове.

Скорее всего этим и кончится, так что тревожиться не о чем. Эта девушка из тех, кто способен за себя постоять, хотя и ей, и всей ее странной семейке нравится делать вид, что это не так.

– Можем идти, – бросил Сэм, поднимаясь на ноги.

Лидия и мистер Коди покинули лагерь и направились на юг, ориентируясь по солнцу, блеклой кляксой выступавшему на фоне сплошной облачности. Вместо того чтобы напрямую пересекать заболоченную равнину, они решили отыскать дорогу, просто потому, что та располагалась ближе, чем обжитые места к востоку от пустоши. При этом оба понимали, что удача целиком зависит от погоды. Дальнейшее ее ухудшение сделало бы ориентировку по солнцу невозможной, они неминуемо заблудились бы и могли бродить кругами бог знает сколько. Потому-то так важно было поскорее выйти к дороге: даже при полном отсутствии транспорта это была путеводная нить.

Итак, они двинулись вперед сквозь туман, который то уплотнялся, то несколько разреживался, но не рассеивался полностью. В одной руке Лидия несла непочатую бутылку джина, в другой – полную ягод шляпу Сэма. Тот, в свою очередь, тащил на плече саквояж, а в руке – кролика, держа его за длинные уши. В это утро он выглядел иначе, чем накануне днем, и отсутствие шляпы только подчеркивало перемены. Подбородок его за ночь покрылся темной щетиной, глаз перестал прятаться в пухлых валиках распухших век, зато синяк вокруг него сиял всеми цветами радуги, а местами зловеще почернел. Разбитый рот, напротив, припух сильнее, а мелкие царапины и ссадины хотя и поджили, но не слишком облагораживали облик. Сэм выглядел бродягой, дерзким и безрассудным – каким, вероятно, и был по натуре, если судить по драке, стоившей ему разом работы и невесты. Отсутствие шляпы скорее шло ему – во всяком случае, Лидии он больше нравился без нее: широкие поля мешали рассматривать его. Волосы Сэма действительно были черны, как вороново крыло, и невероятно густы. На концах они разделялись на пряди и самую малость вились, поэтому казалось, что на ворот куртки ниспадает множество лакированных черных вязальных крючков – странное, но не отталкивающее зрелище. В Лондоне на такую прическу наверняка посмотрели бы косо, однако среди скал и болот Дартмура Сэм казался романтическим героем, благородным отщепенцем из тех давних времен, когда мужчины носили волосы как можно длиннее, потому что это был признак мужественности.

Самсон и его волосы…

Но главным достоинством мистера Коди, вне всякого сомнения, были глаза. Затененные широкими полями стетсона, они казались темными, теперь же явились во всем великолепии своей насыщенной синевы. Это был цвет предгрозового неба, когда тучи еще только посягают на его чистоту, оттеняя и углубляя голубизну до более густого оттенка. И волосы, и щетина, и даже синяк подчеркивали их цвет. В них хотелось смотреть и смотреть, погружаясь в бездонную глубину.

Лидии приходилось то и дело одергивать себя, но Сэм по-прежнему притягивал ее взгляд. Ее настойчивый интерес наконец заставил его обернуться с вопросительно приподнятой бровью. Она покачала головой, без слов отвечая: нет, ничего серьезного.

Ничего… кроме того, что он кажется ей бесподобно красивым даже в таком непрезентабельном виде. Ее неудержимо влекло к нему. Как давно это началось? С первого же взгляда? Нет, вряд ли. Скорее в ту минуту, когда Сэм прижался сзади и привлек ее к себе. Вместо смущения она испытала тогда непонятную радость.

Лидия так засмотрелась, что совершенно отрешилась от окружающего и не заметила, что туман сгустился окончательно. Теперь он стоял вокруг непроглядной стеной. Казалось, не они движутся сквозь него, а он медленно катится навстречу всей своей массой. Видимость ухудшилась настолько, что едва удавалось рассмотреть подол собственного платья. Непосредственное окружающее обрело совсем уж призрачный, неописуемо зловещий и одновременно притягательный вид.

Однако передвигаться в таких условиях было непросто: кусты и скалы возникали из тумана так неожиданно, словно материализовались из ничего, и порой стоило труда не наткнуться на них. Пришлось замедлить шаг. В конце концов Сэм остановился и запрокинул голову, всматриваясь в облачный покров – настолько низкий, что казалось, до него можно дотянуться. Лидия проследила за его взглядом и не обнаружила никаких признаков солнца.

