Текст книги "Прекрасный принц"

Тэйлор встала.

– Вы не передумаете?

– Нет, – ответила бабушка. – А ты не передумаешь?

В резком, отнюдь не шутливом тоне ее голоса слышался вызов. Тэйлор заставила себя улыбнуться.

– Нет, я не передумаю, – отозвалась она с такой же силой.

– Тогда поторопись, Тэйлор. Время уходит зря, а оно, видишь ли, мой враг.

Тэйлор направилась к двери, соединяющей спальню и соседнюю маленькую гостиную. Она прошла уже полкомнаты, когда вдруг остановилась.

– Мадам!

– Что тебе?

– Пока Томас не привел всех… мы ведь не сможем остаться больше наедине, и я… можно мне…

Она больше ничего не сказала. И не было в этом нужды. Бабушка сама прекрасно поняла, о чем просит внучка.

В комнате раздался громкий вздох.

– Ну, если нельзя иначе… – проворчала старуха.

– Благодарю вас.

– Говори, Тэйлор.

– Я люблю вас, Мадам. Всем сердцем люблю.

* * *

Он не мог поверить, что сделал это. Проклятье, чуть было не сорвал все дело. Он с отвращением встряхнул головой. «Каким же надо быть человеком, чтобы заставить одного брата купить свободу другому? Настоящим ублюдком, вот кем, – подумал он про себя, – настоящим су…»

Лукас Майкл Росс отогнал прочь эти яростные мысли. Что сделано, то сделано. Мальчик свободен и готов начать новую жизнь. Это главное. А этот сукин сын, наследник семейного состояния, в конце концов, свое получит. Что до Лукаса, то ему наплевать, сгниет или будет процветать в Лондоне его старший сводный братец.

Но гнев его не проходил. Лукас прислонился к колонне неподалеку от ниши и наблюдал, как по мраморному полу великолепной бальной залы перед ним кружатся пары. Рядом с ним стояли друзья его брата, Моррис и Хэмптон. Оба были титулованными особами, но он не мог вспомнить, какие именно титулы они носили. Молодые люди были увлечены горячим спором о достоинствах и недостатках капитализма в Америке и о том, почему он все равно обречен на неудачу. Лукас делал вид, что ему интересно, изредка поддакивал, а в основном игнорировал и этих двоих, и их спор.

Это был его последний вечер в Англии. Не было желания наслаждаться им, хотелось поскорее его закончить. Лукас не чувствовал особенной привязанности к этой унылой стране и на самом деле не мог до конца понять людей, которые решили обосноваться здесь. После Америки, где он жил на диких просторах, почти не тронутых цивилизацией, Лукас никак не мог представить себе, что кто-то намеренно выбирает Англию. Он находил, что большинство ее жителей такие же напыщенные и вычурные, как их руководители и их памятники. У него вызывали отвращение теснота, бесконечные дымовые трубы, серо-черная пленка, висевшая над городом, безвкусица женщин и чопорная суетливость мужчин. В Лондоне он всегда чувствовал себя, как в тюрьме или в клетке. Ему вдруг вспомнился танцующий медведь, которого он однажды в детстве видел на сельской ярмарке в окрестностях Цинциннати. Зверя нарядили в мужские шаровары, и он танцевал на задних лапах – все время вокруг своего хозяина, который направлял его, держа за длинную тяжелую цепь, надежно закрепленную на шее медведя.

Мужчины и женщины, кружащиеся в танце, напоминали Лукасу того дрессированного медведя. Их движения были резки, неестественны и, конечно, отрепетированы. Платья на женщинах были разных цветов, но совершенно одинаковые по стилю и покрою. Мужчины, на его взгляд, выглядели столь же глупо. Все они, как на подбор, были облачены в торжественно-черное, как в униформу. Черт побери, даже их ботинки были похожи как две капли воды. Нормы и правила общества, полного условностей, в котором они жили, были их цепями, и Лукас вдруг почувствовал, что ему даже немного жаль их. Никогда им не узнать ни настоящих приключений, ни свободы, ни открытых просторов. Они поживут, потом умрут, но так и не поймут, что они потеряли.

– Отчего вы так сморщились, Лукас?

