Текст книги "Дом пепла"

8. Коралловый аспид

Первую змею Мэтт увидел на выходе из особняка.

Голубая ленточная. Безвредная. Мэтт определил, не задумываясь.

Змеи не были чем-то особенным в Новом Орлеане, они в изобилии водились в окружающих болотах. У Мэтта остались смутные воспоминания, как дядя Майкл брал их с Даниэлем «охотиться на змей». Они ехали в пригород, парковали на обочине старенький пикап дяди и углублялись в болота.

Они переворачивали коряги и валявшиеся листы металла, восторженно тыкали пальцами в юркавших от их движений змеек. Дядя Майкл заставлял носить резиновые сапоги и называть виды, иногда поправляя. Даниэль обожал их, ловко определяя, какие ядовитые, и разделяя с дядей любовь к этим созданиям. Мэтт больше удовольствия получал от факта прогулки.

Пока не прознала мать и строго-настрого не запретила «охоту за змеями».

– Они же дети! Это может быть опасно.

Дядя Майкл не стал с ней спорить, а Даниэль, кажется, впервые в пух и прах разругался с матерью, так что маленький Мэтт даже испугался. Он хорошо помнил, как брату потом несколько дней пришлось стоять на коленях перед распятиями и вроде как молиться. В качестве наказания мать не давала ему ничего, кроме хлеба и воды.

Пока отец не вернулся из командировки, в которую уезжал на несколько дней. И не заявил, что Мэри совсем рехнулась. Даниэль наконец-то перестал отбывать наказание, но и вернуться к ловле змей им не разрешили.

Может, дядя Майкл сам проболтался, как они нашли огромное гнездо гремучек у речной насыпи.

В город змеи частенько забирались, так что Мэтт обратил внимание лишь на вторую. Буквально через дом от первой, большое рыжеватое тело извивалось прямо на тротуаре перед Мэттом.

Медноголовый щитомордник. Ядовитая.

Прищурившись от солнца, Мэтт помедлил, но всё-таки перешел на другую сторону улицы. Связываться со змеей не хотелось совершенно. Пройдя несколько шагов, он понял, что идет по той стороне улицы, которую когда-то про себя называл «темной», ведь здесь большую часть дня оставалась тень.

Раньше Мэтт любил именно ее, потому что ну кто в здравом уме предпочтет идти по солнцу? Пока однажды подростком не встретил здесь чокнутого бродягу. Он причитал и плакал, а вокруг него вились призраки. Мэтт не сразу понял, что именно они, кажется, и свели беднягу с ума. Потом он сел прямо здесь, обхватил руками колени и начал качаться вперед и назад, приговаривая:

– Некромантам только и ходить во мраке.

С тех пор Мэтт понял, что ужасно боится стать таким же безумным. И эта сторона улицы ему не нравилась.

Сунув руки в карманы, Мэтт торопливо зашагал вперед. После чая в особняке он думал вернуться домой и немного почитать, может, и Даниэль ответит. Потому что оставаться вечером дома не хотелось, да и размолвка с братом гаденько покалывала.

Теперь у Мэтта появился еще один стимул скорее добраться до кондоминиума, где он жил: неприятное чувство свербило затылок, а змей вокруг становилось всё больше.

На самом деле, когда на перекрестке Мэтт увидел очередную, возникла мысль вернуться в особняк и позорно спрятаться там. Но змея была обычная, безвредная иловая, так что Мэтт продолжил путь.

Запоздало понял, что теперь идет мимо кладбища Лафайет. Самое старое из действующих, семь тысяч мертвецов внутри Садового квартала. Иногда в тихие дни Мэтт мог слышать их далекий гул даже в особняке, хотя к домам эти призраки вроде как не выходили.

Мэтта не покидало ощущение, будто собирается гроза. Набухает дождем и ураганом, по сравнению с которым «Катрина» покажется детским лепетом. Тучи рядом и внутри самого Мэтта.

Он хотел быстрее пройти мимо кладбища, но как назло, именно сейчас перед воротами выстроилась толпа туристов с экскурсией, и гид вдохновенно вещал об историческом значении места.

Мэтт мог бы рассказать обо всех ритуалах, которые тут проводили его родственники. Например, отец перед важными сделками точно ходил к склепам, чтобы совершать обряды. Да и все остальные: зайти на кладбище после работы, принести жертву лоа.

