Текст книги "Язык тела. Азбука человеческого поведения"

«Территориальный императив»

Ощущение своей территории относится к тому, что наследуется генетически. Роберт Ардри написал удивительную книгу «Территориальный императив», в которой он прослеживает это ощущение в царстве животных и в человеческом обществе. В своей работе он говорит о том, как животные, птицы, рыбы и приматы метят границы и охраняют территории. Для некоторых видов территория является временной, и они перемещаются с изменением времени года, для других постоянной. Р. Ардри приводит интересное доказательство тому, что, по его мнению, «территориальная природа человека является генетической и неискоренимой». На основе изучений животных он описывает врожденный код их поведения, связывая воспроизведение потомства с территориальной защитой. Ключ к коду, как он считает, – в территориальном императиве, который проявляется в стремлении животных и людей освоить, удержать и защитить свое пространство.

Вероятно, отсюда стремление всех людей – обладать территорией и защищать ее, и весьма вероятно, что добрая часть этого стремления является врожденной. Однако нельзя безоговорочно переносить особенности животного мира на общество.

Территориальный императив, вероятно, свойствен всем животным и некоторым людям. Культура может усилить его в некоторых людях и ослабить в других. Но почти не остается сомнений, что у людей существует какая-то потребность в собственном пространстве, а насколько она обязательна – вопрос, требующий дальнейшего рассмотрения.

Одна из самых страшных современных пьес – «Дом» М. Терри. В ней нарисована картина будущего: в результате вселенского катаклизма у народа исчезло всякое представление о собственном пространстве. Все живут в гигантском металлическом муравейнике, охватывающем всю планету. Целые семьи заключены в одну комнату, они никогда не видят ни неба, ни земли, ни даже соседней камеры.

В этой страшной истории, возможно пророческой, было полностью упразднено представление о каком– либо личном пространстве. Вероятно, именно это придает пьесе сильное трагическое звучание.

В наших современных городах мы, похоже, продвигаемся к уничтожению собственной территории. Мы видим, что семьи втиснуты и заперты в комнатах, поставленных одна на другую. Мы поднимаемся в лифтах, впритирку друг к другу, и едем в поездах метро, так плотно прижатые, что нельзя шевельнуть ни рукой, ни ногой. Однако мы должны четко представить себе, что происходит с человеком, когда его лишают прав на личную территорию.

Мы знаем, что человек исконно обладает ощущением личного пространства. Есть различия между тесной, плотной скорлупой жилья горожанина, более просторной территорией двора вокруг, домом в пригороде и огромными просторами, которые так радуют сельского жителя.

Какое пространство необходимо человеку?

Мы не знаем, какое пространство необходимо каждому человеку, но в аспекте изучения языка тела важно то, что происходит с каждым, когда на его личную территорию посягают. Как он на это отвечает, как будет защищать ее, на какие уступки он способен пойти?

Не так давно я обедал с моим другом-психиатром. Мы сидели в симпатичном ресторане за очень небольшим столом. В какой-то момент он достал сигареты, закурил и положил пачку на стол прямо перед моей тарелкой.

Мы продолжали разговаривать, я его слушал, но как– то расстроился, сам не вполне понимая причину этого, и напрягся еще больше, когда он отодвинул свои столовые приборы, положив их рядом со своими сигаретами, еще ближе к моей стороне стола. Затем, перегнувшись через стол, он попытался изложить суть своего дела. В нее я просто не в состоянии был вникнуть из-за все возрастающего внутреннего дискомфорта.

Наконец, он сжалился надо мной и сказал:

– Я только что наглядно продемонстрировал тебе самую основную ступень в языке тела, в невербальном общении.

Заинтригованный, я спросил:

– Что же это?

– Я агрессивно угрожал, бросил вызов, вынудил тебя защищаться, спровоцировав внутренний дискомфорт.

Все еще не понимая, я спросил:

– Но как? Что ты сделал?

– Для начала я передвинул свои сигареты, – объяснил он. – А по молчаливому уговору мы разделили стол пополам.

– Я не сознавал никакого такого деления.

