Текст книги "Сэру Филиппу, с любовью"

Глава 3

… я думаю, ты поймешь, почему я отвергла его предложение. Этот тип показался мне слишком грубым и неотесанным. Мне все-таки хотелось бы выйти замуж за того, кто обращался бы со мной если не как с королевой, то хотя бы как с принцессой. Может быть, ты скажешь, что я слишком многого требую, но на меньшее я не соглашусь.

Из письма Элоизы Бриджертон своей подруге Пенелопе Физерингтон, отправленного ею с посыльным почти сразу же после того, как Элоиза в первый раз получила предложение руки и сердца.

К полудню Элоиза окончательно убедилась в том, что совершила большую ошибку.

Совершать ошибки Элоиза не любила, и самым ужасным для нее было, когда ошибки приходилось признавать. Оставалось лишь, гордо закусив губу, тешить себя надеждой, что все как-нибудь образуется.

Когда сэр Филипп вдруг ни с того ни с сего, пробурчав себе под нос «Приятного аппетита!», выбежал из дома, словно ошпаренный, Элоиза, наверное, минут десять стояла на месте с раскрытым ртом. Она ехала к нему через всю Англию, а этот тип сбежал, не пробыв с ней и часа!

Нет, Элоиза отнюдь не ожидала, что сэр Филипп влюбится в нее с первого взгляда и станет целовать ей ноги… Но мог бы, в конце концов, вести себя и повежливее! Сначала «Кто вы, мисс?», словно был недоволен ее приездом, потом и вовсе «Приятного аппетита!» – и поминай как звали…

Чуть поостыв, Элоиза подумала, что Филипп, возможно, ни в чем и не виноват. Ведь это она придумала себе идеального сэра Филиппа, который влюбится в нее с первого взгляда, бросится к ее ногам и станет умолять стать его женой. Реальный же Филипп Крейн отличался от созданного ею образа как небо от земли. «Что ж, – горько вздохнула про себя она, – на ошибках учатся…» Но ощущать очередное разочарование в мужчине было щемяще грустно.

И самым ужасным было то, что винить Элоиза могла только себя. Сэр Филипп ни в чем не обманул ее – в своих письмах он не написал ни одной фразы, которая бы не соответствовала увиденному Элоизой. Если не считать того, что он все-таки должен был упомянуть о детях, если только всерьез собирался сделать ей предложение. К тому же отец он, судя по всему, неважный: детьми занимается лишь постольку, поскольку от них, увы, никуда не денешься. И то, как видно, все время старается найти какой-нибудь предлог, чтобы общаться с ними как можно меньше.

Элоиза обратила внимание на то, что дети буквально умоляли Филиппа провести этот день с ними. Ребенку, получающему должную заботу и внимание, никогда не пришло бы в голову молить отца об этом. Элоиза вспомнила собственное детство – небо и земля… Ее родители так опекали своих детей, что тем даже порой хотелось убежать от этой чрезмерной заботы.

О собственном отце у Элоизы сохранились самые нежные воспоминания. Правда, умер он, когда ей было всего семь, но Элоиза его прекрасно помнила. В памяти ее осталось много длинных, увлекательных сказок, которые он рассказывал ей перед сном. Еще ей запомнились поездки в Кент, долгие прогулки по бескрайним полям – иногда они ездили всей семьей, иногда отец брал лишь кого-то одного из детей, а остальным оставалось лишь завидовать этому счастливчику.

Как все это не было похоже на отношение сэра Филиппа к своим детям! Элоиза была уверена, что, не скажи она сэру Филиппу: «Вам следовало бы пойти к вашим детям», – он и не пошел бы к ним. Даже по тому, как Филипп разговаривал с детьми, чувствовалось, что дети для него – неприятная обязанность, которую он охотно переложил бы на плечи гувернантки или жены, которую, похоже, и ищет в первую очередь именно для этого. От Элоизы не укрылось и то, что, общаясь с детьми, Филипп мечтал поскорее улизнуть от них.

Что ни говори, ее новый знакомый оказался совсем не таким, каким в представлении Элоизы должен быть ее будущий избранник. Мечты оказались только мечтами. Пора бы ей уже давно научиться смотреть на вещи трезво…

«Впрочем, – подумала Элоиза, – не стоит делать окончательные выводы о человеке, пообщавшись с ним всего полчаса. В конце концов, это беда Филиппа, а не вина, что он не умеет найти нужный подход к детям».

Элоиза решительно поднялась с постели, так и не отдохнув после бессонной ночи. Но, как это бывает после достаточно сильных волнений, сон все равно не шел к ней, а просто лежать без действия ей было невмоготу – в таком состоянии ей не давали покоя мрачные мысли. Элоиза чувствовала, что если не встанет и не займет себя чем-нибудь, то просто сойдет с ума.

Элоиза распахнула окно, хотя на улице по-прежнему моросило. Но она чувствовала, что ей просто необходим свежий воздух. Да и ветра не было, а значит, дождь не будет заливать комнату.

Из окна своей спальни Элоиза могла видеть пресловутую оранжерею сэра Филиппа. Должно быть, сейчас он там – во всяком случае, в доме его не было слышно. Стекла оранжереи были матовыми, и сквозь них Элоиза могла видеть лишь смутные очертания растений.

«Каким мрачным мизантропом должен быть этот мужчина, если «общество» растений нравится ему больше, чем общество людей! – подумалось вдруг ей. – Вряд ли он даже способен поддержать интересную беседу…»

Как не был похож новый знакомый Элоизы на нее саму, никогда не закрывающую рта!

Но если он такой отшельник, то почему так старательно целый год поддерживал с ней переписку, зачем пригласил ее сюда, да и с какой стати подумывает о женитьбе, в конце концов?

