Текст книги "Триумф нежности"

Глава 6

Кэти проснулась следующим утром от телефонного звонка.

Она на ощупь взяла трубку и, не открывая глаз, приложила к уху. Голос матери зазвучал раньше, чем Кэти успела вымолвить слова приветствия.

– Кэти, дорогая, кто, в конце концов, этот человек?

– Рамон Гальварра, – спокойно ответила Кэти.

– Я знаю его имя, ты нам его представляла. Что он с тобой делает?

– Со мной? – пробормотала Кэти. – Ничего.

– Кэти, не глупи! Он же охотится за твоими деньгами!

– Ему не нужны деньги, ему нужна жена, – слабо вступилась Кэти.

В трубке замолчали. Когда голос матери зазвучал снова, в каждом слове сквозило презрение:

– Этот пуэрто-риканский фермеришка собирается жениться на тебе?

– Испанский, – поправила Кэти.

– Что?

– Я сказала, что он испанец, а не пуэрториканец. А вообще он такой же американский подданный, как мы с тобой.

– Кэтрин! – Голос матери прозвучал очень сухо и наставительно. – Я знаю, что моя дочь, к сожалению, не всегда бывает разумна. Но ты же не решила выйти замуж за этого человека?

Кэти заколебалась. Со сна можно ответить «да». Она села и свесила ноги с кровати:

– Мне так не кажется.

– Тебе так не кажется? Кэтрин, оставайся дома и не впускай этого мужчину, пока мы не приедем. Господи, это убьет твоего отца! Мы будем у тебя сразу после завтрака.

– Нет, не надо! – сказала Кэти, окончательно проснувшись. – Мам, послушай. Ты меня разбудила, и я с трудом соображаю, но тебе не о чем беспокоиться. Я не собираюсь замуж за Рамона и вообще не предполагаю с ним встречаться дальше.

– Кэтрин, ты уверена? Или ты так говоришь, чтобы успокоить меня?

– Ох, ну честное слово.

– Хорошо, дорогая, но если он появится около тебя снова, только позвони, и мы приедем через полчаса.

– Мам…

– Позвони нам, Кэти. Мы с отцом любим тебя и хотим защитить. Не стыдись признаться, что не сможешь справиться с этим испанцем, или пуэрториканцем, или кем бы он там ни был.

Кэти открыла рот, чтобы возразить, что у нее нет необходимости защищаться от Рамона, но затем передумала. Мать все равно не поверит, что толку спорить.

– Хорошо, – вздохнула она. – Если ты мне понадобишься, я позвоню. Пока, ма…

«Что случилось с родителями?» – недоумевала Кэти спустя полчаса, натягивая желтые велюровые брюки. Надо же было так себя накрутить! Спасать ее от Рамона… Почему бы им уж сразу не вызвать пожарную машину, «скорую помощь» и полицию! Да, верх тоже желтый! Зачесав волосы назад, она скрепила их черепаховым гребнем. Провела по губам коралловой помадой. А теперь надо пойти купить что-нибудь подороже и полегкомысленнее, чтобы выбросить из головы и родителей, и Рамона.

Кэти положила кофейную чашку в посудомоечную машину, и вдруг зазвенел дверной звонок. О Господи, родители! Позавтракали и прикатили наводить порядок. Она покорно прошла в гостиную, рывком открыла дверь и в изумлении отступила перед высокой, гибкой фигурой, загораживающей солнечный свет.

– Я… я как раз собиралась уходить, – сказала Кэти.

Не обращая внимания на ее слова, Рамон вошел и решительно закрыл за собой дверь. Насмешливая улыбка промелькнула на его лице.

– Почему-то я так и подумал.

Кэти посмотрела на его суровое красивое лицо, в котором читалась железная решимость, и на могучие плечи. Столкнувшись с его баскетбольной высотой и твердыми намерениями, Кэти решила отступить, чтобы привести в порядок мысли. Повернувшись, она бросила через плечо:

– Я приготовлю тебе кофе.

