Текст книги "Вода. Биография, рассказанная человечеством"

Через книги пророков, Писание, Талмуд иудаистская юриспруденция накопила корпус случаев, которые определяли нормы поведения в условиях нехватки воды. Например, в деле Исаака и герарских пастухов позднейшее истолкование утверждало, что если бы колодец Исаака питался от ручьев Герара, то пастухи Герара имели бы право требовать эту воду. Но если у колодца имелись собственные источники, то он должен принадлежать Исааку. Такой тип мышления оказал существенное влияние на отношение к воде в последующих юридических традициях.

В Торе имелось несколько таких случаев; они служили аллегориями для определения моделей собственности. Например, Иаков, второй сын Исаака и отец двенадцати колен израилевых, направился в Харран и нашел колодец, из которого поили три стада овец. Колодец закрывался большим камнем, который приходилось откатывать, когда собирались все пастухи, что свидетельствовало о своеобразной форме коллективной собственности[27]27
   «И увидел: вот, на поле колодезь, и там три стада мелкого скота, лежавшие около него, потому что из колодезя того поили стада. Над устьем колодезя был большой камень. Когда собирались туда все стада, отваливали камень от устья колодезя и поили овец; потом опять клали камень на свое место, на устье колодезя». Быт. 29:2–3. – Прим. пер.


[Закрыть]. Далее в книге Числа Моисей попросил в земле Моав в Заиорданье разрешения пить из реки; это намекает, что вода принадлежит государству[28]28
   «И послал Израиль послов к Сигону, царю Аморрейскому, чтобы сказать: позволь мне пройти землею твоею; не будем заходить в поля и виноградники, не будем пить воды из колодезей, а пойдем путем царским, доколе не перейдем пределов твоих». Быт. 21:21–22. Следует добавить, что ровно с такой же просьбой Моисей обращался ранее и к царю Едомскому: «Позволь нам пройти землею твоею: мы не пойдем по полям и по виноградникам и не будем пить воды из колодезей; но пойдем дорогою царскою, не своротим ни направо ни налево, доколе не перейдем пределов твоих». Быт. 20:17. – Прим. пер.


[Закрыть]. Библейские примеры отражают тот факт, что нехватка воды была атрибутом жизни для многих поколений. Они выражают важнейшие нормы, которые хотели передать составители Ветхого Завета.

Прецеденты накапливались. Дополнительные юридические аспекты, касающиеся воды, упоминаются в книгах, написанных во время Вавилонского пленения, а также в Галахе́ – более позднем традиционном иудейском законодательстве. Как и в Китае, политическим вопросом стала экологическая угроза. Этот политический вопрос превратился в юридический, а в итоге – и в культурный. Божественный закон, отраженный в Торе, стал основой для социальной адаптации, которую требовалось передавать на протяжении столетий.

МОНОТЕИСТИЧЕСКАЯ ВОДА

Отношения между водой и населением дошли до более глубокого уровня норм и поведений, оставив значительные культурные следы, потому что имели прямое отношение к судьбе народа. Во Второзаконии Господь говорит евреям: «Ибо земля, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею, не такова, как земля Египетская, из которой вышли вы, где ты, посеяв семя твое, поливал при помощи ног твоих, как масличный сад; но земля, в которую вы переходите, чтоб овладеть ею, есть земля с горами и долинами, и от дождя небесного напояется водою»[29]29
   Втор. 11:10–11. – Прим. пер.


[Закрыть].

В отличие от Египта, люди верили, что никакие ухищрения не могут изменить принципиальную уязвимость тех, кто жил в земле Ханаанской. Это, конечно же, содержало вполне конкретное политическое предостережение: «Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше, и вы не уклонились и не стали служить иным богам и не поклонились им; и тогда воспламенится гнев Господа на вас, и заключит Он небо, и не будет дождя, и земля не принесет произведений своих, и вы скоро погибнете с доброй земли, которую Господь дает вам»[30]30
   Втор. 11:16–17. – Прим. пер.