Мэтт держался подальше, потому что здесь бурлило слишком много мертвецов.

Пытаясь пробраться мимо туристов, Мэтт вполголоса выругался. Какой-то старик неловко толкнул, и Мэтт отошел в сторону, тут же услышав шипение. Повернул голову и увидел массивное рыжее тело, висевшее на кованых воротах кладбища.

Крапчатая королевская змея. Безвредная.

Мэтт начинал сомневаться, что хоть одна из этих тварей существовала в реальности.

Внутри кладбища раздался долгий низкий гул, будто вибрировали все каменные склепы разом. Отшатнувшись от ограды, Мэтт полез через толпу. Его кости, казалось, тоже трепетали в такт.

Грудь жгло в том месте, где с кожей соприкасался мешочек гри-гри.

В вибрацию вплелся долгий протяжный стон. Или, скорее, тысяча стонов на одной ноте, которые сливались в единый. Затравленно покосившись на туристов, Мэтт увидел, что они внимают гиду как ни в чем не бывало. Они ничего не слышали.

Нота гула выросла, на миг даже перехватило дыхание.

На дороге впереди сидела гремучая змея, и трещотка на ее хвосте, поднятая вверх, вплеталась в странный рокот. Мэтт оглянулся, чтобы перейти на другую сторону дороги, но не желая попасть под машину. И тут увидел, что лица туристов в группе исказились.

Они дрожали, пока фигуры двигались и кивали на слова гида. Оплывали, будто восковые свечи, перетекали вниз, а потом разом грохнулись о выщербленный асфальт, брызнули каплями, превратившимися в клубки постоянно шевелящихся змей. Черные, крапчатые, рыжие. Они метнулись во все стороны, в том числе к Мэтту.

Он позорно взвизгнул, как бывало в детстве, и уже не думая дернулся от кладбища. Запоздало понял, что выскочил на проезжую часть, но хорошо, что здесь движение было не таким интенсивным.

Завизжали тормоза, заголосил сигнал, и Мэтт в последний момент успел увернуться от старенького автомобиля. Тот лишь скользнул по боку.

– Mon dieu![4]4
  Боже! (франц.)


[Закрыть]

Из салона выскочил немолодой мужчина с аккуратной бородой. Ругался он почему-то по-французски, но к Мэтту обратился на обычном английском:

– С вами всё в порядке? Так неожиданно выскочили!

Мэтт понял, что после резкого гудка машины в голове у него как будто прояснилось. Звук и вибрация исчезли. Перед кладбищем не было никаких змей. Одни туристы, которые возбужденно голосили, глядя на него.

– Всё в порядке, – Мэтт наконец-то посмотрел на мужчину и отмахнулся. – Я сам виноват. А вы… возможно, спасли меня.

– Я не видел…

– Синяк будет, но ничего страшного.

– Давайте я хотя бы вас подвезу.

Мэтт снова покосился на кладбище и вспомнил дорогу, усеянную змеями. Ему определенно стоит как можно быстрее попасть домой и выпить чудесный чай, который отгоняет призраков. Пусть увиденное и не было мертвецами… но ведь от глюков он тоже поможет?

– Спасибо, – с чувством сказал Мэтт.

Он уселся рядом с мужчиной и назвал адрес. Тот не знал, где это, но после пары уточняющих вопросов наконец двинулся вперед. Мэтт хотел как можно скорее убраться от кладбища.

Когда он доставал из кармана телефон, руки немного дрожали. Дан так и не появлялся в сети, сообщений не видел, поэтому Мэтт кинул лаконичное: «Что-то не так». Отправил и тут же передумал. Лучше позвонит ему из дома, где сможет выпить чаю, трезво оценить происходившее и даже посмеяться над собственной реакцией.

Вот еще, испугался каких-то видений! Как будто он не живет с ними всю жизнь.

Мужчина за рулем покосился на него, может, заметив дрожащие руки и неправильно их истолковав:

– Давайте отвезу в больницу.

– Нет!

Мэтт почти завопил. Потом спокойнее сказал:

– Нет. Не нужно.

Он даже не особенно ощущал ушиб. Выглядеть будет наверняка ужасно, почти как в тот раз, когда он свалился с дерева во дворе дома и очень неудачно упал. У него тогда весь бок посинел.