Она чуть не уронила чашку, когда руки Рамона обняли ее за талию, прижав к себе. Его дыхание слегка коснулось ее волос.

– Я не хочу кофе, Кэти.

– Завтрак?

– Нет.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Повернись – и я покажу тебе.

Кэти отрицательно покачала головой. Чтобы не повернуться, она так сильно схватилась за край стола, что кончики ее пальцев побелели.

– Кэти, я не сказал тебе главную причину, по которой я не захотел, чтобы ты надела этот купальник. Мне в этом трудно признаться даже самому себе. Но между нами все должно быть честно. – Он сделал паузу, затем с неохотой сказал: – Я очень ревновал. Не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, любовался твоим телом.

Кэти нервно сглотнула. Ну зачем он ее обнимает, это так мешает собраться с мыслями!

– Ладно, принимаю твои объяснения. Честно говоря, мне он и самой не нравится – слишком вызывающий. Но тем не менее я сама решаю, что мне носить. Я вчера тоже была хороша, вела себя как истеричный подросток. Извини. Но дело не в этом, Рамон. Я не могу стать твоей женой. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Она ожидала, что он согласится с этим. Очевидно, что ей виднее. Его руки скользнули вверх к ее плечам, и он нежно, но настойчиво повернул ее к себе. Кэти смотрела на загорелую кожу его груди. Верхние пуговицы светлой голубой рубашки расстегнуты. Контраст сводил ее с ума.

– Посмотри на меня, querida!

Этот глубокий, хриплый голос, называющий ее дорогой, заставил Кэти повиноваться. Она неохотно подняла огромные, полные тревоги глаза.

– Ты сможешь стать моей женой. И это будет прекрасно. У нас все будет хорошо. Я сделаю все, чтобы было так.

– Мы люди разных культур! – отчаянно воскликнула Кэти. – Хоть это ты должен понимать! У нас разная психология, все разное!

Его глаза уверенно смотрели на нее.

– Не все. Я буду возвращаться вечером домой, и мы будем любить друг друга до тех пор, пока ты не станешь умолять меня остановиться. А утром я буду покидать тебя, и твой поцелуй будет гореть на моих губах. Я буду жить ради тебя. Я наполню твои дни радостью. А если Господь пошлет нам большое горе, я буду держать тебя в своих объятиях, пока не высохнут твои слезы, и тогда я научу тебя снова смеяться.

Как зачарованная Кэти смотрела на твердый чувственный рот, наклоняющийся к ней.

– Такое чувство, что мы боремся не на жизнь, а на смерть.

Он приблизил свои губы к ее губам.

– Борьба – это тоже компонент любви.

– Мы будем… мы будем спорить по любому поводу. Ты – властный, а я люблю независимость.

Его губы на мгновение прикоснулись к ее губам.

– Мы научимся ладить.

– Человек не может только давать. Что же ты хочешь от меня?

Его руки сжали ее.

– Все, что я предлагаю тебе, ты тоже можешь дать мне.

Он приник к ее губам, заставляя их раскрыться и проникая языком в глубину ее рта.

Что-то произошло с Кэти, тлевший огонь страсти вдруг вспыхнул, обжигая ее неистовой яростью. Она прильнула к Рамону, отвечая на бесконечные возбуждающие поцелуи. Беспомощная, Кэти только стонала от желания. Под нежными ласками его умелых пальцев ее соски затвердели, она часто, порывисто дышала.

– Мы принадлежим друг другу, – прошептал он. – Скажи мне, что ты знаешь это, – хрипло приказал Рамон, и его руки скользнули под упругий пояс ее брюк, обнажая ее ягодицы и принуждая ее тесно прижаться к его трепетно пульсирующей возбужденной плоти. – Наши тела знают об этом, Кэти.

Слабеющая защита благоразумия окончательно рухнула и от прикосновений его рук к ее обнаженному телу, и от неистовства его страсти.

– Скажи мне, – настаивал Рамон, – мы принадлежим друг другу.