[Закрыть].

По-прежнему ведутся определенные дискуссии о той степени, в которой природа религиозных верований могла быть сформирована условиями, в которых они развивались. Существует давняя современная традиция интерпретировать подъем религии как удовлетворение человеческих потребностей, особенно в среде, характеризующейся дефицитом. Уильям Джеймс считал, что религия выполняет морализирующую функцию, в то время как Макс Вебер признавал диалектичное представление, что экономические и политические условия определили религиозные признаки. История Леванта заставляет предположить, что для авраамической традиции причинно-следственная цепочка будет выглядеть так: суровые условия окружающей среды обычно способствуют социальному сотрудничеству как важному средству адаптации; религиозные верования – это проявление такой адаптации в культуре; морализирующие боги – всезнающие и карающие – помогают поддерживать доверие и социальные нормы, которые регулируют поведение во все более сложной среде.

Можно сделать и еще одно заключение о связи между теологией и водными условиями Леванта. В большинстве политеистических религий Ближнего Востока боги действовали в широком морально нейтральном контексте, который управлялся внешними по отношению к самим богам законами. Конечно, в пантеонах имелись лидеры, но Баала, Зевса, Мардука, Ану или Энлиля нельзя было назвать всевышними или всемогущими в монотеистическом смысле. Мораль заключалась в воле самого могущественного из богов. Природные явления были главными их инструментами, выражениями их воли, но подчинялись правилам, в рамках которых действовали они сами. Однако традиция Моисея пошла гораздо дальше: она демифологизировала мир.

У бога израильтян не имелось какого-то более широкого контекста, который подчинял бы бога законам. Бог был абсолютным и всевышним. Исторические события оказывались выражением божьей воли: например, вторжения ассирийцев, вавилонян и египтян становились орудиями гнева Господа на собственный народ. Важно, что бог превзошел природу. В Торе сила и власть не присуща физическому миру. Это не должно вызывать удивления: в конце концов, жители Леванта мало что могли сделать со своим материальным состоянием.

Функция религии не могла заключаться в том, чтобы направлять людей против сил природы, потому что они мало что могли сделать. Ассирийское владычество подавляло, поскольку производительность Леванта была слишком мала, чтобы создать ресурсы для конкурентоспособной армии. Вопрос стоял скорее в поощрении сотрудничества, что было основным способом избежать нехватки ресурсов. Как заметил философ Йехезкель Кауфман, левантийский монотеизм стал прерывистой адаптацией к необычайно сложным условиям, с которыми столкнулись эти общества. Религия побуждала еврейский народ в условиях дефицита ресурсов делать нормой сотрудничество с другими людьми. Когда возникла еврейская диаспора, когда исчезли левантийские государства, эта культурная традиция распространилась по всему миру.

Истории Китая и Леванта показывают, что, хотя религиозные верования могут показаться далекими от практических вопросов управления водными ресурсами, предлагаемые моральные ориентиры сыграли важную роль в истории воды и общества. Действительно, они принадлежат к числу самых устойчивых следов борьбы общества с водой в древности. Нормы этой борьбы продолжают проявлять необычную силу в современности, иногда неожиданным образом. Например, в представлениях революционеров и реформаторов Китая начала XX века соединились классическая философская традиция Китая и западная религиозная традиция. Сунь Ятсен, отец современного Китая, смотрел на мир как на их эклектичную смесь. Его национализм был пропитан универсализмом китайской конфуцианской традиции, а также антиимпериализмом, который он перенял во время обучения в христианских школах.

Верования представляют собой наиболее глубокую и длительную культурную адаптацию к материальным условиям планеты. Верования определяют ценности. Ценности формируют выбор. Конечно, не весь выбор связан с водой, но глубоко в складках моральных норм все еще видны следы древней связи общества с этим фундаментальным веществом.