– Конечно нет. Но мы оба мысленно наметили границу территории. Обычно мы делим стол по молчаливому уговору. Однако я сознательно передвинул пачку сигарет на твое пространство, нарушив этот молчаливый уговор. Не осознавая того, что я сделал, ты все же почувствовал, что тебе угрожают, ощутил неловкость. Когда я агрессивно довел до конца свое вторжение, добавив к первой бреши в границе территории еще одну, подвинув свою тарелку и столовые приборы, а затем вторгнувшись и сам, тебе становилось все больше и больше не по себе, пусть ты все еще не сознавал причины.

Так мне впервые продемонстрировали, что все мы обладаем личным пространством. Мы носим с собой эти зоны и реагируем по-разному на вторжение в них. С тех пор я испробовал те же самые приемы вторжения на чью– то территорию, человек же не осознавал того, что я делаю, но неизменно чувствовал дискомфорт.

На следующий вечер мы с женой ужинали в итальянском ресторане за одним столом с еще одной парой. В качестве эксперимента я передвинул бутылку вина в «зону» моего друга. Затем медленно, не прерывая разговора, продолжил свое вторжение, переставив туда же бокал для вина и салфетку. Он смущенно заерзал на стуле, отодвинулся в сторону, переставил свою тарелку, свою салфетку и внезапно отодвинул бутылку вина назад.

Он отреагировал, защищая свою зону, и ответил тем же на мое вторжение.

Из этой своеобразной игры можно извлечь вывод: не важно, насколько заполнено пространство, в котором живем мы, люди, – каждый из нас охраняет зону, или территорию, вокруг себя – законное пространство, которое мы пытаемся охранять. Как мы защищаем это пространство, как реагируем на вторжение в него, а также как мы вторгаемся на другие территории – все это можно проанализировать, составить карту и в необходимых случаях конструктивно использовать. Все это элементы невербального общения. Эта охрана личной территории является одним из его главных принципов.

Как мы охраняем свое пространство, как вторгаемся в чужое – существенная часть отношений с другими людьми.

3
Как мы управляем пространством

Пространство, которое мы называем своим

В среде квакеров бытует история о городском жителе, который посетил молитвенный дом в маленьком провинциальном городке.

Хоть и изрядно обветшавшее, это здание оставалось все еще красивым, и городской квакер решил сходить туда на воскресную службу. Приезжего предупредили, что всего лишь пара местных квакеров появляется там на службе. В то воскресенье он вошел в здание, обнаружив, что молитвенный зал совершенно пуст, утреннее солнце проникало через старые окна, освещая ряды пустых скамей. Он сел, наслаждаясь мирной тишиной. Вдруг услышал легкое покашливание и, подняв глаза, увидел бородатого квакера, стоявшего около его скамьи, старика, который, словно появился со страниц старинной книги. Горожанин улыбнулся, но старый квакер нахмурился, снова покашлял и произнес:

– Простите меня, если я оскорбляю вас, но вы заняли мое место.

Странные притязания старика именно на это место, несмотря на пустой молитвенный дом, забавны, но весьма правдоподобны. Начав посещать церковь, вы неизменно отмечаете границу собственного пространства.

В своем доме у отца есть его особое кресло, и хотя он, вероятно, вытерпит усевшегося там гостя, но часто с принужденной любезностью. У матери есть ее собственная кухня, и ей очень не понравится, когда ее мать, придя навестить, завладеет этим пространством, пусть и временно.

У людей есть их любимые места в поезде, любимые скамьи в парке, любимые стулья в зале на конференции и т. д. Все это – потребность в собственной территории, в месте, которое называют личным пространством. Возможно, это врожденная и всеобщая потребность, хотя общество, среда облекли ее в разнообразные формы.

Офис может устраивать работающего там человека или может показаться слишком тесным не из-за реальных его размеров, но в сравнении с местом, занимаемым письменным столом и креслом. Если работник может откинуться назад, не прикасаясь к стене или книжному шкафу, обычно комната кажется достаточно просторной. Но если в более просторной комнате письменный стол поставлен так, что работник прикасается к стене или, откидываясь назад, он головой упирается в шкаф, офис покажется человеку слишком тесным.