Сказанные шепотом слова прогремели в ее ушах, они слегка остудили страсть Кэти, напомнив, кто она и кто он. Она откинулась в его объятиях и пристально посмотрела на него.

Взгляд Рамона отметил лихорадочный цвет, окрасивший ее щеки, расширенные от страсти глаза. Проведя рукой по ее волосам, он прижал лицо Кэти к своей груди.

– Не пугайся, querida, – нежно сказал он. – Мне кажется, ты сильно испугана тем, как быстро мы проходим все ступени страсти.

Его большие пальцы погладили ее по горящим щекам.

– Я отдал бы все, чтобы мы побыли вместе подольше, но я не могу. Нам нужно уехать в Пуэрто-Рико в воскресенье. Чтобы упаковать твои вещи, у нас целых четыре дня. Я не могу задерживаться здесь до понедельника, вообще-то я собирался уехать еще два дня назад.

– Но мне… мне нужно завтра на работу, – слабо запротестовала Кэти.

– Безусловно. Нужно предупредить, что ты уезжаешь в Пуэрто-Рико и что это твоя последняя неделя здесь.

Кэти уцепилась за мысль о работе как утопающий за соломинку:

– Я не могу просто прийти и сказать, что ухожу через четыре дня. Об этом я должна сообщить за две недели.

– Нет, Кэти, – тихо сказал он, – ты можешь…

– И потом, мои родители – о нет! Нам нужно смыться отсюда! – сказала она с внезапной настойчивостью. – Я совсем забыла о них. Не хватает, чтобы они заявились сюда и обнаружили тебя. У меня и так уже был телефонный разговор в стиле «Кэтрин» с мамой сегодня утром.

Беспокойным движением Кэти освободилась от объятий Рамона, потащила его в гостиную, схватила свой кошелек и успокоилась только в его машине.

– Что значит, – спросил Рамон, бросив на нее изумленный взгляд и поворачивая ключ зажигания, – телефонный разговор в стиле «Кэтрин»?

Кэти залюбовалась его умением вести машину, его длинными сильными пальцами, лежащими на руле.

– Если мои родители зовут меня Кэтрин вместо Кэти, это означает, что началось сражение, их артиллерия занимает исходные позиции, и если я не выкину белый флаг, они начнут войну.

Он усмехнулся ее объяснению, и Кэти успокоилась. Когда он повернул с автострады на скоростное шоссе номер 40, Кэти лениво спросила:

– Куда мы едем?

– К Арке. У меня никогда не было времени, чтобы увидеть ее вблизи.

– Турист! – поддразнила его Кэти.

И они провели оставшуюся часть утра и добрую часть дня как настоящие туристы. Они сели на речной трамвайчик и совершили небольшую прогулку по темным водам Миссисипи. Кэти рассеянно смотрела на проплывающие мимо пейзажи, и в ее голове проносились несвязные мысли. Рамон стоял рядом, опираясь на перила и глядя на Кэти.

– Когда ты собираешься поговорить с родителями?

При одной мысли об этом руки Кэти вспотели. Она покачала головой.

– Я еще не решила, – медленно ответила она, не уверенная в том, что именно она не решила.

Они бродили по старым кирпичным улицам Лакледс-Лэндинг около набережной и зашли в замечательный маленький паб, где местным шедевром оказались сандвичи. Кэти съела немного и теперь смотрела в окно на толпу клерков из деловой части города, пришедших перекусить в Аэндиш. Рамон сидел, откинувшись в кресле с сигарой в зубах, прищурившись от дыма, и не отрывал глаз от Кэти.

– Ты хочешь, чтобы я был рядом с тобой, когда ты решишься им сказать?

– Об этом я не думала.

Они вышли из паба и отправились бродить по парку, над которым возвышалась Арка. Экскурсоводом Кэти оказалась неумелым. Единственное, что она знала про Арку, была ее высота – 630 футов и что это самый высокий памятник в США. Затем надолго погрузилась в молчание и мало что замечала вокруг.

Без какой-то особой цели они спустились по ступенькам, ведущим к реке. Кэти села. Рамон остановился рядом, обнял ее.