Глава 5. Политика воды

СИЛА ЛАНДШАФТА

В конце бронзового века катаклизм, вызвавший крах великих держав Ближнего Востока, затронул также и Элладу, мир древних греков. Температура поверхности моря и количество осадков понизились. Засушливость увеличилась. На смену ахейским племенам пришли дорийские. К XII веку до нашей эры рухнула микенская цивилизация, строившая циклопические дворцы. Население сократилось. Сельское хозяйство едва обеспечивало пропитание. Города, которые зависели от излишков производства, оказались нежизнеспособными, и Греция погрузилась в темные века.

Ситуация стала меняться примерно в IX или VIII веках, когда население стало расти, а сельское хозяйство снова активизировалось. В своей поэме «Труды и дни», написанной в конце VIII века до нашей эры, Гесиод описывал свое хозяйство, способное прокормить шесть человек, включая трех рабов, и нескольких животных. Это были признаки того, что земледелие начало развиваться и давать больше продукции. Аналогичные намеки можно обнаружить и в других текстах того периода. В гомеровской «Одиссее», которая рассказывает о бронзовом веке, но, видимо, отражает знания времен Гесиода, есть эпизод: Одиссей отправляется к отцу Лаэрту и находит ухоженное хозяйство с множеством работников[31]31
   В переводе В. А. Жуковского: «Поля достигли, которое сам обрабатывал добрый // Старец Лаэрт с попеченьем великим, давно им владея. // Сад там и дом он имел; отовсюду широким навесом // Дом окружен был; и днем под навесом рабы собирались // Вместе работать и вместе обедать». – Прим. пер.


[Закрыть]. Сам Лаэрт обкапывал саженец[32]32
   В переводе В. А. Жуковского: «Он там подчищал деревцо». – Прим. пер.


[Закрыть], а раба Долиона отправили собирать камни для подпорной стены, чтобы укрепить виноградник[33]33
   В переводе В. А. Жуковского: «Не было также // Там ни рабов, ни детей Долионовых; посланы были // Все они в поле терновник сбирать для заграды садовой; // С ними пошел и старик Долион указать им дорогу». – Прим. пер.


[Закрыть]. Упоминание подпорных стен говорит об экспансии земледельцев на склоны холмов: сельское хозяйство расширилось и могло посягать на малоплодородные земли. Греция возродилась.

Среди отношений этого общества с водой важнейшим наследием древности стала высшая абстракция: форма политических учреждений. Те институты, что появились в греческом мире, сохранялись и развивались со временем. Греческая история воды была прежде всего политической.

И в Греции, и позже в Риме появились институты для управления последствиями оседлого образа жизни в мире движущейся воды для общества, организованного вокруг идеи индивидуальной свободы. Греция породила словарь и некоторые идеи, которые используются до сих пор. Рим усвоил эти интеллектуальные традиции и создал гражданские институты, которые впервые поставили свободу граждан в центр целей государства. Такие институты имеют исключительное значение для истории воды. Они развивались в условиях относительно благоприятной средиземноморской гидрологии, однако в итоге разошлись по всему миру, выйдя далеко за пределы первоначальной среды. Сегодня их следы можно найти практически в каждой политической системе. Именно через эти институты – модернизированные для обществ, которые, к счастью, распространяют идею гражданства на всех, а не только на мужчин, как это было в Элладе и Риме, – слышен сегодня голос Античности. Античные поселения кристаллизовали формальные границы между личной свободой и общественной пользой, установив государство в качестве посредника между ними. Они определили права и обязанности граждан.

В истории Греции власть впервые влилась в общество. При этом политическое значение приобрел опыт использования воды отдельными людьми. По мере того как власть нисходила по цепочке институтов управления, она отображалась на аграрном богатстве, цементируя связи между политической властью и экономикой сельского хозяйства. Земледелец был богат благодаря своим хорошо орошаемым землям. Он имел политическое влияние, потому что мог распоряжаться продукцией этих земель по собственному усмотрению. В немалой степени это стало возможным в силу греческого ландшафта. Не то чтобы ландшафт все это гарантировал (похожие условия были и в других местах, но аналогичных институтов там не появилось), но это, вероятно, было пусть и не достаточным, но необходимым условием.