– Не люблю больницы, – признался Мэтт. Он слишком много времени провел в них после аварии Даниэля. Тогда ему казалось, если он выпустит брата из поля зрения хоть на миг, тот обязательно исчезнет. – Мне кажется, больницы для мертвецов.

Мужчина за рулем глянул на него, прежде чем снова вернуться к дороге:

– Разве мы не хранители своих мертвецов?

– Что, простите?

– Ну, у каждого из нас свои мертвецы, а мы как их хранители. Они живут в нас и через нас, мы чтим их память.

Мэтт покосился на мужчину, а тот натянуто рассмеялся:

– Простите! Моя жена каждый месяц сжигает благовония, насыпает в мисочку рис и вспоминает мертвых. Мы когда-то потеряли сына.

– Мне жаль.

– Это было очень давно. Боль со временем притупляется, но не исчезает навсегда. Но мы храним его внутри себя, нашего сына. Память о нем. Хотя до сих пор страшно, вдруг с другим ребенком тоже что-то случится? Она уже взрослая, у нее своя семья, а мы всё равно боимся. Думаю, вы понимаете.

– Да… хотя мне повезло.

Мэтт не стал говорить, что его мертвец вернулся. Это прозвучало бы странно, а пускаться в объяснения он не хотел. Мужчина негромко рассмеялся:

– Знаете, моя жена католичка, а всё равно верит в это.

– Мой брат учился в семинарии и призывает лоа. С молитвами.

Мэтту казалось, что Даниэль обладает определенной смелостью. Что он-то редко чего действительно боится. В тех походах с дядей Майклом бесстрашно поднимал коряги голыми руками в поисках змей.

Когда он уезжал в семинарию, Мэтт не понимал. После всех наказаний Мэтт терпеть не мог молитвы, не произнес ни одной с тех пор, как уехал из дома. Он знал, что Даниэль хочет самостоятельности и сбежать… но неужели его не ужасал этот бог матери?

Брат тогда рассмеялся:

– Если я не боюсь бога, он не причинит мне вреда.

Машина остановилась около кондоминиума Мэтта, и мужчина еще разок рассыпался в извинениях, и Мэтт снова уверил его, что всё в порядке. Попрощавшись, он украдкой глянул по сторонам, но никаких призраков, глюков или змей не заметил. Не сдержав облегченного вздоха, Мэтт зашагал к себе.

На лестнице он понял, что так и не спросил имени мужчины. Он знал о ритуалах его жены и мертвом сыне, но ему не была известна такая простая вещь, как имя. Что ж, в этом прелесть случайных незнакомцев.

Мэтт вывернул к своей квартире и тут увидел у порога змею. Невзрачную, сероватую. Она подняла голову и распахнула пасть для атаки. Мэтт отшатнулся и едва не слетел с лестницы, вовремя успев вцепиться за перила.

Тут можно легко и шею свернуть.

Когда он выпрямился, то никакой змеи, конечно же, не было. А вот руки дрожали, пока Мэтт вставлял ключ в замок и отпирал дверь.

Водяной щитомордник. Ядовит.

Квартира Мэтта не принадлежала ему и была крохотной. Всего одна комната да кухня, а в ванной можно было одновременно сидеть на толчке и чистить зубы над раковиной. Зарплаты в книжном хватало, чтобы оплачивать аренду и жить, а деньги со своего счета Мэтт предпочитал не трогать.

Он оправдывал это самостоятельностью, но попросту не хотел чего-то своего, чего-то… постоянного.

Отец говорил о том, что Мэтту стоит заняться семейным делом, но его не прельщала карьера в бизнесе. Мать вздыхала, что Мэтту нужно поступить в колледж. Он однажды попытался, но с треском вылетел после первого же семестра. Формальной причиной стали прогулы, а настоящей – конфликт с одним из преподавателей. Мэтт не умел держать язык за зубами, когда стоило.

Он решил, что вторая попытка не имеет смысла, а потом случилась та авария и стало не до учебы. После Мэтта устраивала работа в книжном. Не так много людей, почти никаких призраков. Он отмахивался от родственников, заявляя, что не амбициозен.

Отец продолжал напоминать о компании, мать вздыхать о колледже. Даниэль говорил:

– Рисуй. Тебе же это нравится.

Проходя мимо комнаты, Мэтт покосился на стол, заваленный набросками. В основном углем, иногда карандашами. Редко какие становились полноценными рисунками, Мэтту нравилась именно легкая небрежность, незаконченность.