Это спросил Моррис, старший из двух англичан. Он внимательно смотрел на Лукаса, пока тот собирался с ответом.

Лукас кивком показал на танцующих.

– Я вот думаю, что среди них нет ни одной белой вороны, – ответил он со своим мягким протяжным кентуккийским выговором, который так забавлял его собеседников.

Было очевидно, что Моррис не понял смысла этого замечания. Он в замешательстве покачал головой. Более проницательный Хэмптон пояснил:

– Это он о танцующих.

– Ну и? – переспросил Моррис, все еще не понимая.

– Ты разве сам не замечаешь, как похожи друг на друга все женщины? У всех волосы завязаны тугим узлом на затылке, и почти у каждой дурацкие перья торчат во все стороны. Да и платья не отличить одно от другого. А все эти хитроумные проволочные каркасы у них под юбками, чтобы их задницы выглядели более замысловато!.. Да и мужчины тоже не лучше. Все одеты как один.

Хэмптон повернулся к Лукасу:

– Воспитание и образование совсем лишили нас индивидуальности.

– Но Лукас тоже одет официально, как и мы, – выпалил Моррис с таким видом, будто эта мысль только что пришла ему в голову. Этот низкорослый коренастый мужчина в толстых очках и с редеющими волосами имел свое твердое мнение по любому вопросу. Он был убежден, что его исключительная миссия – быть адвокатом самого дьявола и оспаривать любую точку зрения, которую выскажет его лучший друг. – Одежда, против которой ты вдруг ополчился, замечательно подходит для балов, Хэмптон. А в чем бы ты хотел видеть нас на балу? В сапогах и кожаных штанах?

– А что? Это бы освежило обстановку, – огрызнулся Хэмптон. И, прежде чем Моррис сообразил, что ответить, он повернулся к Лукасу и переменил тему:

– Вам уже хочется поскорее вернуться в свою долину?

– Да, – охотно согласился Лукас и впервые за весь вечер улыбнулся.

– Значит, вы завершили все свои дела?

– Да, почти все.

– Вы разве не завтра уезжаете?

– Завтра.

– И как вы собираетесь закончить дела, если у вас осталось так мало времени? – удивился Хэмптон.

Лукас пожал плечами.

– Осталось только одно небольшое дело, – объяснил он.

– Вы забираете Келси с собой? – поинтересовался Хэмптон.

– Именно из-за него я и приезжал в Лондон, – ответил Лукас. – Мальчик уже в дороге. Он направляется в Бостон со своими братьями. Они выехали позавчера.

Келси был самым младшим из трех сводных братьев Лукаса. Двое старших, Джордан и Дуглас, были уже вполне закаленными переселенцами и обрабатывали свою землю в долине. В последний приезд Лукаса в Англию Келси был еще слишком мал, и он оставил его с гувернерами еще на два года. Сейчас Келси было почти двенадцать лет. Интеллектуально мальчик был развит, уж об этом Лукас позаботился, а вот эмоционально он был совершенно заброшен, можно сказать, находился буквально на голодном пайке. Об этом позаботился сукин сын, наследник семейного состояния.

Теперь уже не имело значения, готов ли Келси к суровой жизни на природе. Он просто умрет, если не уедет из Англии.

– Жаль, что Джордан и Дуглас не побыли в Англии еще немного, – заметил Моррис. – Им бы понравился сегодняшний вечер. Здесь полно их друзей.

– Они хотели уехать раньше, вместе с Келси, – объяснил Лукас.

А еще они были полны решимости как можно скорее вывезти мальчика из Англии. Едва сукин сын, наследник, подписал все необходимые бумаги об опекунстве, они сразу отправились в путь, опасаясь, что он передумает или запросит еще большую сумму в обмен на собственного брата.

В Лукасе опять начала закипать злоба. Черт побери, как же ему самому не терпелось поскорее уехать из Англии. Во время войны с Югом он попал в тюремную камеру размером не больше чулана. С тех пор у него появилась боязнь замкнутого пространства, и ему стало казаться, что он сойдет с ума, если не выберется оттуда. На том, однако, мучения его не прекратились, и жизнь поставила его перед новым ужасным испытанием, о котором он даже не мог подумать без того, чтобы его не прошиб холодный пот. Да, война здорово изменила его. Он не мог больше выносить тесных помещений. У него перехватывало горло и становилось трудно дышать. И вот сейчас это чувство опять начинало расти в нем. В его глазах Лондон быстро превращался в тюрьму, и он не мог думать ни о чем, кроме того, как выбраться на свободу.