Греция находится на стыке трех тектонических плит – Евразийской, Африканской и Анатолийской, – что делает ее самой геологически активной областью в Европе. Подъемы создают трещины в скалистом ландшафте, состоящем в основном из известняков и мраморов. В этом сильно фрагментированном карбонатном карстовом ландшафте вода стекала в море через овраги, карстовые воронки, подземные каналы и трещины. Вода могла перемещаться, а это давало возможность сообществам сосредотачиваться в долинах. Они группировались в городах, где водоснабжение зависело от резервуаров и подземных туннелей. Это была эпоха полисов – греческих городов-государств.

По сравнению с огромными плодородными равнинами Ближнего Востока греческая география была ограниченной. Здесь не было больших аллювиальных равнин, а мелкие богарные участки окружали холмы и горы. Однако это давало возможности индивидуальным собственникам. Взаимодействие с водой в Греции по определению было мелкомасштабным. В историях Гесиода и Гомера бросается в глаза следующее: чтобы управлять водной средой, нет необходимости в государстве; боги не управляют никакими каналами; расписание разливов для обеспечения плодородности не определяется божественной волей. Земледелец мог обрабатывать свою землю и решать конкретные проблемы с нею, не прибегая к коллективной помощи.

Это не означает, что гидрология Греции не была сложной. Просто эта сложность проявлялась по-разному. Для крестьян, полностью зависящих от осадков и изолированных от других сообществ и рынков, относительно небольшое изменение климата может обернуться катастрофой. Геродот описал, как на острове Тира (Санторин) семь лет не было дождей. В VII веке до нашей эры люди бежали на запад, поселившись в Кирене на территории современной Ливии. Такая история не была уникальной. Фактически комбинация роста населения и ограниченных природных ресурсов заставила многих греческих земледельцев искать себе новые места. По всему Средиземноморскому побережью осадков, как правило, хватало, чтобы поддерживать сочетание богарного земледелия, садоводства и скотоводства. Карст тоже не был редкостью. Таким образом, греки выискивали в других частях Средиземноморья знакомую геологию и климат и воспроизводили свое прежнее жилье.

За относительно короткое время греки распространили свою модель полиса по побережью – от Корфу на западе до Эгейского побережья современной Турции, от Крита на юге до бухты Золотой Рог и Черного моря, добавив города в Сицилии и Северной Африке. По мере экспансии добавлялись пахотные земли. Из-за рассредоточенности колоний рост продуктивности шел рука об руку с расширением торговли и повышением специализации.

Греческий мир оказался успешным: между VIII и III веками до нашей эры среднее потребление увеличилось примерно на 50—100 %, а население выросло почти вдесятеро – с полумиллиона примерно до четырех миллионов. Однако самым значительным преобразованием стали политические трансформации. Полис был не просто физическим местом: это был коллектив граждан. Его моральные границы были важны так же, как территориальные, что имело решающее значение для истории воды.

ПОДЪЕМ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ

Интенсификация греческого земледелия привела к неожиданной эволюции общества. Появление в VIII столетии до нашей эры фаланги, самой эффективной боевой силы древности, полностью изменило роль земледельца в обществе.

Бронзовый век был эпохой, когда гомеровские вожди вели отряды плохо экипированных крестьян. Напротив, фаланга опиралась на дисциплинированное взаимодействие тяжеловооруженных гоплитов – пехотинцев, вооруженных копьями и большими круглыми щитами. Поскольку гоплит должен был иметь собственное оружие, в фалангу не могли попасть люди из беднейших слоев общества. Металлы (появившиеся благодаря средиземноморской торговле) были для этого слишком дорогими. Военная мощь государства стала зависеть от достаточного числа людей, которые были настолько состоятельны, что могли позволить себе требуемое снаряжение, то есть могли использовать возможности небольших богарных участков для производства из-лишков.