Проксемика

У доктора Эдуарда Т. Холла, профессора антропологии в Северо-Западном университете, давно вызывала острый интерес реакция человека на пространство вокруг него, использование этого пространства и передача определенных сигналов другим людям о владении этими территориями. Изучив личное пространство человека, Э. Холл создал новый термин – проксемика, чтобы описать теорию наблюдения над зонами территории и их использованием человеком.

То, как люди используют пространство, по мнению доктора Холла, напрямую связано с тем, как они относятся к другим людям, насколько ощущают их близкими. Каждый человек, говорит Э. Холл, имеет свои территориальные потребности. Попытавшись стандартизировать проксемику, Э. Холл разделил эти потребности на четыре отдельные зоны, в которых существует большинство людей: а) интимное расстояние; б) личное расстояние; в) социальное расстояние; г) общественное расстояние.

Как можно предположить, зоны просто представляют собой различные пространства, в которые мы проникаем, пространства, которые увеличиваются с уменьшением близости. Интимное пространство может быть или близким, что является реальным соприкосновением, или отдаленным, от 18 до 45 сантиметров. Интимное расстояние устанавливается, например, при занятии любовью, при очень близкой дружбе и у детей, которые жмутся к родителям или друг к другу.

Когда вы находитесь в интимном пространстве, вы неизбежно ощущаете близость своего партнера, и, если такой контакт возникает между двумя мужчинами, это может вызвать неловкость или неудобство. Он наиболее естествен между мужчиной и женщиной в минуты близости. Когда мужчина и женщина не находятся в интимной близости, такое положение может порождать неловкость.

В нашей культуре установление интимного состояния между двумя женщинами приемлемо, в то время как в арабской подобное приемлемо между двумя мужчинами. Мужчины часто ходят взявшись за руки в Аравии и во многих средиземноморских странах.

Отдаленное расстояние в интимном пространстве является все еще достаточно близким, чтобы взяться за руки, но не считается приемлемым для двух взрослых американцев. Когда в метро или лифте они оказываются зажаты со всех сторон, то автоматически соблюдают определенные строгие правила поведения и в соответствии с ними общаются со своими соседями.

Они словно застывают на месте, по возможности стараясь не прикасаться к своим соседям. Если теснота этого не позволяет, то они пытаются отодвинуться или напрягают мышцы в области соприкосновения, чем дают понять: «Прошу прощения за вторжение в ваше пространство, но к этому вынуждает ситуация, и я прикладываю максимальные усилия, чтобы уважать вашу неприкосновенность, не допускать ни малейшей интимности».

Если бы, напротив, они расслабились и позволили себе даже слегка прикоснуться к своим соседям, радуясь контакту и теплу их тел, они совершили бы наихудшую из возможных оплошностей.

Я часто видел, как женщина в переполненном вагоне метро поворачивается к явно невиновному человеку и рычит: «Не делайте этого!» – только потому, что мужчина забыл правила и расслабился, соприкасаясь с ней. Когда мужчина расслабляется, соприкасаясь с другим мужчиной, можно услышать еще более угрожающее рычание.

Нельзя и пристально смотреть на других, находясь в переполненном вагоне или в лифте. Существует определенный временной интервал, в течение которого мы можем смотреть на человека, а затем нужно быстро отвести взгляд. Неосторожный мужчина, превысивший этот установленный временной интервал, рискует попасть в неприятное положение.

Недавно я спускался в лифте высокого офисного здания с другим мужчиной. На четырнадцатом этаже в кабину вошла хорошенькая девушка, и мой спутник по рассеянности задержал на ней взгляд. Она становилась все пунцовее, а на нижнем этаже, выходя, повернулась и огрызнулась: «Вы что, никогда прежде не видели женщины? Вы… вы старый пошляк!»

Мой друг, которому еще не было и сорока, возмущенно повернулся ко мне и спросил: «Что я такого сделал? Скажи мне, что я, черт возьми, сделал?»

А произошло следующее: было нарушено основное правило невербального общения. Взглянув, быстро отведи глаза, если ты находишься в отдаленном интимном контакте с незнакомым человеком.