Лукас достал карманные часы и открыл крышку. Полночь наступит через двадцать минут. Надо потерпеть, сказал он себе. Он обещал побыть до полуночи и еще двадцать минут как-нибудь переживет.

– Как жаль, что я не могу поехать с вами в вашу долину, – неожиданно выпалил Хэмптон.

Моррис даже слегка ошалел от такого высказывания. Он покосился на своего приятеля сквозь толстые очки.

– Ты шутишь? У тебя дома масса обязательств. Для тебя что, твой титул и земли так мало значат? Не могу поверить, что ты говоришь серьезно. Ни один человек в здравом уме ни на что не променяет Англию с ее богатыми возможностями и перспективами.

Морриса, как видно, сильно задело подобное предательство по отношению к своей отчизне. Он принялся выговаривать Хэмптону, чтобы пристыдить его. Лукас даже не прислушивался. Он только сейчас заметил на другом конце зала этого сукина сына, наследничка. Уильям Мерритт был законным первым сыном. Лукас был на три года младше. И к тому же незаконнорожденным. Их отец приезжал в Америку еще совсем молодым человеком и там вскружил голову юной, невинной деревенской девушке. Он клялся ей в любви и каждую ночь того месяца, что провел в Кентукки, укладывал ее с собой в постель, а потом решил сообщить, что дома в Англии его дожидаются жена и сын. И вот теперь этот самый сын стал точной копией своего родителя. Он был сущим демоном, думающим только о собственных желаниях и удовольствиях. Преданность и семейные ценности не имели для него никакого значения. И так как он обладал всеми преимуществами первенца, ему по наследству перешли земля, титул и все имеющиеся средства. Его отец не побеспокоился о том, чтобы обеспечить других своих законных сыновей, а первенец не собирался делиться богатством, Джордана, Дугласа и Келси не просто оставили на улице. Их туда вышвырнули.

Джордан первым отыскал Лукаса и попросил его о помощи. Он хотел приехать в Америку и начать новую жизнь. У Лукаса не было желания впутываться в это дело. Джордан и его братья были ему совсем чужими. Так же как и мир благополучия и роскоши, в котором они привыкли жить. И хотя отец у них был общий, он не испытывал к ним никаких родственных чувств.

Справедливость, однако, совсем другое дело.

Он не сумел оттолкнуть Джордана, даже не задумываясь, почему так делает. А потом приехал Дуглас, и Лукасу было уже слишком поздно что-либо менять. Когда же он съездил в Англию и увидел, как обращаются с Келси, он понял, что просто обязан освободить из этих пут и самого младшего брата.

И это стоило цены, которую Лукасу надо было заплатить, – его собственной свободы.

Вальс закончился громким крещендо как раз в тот самый момент, когда Моррис завершил свое импровизированное нравоучение. Музыканты оркестра поднялись и церемонно раскланялись под гром оваций.

Внезапно аплодисменты резко оборвались. Пары, все еще толпившиеся в центре зала, повернулись в сторону входа. Среди гостей воцарилось молчание. Лукас был заинтригован поведением толпы. Он тоже повернулся, чтобы посмотреть, какое такое чудо лишило всех дара речи, и в этот момент Моррис слегка толкнул его локтем.

– В Англии еще не все так ужасно. Взгляните-ка, Лукас. Доказательство превосходства Англии входит в эту залу.

Это было сказано с таким восторгом, что Лукас вовсе не удивился бы, увидев сейчас саму королеву английскую.

– Хэмптон, подвинься, а то ему за тобой не видно, – приказал Моррис.

– Да Лукас на целую голову выше многих мужчин в этой зале, – пробормотал Хэмптон. – Он и так все увидит. И, кроме того, я не могу ни на секунду оторвать взгляд от этого видения и уж тем более никуда не собираюсь двигаться. Боже милосердный, она явилась, – добавил он шепотом, и в его голосе явно слышались нотки обожания. – Да, смелости ей не занимать. Этого у нее не отнимешь.