– Чем дольше ты будешь откладывать разговор с ними, тем труднее он будет для тебя.

– Ты действительно хотел подняться к Арке? – уклонилась от ответа Кэти. – Я не знаю, идет ли туда трамвай, но если да, вид с Арки должен быть фантастический. Правда, судить об этом могу лишь с чужих слов. Я всегда слишком боялась высоты, чтобы подниматься туда.

– Кэти, у нас мало времени.

– Я понимаю.

Они вернулись к машине, и, когда проезжали по Маркет-стрит, Кэти безучастно заметила, что лучше было бы поехать вниз по бульвару Лин. Рамон машинально последовал ее указаниям. Они ехали западнее Линделл, когда Рамон спросил:

– Что это?

Кэти взглянула направо:

– Кафедральный собор Сент-Луиса.

Она была поражена, когда он подъехал ко входу грандиозного здания.

– И зачем мы здесь остановились?

Рамон повернулся на сиденье и обнял ее за плечи.

– Осталось всего лишь несколько дней до нашего отъезда. И в эти дни нужно принять важные решения и многое сделать. Я помогу тебе упаковать вещи и сделать все необходимое, но я не могу вместо тебя ни беседовать с твоими родителями, ни уволиться с работы.

– Да, я понимаю.

Его рука коснулась ее подбородка, нежно приподняла его. И поцелуй Рамона убедил ее больше слов.

– Но почему ты хочешь зайти в церковь? – спросила Кэти, когда он обошел машину и помог ей выйти.

– Полюбоваться на тени прошлого, таящиеся в работах старых мастеров.

Кэти почуяла подвох. Зачем он тащит ее в церковь? Ее нервы натянулись до предела. Молодые люди поднялись по крутым каменным ступеням, ведущим к собору. Прямо над ними сиял в солнечном свете купол.

Рамон открыл массивные резные двери и отступил, пропуская Кэти в громадный прохладный собор. Тотчас ее охватили воспоминания о горящих свечах, о цветах на алтаре.

Рамон взял ее под руку, заставляя идти рядом с собой. Глаза Кэти скользили по бесконечным рядам церковных скамей, по сводчатому потолку с великолепными витражами, сияющими позолотой. Посещая церковь, она всегда избегала мраморного алтаря, намеренно избегала. Около первого ряда скамей она опустилась на колени рядом с Рамоном, чувствуя себя мошенницей, непрошеной гостьей. Она неохотно взглянула на алтарь, затем закрыла глаза, чувствуя головокружение. Бог не хотел, чтобы она была здесь – ни одна, ни с Рамоном. Было слишком мучительно быть здесь с ним. И слишком не по-христиански. Все, что она от него хотела, было связано с его телом, а не с душой.

Рамон стоял на коленях подле нее, и Кэти поняла, что он молится. Это открытие ее ужаснуло. Она даже знала, о чем он молится, и, чтобы его молитвы не дошли до Бога, Кэти тоже начала молиться, быстро, бессвязно. Ее охватила паника.

«Господи! Пожалуйста, пожалуйста, не слушай его. Не дай этому свершиться. Я не смогу сделать то, чего он хочет от меня. Я знаю, что не смогу. И я не хочу. Господи! – молча плакала Кэти. – Ты слышишь меня? Ты хоть когда-нибудь услышишь меня?»

Кэти вскочила на ноги, слезы ослепили ее. Она повернулась и натолкнулась на Рамона.

– Кэти! – Его голос был полон беспокойства, его руки нежно коснулись ее.

– Пусти меня, Рамон! Пожалуйста! Мне нужно уйти отсюда!.. Я… я не знаю, что со мной случилось, – извинялась Кэти, вытирая слезы.

Они стояли в лучах яркого солнца на ступеньках церкви. Кэти смотрела на движение по бульвару Анфелла, измученная и растерянная, ей страшно было взглянуть в сторону Рамона. Наконец она объяснила:

– Я не была в церкви со дня своей свадьбы.