В глубине души он боялся, что однажды Даниэль примет сторону одного из родителей и тоже скажет, что нужно подумать о будущем. Мэтт не был уверен, что стоит это делать. Жизнь может оборваться в любой момент, так какой смысл строить планы или пытаться чего-то добиться? Всё равно ты умрешь, в страхе и одиночестве.

Мэтт собирался пойти на кухню за чаем, когда заметил, что листы на столе шевельнулись. А потом из-под них выползла яркая змейка. Черные и красные кольца, чередующиеся с короткими желтыми.

Коралловый аспид. Чертовски ядовитый.

Не оглядываясь, Мэтт зашел на маленькую кухоньку. К счастью, чай еще оставался, холодный и невкусный, горчащий на языке травами, но какая разница. Вообще-то и утренний еще должен был действовать… но змеи, похоже, проскользнули в его сознание.

Или из его сознания.

Выдохнув, Мэтт устало оперся ладонями о стол, опустив голову. Сейчас, чувствуя себя в относительной безопасности, он задумался, почему змеи? Пусть привычка определять их осталась, но о прогулках с дядей Майклом он не вспоминал много лет.

Змеи не играли в его жизни какую-то значительную роль… хотя были связаны с чем-то неприятным. Как тот раз, когда мать разрушила их прогулки по болотам. Они нравились Мэтту. А потом ссора матери с Даниэлем поразила его, как и наказание брата.

Когда Дан уезжал в семинарию, это тоже было отчасти связано со змеями. К ним в особняк тогда заползла обычная маленькая иловая змея. Совершенно неопасная. Даниэль поймал ее и пришел в полный восторг. Его искренне восхищало гибкое тельце, его красота.

Мать страшно испугалась и сказала выбросить эту гадость.

Даниэль тогда отнес змею подальше, почти к реке, а через пару дней заявил, что уезжает в семинарию. Вряд ли эти события были связаны, но в памяти Мэтта так и осталось. Змеи перед тем, как его кинули.

Мэтт до сих пор считал, что Даниэль мог тогда и поговорить с ним. Хотя вроде бы Мэтт сам избегал брата до его отъезда, хлопал дверью своей комнаты перед его носом, а потом еще долго дулся.

Правда, обида на брата быстро исчезла. Мэтт подумал, что, будь он постарше, тоже увязался бы следом. Мать тогда была в восторге и явно не замечала усмешек Даниэля. Он уж точно не шел к богу, всего-то хотел стать самостоятельным.

Тогда Мэтта в очередной раз начал задирать Паркер. И заявил:

– Даже твой брат тебя не любит!

А его собственный брат Кристофер отправился в ту же семинарию еще раньше… но Мэтта задели эти слова. Очень сильно.

Он после этого с истинно юношеским максимализмом и упрямством настоящего Эша решил, что ему нечего терять и можно пуститься во все тяжкие. Раз его никто не любит, он теперь тоже сам по себе.

В комнате послышался шум, и Мэтт почти против воли пошел туда. Это ведь не могут быть змеи? Он же выпил чай! Что-то другое. Может, забыл закрыть окно, и это ветер.

Зайдя в комнату, Мэтт ощутил, как закружилась голова, как мир закачался, а реальность трескалась и крошилась. Потому что среди рисунков на столе ползали змеи, диван занимали гибкие, постоянно двигающиеся тела. С подоконника шипело месиво маленьких тел.

Обернувшись, Мэтт хотел сбежать, хотя вряд ли понимал, куда именно. Дверной косяк облепили змеи, которые совершенно точно не могли там держаться, и Мэтт со сдавленным воплем рухнул на пол, неуклюже отползая.

Комната как будто потемнела, хотя за окном бушевал разгар дня. Постоянно двигающиеся тела освещались разноцветными отсветами, которые быстро менялись: красный, синий, красный, синий.

Как в тот день в квартире какого-то приятеля, имени которого Мэтт уже и не помнил. Полицейские мигалки за окном, когда к ним ворвались и задержали по обвинению в краже. Их тогда увезли в участок, а Мэтт был достаточно пьян, чтобы не понять, что происходит.

Ему было всего-то лет пятнадцать, поэтому сразу вызвали родителей. Отец приехал с Даниэлем и Амалией, которая тут же взяла полицейских в оборот. Отец отвез домой, и на пороге своей комнаты Мэтт мялся, не зная, как объяснить Даниэлю, что ни в какой краже он не участвовал. Он протрезвел настолько, что ему стало стыдно.