– Вот и ваша белая ворона, Лукас, – объявил Моррис с гордостью.

Молодая леди, о которой шла речь, стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей вниз в бальную залу. Наши англичане не преувеличили. Она и в самом деле была необычайно красива. Ее ярко-синее платье с присборенным воротником, умеренно открытое и не слишком плотно облегающее фигуру, все же позволяло увидеть плавные линии ее тела и кремово-белую кожу.

Красавица была совершенно одна, и, судя по едва уловимой улыбке на губах, ее ничуть не беспокоил переполох, вызванный ее появлением. Похоже, не беспокоило ее и то, что платье ее уже нельзя было назвать модным. Юбка не была взбита под разными странными углами, и под ней явно отсутствовало хитроумное проволочное сооружение. Волосы не были сплетены на затылке в тугую косу. Длинные золотистые локоны спадали мягкими волнами на ее нежные плечи.

Нет, она не была точной копией других женщин на этом балу, и, возможно, именно поэтому к ней было приковано восторженное внимание всех присутствующих мужчин. Она была свежим дуновением совершенства.

Такое прелестное зрелище не могло оставить Лукаса равнодушным. Он инстинктивно зажмурился и тут же открыл глаза. Она никуда не исчезла. Он не видел, какого цвета у нее глаза, но был уверен, что они голубые… светло-голубые. Они просто не могли быть другими.

Он вдруг почувствовал, что ему трудно дышать. Грудь его как будто сжало тисками, а сердце бешено забилось. Черт побери, он ведет себя, как школьник. Это было унизительно.

– Она и в самом деле белая ворона, – согласился Хэмптон. – Посмотрите-ка на маркиза. Он стоит на другом конце залы. А я могу поклясться, что даже на таком большом расстоянии читаю желание в его глазах. Мне кажется, его молодая жена тоже это заметила. Вы только полюбуйтесь, как она на него уставилась. Боже, как восхитительно! Я только надеюсь, что теперь этот злодей наконец получит по заслугам. О, простите меня, Лукас! Мне не следовало в таком неуважительном тоне отзываться о вашем сводном брате.

– Я его за родственника не считаю, – отвечал Лукас суровым и твердым голосом. – Он всех нас оставил без гроша еще тыщу лет назад. И вы правы, Хэмптон, справедливость торжествует так, как вам даже трудно себе представить.

Хэмптон посмотрел на него с любопытством:

– Очень даже интересно, Лукас. Что же вы такое знаете, чего мы не знаем?

– Может быть, он уже наслышан о том унижении, – вмешался Моррис. Он не стал дожидаться, подтвердит это Лукас или опровергнет, а поспешил полностью описать ситуацию, на тот случай, если Лукас все-таки не знаком с ней во всех подробностях. – Это прелестное видение в синем с пленительной улыбкой на устах когда-то было помолвлено с вашим сводным братом – впрочем, я уверен, что уж об этом-то вы знаете, – начал он. – Все было гладко, пока он ухаживал за ней, а она, такая юная и чистая, безусловно, находила его весьма привлекательным. А потом, за две недели до свадьбы, Уильям сбежал с кузиной своей невесты, Джейн. На торжество уже было приглашено больше пятисот человек гостей, и, конечно, всем пришлось сообщить, что свадьба отменяется. Это событие должно было стать гвоздем сезона. Можете себе представить, каким позором стала его отмена, да еще буквально за несколько дней!

– Видите, как Джейн теперь жмется к Уильяму? – хмыкнул Хэмптон. – Но ведь это просто смешно. Уильям даже не пытается скрыть свои похотливые мысли. Я не удивлюсь, если он уже раскаивается. Джейн всего лишь бледная тень того, что он упустил, так ведь?

Но Лукасу не было смешно.

– Уильям просто дурак, – пробормотал он. Хэмптон кивнул в знак согласия:

– Я презираю Уильяма Мерритта. Он проходимец и плут. Он одурачил моего отца, а потом публично хвастался, какой он умный. Это было для отца огромным унижением.

– А посмотри, как Уильям поступил со своими собственными братьями, – вставил Моррис.