– Что же теперь укажет нам дорогу? – жалобно спросила она.

– По-моему, солнце должно быть… – Сэм помедлил и скривил рот, – должно быть… черт его знает, где оно должно быть! Нету – и все тут!

Даже воздух теперь пах иначе. Он был пропитан испарениями влажной земли, как после дождя. Сырость липла к лицу. Лидия и Сэм стояли в нерешительности, а туман продолжал течь куда-то с равнодушной медлительностью. Мир, казалось, прекратил свое существование. Отчасти так оно и было для них двоих, но вместо страха или хотя бы тревоги Лидия чувствовала себя завороженной, как если бы попала в сказку. Повинуясь внезапному порыву, она раскинула руки и закружилась. Туман закружился вместе с ней, распадаясь на ленты, и в конце концов завился вокруг ее фигуры, стекаясь со всех сторон, спиралями поднимаясь к небу и теряясь в общей сероватой белизне. Лидия стала средоточием тумана, он тянулся к ней, как живое существо. У самой земли его скопилось столько, что казалось – она вздымается из снежного покрова.

– Какое удивительное зрелище, правда? – обратилась Лидия к Сэму.

Он молча кивнул, не сводя с нее глаз. Девушка опустила руки и замерла. Туман повел себя еще более занятно, стекая вокруг нее вниз, к земле, и отступая, пока она не оказалась на свободном пятачке.

– Ну разве не чудо?

Сэм задумчиво созерцал ее, так смотрят на произведение искусства. И поскольку так он смотрел на нее, Лидия невольно опустила глаза. Но и не глядя, она чувствовала упорный взгляд Сэма.

Между тем туман потерял свою однородность, осел и распался на отдельные клочья, словно часть облачного покрова внезапно вздумала опуститься на землю. В некотором отдалении из него выступила вершина скалы. Легко было вообразить себе, что они невероятно высоко, там, куда достигают, пробив облака, лишь вершины самых высоких гор. Лидия побрела в ту сторону, Сэм за ней, но туман был чересчур прихотлив и вскоре снова сгустился в единое целое.

Никогда еще Лидии не приходилось наблюдать такое природное явление. Как жительница Лондона, она была хорошо знакома с туманом, но даже не подозревала, что он может вытворять что – либо подобное. Все это время они были словно внутри облака, которое перемещалось, опадало и росло, которое жило своей собственной прихотливой жизнью. Они были его пленниками, и если бы кто-то из них двоих отошел в сторону, то сразу бы потерялся.

Сэм сбросил свой груз. Лидия поняла это, когда саквояж соприкоснулся с землей, за ним последовал звук потише – это упал кролик. И то, и другое бесследно исчезло из виду. Следом пропал Сэм, словно нырнул, спасая тонущее имущество.

– Сэм, Сэм! – встревожилась Лидия.

Сколько она ни всматривалась в туман там, где он только что стоял, ей ничего не удалось разглядеть.

– Я здесь, – послышалось откуда-то снизу.

Девушка направилась на голос, бросив взгляд через плечо, – за ней в массе тумана оставался след. Это казалось нереальным. Сэм сидел на корточках в паре шагов от нее и сосредоточенно над чем-то трудился. Она не сразу поняла, чем он занимается, а когда увидела…

– Эй, перестань!

Он сунул нос в ее саквояж! Лидия рванулась, рухнула на колени и вцепилась в его руки, стараясь оторвать их от краев саквояжа. Несколько минут они молча рвали друг у друга громоздкий предмет. Девушке удалось свести края вместе, но не настолько, чтобы захлопнуть защелки.

– Не смей! – прошипела она.

– Я только хотел посмотреть, что тут у нас имеется, – оправдывался Сэм, не выпуская, однако, краев саквояжа из рук и удерживая его в полуоткрытом положении.

Возня возобновилась. Оба дышали сквозь стиснутые зубы, и Лидии было ясно, что она проиграет, если каким-то образом не убедит Сэма отступить.

– Не у нас, а у меня! Это мой саквояж.

– Я всю дорогу волочил эту штуковину на себе, а значит, имею на нее кое-какие права. К тому же в критической ситуации личное имущество становится общим.

– Я не позволю тебе присвоить мои вещи!

– Я и не собирался. Я только хотел произвести осмотр. Так сказать, оценить твои вещи на пригодность: что, если в них наша единственная надежда на спасение? Одна голова хорошо, а две лучше.