Даниэль не захотел говорить.

– Я очень устал, Мэтт. Я хочу спать.

Стрелки часов тогда показывали глубоко за полночь. А на следующий день Даниэль вернулся в семинарию. Правда, после этого быстро ее бросил, а Мэтт так и не объяснил, что ни в чем таком замешан не был. По крайней мере, в тот раз.

Даже твой брат тебя не любит.

Мэтт сжался в клубок на полу, слыша постоянное шипение, чувствуя, как змеи заползают на его ноги, находят дырочку, где джинсы выбились из ботинок, ныряют в штанину, гладко касаясь кожи.

Может, они поглотят его. Живое шевелящееся гнездо змей поверх еще теплого тела.

– Мэтт! Срань господня…

Голос казался реальным, а ругался так только брат, но Мэтт зажмурился, не желая видеть очередные глюки. Если на его глазах Даниэль потечет и оплавится, как те туристы, он этого не выдержит.

– Abi! Relinque eum solum[5]5
  Прочь! Оставь его в покое (лат.).


[Закрыть].

Латинский убедил Мэтта, что это не видение. Он не понял ни слова, и вряд ли призраки или что-то другое стали бы говорить на латыни. Шелест исчез, дышать стало как будто легче. Мэтт осмелился открыть глаза и поднять голову.

В дверях правда стоял Даниэль. В аккуратной белой рубашке и брюках, которые он носил на официальные приемы. Его поза казалась спокойной, руки опущены, но при этом в нем ощущалась сила. Мощь, которая способна прогнать любую грозу, воля – и смелость, чтобы их использовать.

Даниэль не боялся быть сильным.

Он пришел.

Когда всё стихло, а Мэтт поднял голову, Даниэль тут же опустился рядом с ним. Комнату снова наполнял солнечный свет, на рукаве Дана виднелась капелька крови, как будто рана от последнего обряда с лоа снова открылась. Он не обращал на это внимания и мягко обнял Мэтта.

– Всё хорошо, всё хорошо…

Мэтт верил ему. Позволил себе расслабиться, уткнувшись в плечо брата.

– Я ничего не делал. Тогда. Кража. Не делал.

– Что? О чем ты?

– Давно. Полиция задержала, но я правда был ни при чем.

– Это неважно.

– Ты ведь будешь любить меня? Даже если я изменюсь. Даже если никогда не буду меняться.

– Конечно, Мэтт. Ты останешься моим братом. А я буду рядом.

– Ты почти ушел. Навсегда.

– Но вернулся. Я слышал, как ты зовешь меня. Ты и все остальные. Я вернулся.

Мэтт позорно всхлипнул и задрожал, когда не услышал, но ощутил фразу:

Он умрет.

9. Ты до сих пор прогоняешь монстров

«Расскажи мне историю».

Магнит на холодильнике Мэтта пялился на Даниэля простыми словами, призывая поведать что-то тайное. Будто, чтобы добраться до яиц и остатков куриного мяса, холодильнику нужна жертву в виде истории.

Покачав головой, Даниэль достал всё необходимое, закрыл дверцу и начал готовить нехитрый обед из того, что нашлось. Он как раз закончил и уселся с чаем за стол, когда дверь ванной распахнулась и вышел Мэтт.

В душе он пробыл минут тридцать, а то и все сорок. Даниэль мог его понять: после обрядов ему тоже хотелось смыть с себя липкие прикосновения другого мира, вспомнить, кто ты на самом деле. Стать полностью собой.

Мэтт завернулся в шелковый халат, который на нем смотрелся нелепо, наверняка чей-нибудь подарок. Возможно, даже матери, которая считала, что лучше знает, как должны выглядеть сыновья. С мокрых волос Мэтта еще капало, и он побрился.

– Чувствуешь себя лучше? – осведомился Даниэль.

Мэтт кинул на него испепеляющий взгляд, так что внутренне Даниэль расслабился: это уже походило на привычного брата.

Молча Мэтт начал одеваться. В маленькой квартирке всё отлично просматривалось, стоило Мэтту скинуть полотенца, Даниэль заметил у него под ребрами большой наливающийся синяк.

– Обо что ты приложился?

– О машину. Когда пытался сбежать от глюков.

