Текст книги "Язык тела. Азбука человеческого поведения"

Нация и пространство

Существуют, однако, языки тела, которые понятны большинству людей. Движения маленького бродяги Чарли Чаплина в немых фильмах были достаточно универсальны, чтобы вызвать смех почти в каждой стране, включая очень своеобразную архаичную культуру стран Африки. Однако культура все же остается охраняющим фактором языка тела, и это особенно верно в отношении к языковым зонам. Доктор Холл в своей проксемике, изучающей взаимодействия человека и окружающей среды, проникает в смысл этого явления, связанный с сопоставлением разных культур. В Японии, например, скопление людей вызывает в них ощущение теплоты и приятной близости.

Дональд Кин, автор книги «Живая Япония», отмечает, что в японском языке нет слова для обозначения уединения. Правда, это не означает, что не существует понятия уединенности, есть, но в условиях дома. Это пространство человек рассматривает как собственное и обижается на вторжение. То, что он тесно общается с другими людьми, не отрицает того, что он нуждается в личном пространстве.

Э. Холл понимает эту особенность как отражение японской концепции пространства. Западные обитатели, как он считает, понимают пространство как расстояние между предметами, и оно для нас – пустота. Японцы же видят форму и организацию пространства осязаемо. Это проявляется не только в их аранжировке цветов или в искусстве интерьера, но также в их парках и садах, где пространство объединяет гармонически все их элементы.

Подобно японцам, арабы также стремятся быть как можно ближе друг к другу. Но в то время как в общественных местах они неизменно образуют толпу, в частной жизни, в своих собственных домах, им требуется даже слишком много пространства. Арабские дома бывают просторными и пустыми, а люди скучиваются вместе на одной небольшой территории. Перегородок между комнатами обычно избегают, потому что, несмотря на стремление к обширному пространству, арабы, как ни парадоксально, не любят находиться в одиночестве и даже в своих больших домах стараются быть ближе друг к другу.

Различие между стремлением арабов «прилепиться» друг к другу и японской скученностью громадно. Арабу нравится прикасаться к своему товарищу, осязать и обонять его запах. Чтобы отвергнуть друга, следует стыдиться его дыхания.

Японцы в своей близости сохраняют официальность и отчужденность. Они ухитряются и прикасаться, и одновременно придерживаться строгих границ. Для араба этих границ нет.

Для американца существуют границы личного пространства в общественном месте. Когда он ожидает очереди, то считает, что его место нерушимо. Если же араб сумеет занять чужое место в очереди, то чувствует себя вправе сделать это.

Как у японцев отсутствие слова «уединение» указывает на определенное отношение к другим людям, так у арабов отсутствие слова «изнасилование» указывает на определенное отношение к телу. Для американца тело священно. Араб, который отталкивает и даже прижимает женщин на людях, не считает это посягательством на чужое жизненное пространство. Однако, если оскорбили его самого, это может создать большие проблемы для обидчика.

Э. Холл указывает, что арабу иногда нужно побыть в одиночестве, независимо от того, насколько близко он хочет быть со своим товарищем-мужчиной. Чтобы побыть в одиночестве, он просто обрывает линии общения, уходит в себя, и это его движение уважается товарищами. Его отстранение переводится на язык тела: «Я нуждаюсь в уединении, хотя я и остаюсь среди вас, прикасаюсь к вам и живу рядом».

Если бы американцу пришлось испытать такой уход собеседника в себя, он посчитал бы это оскорблением. Такое отстранение интерпретировалось бы им как разрыв связей, нежелание продолжать отношения.

Когда два араба разговаривают друг с другом, они неотрывно смотрят в глаза друг другу. В американской культуре такой напряженный взгляд может быть понят как вызов. «Мне не понравился его пристальный взгляд, он двусмыслен, будто он хочет какой-то излишней близости» – типичная реакция американца на такой взгляд араба.

Западный мир и пространство

До сих пор мы рассматривали язык тела в условиях пространственного различия весьма удаленных культур – Восток и Ближний Восток в противоположность Западу. Однако даже внутри западной цивилизации наблюдается большое различие. Существует громадная разница между тем, как, например, немец управляет своим жизненным пространством, и тем, как делает это американец.

Американцы постоянно находятся в полуметровой «оболочке» своей частной жизни. Если они разговаривают друг с другом об интимных предметах, то встанут достаточно близко, чтобы их оболочки слились воедино. Для немца всякое место в его доме включено в «оболочку» его частной жизни. Если в комнате ведется интимная беседа, не подключая хозяина, он оскорбится.