Земледельцы стали главными действующими лицами в военной структуре греческого полиса. Такая важная военная роль не могла не сопутствовать большей политической силе. В конце концов, эффективность фаланги заключалась в том, что гоплиты защищали полис не как место, а как сообщество граждан. Это были моральные обязательства. Аграрии-гоплиты – те, кого Аристотель считал величайшим источником стабильности при любой форме правления – стали политической силой. Путь, которым они следовали, чтобы обрести политическую власть, станет движущей силой реформ.

В тот архаический период власть была сконцентрирована в руках аристократических семейств. Без институтов, которые могли бы опосредовать их притязания, гоплиты были подвержены популизму. Их политические требования взяли себе тираны – военачальники, обещавшие вырвать у аристократии контроль над полисом в обмен на власть. С точки зрения современности процесс знакомый: автократы приходят к власти за счет обещаний фермерам. И точно так же, как и сегодня, им удавалось преуспеть, после чего они напрасно тратили колоссальные ресурсы, отвлекая людей тщеславными проектами и ошибочной политикой.

Такие тираны, как Фидон в Аргосе, Кипсел в Коринфе или Писистрат в Афинах, часто оказывались жестокими деспотичными правителями, которые после получения власти урезали права свободных людей. Они использовали власть в основном для того, чтобы удержать ее. Например, поскольку тираны часто были покровителями искусств, люди стекались в города, привлеченные возможностями двора и агоры[34]34
   Агора – рыночная площадь в древнегреческих полисах; место общегражданских собраний. – Прим. ред.


[Закрыть]. Однако по мере увеличения городского населения остро вставала проблема снабжения людей водой. Поэтому для сохранения мира и стабильности городов тираны вкладывали средства в инфраструктуру водоснабжения. В Афинах тираны VI века до нашей эры дали городу водопровод и систему фонтанов, а на острове Самос, недалеко от берегов нынешней Турции, тиран Поликрат приказал инженеру Эвпалину построить водовод для подачи воды в город – туннель, ведущий сквозь гору Кастро. Такая инфраструктура помогала легитимизировать центральную власть.

Однако создать стабильную аграрную систему тираны не смогли. Чтобы предотвратить переезд всего сельского населения в город, некоторые тираны давали аграрные ссуды и вели программы общественного строительства. Они расширяли производство и торговлю с другими городами, чтобы люди были довольны. Например, в Афинах резко выросло производство аттических ваз, чрезвычайно популярных по всему Средиземноморью. Однако политика тиранов экономического развития (если ее можно так назвать) оказывалась в значительной степени неэффективной из-за потребностей автократического государства. Они стоили дорого.

Чтобы покрывать непомерные расходы на двор, тиранам приходилось брать существенные подати с сельскохозяйственного производства. Эти подати, в свою очередь, заставляли более богатых землевладельцев переключаться с производства зерна на более прибыльное масло и вино, при этом виноград и оливы требовали даже меньше труда. В Афинах, где земли были не такими плодородными по сравнению с другими территориями, многие мелкие землевладельцы занялись морскими грузоперевозками или оказанием услуг, что вынудило государство импортировать зерно из полисов на Черном море. Это, в свою очередь, потребовало флота для защиты судоходных маршрутов, что ускорило переход к более диверсифицированной экономике. Централизация власти и увеличение налогообложения сопровождались экономическим ростом и диверсификацией, однако внутренняя аграрная модель стала не более, а менее жизнеспособной. Давление на большинство земледельцев возросло так, что стало невыносимым.