Натянув темную футболку, он зашел на кухню и сунул нос в чайник. Даниэлю пришлось вылить оттуда мутные остатки с плесенью предыдущей заварки, чтобы сделать новую.

– Поешь, – посоветовал Даниэль. – После такого лучше поесть.

Его самого подташнивало от одной мысли о еде, да и канапе на приеме оказались довольно сытными. Мэтт открыл сковородку, хмыкнул и вывалил на тарелку омлет с овощами и мясом:

– Очередной монстр Франкенштейна.

– Это омлет!

Он поставил тарелку на стол, потом ушел зачем-то в ванную и вернулся с мешочком. Даниэль без труда узнал гри-гри, который делал для брата недавно.

– Он был на мне, – сказал Мэтт.

Перевернул мешочек с ослабленными тесемками, но из него на стол вывалились вовсе не косточки и перья, а пепел.

– Гм, – сказал Даниэль. – Похоже, он не справился.

– Или справился слишком хорошо. Но что-то перемололо его в прах. Скорее всего, без гри-гри я бы не дотянул до твоего прихода.

Не вставая со стула, Мэтт открыл ящик, явно в поисках вилки, не нашел и продолжил копаться на других полках.

– Теперь я правда чувствую себя лучше. По крайней мере, больше не собираюсь скулить на полу.

Мэтт так старательно искал вилку и не смотрел на брата, что Даниэль не сомневался, он сильно смущен. В детстве отец считал, что они должны не показывать слабостей. Мать тоже говорила о правилах, о том, как бог наблюдает за их действиями. Нужно соответствовать.

Среди Эшей в принципе не было принято открыто выражать эмоции.

На самом деле только с Анаис Даниэль понял, что в объятиях нет ничего страшного. Что обычные прикосновения могут утешать. Что показывать кому-то, как он дорог, – это хорошо и правильно. Он не научился, но хотя бы знал, что так можно и это нормально.

– Мне жаль, – сказал Даниэль. – Что тебе пришлось видеть то, что ты видел. Но я рад, что ты доверился мне. Спасибо.

Мэтт глянул на него с какими-то странными нечитаемыми эмоциями на лице, потом ни слова не сказал и начал есть, наконец-то найдя вилку в завалах кухонных ящиков.

– Та кража, – осторожно спросил Даниэль, – о которой ты говорил. Это было так давно… она так волновала? Что ты вспомнил ее.

Сам Даниэль не сразу понял, о чем речь. На самом деле он вспомнил в тот момент, когда Мэтт отправился в душ, а Даниэль на кухню. Мэтта несколько раз задерживала полиция, в основном за незначительные нарушения.

Тот случай Даниэль помнил, но для него он не был чем-то из ряда вон выходящим. Амалия позже упоминала, что проблем не возникло, Мэтта взяли случайно вместе с другими. Его крыло подростковым протестом, он и с Даниэлем ничего обсуждать не хотел, предпочитая тусоваться с новыми компаниями.

Наверное, стоило лучше пытаться наладить контакт с младшим братом.

– Я не бросал тебя, – сказал Даниэль. – Когда уехал в семинарию. Я не думал, что это будет выглядеть именно так.

Мэтт даже есть перестал. Потом нахмурился:

– Я знаю. Это было давно, с чего…

– У всех есть моменты, которые гложут.

– О. Гм.

– Я не очень хороший старший брат, но я не бросал тебя. И не брошу.

– Ты лучший старший брат!

Даниэля удивила энергия, прозвучавшая в словах Мэтта. На этот раз он не смутился и смотрел на Даниэля, сжимая вилку так, словно она могла стать оружием или последним аргументом в споре. Внутри Даниэля невольно разлилось тепло, и он скрыл собственную неловкость:

– Тебе сравнивать не с кем!

Мэтт фыркнул и вернулся к омлету. Промямлил с набитым ртом:

– Что с твоей рукой?

Он ткнул в рубашку Даниэля, где на белом хорошо виднелось несколько кровавых следов.

– Похоже, из-за магии порез открылся, – ответил Дэниэль. – Ничего страшного, надо будет перевязать.

– Ты знаешь, где аптечка.

Даниэль задумчиво помешивал ложечкой чай, хотя пил без сахара. Ему нравился процесс, он успокаивал и настраивал мысли на нужный лад. Потому что как бы уютно Даниэль ни ощущал себя с Мэттом, было кое-что важнее детских воспоминаний.