Вторая зона территории, нанесенная на карту доктором Холлом, названа зоной личного пространства. Она условно также разделена на близкую и отдаленную. Первая – от 45 до 75 сантиметров. Этого достаточно, чтобы дотянуться рукой до своего соседа. Отмечено, что жена может оставаться в зоне близкого личного пространства своего мужа, но присутствие тут другой женщины может интерпретироваться таким образом, что она предположительно имеет на него виды. Однако это совершенно допустимое расстояние, например, на вечеринке с коктейлями. Оно допускает определенную близость и, возможно, по существу, является более интимной, чем зоной личного пространства. Но поскольку эти разграничения – пока просто попытки Э. Холла стандартизировать зарождающуюся науку, возможны дюжины классификаций, прежде чем проксемика обретет четкую систему.

Крайние границы личного пространства, по Э. Холлу, от 75 до 120 сантиметров, и он называет это границей физического доминирования. Эта дистанция достаточная для того, чтобы и обеспечить определенную обособленность, и беспрепятственно контактировать с людьми. Когда два человека встречаются на улице, они обычно останавливаются именно на таком расстоянии друг от друга, чтобы поболтать. На вечеринке они, вероятно, будут приближаться от более высокой границы личного пространства к нижней.

На этом пути невербальные сигналы варьируются от «Удержись от меня на расстоянии» до «Ты мне немного ближе, чем другие». Слишком решительное преодоление личного пространства в отношении со знакомым, сокращение дистанции в зависимости от ситуации может интерпретироваться либо как знак особенного расположения, либо как бесцеремонность. Вы о чем-либо сигнализируете изменением дистанции, но ваш посыл должен быть ясным, чтобы он был понят верно.

Социальное и общественное пространство

Социальное пространство также имеет ближнюю и отдаленную зоны. Ближняя составляет от 120 сантиметров до 2 метров. Это расстояние, на котором мы ведем деловые беседы, например, с клиентом или руководителем; на этом расстоянии хозяйка договаривается с рабочим, который делает ремонт в доме, с продавцом в магазине или с посыльным – словом, вы устанавливаете такую дистанцию с посторонними людьми. Изменяя дистанцию в пределах зоны ближнего социального пространства, можно так или иначе воздействовать на собеседника. Начальник, стоя над сидящей перед ним секретаршей, утверждает свое превосходство и власть. Он внеречевым способом обозначает ситуацию «ты работаешь на меня», и слова здесь излишни. Зона социального пространства от 2 до 3,5 метра – это та, где осуществляются наиболее «статусные» контакты. Большой письменный стол у директора фирмы обеспечит ему необходимую дистанцию от своего подчиненного. Босс может, сидя на таком расстоянии, взирать снизу вверх на работника, еще более подчеркивая свою значительность.

На такой дистанции неудобно, мельком взглянув на человека, отвести взгляд. В этой ситуации возможен лишь визуальный контакт, и традиция обязывает смотреть в глаза человека во время разговора. Отвести взгляд – значит уйти от разговора, согласно Э. Холлу.

Одновременно это расстояние допускает определенную свободу маневра: вы можете продолжать свою работу, не показавшись невежливым, а можете прервать ее и вступить в беседу. В офисах это отдаленное социальное пространство необходимо между секретаршей и посетителем, что позволит ей продолжать работу, не чувствуя себя обязанной болтать с ним. На более короткой дистанции такое поведение показалось бы неучтивым.

Муж и жена дома по вечерам поддерживают это отдаленное социальное расстояние, это дает им возможность расслабиться, в то же время вести беседу и просто почитать. Такой тип социального расстояния делает его почти необходимым, когда большая семья живет вместе. Однако часто она бывает разобщена, и иногда требуется сократить дистанцию, чтобы атмосфера стала более теплой.

Наконец, доктор Холл упоминает общественное пространство как наиболее отдаляющее из территориальных связей. Вновь есть ближняя и отдаленная зоны – разграничение, которое может вызвать вопрос, почему бы не быть восьми зонам вместо четырех. Но на самом деле расстояния связаны с особенностями взаимодействия людей, а не с измерением.