На смену первым тиранам пришли их дети, вся популярность которых заключалась в том, что они родились в правильной семье; это портило легитимность тирании. Ни одна из таких династий не пережила одного-двух поколений. Требовалась другая модель.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ УСТРОЙСТВО СПАРТЫ

Передача политической власти пехотинцам требовала их вовлечения в политический процесс. Тираны не могли этого сделать. Спарта была одним из уважаемых городов-государств, где никогда не было тиранического правления и где, казалось, удалось разработать надежную систему правления, основанную на общем участии. Фактически этот полис имел самые прочные законы в Греции, и здесь же появилась первая модель политической власти гоплитов.

Создание законов Спарты традиционно приписывается политическому деятелю Ликургу (возможно, мифической фигуре). Это была сложная система управления, отражающая элементы монархии, олигархии и демократии. Спартой управляли два царя, обладавших военными и сакральными функциями. Исполнительные функции ложились на эфоров; их избирали все граждане города, но только на один год. Кроме избрания эфоров, собрание граждан могло голосовать за политические предложения, но не имело права обсуждать их или вносить поправки. Большая часть реальной власти принадлежала герусии – группе из 28 старейшин[35]35
   В герусию входило 30 человек: указанные 28 старейшин и оба царя. – Прим. пер.


[Закрыть], которые назначались пожизненно и могли накладывать вето по многим политическим вопросам, что обеспечивало Спарте характерный консерватизм.

Общество было стратифицированным. Полноценные граждане государства назывались спартиатами. Периэки не являлись гражданами Спарты, они обладали личной свободой, но не политической властью, и жили в поселениях за пределами самого города. Самой многочисленной группой были илоты – как правило, это были представители покоренных племен, ставшие рабами[36]36
   Называть илотов рабами – упрощение; древнегреческие авторы эти категории разделяют. Можно считать, что положение илотов было промежуточным между крепостными и рабами. – Прим. пер.


[Закрыть]. Девять тысяч спартиатов считались равными, они делили права и обязанности гражданина. В частности, все они проходили военную подготовку, а взамен получали земельный надел.

О взаимосвязи между этикой Спарты, ее политическим устройством и долголетием сказано многое, однако фундаментальными для преуспевания полиса были физические условия. Количество осадков в Греции отличается резким снижением с запада на восток. Спарта получает ежегодно примерно 800 миллиметров воды – вдвое больше, чем Афины. Спарта также обладала доступом к 135 000 гектаров хороших сельскохозяйственных угодий в Лаконии и Мессении – это в два с лишним раза больше, чем имелось в Аттике, где расположены Афины. Этого было более чем достаточно, чтобы прокормить население полиса.

Из-за размера и продуктивности богарного ландшафта и сильного расслоения общества на каждого гражданина (полноправного) приходилось значительное количество ресурсов. В начале V века до нашей эры, когда в Аттике у большинства граждан было примерно по одному гектару, а несколько тысяч человек обладало пятью, средний землевладелец в Спарте мог рассчитывать примерно на восемнадцать гектаров, а у некоторых было и по пятьдесят. Кроме того, большинству греческих гоплитов приходилось совмещать работу и военную подготовку, в то время как спартанские гоплиты полностью посвящали себя войне, а сельскохозяйственным трудом в основном занимались илоты. Это сделало спартанскую армию самой эффективной в греческом мире, но ценой этого выигрыша были постоянные заботы о социальной стабильности, что требовало значительного контроля.

Спартанское устройство признавало важность сельскохозяйственной продуктивности в качестве основания для экономики и, как следствие, для военных целей, и вознаграждало ее определенной степенью политической активности. Это создало цепочку причинно-следственных связей, которые вели от осадков к производству, военной экономике и политике. Однако вся система основывалась на одном физическом условии, которое разительно отличалось от ситуации рядом с великими реками Месопотамии и Египта.

На территории Спарты имелись небольшие реки – город был построен на месте слияния Еврота и его притока Магулы – однако эти реки были недостаточно мощными, чтобы разрушить общество. Отдельные люди могли управлять изменчивостью воды в рамках экономики своего хозяйства. Если бы управленческие потребности превышали ресурсы отдельных землевладельцев, если бы для борьбы с природными явлениями требовалась коллективная реакция, то притязания земледельцев на политическую власть оказались бы сильно ослабленными.