– Там нет компаса, – угрюмо отрезала Лидия.

– Но может быть, есть что-то другое, столь же полезное? Почему мне нельзя даже взглянуть? Что ты там прячешь?

– Ничего!

Сэм вдруг так резко рванул саквояж к себе, что пальцы Лидии соскользнули. Не теряя ни мгновения, он раздвинул края на всю ширь. Девушка забарабанила кулачками по его пальцам, потом вцепилась в них, царапая и оттаскивая, но они были слишком сильные и слишком крепко держали. Тогда она ударила его в плечо, в бок – везде, куда могла дотянуться. Сэм обратил на это не больше внимания, чем на нападки докучливой мухи. Он с увлечением рылся в саквояже.

– Нет! Нет! Нет!

Лидия вцепилась ему в волосы. Сэм оторвался от своего занятия и выпустил саквояж из рук ровно настолько, чтобы ухватить ее за оба запястья и тем самым полностью вывести из игры. Левой рукой удерживая ее слегка на отлете, он снова заглянул в необъятные недра.

Лидия была вне себя от ярости, она едва дышала. «Если бы Сэм отпустил ее, она снова набросилась бы на него с кулаками. Но странное дело – она отчетливо сознавала, как крепка его хватка на ее запястьях, с какой легкостью он обезопасил себя от нападения, и было в этом чувство сродни восхищению. Ей вдруг расхотелось сопротивляться. Возможно, она и проиграла потому, что воля к сопротивлению ослабела еще тогда, ночью, в объятиях Сэма. Она сознавала, что уступает, смиряется, принимает его очевидное превосходство.

Должно быть, это не укрылось от Сэма, потому что он неожиданно поднял голову от зияющего чрева саквояжа и устремил взгляд на Лидию. Он перестал свирепо хмуриться, на лице появилось слегка озадаченное, подозрительное выражение. Он не доверял ее внезапной кротости.

Лидия открыла рот, понятия не имея, что собирается сказать. Не было слов, чтобы описать то, что с ней происходит. Вместо того чтобы заговорить, она судорожно облизала губы. Прикосновение языка отозвалась во всем теле, словно рот разом стал втрое чувствительнее. Внизу живота возникло чуть заметное тепло и стало разгораться, мало – помалу согревая ее целиком. Дыхание сделалось прерывистым, частым, ей недоставало воздуха.

Так вот оно какое, физическое влечение! Самая, должно быть, странная вещь на свете. Не то чтобы Лидию никогда не тянуло к противоположному полу, но все ранее испытанное было лишь бледной тенью теперешних ощущений. То, что происходило с ней в эти минуты, было несравненно сложнее, многограннее, в нем была чарующая прелесть и необоримая сила. Оно озадачивало, потому что требовало каких-то поступков, но Лидия не знала, каких именно.

Зато она знала, что хочет окунуться в это новое, изведать до конца. Она уже была с ним немного знакома и даже надеялась, что сумеет, если захочет, вызвать его в себе снова, стоит ей только пожелать.

Сознание того, насколько все это недопустимо с точки зрения приличий, лишь подстегивало ее жадный интерес. Как она вообще осмелилась оказаться в неведомой глуши наедине с человеком… с мужчиной совершенно иного круга? От собственного безрассудства кружилась голова.

Они так и замерли, глядя друг на друга. У Сэма лицо было смуглое, с яркими, очень синими глазами, в которых светился ум. Эти удивительные глаза словно даже выигрывали от своего непритязательного обрамления: от всех этих синяков, царапин и ссадин.

«Дерзкий и безрассудный, – снова подумала Лидия. – грубый примитивный дикарь». Это последнее слово особенно возбуждало. Небритое, изуродованное лицо.

Оно должно бы пугать ее, однако притягивало. Ей хотелось побольше узнать о Диком Западе, изучая его конкретного представителя.

Изучать, повторила Лидия мысленно, откровенно скользя взглядом по телу Сэма. Узнать поближе. Вернувшись взглядом к его лицу, она впервые заметила, что кожа у самых волос – там, где не достигало солнце – несколько светлее. Какая трогательная мелочь! Должно быть, он нигде не появляется без своего стетсона. Ах, если бы он был не ковбоем с Богом забытого ранчо, а… ну, скажем, герцогом! Выше титулом и благороднее происхождением, чем отец Боддингтона, маркиз. Если бы одевался, держался и говорил, как положено! Если бы они были сейчас в Лондоне… нет, лучше сразу в Йоркшире, среди вересковых холмов и приветливых деревень ее родного края. Если бы он явился к ним в дом официально искать ее руки, родители с радостью согласились бы его принимать! Они могли бы вместе выезжать на верховые прогулки туда, где им никто не помешает. Если бы он захотел поцеловать ее, она бы не противилась. Каково это – ощутить на своих губах его губы, узнать вкус его рта?