Она начала спускаться по ступенькам и замерла, услышав его ошеломленный голос:

– Ты была раньше замужем?

Кэти кивнула, не оборачиваясь:

– Да. Я вышла замуж два года назад, когда мне было двадцать один, после окончания университета, и через год развелась.

Ей до сих пор было тяжело признаться кому-нибудь в этом. Она спустилась еще на две ступеньки, когда поняла, что Рамон не последовал за ней. Обернувшись, она натолкнулась на его взгляд – изучающий и тяжелый.

– Вы венчались в католической церкви? – Резкость его тона удивила ее. Кажется, он больше расстроен тем, что она венчалась в католической церкви, а не тем, что она вообще была замужем. Вопрос обрушился на Кэти, как водопад холодной воды, отрезвляя ее и причиняя острую боль. Рамон, должно быть, католик. И его религия не позволит ему жениться на Кэти, если она венчалась в католической церкви, а затем была разведена. «Бог услышал мою молитву», – с горьким сарказмом подумала Кэти. Она была разведена, но Дэвида убили шесть месяцев спустя, так что, в сущности, не было препятствий для их брака с Рамоном. С другой стороны, он этого не знал и Кэти не собиралась ему об этом говорить.

– Да, я венчалась в католической церкви, – тихо сказала она.

Кэти едва поняла, что они сели в машину и поехали по направлению к автостраде.

Мысли ее возвратились к прошлому, к Дэвиду. Он был красив суровой мужской красотой, и, чтобы не повредить карьере, ему было необходимо пресечь слухи о своей связи с женой компаньона его юридической фирмы, да и еще кое о каких интрижках. Обручение с юной, наивной и очаровательной Кэтрин Конелли пресекло все слухи разом. Тем, кто еще сомневался, достаточно было только взглянуть на Кэти. Кто бы смог бегать на сторону от такой жены, решили все.

Дэвид Колдвелл мог. Это был адвокат, бывший университетский футбольный игрок, искушенный в житейских делах, мужчина с огромным личным обаянием и гипертрофированным эгоизмом. Каждая женщина, которую он встречал, была для него вызовом. Каждая любовная победа, которую он одерживал, подтверждала его первенство над остальными мужчинами. Он был так обаятелен… пока не впадал в ярость. А в ярости это была 195-фунтовая туша, которая обрушивалась и давила насмерть.

Когда прошло полгода со дня их свадьбы, в день юбилея, Кэти отпросилась с работы. Она задержалась в магазине, чтобы купить что-нибудь необыкновенное, и вернулась домой, полная потрясающих планов, как можно отметить эту дату. Когда она появилась в квартире, то обнаружила, что Дэвид уже «отмечал» их праздник с привлекательной женщиной среднего возраста. Это была все та же жена его компаньона. Кэти никогда не сможет забыть того момента, когда она увидела их. Она застыла в дверях. Даже теперь воспоминания об этом вызывали у нее отвращение. Но то, что произошло потом, было куда мучительнее. Те синяки, которыми наградил ее Дэвид, прошли в срок, положенный даже очень страшным синякам, но душевные раны зарубцовывались намного медленнее.

Кэти вспомнила телефонный звонок, раздавшийся ночью, после того как она оставила его: Дэвид убеждал ее, что он изменится, что он любит ее. Но когда он понял, что она не верит ему, то перешел к злобным ругательствам, угрожая ей жестокой расправой, если она попытается хоть кому-нибудь рассказать о том, что произошло.

Надежды Кэти на тихий, достойный развод также не оправдались. Как причину выдвинули несовместимость характеров. Но Дэвид на этом не успокоился. В страхе, что бывшая жена может проговориться, он начал поливать Кэти грязью перед всеми, кто его слушал. Грязь била таким фонтаном, что большинство его слушателей отворачивались в омерзении или начинали сомневаться в нормальности психики Дэвида. Но Кэти была слишком унижена, чтобы осознать это. И только через четыре месяца после развода она сумела взять себя в руки и выбраться из ямы ужаса и страданий. Она посмотрела на себя в зеркало и сказала:

– Кэтрин Элизабет Конелли, неужели ты позволишь Дэвиду Колдвеллу превратить твою жизнь в руины? Неужели ты доставишь ему такое удовольствие?