– Ведь он едва не погубил Джордана и Дугласа, верно? – спросил Хэмптон.

– Да, именно так, – отвечал Моррис. – Но сейчас ему приходится расплачиваться. Он никогда в жизни не будет счастлив. Джейн такая же отвратительная, как и он сам. Они вдвоем составляют ужасающую пару, вам не кажется? По слухам, она скоро родит ему ребенка. Я заранее жалею этого младенца, если эти слухи – правда.

– Вполне может быть, – согласился Хэмптон. – Они особенно и не скрывали своей связи, даже когда он был помолвлен. Но Джейн еще пожалеет. Она-то думает, что Уильям унаследует огромное состояние.

– А разве нет? – поинтересовался Лукас. Хэмптон отрицательно покачал головой:

– Это очень скоро станет всем известно. Он не богаче нищего. Этот недоумок играл на бирже и потерял все до последнего фунта. Его земля теперь принадлежит не ему, банкирам. Вероятно, он рассчитывает на то, что Джейн получит солидное состояние, когда умрет старая леди Степлтон. Она долго болела, но, как я понял, опять чудом поправилась.

Вновь заиграла музыка. Толпа была вынуждена перестать глазеть. Леди Тэйлор слегка приподняла подол платья и спустилась вниз по ступенькам. Лукас не мог оторвать от нее глаз. Он сделал шаг в ее сторону, потом остановился и снова посмотрел на свои карманные часы.

Остается еще десять минут. Еще каких-нибудь десять минут – и он свободен. Лукас громко удовлетворенно вздохнул и улыбнулся с чувством приятного ожидания.

Тэйлор тоже улыбалась. Она точно исполняла волю бабушки. Она приказала себе улыбаться, как только переступила порог залы, и Бог свидетель, никто ни словом, ни делом не заставит ее нахмуриться.

И она будет улыбаться. И праздновать вместе с остальными. Это похоже на агонию. Ей было так тошно от этого издевательства, что у нее внутри все горело.

Только не поддаваться отчаянию. Ей надо думать о будущем, вспомнила она бабушкины слова. Малютки нуждаются в ней.

Молодые незанятые мужчины бросились к Тэйлор. Но та не обратила на них внимания. Она окинула взглядом залу в поисках своего кавалера. Заметила кузину Джейн, потом Уильяма, но запретила себе смотреть в их сторону. Сердце ее сильно забилось. Господи, что же делать, если они вдруг подойдут к ней? Что она скажет им? Поздравляю? Тэйлор почему-то не подумала, что увидит их здесь. Она была поглощена переживаниями за бабушку. И места для других забот в ее голове не осталось. Как ни странно, днем Мадам сделалось лучше, и когда Тэйлор уходила от нее, она надеялась, что, может быть, и на этот раз все обойдется.

Какой-то пылкий юноша, которого она точно где-то встречала, только не могла вспомнить где и когда, умолял подарить ему один танец. Тэйлор вежливо ему отказала. Как только он отошел, она отчетливо услышала высокий и пронзительный смех Джейн. Обернувшись, увидела ее коварно усмехающееся лицо, а потом заметила, как какая-то молодая девушка торопливо бросилась к выходу. Тэйлор узнала ее. Это была леди Кэтрин, самая младшая из отпрысков сэра Коннана, не старше пятнадцати лет от роду.

Замужество не изменило характера кузины. Кэтрин только что стала ее очередной жертвой, решила Тэйлор, когда увидела, какое расстроенное у девушки лицо.

Внезапно Тэйлор захлестнуло чувство уныния и грусти. Жестокость была для некоторых ее родственников своеобразным спортом, от которого они получали огромное наслаждение. Ее тошнило от их низости, но в ее теперешнем душевном состоянии она просто не знала, как с этим бороться, и остро ощущала собственную беспомощность и бесполезность. Она и раньше понимала, что не вписывается в высший слой великосветского общества Англии, и, возможно, поэтому всегда витала в облаках и зачитывалась дешевыми романами. Да, она была мечтательницей, как справедливо укоряла ее бабушка, но Тэйлор не считала, что это так уж плохо. Действительность подчас бывала довольно отвратительна, и было бы совсем невыносимо, если бы она не умела отвлечься и помечтать о своем. Это было бегство от реальности, чистое и наивное.