Возможно, рассуждает Э. Холл, по контрасту с арабами немецкое «самолюбие» «чрезвычайно бросается в глаза». Немец вследствие этого готов пойти на многое, чтобы сохранить свою сферу личного пространства. Во время Второй мировой войны немецких военнопленных разместили в одном военном лагере по четыре человека в палатке. Холл замечает, что они попытались разделить общее пространство, чтобы получить личное. В открытых лагерях для заключенных немецкие военнопленные пытались построить свои частные жилые помещения.

Бросающаяся в глаза немецкая уязвимость, вероятно, породила характерную окаменелость позы и отсутствие подвижности тела. Такая поза, возможно, служит защитой или маской, позволяющей укрыть свой мир от чужих глаз.

В Германии дома строят так, чтобы максимально огородить частную жизнь. Дворы тщательно обнесены заборами, а окна зашторены. Двери неизменно держат закрытыми. Когда араб хочет уединиться, он уходит в себя, немец же прячется за закрытой дверью. Это четко обозначает границы его личной зоны. Та же особенность проявляется в его типичном поведении в строю или очередях.

В американо-немецком квартале я недавно стоял в очереди за билетом в кинотеатр и слушал разговор немцев обо мне, пока мы аккуратно и организованно продвигались вперед.

Внезапно, когда я был всего в нескольких шагах от окошечка кассы, два молодых человека, – как я позднее узнал, поляки, – подошли к началу очереди и попытались немедленно купить билеты.

Вокруг нас разгорелся спор.

– Эй! Мы стояли в очереди. Почему бы и вам не подождать?

– Верно. Встаньте в очередь.

– К черту! Это свободная страна. Никто не просил вас выстраиваться в очередь, – выкрикнул один из поляков, энергично прокладывая себе путь к окошечку кассы.

– Стоите в очереди, как овцы, – сердито сказал другой. – Вот что плохо с вами, фрицами.

Нарушителей, как и следовало ожидать, призвали к порядку двое полицейских. В фойе я подошел к бузотерам:

– Чего вы хотели? Беспорядков?

Один из них усмехнулся:

– Просто встряхнуть их. Что они выстраиваются в очередь? Надо жить проще.

Когда я узнал, что они поляки, мне стало легче понять их поведение. В отличие от немцев, которые хотят знать точно, где они стоят, и считают, что только определенные правила поведения гарантируют цивилизованную жизнь, поляки привыкли пренебрегать установлениями и правилами.

В то время как англичанин не похож на немца в своем отношении к пространству – ему недостаточно ощущения уединенности в его собственной комнате, – он не похож и на американца. Когда американец хочет уединиться, он уйдет. Возможно, из-за нехватки личного пространства и развитого коллективизма детей в Англии воспитывают в детских садах. Британец, который хочет побыть один, стремится уйти в себя, как араб.

Англичанина, который говорит языком тела: «Я ищу уединения на несколько минут», американцы часто понимают так: «Я сердит на тебя и не хочу разговаривать с тобой».

Уединенность в Англии достигается старательно выстроенными отношениями. В Америке вы разговариваете со своим соседом по дому, поскольку живете рядом. В Англии то, что у вас есть сосед, вовсе не означает, что вы вообще знакомы.

Известна история об американце, выпускнике колледжа, который познакомился с английской леди на борту лайнера по пути в Европу. Англичанка соблазнила парня, и у них был бурный роман.

Месяц спустя американец оказался на большом и очень официальном обеде в Лондоне, среди гостей, к своему восторгу, увидел леди Икс. Подойдя к ней, он сказал:

– Здравствуй! Как дела?

Опустив свой патрицианский нос, леди Икс произнесла отчетливо и чопорно:

– Нас, кажется, не представляли друг другу.

– Но… – пробормотал удивленный молодой человек, – ты, конечно, помнишь меня? – Затем, набравшись смелости, добавил: – Послушай, только месяц назад мы спали вместе, пересекая океан.

– И это, – с ледяным спокойствием произнесла леди Икс, – вы считаете официальным знакомством?

В Англии отношения создаются не по принципу ближайшего соседства, а в соответствии с социальным положением. Вы не обязательно станете приятелем своего соседа, если у вас разное социальное положение. Это не только традиция, но и результат перенаселенности. Французы, подобно англичанам, также живут скученно, но иные исторические традиции привели к иному результату. В то время как скученность явилась причиной, по которой англичане с необычным уважением относятся к частной жизни, французы с большим участием относятся друг к другу.