И она поставила перед собой задачу – склеить себя заново по кусочкам. Кэти сменила работу, уехала из дома родителей в собственную квартиру. Не скоро, но к ней вернулась улыбка, а затем и смех. Она начала жить снова той жизнью, которую подарила ей судьба. И она принимала ее решительно и весело. Но бывали минуты и даже дни, когда эта жизнь казалась ей пустой. Такой пустой!..

– С кем? – спросил Рамон.

Кэти откинулась на сиденье и закрыла глаза.

– С Дэвидом Колдвеллом. Адвокатом. Мы были женаты шесть месяцев и потом развелись.

– Расскажи мне о нем, – резко попросил он.

– Я ненавижу говорить о нем, ненавижу даже вспоминать.

– Расскажи! – потребовал Рамон.

Преследуемая ужасными воспоминаниями о своем замужестве, которые снова нахлынули на нее, и защищаясь от настойчивого желания Рамона жениться на ней, Кэти ухватилась за единственную оставшуюся возможность спастись. Она думала только об одном: даже если позже будет презирать себя за собственное малодушие, ей придется ввести Рамона в заблуждение, убедив, что Дэвид еще жив. Это нужно сделать, чтобы положить конец всем разговорам о свадьбе и об отъезде в Пуэрто-Рико. Заставив себя говорить о Дэвиде так, как будто он все еще жив, она сказала:

– А что о нем рассказывать? Ему тридцать два, высокий, темноволосый и очень красивый. Ты напоминаешь мне его.

– Я хочу знать, почему вы развелись.

– Я развелась с ним, потому что презирала и боялась его.

– Он угрожал тебе?

– Нет, он не угрожал. Он не тратил времени на слова.

– Он бил тебя? – Рамон выглядел взбешенным.

– Он называл это обучением манерам.

– И я напомнил тебе его?

Казалось, он готов был взорваться, и Кэти поспешно его заверила:

– Только внешне. У вас обоих оливковая кожа, темные волосы и темные глаза. Дэвид играл в футбол в университете, а ты, – она скользнула украдкой по его лицу и отшатнулась в страхе – его черты исказила ярость, – ты, похоже, играл в теннис, – неубедительно закончила она.

Когда они подъехали к стоянке около ее дома, для Кэти уже стало ясно, что это их последний день вместе. Если Рамон такой ревностный католик, он не будет больше думать ни о браке, ни о встречах. Мысль, что она никогда больше не увидит Рамона, причинила такую боль, что Кэти решила отодвинуть расставание. Нужно продлить этот день и провести вместе как можно больше времени. Но не наедине – иначе он обнимет ее, и через пять минут она забудет все благоразумные решения и согласится на все.

– Ты знаешь, что мне хотелось бы сделать сегодня вечером? – спросила она, когда он проводил ее до двери. – Ты не работаешь сегодня?

– Нет, – сказал он сквозь зубы.

– Я хочу, чтобы мы пошли куда-нибудь вместе, где можно потанцевать и послушать музыку.

Это простое предложение заставило ее покраснеть. Его подбородок окаменел, пульсирующая жилка выделилась на виске. «Он в ярости», – подумала Кэти со страхом. Она заговорила быстро и примирительно:

– Рамон, я должна была понять, что ты католик! Конечно, ты не признаешь развода. Я дура, что не подумала об этом раньше. Мне очень грустно.

– Так грустно, что хочется пойти потанцевать? – спросил он с едкой иронией. Затем, сделав над собой явное усилие, он спросил: – Во сколько мне зайти за тобой?

Кэти посмотрела на послеполуденное солнце:

– Часов в восемь.