Ей хотелось, чтобы Сэм был подходящим кандидатом на ту роль, которую она ему мысленно уготовила – обожатель, поклонник, жених. Тогда она могла бы поощрять его, флиртовать с ним без всякого чувства вины. Ведь любые вольности были бы только преддверием к браку.

Брови Сэма сошлись на переносице, глаза сузились. Он повел плечами с таким видом, словно наконец раскусил ее коварные замыслы, и снова вернулся к саквояжу. Но хватка его ослабла. Лидия воспользовалась этим, чтобы вырваться. С быстротой молнии она выхватила то, что почти уже явилось взгляду Сэма под грудой тряпок, и спрятала за спину.

– Книга? – удивленно воскликнул он.

Схватив ее за локоть, он попытался отобрать томик. Лидия перехватила его другой рукой. Он схватил и вторую. Книга выпала и в следующее мгновение оказалась у него. Сэм расхохотался. Лидия сидела насупившись.

– Ну и ну! – сказал он, кое-как справившись с приступом веселья. – Этому чтиву далеко до изящной словесности!

Он повернул книгу титульной стороной к Лидии, и глупая картинка предстала ее взгляду вместе с названием – «Буффало Билл и разбойники с большой дороги». У Сэма снова вырвался смешок.

– Ты оказала мне двойную услугу, Лидди, – сказал он, источая сарказм. – Во-первых, явилась во всем своем беспардонном лицемерии, а во-вторых… – он помахал книгой перед самым ее носом, – во-вторых, как раз этот выпуск я не читал. Я могу забрать ее себе? Ты же презираешь дешевые романы – в них нет изящества.

– Я не могу отдать… это не мое! Верни немедленно!

Лидия попыталась выхватить томик. Сэм отдернул книгу за пределы досягаемости, и рывок вышел более энергичный, чем она предполагала. Инерция почти перенесла ее через саквояж, и она рухнула бы лицом вниз на согнутые ноги Сэма, если бы в последний момент не удержалась на руках. Смеясь, он помог ей выпрямиться мягким толчком в плечи.

– Ну-ну, поменьше пыла!

Теперь они снова находились по разные стороны саквояжа: он – посмеиваясь, она – задыхаясь от негодования.

– Послушай, Лидди, раз дело все равно сделано, не лучше ли смириться? Я готов возместить тебе потерю ценного имущества. Что ты хочешь взамен? Только назови – и получишь. Мою шляпу? Отлично, можешь нахлобучить ее и не снимать, пока я не обыщу саквояж до самого дна. Ягоды выброси, все равно я теперь год не смогу смотреть на чернику. Или тебе больше по душе мои сапоги? Правда, бродить в носках по пустоши не слишком приятно, но я пойду и на такую жертву, только дай порыться в твоих вещах…

– Не нужно мне ни сапог, ни шляпы!

– Ах, вот как… – протянул Сэм. – Значит, что-то тебе все-таки нужно, иначе ты сказала бы «не надо мне от тебя ничего!».

После его замечания Лидия поняла, что это правда.

– Значит, я еще не назвал ту единственную вещь, которая бы тебя устроила. – Он засмеялся, позабавленный. – Интересно, что же это? Ну, говори. Я сгораю от любопытства.

Лидия и сама не знала. Безусловно, ей что-то было нужно от Сэма, вот только она не понимала, что именно.

– Что же ты молчишь? – настаивал он.

– Я хочу кое-что… кое-что получше понять. Хочу, чтобы ты мне показал…

– Что?! Я не собираюсь ничего показывать!

Поняв, что пришло ему в голову, Лидия ужасно сконфузилась.

– Я не в том смысле! Покажи мне, как по-настоящему целуются! Понимаешь, я всегда думала… эти книги… этот Дикий Запад…

Она окончательно смутилась, потупилась, а когда снова робко подняла взгляд, то побледнела. Сэм смотрел на нее так, словно ни за что ни про что получил пощечину.

– Нет, – холодно ответил он.

– О! – вырвалось у Лидии, не ожидавшей ничего подобного.