Француз встречает ваш взгляд, прямо глядя вам в глаза. В Париже женщин не зазорно пристально разглядывать на улицах. Многие американки, возвратясь из Парижа, чувствуют себя на родине недооцененными. Француз всем своим видом передает невербальное послание: «Ты мне нравишься. Я, вероятно, никогда не познакомлюсь и не заговорю с тобой, но я оцениваю тебя по достоинству».

Ни один американец не смотрит так на женщину. Это было бы воспринято как грубость, а вовсе не высокая оценка.

Во Франции скученность населения вызвана ограниченностью пространства, но это же обстоятельство породило большее участие в жизни друг друга. Во французских парках пространство организовано иначе, чем в американских. Французы любят открытые пространства, это заметно и в городах.

Американцы относятся к этому совершенно иначе. Нью-Йорк – чрезвычайно перенаселенный город, и по этой причине у нас развилось стремление к уединенности. Житель Нью-Йорка традиционно известен своим «недружелюбием и грубостью», и, как ни странно, подобное развилось из уважения к частной жизни соседа. Мы не станем вторгаться в эту частную жизнь, поэтому мы игнорируем друг друга в лифтах, в метро, на людных улицах.

Мы шагаем рядом в своих собственных маленьких мирках, и, когда эти мирки вынуждены соприкасаться, это нас обескураживает, мы всегда опасаемся, что мотивы наших поступков будут неправильно истолкованы.

На языке тела мы кричим: «Я вынужденно, случайно задел вас, но моя скованность говорит вам, что я никоим образом не намерен нарушить вашу неприкосновенность». Вторжение – наихудший грех. Заговорите с незнакомым человеком в Нью-Йорке – и вы встретите удивленную, настороженную реакцию.

Только во времена больших кризисов барьеры рушатся, и тогда мы понимаем, что жители Нью-Йорка вовсе не враждебны, но скорее робки. Во время памятного отключения электроэнергии на северо-востоке все потянулись друг к другу, чтобы помочь, успокоить, ободрить и передать немного тепла, и в течение нескольких долгих часов город был местом, полным жизни.

Затем свет включили – и мы вернулись в наши зоны суровой уединенности.

За пределами Нью-Йорка, в маленьких американских городках, более открытое, дружелюбное поведение. Люди здороваются с незнакомцами, улыбаются им и часто вступают в разговор. Однако в очень маленьких городках, где все знают друг друга, где личная жизнь на виду, к незнакомцу могут относиться столь же неприветливо, как и в очень большом городе.

4
Вторжение в чужое пространство

Защита зон тела

С первого взгляда трудно понять точное соотношение между личными пространствами, зонами или территориями и кинесикой – языком тела. Но если мы не поймем основных принципов индивидуальных пространств, то не сможем оценить, что происходит, когда вторгаются в эти территории. То, как мы реагируем на вторжение в наше личное пространство, во многом связано с языком тела. Мы должны понимать наше собственное агрессивное поведение и наши реакции на агрессию других, если намерены понять, какие сигналы мы посылаем и получаем.

Возможно, самая трогательная история о вторжении в зону личного пространства написана почти полвека назад Х. Де Вере Стакпулом и называется «Голубая лагуна». Это история о маленьком ребенке, попавшем в результате кораблекрушения на тропический остров вместе со старым моряком. Моряк растит мальчика до тех пор, пока тот не становится самостоятельным, а затем умирает, и ребенок растет вплоть до зрелого возраста в одиночестве, затем встречает юную полинезийку и влюбляется в нее. В романе рассказана их любовная история. С детства девушке внушали, что к ней запрещено прикасаться любому мужчине. Борьба чувств с этим племенным табу завершается позволением юноше прикоснуться к юной полинезийке – это и составляет финал трогательной истории.

Архаическое представление о том, что человек может встать на защиту зоны своего тела и личной неприкосновенности, привело Стакпула к исследованию этой темы, но только в последнее десятилетие ученые начали понимать сложное значение личного пространства.

В предыдущей главе я рассказывал о психиатре, который с помощью пачки сигарет преподал мне урок относительно вторжения в личное пространство. Он, в свою очередь, научился многому из того, что знал, наблюдая реакцию пациентов в больницах для душевнобольных – этом изолированном микрокосмосе, который отражает общие закономерности внешнего мира. Но психиатрическая больница является и весьма специфическим местом: ее обитатели более поддаются внушению и более склонны к агрессии, чем нормальные мужчины и женщины, и часто их поведение искажает реакцию психически здоровых людей.