Больше всего на свете она любила романтические рассказы. К сожалению, единственными героями, которых она знала, были удалые персонажи Дэниел Бун и Дэви Крокетт. Их давно уже не было в живых, но романтические легенды, которые окружали их жизни, до сих пор завораживали писателей и читателей.

Мадам хотела, чтобы она спустилась на землю, ибо считала, что героев больше не осталось. Печальные размышления Тэйлор были прерваны резким толчком, едва не сбившим ее с ног.

Юная леди Кэтрин неслась к лестнице в состоянии такого отчаяния, что не замечала ничего вокруг. Она думала лишь о том, чтобы убежать от жестокости.

Тэйлор остановила обезумевшую девушку:

– Погодите, Кэтрин.

– Прошу вас, дайте мне пройти, – взмолилась бедняжка.

По лицу ее бежали слезы. Но Тэйлор не отпускала ее руку.

– Перестаньте плакать, – приказала она. – Вы никуда не пойдете. Если уйдете сейчас, то потом будет еще труднее показаться людям. Вы не можете позволить Джейн распоряжаться вами подобным образом.

– Вы не знаете, что произошло, – простонала Кэтрин. – Она сказала… она всем говорит, что я…

Тэйлор легонько сжала ее руку, чтобы девушка успокоилась.

– Не имеет значения, какие пакости она говорит. Если вы сделаете вид, что вам безразличны и она сама, и ее клевета и оскорбления, то никто и никогда ей не поверит.

Кэтрин достала платок из рукава платья и вытерла лицо.

– Это было такое унижение, – прошептала она. – Не знаю, чем я провинилась, что она так напустилась на меня.

– Вы молоды и очень хороши собой, – отвечала Тэйлор. – Вот она и разозлилась. Ваша ошибка в том, что вы слишком сблизились с ней. Ничего, вы переживете это, как пережила я. Уверяю вас, Джейн уже подыскивает новую жертву, чтобы еще одного человека сделать несчастным. Собственная жестокость забавляет ее. По-моему, она просто отвратительна.

Кэтрин с усилием улыбнулась:

– О да, леди Тэйлор. Она и правда отвратительна. Вы не слышали, что она сейчас о вас говорила. Что сапфиры, которые на вас, должны на самом деле принадлежать ей.

– Вот как?

Кэтрин кивнула.

– Она говорит, леди Эстер совсем рехнулась и…

– Меня не интересует, что Джейн говорит о моей дорогой бабушке, – резко перебила ее Тэйлор.

Кэтрин посмотрела через ее плечо и прошептала:

– Она наблюдает за нами.

Тэйлор даже не повернула головы. Боже, еще совсем чуть-чуть, подумала она, и я вырвусь из этого кошмара.

– Кэтрин, можете ли вы оказать мне одну очень большую услугу?

– Все, что угодно! – с жаром пообещала Кэтрин.

– Наденьте мои сапфиры.

– Простите?

Тэйлор сняла ожерелье. Потом вынула из ушей серьги.

Недоумение на лице Кэтрин было таким забавным, что Тэйлор не сдержала улыбки.

– Вы шутите, леди Тзйлор. Они наверняка стоят целое состояние. Джейн сойдет с ума, если увидит их на мне.

– Она расстроится, правда? – протянула Тэйлор и снова улыбнулась.

Кэтрин рассмеялась. Ее смех эхом прокатился по зале. Он был таким чистым, искренним и радостным. И Тэйлор вдруг почувствовала себя намного лучше.

Она помогла девушке надеть драгоценности и только потом заговорила вновь:

– Никогда не идите на поводу у богатства и никогда, ни при каких условиях, не допускайте, чтобы богатство стало для вас более значимым, чем уважение к себе и чувство собственного достоинства. А иначе неминуемо станете такой же, как Джейн. Ведь вы же этого не хотите, правда?

– Боже милостивый, ни за что на свете! – выпалила Кэтрин, в ужасе от одной этой мысли. – Обещаю, что не поставлю свою жизнь в зависимость от богатства. По крайней мере, постараюсь, чтобы не оно решало мою судьбу… О, я чувствую себя настоящей принцессой в этом ожерелье! Это нормально – так чувствовать себя?