– Что ты видел, Мэтт?

– Змей. Признаки беды. Около кладбища странный гул и глюки.

– Призраки?

– Не они. Для меня… искажалась сама реальность.

Голос Мэтта дрогнул. Даниэль знал, чего он боялся. Стать безумцем, видеть то, чего нет. Не отличать от настоящего мира.

– Я не видел змей, – сказал Даниэль. – Одного тебя, и на тебя что-то влияло.

– Ты приказал по-латински. Лоа?

Даниэль задумался, потому что любил говорить то, в чем действительно уверен. Когда он вошел в квартиру Мэтта, то увидел его, скорчившегося и скулящего на полу. И ощутил некую силу. Он не анализировал, что это, приказал больше по привычке. Теперь же пытался вспомнить все ощущения. Если призраков он не знал, то духи сопровождали его всю жизнь.

– Да, – сказал Даниэль. – Я почти уверен, что это был лоа. Возможно… тот же самый, который прицепился ко мне. По крайней мере, похож.

– Прицепился? В смысле?

– Некоторое время назад. Он сильный, поумнее моих обычных духов.

– И чего он хочет?

– Чтобы я впустил его. Думаю, речь о теле.

– Ты же…

– Ни в коем случае.

– А я ему зачем? – растерялся Мэтт. – Он может, ну, завладеть мной?

– Без твоего согласия – нет. И он силен. Для одержимости таким лоа понадобятся мощные ритуалы… или человек, как я. Который слышит без обрядов. Моего согласия было бы достаточно. А я его не дам.

Даниэль запнулся. Ему в голову пришла мысль, что, если бы лоа уничтожал Мэтта, он бы согласился на что угодно. А если бы Мэтта не стало… наверное, Даниэлю было бы всё равно на лоа.

Похоже, он произнес это вслух, потому что Мэтт сказал:

– Так он поэтому хочет свести меня с ума? Или убить. Как его прогнать?

– Не уверен, что это будет легко. Он слишком силен. Настолько сильные лоа редко встречаются, я управлял теми, что слабее. Этот не послушает. Он… либо что-то привлекло его, либо кто-то направил с обрядом и приказом.

– Так давай выясним!

– Меня волнует другое, – Даниэль наконец-то оставил в покое бессмысленную ложку. – Ни один лоа не смог бы так на тебя повлиять. Здесь что-то еще, в тебе самом. И для начала мы разберемся именно с этим. Тогда будешь вне опасности.

– А ты…

– А мне лоа нашептывает, и всё. Уж как-нибудь переживу.

Мэтт молча доел омлет и кинул тарелку в раковину. Вздохнув, Даниэль решил ее помыть. Грязная посуда его не раздражала, но это помогало думать.

– Мы пойдем к Айвори.

Мэтт за его спиной застонал:

– У меня от него мурашки по коже!

– Он видит больше других. И он мой друг. Пусть посмотрит, что с тобой не так. Почему тебя захватывают глюки.

– И что у тебя.

– Ну, у меня-то лоа.

– А проклятие? Если лоа направили, это может быть проклятием. Сам лоа и есть проклятие!

Даниэль поставил тарелку на полку и обернулся, вытирая руки о полотенце. Он не скрывал удивления, а Мэтт скрестил руки и упрямо выпятил подбородок. Что значило, он всерьез рассматривал вероятность.

– Какое еще проклятие, Мэтт?

– Ты когда в последний раз спал нормально?

– Да при чем тут…

– Я видел бабушку.

Мэтт выпалил это быстро, а потом начал сбивчиво рассказывать о том, как ему явилась Эйлин Эш на улице с проплывающими гробами.

– Я уверен, это был призрак, не глюк. И она предупреждала нас.

– Всех Эшей? Или тебя?

– В особняке всё спокойно, я сегодня был у деда. Спрашивал о проклятии.

– Отец и тетя тоже не упоминали ни о чем странном. И Ли нам бы сказала.

– Значит, – подвел итог Мэтт, – это связано с нами. Может, потом распространится на других. Или это твое проклятие. Если оно связано с гибелью Бена? Он мог быть жертвой лоа. Того лоа, которого проклятием направили на тебя.

Мэтт имел дурную привычку воображать худший исход. Фантазия у него работала отлично, так что он наверняка уже представил ужасные проклятия, которые ну совершенно точно обрушились на брата. Даниэль не разделял этой убежденности. Ему, скорее, выспаться нужно.