Кэти выбрала шелковое платье глубокого синего цвета, которое так подходило к ее глазам и контрастировало с рыжеватым оттенком волос. Глянув на себя в зеркало, она решила, что этот наряд Рамон не сочтет слишком вызывающим. Вырез глубокий, но вполне пристойный. Это единственная вольность. Предстоящий вечер будет их последним вечером, и не надо его портить спорами о тряпках.

Она надела золотые серьги, широкий золотой браслет и элегантные туфли в тон платью. Быстро проведя расческой по волосам, она дала им свободно рассыпаться по плечам и вернулась в гостиную ждать Рамона.

Их последний вечер вместе… У Кэти перехватило дыхание, она вернулась на кухню и плеснула бренди в бокал, затем опустилась на софу. Без четверти восемь она медленно, маленькими глотками выпила бренди и взглянула на часы, висящие на противоположной стене. Дверной звонок прозвенел ровно в восемь. Кэти нервно вскочила, отставила пустой бокал и пошла открывать дверь. Ничто в их недолгом знакомстве не могло подготовить Кэти к встрече с Рамоном Гальваррой, который стоял на пороге. Он выглядел потрясающе элегантно в темно-синем костюме, белоснежной рубашке и в галстуке в мелкую полоску.

– Ты выглядишь фантастически, – сказала Кэти с восхищением. – Как президент банка, – добавила она, отступив на шаг, чтобы лучше разглядеть его высокую атлетическую фигуру.

Выражение лица Рамона стало саркастическим.

– По правде говоря, я не люблю банкиров. Чаще всего они стремятся получить выгоду за счет чужого риска, но сами, как правило, не рискуют.

– О! – сказала Кэти, чем-то смущенная. – Как бы то ни было, они неплохо одеваются.

– Откуда ты знаешь? – спросил Рамон. – Может быть, ты еще была замужем и за банкиром, только забыла сказать?

Руки Кэти похолодели, и она дотронулась до шелкового платка, накинутого на платье.

Они спустились на набережную, слушали джаз, бродили по маленьким улочкам. Остановились – где-то звучал очень красивый блюз. И чем меньше времени оставалось до конца вечера, тем Рамон становился неприступнее и равнодушнее. Кэти изо всех сил старалась его развлечь.

К тому времени когда они добрались до дансинга около аэропорта, Кэти чувствовала себя совершенно несчастной. Площадка, которую она выбрала, была забита народом, несмотря на вечер вторника, но им посчастливилось найти свободный столик. К сожалению, на этом счастье Кэти и закончилось. Рамон решительно отказался танцевать с ней, и Кэти не знала, как долго она сможет выносить его леденящую сдержанность, за которой он просто скрывал свое презрение. Он изучал ее с циничным, бесстрастным интересом. Кэти всю передергивало от этого взгляда.

Она смотрела по сторонам, избегая встречаться с холодными глазами Рамона. Окружающие мало интересовали ее. Красивый мужчина, сидящий за соседним столиком, приподнял брови и спросил одними губами:

– Вы танцуете?

И Кэти в полном отчаянии кивнула головой.

Он приблизился к их столу, оценил очевидную силу Рамона и вежливо пригласил Кэти на танец.

– Ты не возражаешь? – спросила Кэти, более всего мечтая убежать.

– Ни в коей мере, – безучастно ответил Рамон, пожав плечами.

Кэти любила танцевать, у нее были естественная грация и манеры, выделявшие ее из толпы. Ее партнер оказался страстным танцором. Гремела музыка, ярко вспыхивали цветные лампы, и Кэти танцевала, отдавшись ритму.

– Да ты здорово танцуешь! – воскликнул ее партнер, заставляя ее танцевать быстрее и прижимаясь теснее, чем она бы хотела.

– Ты тоже! – ответила Кэти.

Танцующая толпа сначала расступилась, давая им большее пространство, а затем и вовсе прекратила танцевать. Громкие аплодисменты всех присутствующих в зале совпали с окончанием танца.

– Они хотят, чтобы мы еще потанцевали, – сказал партнер Кэти, беря ее за плечи, когда она направилась назад к столику. И тут же начался следующий танец, и Кэти вынуждена была уступить просящим взглядам, хотя она чувствовала себя выставленной напоказ, обнаженной.