Близкая зона общественной дистанции составляет от 3,5 до 7,5 метра, и это удобно для неофициального общения, как общение учителя и учеников или обращение директора к рабочим на собрании. Наиболее протяженная зона общественной дистанции – от 7,5 метра и более – сохраняется в основном в обстоятельствах, где необходимо обеспечить безопасность политика, выступающего перед народом. В мире животных на такое расстояние определенные виды позволят к себе приблизиться, прежде чем бежать.

Что касается животных, всегда существует опасность неправильной оценки человеком необходимой и безопасной дистанции. Типичный пример: лев и дрессировщик. Зверь отступает назад, если человек подходит слишком близко, вступает в «опасную» зону. Но когда льву некуда отступать, а человек продолжает продвигаться вперед, зверь повернется и приблизится к человеку.

Дрессировщик основывает свой аттракцион на особенностях поведения животных, использует преимущества этого и продвигается к льву в клетке. Зверь, находясь в клетке, отступает вглубь, когда дрессировщик продвигается к нему. Когда льву отступать некуда, он поворачивается и с рычанием наступает на дрессировщика, неизменно продвигаясь прямо вперед. Тот быстро ставит платформу. Лев взбирается на платформу, чтобы добраться до дрессировщика, который быстро отступает из опасной зоны льва, и зверь останавливается.

Публика предполагает, что льва остановили хлыст и неустрашимость укротителя. Эта ситуация в целом – невербальное высказывание дрессировщика публике. Но в данном случае язык тела обманчив.

В действительности диалог между львом и укротителем имеет иной смысл. Зверь: «Убирайся из моего пространства, или я нападу на тебя». Человек: «Я ушел из твоей зоны». Зверь: «Ладно, тогда я остановлюсь здесь». Укротитель манипулирует зверем или образом, так что это «здесь» оказывается платформой.

Точно так же дальняя общественная дистанция помогает политику или актеру невербально высказаться и оказать влияние на публику, причем сообщение не обязательно будет правдивым.

На дальнем общественном расстоянии трудно сказать правду, точнее, на языке тела легче всего обманывать. Актеры знают законы невербального высказывания и в своей профессиональной деятельности используют это расстояние от сцены до публики для создания различных образов.

На этом расстоянии жесты актера должны быть более аффектированными, с большей мерой условности, чем в обычных житейских обстоятельствах, чем в повседневном общении.

На телеэкране, как и в кино, чередование крупных и дальних планов требует иного типа языка тела. Движение век или бровей, дрожание губ (крупный план) может передать такое же значительное послание, как движение руки или всего тела, снятые на дальнем плане.

На крупном плане движения тела обычно теряются. Это, вероятно, одна из причин, почему актеры кино и телевидения испытывают столько затруднений, приспосабливаясь к театральной сцене.

Сцена часто требует жеста и движения особой выразительности из-за расстояния между актерами и публикой. Сегодня есть движение к иному театру, где актеры приближаются к публике, поэтому и игра становится менее условной, поведение актера на сцене менее аффектированным и менее условным, «театральным».

Актеры или спускаются с подмостков к публике, или приглашают публику подняться, чтобы сократить расстояние. Спектакль при таких условиях теряет структурную жесткость, форма его значительно более свободна, ощутима установка на бесформенность, обычно и на бессюжетность, остается только основная идея.

При этих обстоятельствах актеру трудно проявить свои способности, используя язык тела. С одной стороны, он не может пользоваться сугубо «театральными» жестами, которые он использовал, потому что они просто не работают на этих небольших расстояниях, независимо от того, насколько он «в образе». Следовательно, актер должен выработать иные приемы, иной язык тела для нового театра, что будет также лгать публике.

Остается понять, будет ли эта иллюзия, представленная крупным планом, более эффектной, чем условность сцены. Жесты на просцениуме или на традиционно удаленной сцене совершенствовались многие годы. Существует также культурная традиция жеста на сцене. Японский театр кабуки, например, содержит собственные характерные жесты, которые настолько национально ориентированы, что более половины из них, вероятно, непонятна западной публике.