Она постаралась смотреть равнодушно, как если бы отказ ничего не значил, но ей это не удалось. Внутренне она съежилась от разочарования и стыда. Шок Сэма, холодное «нет», высказанное не задумываясь, – все это словно поставило на ней клеймо женщины легкого поведения. Это было ужасное ощущение, более мучительное, чем физическая боль. Почему он так странно отреагировал? Она что же, противна ему? Конечно, попросить мужчину о поцелуе – это смело, однако… слишком смело, и все же…

Лидия постаралась исправить положение.

– Понимаешь, мне просто любопытно… В конце концов, речь идет всего лишь о поцелуе!

Ей уже приходилось целоваться с молодыми людьми своего круга, и каждый из них проявлял по этому поводу только энтузиазм. Поцелуй леди считался привилегией, которой джентльмен только рад был удостоиться. С Боддингтоном Лидия зашла и того дальше, зная, что он слишком благороден, чтобы потом хотя бы намекнуть об этом своим друзьям. Это случилось прошлым летом, когда Боддингтон попросил ее руки в уединенном романтическом уголке парка. Она тогда позволила ему ласкать себя – и не пожалела, потому что получила удовольствие. Это было не единственное, что Лидия выиграла, зайдя так далеко: память об этих минутах стала той «морковкой», за которой Боддингтон покорно шел в ожидании ее решения. Он готов был вечно питаться одной надеждой на то, что однажды ему снова выпадет шанс приласкать ее, и тем самым оставался в числе ее обожателей. То, что шанс ни разу больше не выпадает, он принимал без сетований, а Лидия и не думала повторять опыт, так как любопытство ее было на его счет вполне удовлетворено.

Иное дело Сэм. Ночь, проведенная с ним, оставила ее в растерянности. Ей еще не приходилось сталкиваться с физическим проявлением мужского интереса, но она резонно полагала, что оно знаменует по крайней мере желание целоваться!

Когда Лидия осмелилась снова поднять глаза на Сэма, то почувствовала себя еще хуже. Он сообразил, что обидел ее, и теперь жалел об этом.

– Лидди… – начал он.

Чего ради ему вздумалось называть ее этим дурацким уменьшительным именем? Кто дал ему право на подобные вольности? Хотя, если разобраться, звучит не так, уж плохо. Сэм протянул руку и в – нерешительности задержал ее на полпути к Лидии. Помедлив в этой позе, он все-таки прикоснулся к ней.

Протягивать руку – это было лишнее, но раз уж так случилось, отдергивать ее было бы нелепо, поэтому Сэм поправил своенравную прядь, каштановой спиралью лежавшую на узком плече. Девушка выдержала его прикосновение, застыв в неподвижности.

– Лидци…

– Перестань! – вспылила она. – Ты все окончательно испортишь!

– Я не хотел…

– Как будто я сделала что-то скверное! Как будто я безнравственная! Меня теперь тошнит от самой себя! Мне жарко, у меня слабость в ногах и… это ужасно, ужасно!

– Ничего ужасного в этом нет.

– Не смей надо мной насмехаться!

– Я насмехаюсь не над тобой, а над стечением обстоятельств. Если тебе жарко, а в ногах слабость, тут уж ничего не поделаешь. – Он усмехнулся. – Ты хочешь меня, вот в чем дело, и стыдишься этого. Зря. Это нормально. Женщины и мужчины так устроены, что желают друг друга. Я тоже хочу тебя, милая. – Сэм вздохнул, сожалея о том, что все выложил без утайки, и попытался оправдать себя оказанным на него давлением. Он напустил на себя строгость. – Но мы не станем ничего предпринимать – знаешь почему? Потому, что ты не более испорчена, чем большеглазый котенок, несмотря на все попытки казаться девицей искушенной. Помнишь, что я сказал вчера вечером? Тебе не стоит больше ездить дилижансом, такие поездки слишком горячат кровь. – Он помедлил и добавил: – Я, пожалуй, тоже от них воздержусь. Эта авантюра может закончиться неудачно, Лидди, и может статься, мы позволим себе то, в чем ты потом жестоко раскаешься. Я не хочу иметь на совести еще и это. Невинной девушке не пристало отдаваться первому встречному.

«Первому встречному ничтожеству», – уточнил он мысленно. Не то чтобы он и впрямь был о себе столь низкого мнения, но ему случалось так думать в тех случаях, когда он не оправдывал чьих-то надежд.