– Ну конечно, – усмехнулась Тэйлор. – Я рада, что оно вам так нравится.

– Я попрошу отца спрятать ваши сапфиры в надежном месте, а утром сама их вам доставлю.

Тэйлор отрицательно покачала головой.

– Завтра они мне не понадобятся, – объяснила она. – Я дарю их вам. Мне вообще больше никогда не понадобятся такие драгоценности.

У Кэтрин подкосились ноги.

– Но… – начала она. Было видно, что она настолько потрясена, что не способна продолжать. – Но…

– Это мой подарок.

Кэтрин неожиданно разрыдалась. Щедрость Тэйлор явно поразила ее.

– Я вовсе не хотела, чтобы вы плакали, – проговорила Тэйлор. – Вы прекрасны, Кэтрин, в сапфирах и без них. Утрите слезы, а я пока подыщу вам партнера для танца.

На глаза ей попался молодой Милтон Томпсон. Тэйлор направилась к нему. Он бросился бегом к ней навстречу. Через минуту Кэтрин уже кружилась в танце.

Она сияла от счастья. Она хихикала и кокетничала и снова стала самой собой – прелестной пятнадцатилетней девочкой.

Тэйлор почувствовала удовлетворение. Впрочем, ненадолго. Так где же ее кавалер? Она решила, что обойдет залу кругом, держась, разумеется, подальше от своей кузины, и если вернется ни с чем, то просто-напросто уйдет. Она явилась элегантно-поздно, а уйдет элегантно-рано. Она и так слишком много улыбалась за сегодняшний вечер, и бабушка не узнает, что пробыла она здесь всего пятнадцать или двадцать минут. Да, Мадам одобрила бы ее действия.

Тэйлор, однако, не смогла уйти далеко, потому что дорогу ей преградили три ее приятельницы-доброжелательницы – Элисон, Дженнифер и Констанс. Все они учились когда-то в школе для благородных девиц вместе с Тэйлор и с тех пор были неразлучными подругами. Элисон была на год старше других и поэтому полагала, что она наиболее изысканная и утонченная.

Она и подвела всю процессию к Тэйлор.

Элисон была высокая, немного неуклюжая шатенка с карими глазами.

– Тэйлор, дорогуша, ты сегодня прекрасно выглядишь, – объявила она. – Я, безусловно, просто меркну рядом с тобой.

Тэйлор улыбнулась. Элисон всех называла дорогушами. Она полагала, что это делало ее еще более утонченной.

– Ты ни с кем рядом не можешь померкнуть, – ответила она, инстинктивно чувствуя, что именно это Элисон и хотела услышать.

– Я сегодня хорошо выгляжу, да? На мне новое платье, – объяснила та. – Отец отдал за него целое состояние. Он твердо решил выдать меня замуж в этом сезоне, даже если это разорит его.

Забавная откровенность Элисон немного отвлекла Тэйлор.

– Я уверена, что ты можешь выбрать любого из молодых джентльменов, которые сегодня здесь.

– Единственный, который меня интересует, даже не смотрит в мою сторону, – призналась Элисон.

– Она чего только ни делала, чтобы привлечь его внимание, – вставила Дженнифер. Она заколола выпавшую прядь своих черных волос в пучок и добавила:

– Можно попробовать упасть перед ним в обморок, вот что я думаю.

– А если он ее не поймает? – возразила Констанс. – Оставь в покое свои волосы, Дженнифер. Ты уже испортила себе всю прическу. И надень очки, а то ты щуришься, и у тебя будут вокруг глаз морщинки.

Дженнифер не обратила внимания на замечания Констанс.

– Правда, у отца Элисон будет плохо с сердцем, если этот молодой человек начнет за ней ухлестывать, – продолжала она.

Констанс кивнула в знак согласия. И ее короткий упрямый локон качнулся в подтверждение.

– Он как раз то, что называется негодный юнец, – сообщила она Тэйлор.

– Юнец? Дорогуша, он мужчина, – сказала Элисон с упреком.

– Мужчина с темной репутацией, – парировала Констанс. – Тэйлор, а это розовое платье меня не бледнит? Дженнифер говорит, что к моим рыжим волосам и веснушкам не подходят никакие оттенки розового, но мне так понравилась эта ткань…

– Ты выглядишь прелестно, – ответила Тэйлор.