Насколько агрессивно поведение душевнобольного к другому человеку, зависит от иерархического положения последнего. Это тест на господство. В любой больнице для душевнобольных один-два пациента добиваются более значимого положения агрессивным поведением, но их всегда сможет «привести в чувство» один из санитаров. В свою очередь, тот находится в подчинении у медсестры, а она у врача.

Эта весьма реальная иерархия, отмеченная в этих учреждениях, такова же и во внешнем мире, – в армии или бизнесе, где существуют определенные степени значимости. В армии иерархия обозначена определенной системой символов: нашивками, птичками, звездочками. Но и без символов сохраняется сложившийся порядок подчинения. Я видел в душевой рядовых, почтительно относившихся к сержантам, хотя те не имели на себе знаков различия. Своим поведением и манерой держаться они были способны передать языком тела вполне понятное сообщение о своем звании.

Путь наверх

В мире бизнеса, где не носят ни нашивок, ни других очевидных символов, наблюдается та же способность обнаружить свое социальное превосходство, это характерно для всех людей, занимающих высокое положение. Как они это делают? Какие способы используют, чтобы заставить подчиняться себе, какие уловки применяют в ожесточенной конкурентной борьбе за свою должность?

Два исследователя попытались понять это, засняв серию немых фильмов. У них было два актера, которые играли роли руководителя и посетителя, и они менялись ролями в различных эпизодах. В одной сцене человек сидит за письменным столом, а другой, играющий роль посетителя, стучит в дверь, открывает ее и подходит к столу, чтобы обсудить какой-то деловой вопрос.

Публику, смотревшую фильм, попросили оценить руководителя и посетителя. Из оценок начал вырисовываться определенный набор правил. Посетитель оказывался в наиболее униженном положении, когда останавливался у двери и, стоя у порога, разговаривал с сидящим за столом человеком. Посчитали, что он имеет больший вес, когда проходит половину расстояния до стола, и наибольший – когда подходит вплотную к столу и стоит непосредственно перед сидящим руководителем.

Другим фактором, влиявшим на положение посетителя, по мнению наблюдателей, был промежуток времени между тем, как он стучал и входил, а для сидящего за столом руководителя – время между тем, когда он слышал стук и отвечал на него. Чем быстрее посетитель входил в комнату, тем более значительным он выглядел. Чем больше времени требовалось руководителю для ответа, тем больший вес имел он.

Было очевидно, что все происходящее связано с освоением пространства. Посетителю позволяют войти на территорию руководителя, и уже одним этим автоматически означено более высокое положение руководителя.

То, как далеко на его территорию проникнет посетитель и как быстро он это сделает, другими словами, насколько решительно он бросит вызов личному пространству руководителя, будет свидетельствовать о его положении.

Большой начальник войдет в кабинет своего подчиненного без предварительного доклада. Подчиненный же будет ожидать за дверью, пока ему не позволят войти. Если начальник разговаривает по телефону, подчиненный может на цыпочках выйти и зайти позднее. Если подчиненный разговаривает по телефону, начальник обычно утверждает свой статус, стоя над подчиненным, пока тот не забормочет: «Позвольте мне перезвонить вам» – и затем уделит боссу максимальное внимание.

В деловом мире постоянно происходят перемещения, идет борьба за повышение по службе, и таким образом символы положения становятся весьма необходимой частью этого процесса. Руководитель с «дипломатом» наиболее очевидный символ, и нам всем известен анекдот о человеке, который носит в «дипломате» только свои бутерброды, но это важно для имиджа, который он старательно формирует. Я знаком с чернокожим министром, деятелем в области образования, который много путешествует по стране. Он рассказал мне, что в городах американского Юга, в центральных кварталах или в отеле он появляется только в деловом костюме и с «дипломатом». Эти два символа придавали ему определенную значимость, которая отличала его от «ниггера».