Нужно уточнить, что распределение воды не было причиной появления в Спарте ее политического устройства. В конце концов, в других местах с аналогичными условиями (например, в Северном Леванте) такой политической ситуации не сложилось: само по себе распределение воды не определяет политические институты общества. Однако отношения общества с водой укрепляют и поощряют определенные черты. Например, если не нужно вводить налоги для работ с ландшафтом, ограничивая масштабы налогообложения административными и военными потребностями, то для экономических ресурсов не нужна сильная централизация.

Ситуация с водой в Спарте, как и в большей части Греции, была благоприятной, и поэтому система Спарты позволяла гражданам действовать как независимым личностям, связанным между собой соображениями безопасности и экономическими устремлениями, а не потребностью в коллективной работе для противодействия влиянию водной стихии на ландшафт.

АФИНСКИЕ РЕФОРМЫ

Политические новации Афин оказались не такими долговечными, как спартанские, но они довели процесс привязки власти к географии до более радикального предела: полного распределения власти между всеми гражданами. Источником для таких нововведений послужил кризис, во многом вызванный географической ситуацией в Афинах.

До экспансии по Средиземноморью афинский полис был закрытой экономикой, в которой цена на зерно росла вместе со спросом. Это в свою очередь, обеспечивало некоторый уровень доступа к доходам для земледельцев даже в условиях роста населения. Но как только начался импорт из других мест, цены рухнули, вызвав социальный и политический кризис. У колоний часто были преимущества в производстве зерна, поэтому для внутренних производителей было естественно перейти на более ценные культуры. Виноградом и оливами могли заниматься только богатые люди, поскольку на их выращивание уходило несколько лет, в течение которых нечего было и думать о другой продукции. Для тех, кто зависел от зерновых культур, такой переход был невозможен.

Чтобы справляться с неравномерностью осадков и влиянием внешних рынков, мелкие земледельцы были вынуждены подстраховываться, выращивая все понемногу. Но такая форма снижения рисков обходится большой ценой. Труд не мог специализироваться, потому что для разных культур нужны разные навыки. Продуктивность земли снизилась, потому что земледельцы не могли максимизировать урожайность каждой культуры. Иногда они пытались увеличить количество воды за счет сбора осадков в резервуары или с помощью эпизодических самотечных ирригационных систем. При возможности они даже производили излишки для хранения на следующий год. Но если учесть, что значительная часть сохраненного могла пропасть, это означало отказ от дохода в пользу запасов. Получалась спираль обнищания.

Когда мелкие землевладельцы столкнулись с падением доходов, многие их них покупали продукты питания в счет будущих урожаев. Люди давали личные гарантии, что не продадут свою будущую продукцию несколько раз. Однако рано или поздно дожди не выпадали, кредитор требовал долг, и должник терял свободу. Мелкие собственники разорялись.

В 594 году до нашей эры архонтом (высшим должностным лицом в Афинах) стал Солон. Он аннулировал долги и запретил долговое рабство, от которого страдали мелкие землевладельцы. Солон определил права собственности на землю и обеспечил соблюдение границ собственности. Установил полномочия государства как арбитра при перераспределении ресурсов. При его реформах в центре правосудия оказался афинский гражданин.

Однако его принципиальным нововведением была связь между политической властью и аграрным благосостоянием людей. Он разделил все население на четыре разряда, которые определялись через сельскохозяйственное производство: пентакосиомедимны, имевшие ежегодный доход не меньше 500 медимнов зерна или 500 метретов вина или оливкового масла[37]37
   Медимн – мера объема для сыпучих тел, 52,53 литра. Метрет – мера объема для жидких тел, 39,46 литра. – Прим. пер.