– У него и правда небезупречная репутация, – согласилась Элисон. – Но именно это-то в нем как раз меня больше всего и привлекает.

– Мелинда говорит, что он только за одну последнюю неделю каждую ночь проводил с новой женщиной, – не унималась Констанс. – Представляете? Он может заполучить кого захочет. Он очень…

– Обольстительный? – предложила Элисон как вариант.

Констанс немедленно покраснела.

– Должна признаться, в нем есть какая-то грубая привлекательность. Он такой… громадный. А глаза у него ну просто божественные. Они темно-темно-карие.

– Так о ком мы говорим? – спросила Тэйлор с любопытством.

– Мы пока не знаем, как его зовут, – пояснила Элисон. – Но он сейчас здесь и не уйдет, пока нас не представят друг другу-В нем есть что-то греховно-эротическое. – Она сделала паузу, чтобы обмахнуть лицо веером. – Заявляю, что у меня при нем сердце екает.

Тэйлор вдруг заметила, что Дженнифер смотрит на нее слегка насупясь и не без сострадания в глазах.

– Что-нибудь случилось, Дженнифер?

– О, Тэйлор, ты такая смелая, что пришла сюда сегодня.

Элисон шлепнула Дженнифер по плечу кончиком веера.

– Ради Бога, Дженнифер, мы ведь договорились не напоминать ей об этом унижении.

– А сами взяли и напомнили. Тэйлор, у тебя сердце еще разбито?

– Нет. Я, честно говоря… – Больше она не успела ничего сказать.

– По слухам, Джейн ждет от него ребенка, – прошептала Дженнифер. – Они были близки все время, что он ухаживал за тобой.

– Тебе обязательно было это говорить? – рассердилась Элисон.

– Она имеет право знать, – заспорила Дженнифер.

– Но мы не знали, – вмешалась Констанс. – Мы бы обязательно сказали тебе, Тэйлор. Мы бы никогда не допустили, чтобы ты вышла замуж за такого негодяя.

– Мне совсем не хочется говорить…

И опять ее перебили, не дав закончить мысль.

– Знаете, он здесь, – сообщила Дженнифер. – Я видела, как Джейн схватила его за руку, едва только Тэйлор вошла. И все еще не отпускает. За свои грехи Уильям Мерритт заслуживает виселицы.

– Я в самом деле не хочу говорить о нем, – удалось наконец вставить Тэйлор.

– Нет-нет, конечно, нет, – согласилась Элисон. – Запомни мои слова, дорогуша. Придет время, когда ты поймешь, как тебе повезло, что тебя бросили.

– Мы не отойдем от тебя до конца вечера, – пообещала Констанс. – А если кому-нибудь вздумается сказать глупость, то я его или ее лично поставлю на место. Обещаю тебе, Тэйлор.

– Спасибо, – поблагодарила Тэйлор. – Но я вовсе не такая нежная. Не стоит волноваться, что кому-нибудь удастся меня обидеть. Я себя в обиду не дам.

– Да, конечно, – промолвила Элисон, и в голосе ее прозвучала нотка жалости.

– Ты все еще не остыла к нему? – не терпелось узнать Дженнифер.

– Остыла. И, кстати говоря, мне…

– Ну конечно, она к нему не остыла. Она его ненавидит, – категорично заявила Констанс.

– Нет, это не так… – снова попыталась начать Тэйлор.

– От любви до ненависти один шаг, – наставительно проговорила Дженнифер. – Мне кажется, она должна возненавидеть всех мужчин вообще, и Уильяма Мерритта, в частности.

– Никогда не считала, что при помощи ненависти можно решить…

– Ты его просто не можешь не ненавидеть, – не соглашалась Констанс.

Тэйлор решила, что пора уже сменить тему и взять разговор в свои руки.

– Я каждой из вас написала длинное письмо с очень важной новостью, – выпалила она, прежде чем ее успели снова перебить.

– Это зачем еще? – поинтересовалась Элисон.

– Новость? Какая новость? – Констанс сгорала от любопытства.

Но Тэйлор только отрицательно покачала головой.