Большой бизнес использует множество символов, свидетельствующих о положении. Большая фирма медикаментов в Филадельфии заработала на продаже транквилизаторов достаточно денег, чтобы построить новое здание для быстро увеличивающегося штата сотрудников. В здании могло быть любое количество офисов и рабочих помещений, но совершенно сознательно компания оборудовала их в соответствии со статусом работников. Угловые офисы на самом высоком этаже предназначались для высшего персонала, угловые этажом ниже – для персонала рангом пониже, еще менее важные руководители имели офисы без угловых окон, следующие по положению за ними работали в офисах вообще без окон, у персонала рангом еще ниже были отгороженные отсеки со стенами из дымчатого стекла, без дверей, а персонал ступенью еще ниже занимал помещения, разгороженные перегородками из прозрачного стекла. Чиновники самого низкого ранга сидели за столами в общей комнате.

Ранг сотрудника определялся совокупностью разных обстоятельств: важностью работы, зарплатой, ученой степенью. Степень доктора медицины, например, давала любому человеку, независимо от его зарплаты и стажа работы, право иметь закрытый офис. Доктор фармакологии мог иметь или не иметь такой офис – в зависимости от других факторов.

Внутри этой системы оставалось достаточно пространства для множества других знаков, свидетельствующих о важности занимаемой должности. Занавеси, коврики, деревянные столы, а не металлические, мебель, кушетки, стулья и, конечно, наличие секретарши – все устанавливало степень значимости.

Важным элементом в этой системе было различие между кабинками с матовыми стеклами и с простыми. Кабинет с простыми стеклами автоматически означал незначительную роль служащего. Его территория в наибольшей мере была открыта для визуального вторжения, следовательно, он был намного более уязвим.

Как стать лидером

Открытие территории и вторжение в чужое пространство – важные показатели ранга в бизнесе. Что же такое лидерство? Какими способами или как языком тела заявляет о себе лидер?

В годы перед Второй мировой войной Чарли Чаплин снял фильм под названием «Великий диктатор». Как и во всех его фильмах, там во многих эпизодах используется язык тела, но самый великолепный из них – сцена в парикмахерской.

В этом эпизоде Чаплин в роли Гитлера и Джек Оуки в роли Муссолини бреются, сидя в соседних креслах. Действие сосредоточено вокруг попыток каждого из них занять господствующее положение по отношению к другому, чтобы утвердить свое лидерство. Поскольку они прикованы к креслам, их лица намылены, а на шеях салфетки, остается только один способ достичь господства – контролировать высоту кресел. Они могут опускать и поднимать их. Побеждает тот, чье кресло окажется выше.

Господство, достигаемое с помощью физического возвышения, общеизвестно, оно существует и в животном мире. Недавние исследования показали, что среди волков вожак стаи утверждает свое превосходство, борясь с молодым или волком из другой стаи; он опрокидывает побежденного на землю и стоит над ним. Поверженный зверь выражает свою готовность подчиниться, ползая перед вожаком стаи и подставляя ему свою глотку и живот. Вопрос в том, кто выше.

То же происходит и у людей. Мы все знаем о традиции коленопреклонения перед королями, идолами, алтарями. Поклоны и реверансы в большинстве случаев являются знаками своего подчиненного положения. Все эти действия выражают послание на языке тела: «Ты выше меня, следовательно, ты господин».

Один мой знакомый, молодой человек ростом больше метра восьмидесяти, чрезвычайно преуспел в бизнесе благодаря умению поставить себя на место своих коллег. Наблюдая, как он ведет себя в некоторых успешных деловых операциях, я понял, что при малейшей возможности он горбился, сутулился, чтобы его партнер уверился в своем превосходстве.

В семье кресло главного члена, обычно отца, будет находиться во главе прямоугольного или овального стола. Предпочтение, отданное круглому столу, часто расскажет кое-что об особенностях семьи. Точно так же при дискуссиях, когда все участники группы сидят за столом, лидер автоматически занимает положение во главе его.

Это вовсе не открытие, мы находим его в истории о короле Артуре и его Круглом столе. Стол был круглым, так что вопроса о господстве не возникало и все рыцари, сидя за ним, пользовались равным уважением. Однако, где бы ни сидел сам Артур, он господствовал над всеми, и статус рыцаря снижался в зависимости от того, как далеко он находился от короля.

Управляющий крупной фармацевтической компанией, в которой я работал, имеет офис, где, помимо его письменного стола и кресла, есть диван, стул и кофейный столик с парой кресел вокруг него. Официальный или неофициальный характер встречи зависел от того, куда он усаживался. Если приходил посетитель, с которым предполагалась неофициальная встреча, управляющий обходил вокруг своего стола и проводил посетителя к дивану, мягкому креслу или кофейному столику. Если предстояла чрезвычайно официальная встреча с посетителем, он оставался за своим столом.