Зато странное воздействие на Мэтта вызывало беспокойство. Лоа мог вытащить образы из его сознания, но они не должны поглощать. Разобраться стоит быстрее.

А потом, когда Мэтту ничего не будет угрожать, можно и выяснить, что это за лоа и правда ли он является частью насланного проклятия. Вроде бы лоа появился как раз после смерти Бена… но Даниэль не был уверен.

Да и кто мог проклясть его, что понадобилась человеческая жертва?..

– Мне нужно выпить, – заявил Мэтт.

В комнате нашлась початая бутылка бурбона. Даниэль плюхнулся прямо на пол, покосившись на то место, где нашел брата. Когда он увидел Мэтта, то соображал быстро, но теперь-то было время вспомнить всё в красках и представить, что было бы, приди он позже.

Даниэль зажмурился, обхватив себя руками и чувствуя, как его начинает бить дрожь. Картинка с мертвым Мэттом казалась слишком реальной.

– Дан? Эй, что такое?

Мэтт уселся рядом, плечом к плечу, и Даниэль выдохнул:

– Ты мог умереть.

Да, пожалуй, тогда Даниэль не стал бы раздумывать. Впустил и лоа, и кого угодно. Какая разница?

– Эй, всё же в порядке. С тобой никаких призраков, да и глюков я не вижу. Сходим к твоему Айвори…

– Ты был похож на Анаис.

В комнате повисла тишина. Наконец, Мэтт открыл бутылку бурбона, сделал хороший глоток и передал ее Даниэлю:

– Она же умерла не так.

– Тогда я тоже пытался приказать. Не вышло.

– Тогда всё было иначе.

– Я н-н-надеюсь.

Даниэль хорошенько приложился к бутылке. Наверное, стоило взять себя в руки и прямо сейчас отправляться выяснять, что не так с Мэттом, но Даниэль не мог заставить себя подняться на ноги и уж тем более что-то делать. Ему хотелось напиться и выдохнуть.

– После аварии, – тихо сказал Мэтт, – когда я приехал в больницу, меня к тебе не пустили. Сказали, что ты под лекарствами и очнешься к утру.

– Но ты всё равно остался.

– Отец с матерью собирались вернуться рано утром, а я поднял скандал, и мне позволили остаться. Мне казалось это важным. Я уснул прямо там, в коридоре. А посреди ночи меня разбудил крик. Твой крик.

Даниэль отхлебнул еще бурбона. Он смутно помнил первые дни, но в память врезался момент, когда он открыл глаза, но по-прежнему видел мертвое тело Анаис. Ощущал внутри холод смерти, который будто схватывал сердце и не давал дышать.

Тогда в палату влетел встрепанный Мэтт.

– Ты остался до утра, – улыбнулся Даниэль. – Было странно. В детстве, наоборот, это я сидел у твоей кровати, пока ты засыпал.

– Рассказывал истории и прогонял монстров под кроватью. Я помню. Ты до сих пор их прогоняешь.

Смутившись, Даниэль передал бурбон Мэтту. Ужасно хотелось закурить, но после этого вся квартирка провоняет. И рисунки.

– Ты тогда спросил, точно ли жив, – сказал Мэтт. – Уверен ли я. И спрашивал еще несколько дней.

– У меня было странное ощущение. Еще долго.

– Ты никогда не спрашивал, видел ли я призрак Анаис.

– Потому что знаю, что нет. Потому что ее сущность разорвало на части.

Даниэль снова зажмурился. Дыхание перехватило, потому что это до сих пор причиняло боль. Выходило не думать, но иногда, в такие моменты, как сейчас, у Даниэля перед глазами снова вспыхивала авария.

Даниэль днем работал с отцом, вникал в дела компании, а когда пришел вечером домой, Анаис казалась взволнованной. Она говорила о сложном обряде. Даниэль тогда не понял и половины, потому что Анаис говорила сумбурно. Даниэль попытался приказать лоа, выяснить у них, но они ничего не понимали.

Тогда они решили поехать к Бернарду.

Даниэлю стоило самому сесть за руль. Но машина принадлежала Анаис, у него даже прав не было, только на мотоцикл, а на нем Анаис ездить отказывалась. Особняк Эшей стоял близко, они отправились.