Танцуя, она украдкой посмотрела на Рамона и в ужасе отвела глаза. Он сидел, откинувшись на стуле, засунув руки в карманы, и смотрел на нее с бесстрастным интересом сутенера, стерегущего свою шлюху. Музыка смолкла, раздался грохот аплодисментов. Ее партнер пытался уговорить Кэти на следующий танец, но на этот раз она решительно отказалась.

Кэти села за столик напротив Рамона, все больше и больше злясь на его холод.

– Ну, – вызывающе спросила она, – как я танцую?

Его черная бровь иронически поднялась.

– Неплохо.

У Кэти возникло желание убить его. Зазвучала очень медленная романтическая песня о любви. Она посмотрела вокруг, увидела еще двоих претендентов на танец с ней и решилась… Но Рамон проследил за ее взглядом и неохотно поднялся. Он молча взял ее под руку и повел на танцевальную площадку.

Прекрасная музыка, томительное наслаждение оказаться вновь в объятиях Рамона – все это стало гибельным для Кэти, она прижалась к его груди. Она мечтала, чтобы он обнял ее и прикоснулся губами к ее виску, как вчера, во время танца у бассейна. Она мечтала… о таких смутных, невозможных вещах.

Она все еще мечтала, когда они вернулись к ней домой. Он проводил ее до двери, и Кэти, в сущности, упросила его войти и выпить стаканчик чего-нибудь крепкого на ночь. Как только Рамон допил бренди, он встал и, не сказав ни слова, направился к двери.

– Рамон, пожалуйста, не уходи! Только не так, – взмолилась Кэти.

Он повернулся и посмотрел на нее без всякого выражения на лице. Кэти подошла к нему, затем отступила назад, дрожа от разрывающей сердце печали и страстного желания.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – услышала она себя и, обвив руками его шею, приникла к его неподатливому телу. – Ты даже не хочешь поцеловать меня на прощание? – спросила она трепеща.

Его тело замерло в напряженной позе, выражающей отказ, затем он заключил ее в объятия.

– Черт бы тебя побрал! – яростно прошептал он, когда его губы прижались к ней с жестокой жадностью.

Кэти прильнула к нему, отвечая со всей беззащитностью желания. Его руки ласкали ее и вдруг оттолкнули. Кэти, задыхаясь, посмотрела на него и отступила в страхе, заметив гнев в его глазах.

– И это все, что ты хочешь от меня, Кэти? – зло спросил он.

– Да, – быстро сказала Кэти. – То есть я имею в виду, что я ничего не хочу. Я… я только знаю, как отвратителен был для тебя этот вечер, и…

– И поэтому ты затащила меня сюда, чтобы мы провели время получше, не так ли? – прервал он ее, оскорбительно растягивая слова.

– Нет! – воскликнула Кэти. – Я…

Она смолкла, когда его темные глаза окинули ее с головы до ног. Кэти подумала, что он сейчас повернется и уйдет, но он подошел к кофейному столику. Рамон взял ручку, лежавшую около телефона, и что-то написал в маленьком блокнотике. Дойдя до двери, он повернулся:

– По этому телефону меня можно найти до четверга. Захочешь поговорить – звони.

Его взгляд задержался на ее лице, и затем он вышел, закрыв за собой дверь.

Кэти стояла там же, где он оставил ее, ошеломленную, несчастную. Этот последний взгляд перед его уходом… Он смотрел так, как будто пытался запомнить ее лицо. Ненавидя ее, он все же хотел навсегда сохранить память о ней. Кэти не могла поверить, что она так расстроена. Слезы навернулись на глаза, с большим трудом ей удалось проглотить ком в горле. Она пошла в спальню. Что с ней происходит? Она получила именно то, что хотела, не так ли? Да, но не совсем. Она хотела Рамона. Но чтобы при этом он оставался в Сент-Луисе, служил в какой-нибудь престижной фирме.