[Закрыть]; гиппеи, имевшие доходы не меньше 300 медимнов; зевгиты, имевшие доходы не меньше 200 медимнов; феты, имевшие доход менее 200 медимнов, то есть бедные или безземельные. Такая реформа отделила власть от родословной: теперь власть определялась материальным состоянием. Это перераспределение возможностей неизбежно отводило географии непропорционально большую роль в определении политических интересов.

Две тысячи квадратных километров Аттики, где находились Афины, были в основном гористыми. Для земледелия годилось всего лишь около трети территории. Такая география поощряла разделение населения, которое распределялось на три части в зависимости от условий, с которыми они сталкивались: те, кто жил в горах, те, кто жил на равнинах, и те, кто жил на побережье. Владельцы земель на хорошо орошаемых равнинах принадлежали к высшим классам; население холмов и побережья – к низшим.

Структурировав политические институты вокруг имущественных разрядов (и фактически вокруг географического расположения), Солон соответствующим образом распределил политические должности и военные обязанности, еще раз подчеркнув, насколько важной была связь военной силы, политической власти и сельскохозяйственного производства для греческих институтов. Первые три разряда могли занимать государственные посты, но только пентакосиомедимны имели право избираться на высшие должности. Феты не могли занимать официальные должности, но имели право участвовать в работе народного собрания и суда. С точки зрения вклада в армию первые три разряда давали гоплитов (причем первые два также обеспечивали кавалерию[38]38
   Отсюда, в частности, название разряда гиппеев (др. – греч. ἱππεύς «конный»). – Прим. пер.


[Закрыть]), в то время как из фетов набиралась легкая пехота и личный состав для флота.

Реформы Солона ввели представление, что власть основана на показателях сельскохозяйственного производства, а не на традиционном аристократическом происхождении. Сельскохозяйственное производство, в свою очередь, зависело от распределения осадков по ландшафту. Власть оказалась привязанной к распределению воды.

Хотя харизмы Солона и хватило, чтобы преобразовать институты, полный переход к демократии занял несколько больше времени. После Солона в государстве появилась тирания Писистрата[39]39
   Писистрат при поддержке народа впервые захватил власть в 560 году до нашей эры. Солон безуспешно противостоял ему, а в 559 году до нашей эры умер. – Прим. пер.


[Закрыть], что привело к периоду большей централизации власти и богатства. Однако семена географической локализации власти и ее взаимоотношений с водой были уже посеяны.

РАДИКАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ, ВОДНАЯ РЕСПУБЛИКА

Если Солон заложил общие принципы, то Клисфен установил в Афинах радикальную прямую демократию. С 508 года до нашей эры, когда начались реформы Клисфена, до 322 года до нашей эры, когда власть захватили македоняне, Афины проводили, пожалуй, самый значимый эксперимент в истории человечества.

Клисфен поддерживал некоторые реформы Солона. Собрание всех афинских граждан голосовало по вопросам, касающимся управления государством, а совет пятисот, избиравшийся из граждан, разрабатывал законопроекты. Однако Клисфен полностью поменял политическую структуру общества. Солон обратился к функции сельскохозяйственного богатства, Клисфен же фактически прямо занялся географией. Он создал систему из десяти территориальных единиц (фил), каждая из которых делилась на округа (демы). Демы были единицами политического представительства. Теперь существовала небольшая географическая единица, вокруг которой можно было принимать решения.

Такая классификация не связывалась непосредственно с продуктивностью; она связывалась с пространственным размещением людей внутри каждой из фил. Эти перемены имели огромные последствия для отношений общества с водой. Дем становился политическим сообществом. Поскольку политические единицы становились все меньше, их способность создавать инфраструктуру или управлять рисками – и без того незначительная, если учесть размер полиса, – становилась еще меньше. Такая территориальная фрагментация стала возможной только из-за благоприятного характера водного ландшафта. В случае крупной реки взаимозависимость между людьми, живущими выше и ниже по течению, затруднила бы обращение с отдельными демами как с независимыми центрами власти (если вообще не сделала это невозможным).