Элоиза потянулась и вдохнула прохладный, влажный воздух полной грудью. Ее раздражало то, что она не знала, чем заполнить сегодняшний день. Хозяин дома до сих пор не соизволил – ни самолично, ни через кого-нибудь из слуг – известить ее о своих дальнейших планах. К столу ее тоже не звали, хотя время обедать, пожалуй, уже пришло.

Элоиза решила прогуляться, чувствуя, что ей больше невмоготу оставаться в этой душной комнате. Здесь она, чего доброго, доведет себя до истерики. Элоиза терпеть не могла чужих истерик, а уж самой оказаться в роли истерички для нее было смерти подобно.

Но потом она решила, что для того, чтобы развеяться, не обязательно выходить на улицу – для начала можно просто пройтись по дому. Элоиза так ничего сегодня и не ела, если не считать нескольких булочек и чая, и теперь чувствовала такой голод, что готова была все отдать за хлеб с джемом.

Поразмыслив о том, какое ей лучше надеть платье, Элоиза остановилась на одном из своих любимых – цвета персика: женственно, эффектно подчеркивает достоинства ее фигуры и в то же время не слишком фривольно. К тому же надевалось и снималось оно легко – не такое уж и малое преимущество, если учесть, что, сбежав из дома, Элоиза не прихватила с собой девушку-служанку и одеваться и раздеваться ей теперь придется самой.

Одевшись, Элоиза подошла к зеркалу. Из зеркала на нее глядела если и не сказочная красавица, то вполне симпатичная девушка. Удовлетворенная, Элоиза решительно вышла в коридор.

И тут же нос к носу столкнулась с обоими отпрысками сэра Филиппа. По тому, как они отшатнулись от двери, можно было заподозрить, что все то время, пока Элоиза отдыхала, близнецы подкарауливали, когда же она наконец выйдет.

– Добрый день! – не подавая виду, что догадалась об этом, проговорила Элоиза самым вежливым тоном. – Рада вас видеть!

– А мы вас видеть вовсе не рады! – без обиняков заявила Аманда. Оливер, правда, ткнул ее при этом под ребра, но сестра не обратила на это внимания.

– Вот как? – подняла бровь Элоиза. – Но может быть, все-таки не откажетесь проводить меня в столовую? Сказать по правде, я немного проголодалась!

– Нет. – Оливер скрестил руки на груди.

– А, понимаю! – Элоиза попыталась сделать вид, что не обижена. – Вы хотите отвести меня в свою комнату и показать ваши игрушки? Я угадала?

– Нет. – Ответ прозвучал в унисон.

– Вот как? Но тогда, может быть, поводите меня по дому? Он такой большой, я могу в нем заблудиться!

– Нет.

– Но вы же не хотите, чтобы я заблудилась в вашем доме?

– Хотим, – буркнула Аманда.

– Хотите, чтобы я заблудилась?

Аманда кивнула. Оливер, по-прежнему со скрещенными руками, презрительно смотрел на Элоизу.

– Все это странно, дети! Зачем же вам тогда понадобилось караулить меня под дверью?

Ответом было молчание.

– А может, вы сами не знаете, где у вас в доме какая комната?

– Мы знаем дом, – процедил Оливер.

– Мы не маленькие! – поддержала его Аманда.

– Вижу, что не маленькие. Маленьких бы взрослые не оставили без присмотра. Ваш папа что, за вами совсем не следит?

– Он занят, – произнес Оливер.

– Очень занят, – кивнула Аманда.

– Он вообще очень занятой человек, – добавил ее брат.

– И на вас у него времени нет! – подытожила девочка.

Элоиза невольно рассмеялась – близнецы тараторили наперебой, словно торопились убедить ее, что их отец всегда занят.

– Понимаю, – сказала она. – Ваш отец слишком занят, чтобы следить за вами. Однако это не объясняет, что вы делали у меня под дверью. Не думаю, чтобы он послал вас ко мне вместо себя.

Близнецы помотали головами.

Элоиза немного задумалась. Ей всегда казалось, что она умеет находить общий язык с детьми – во всяком случае, все ее племянники и племянницы, как она уже говорила сэру Филиппу, были от нее без ума. И Элоиза решила поступить так, как если бы перед ней были ее племянники.

– Понимаю! – заговорщицки подмигнула она детям. – Вы хотите сказать, что умеете предсказывать погоду! Я угадала?

– Нет, – все так же односложно ответил Оливер. Аманда тихо хихикнула, но от слуха Элоизы это все-таки не укрылось.

– Нет? А жаль – эти занудные дожди уже начинают надоедать!

– Папа любит дождь, – заявила Аманда.

– Любит дождь? – удивилась Элоиза. – Странно!

– Папа не странный. – Оливер смотрел на Элоизу как на врага. – Он хороший! Я не позволю вам говорить о нем плохо!

– Я и не говорила о нем плохо. – Элоиза лихорадочно пыталась понять, что все это значит. Сначала ей показалось, что близнецы пытаются заставить ее вернуться домой. О планах отца жениться на ней они наверняка слышали и, должно быть, не хотят обрести мачеху. Когда сэр Филипп столь неожиданно покинул ее, то, прежде чем удалиться в свою комнату, Элоиза успела немного пообщаться с горничной, и та поведала ей, что в этом доме уже сменилось с десяток гувернанток.

Но если так, то почему же дети защищают отца перед ней? Если они не хотят ее брака с их отцом, то им, напротив, было бы выгодно, чтобы у нее сложилось о нем как можно более плохое мнение!

– Уверяю вас, – клятвенно произнесла Элоиза, – я не имею ничего ни против вас, ни против вашего папы – тем более что я его, в сущности, мало знаю.

– Если вы посмеете чем-нибудь огорчить папу, – Оливер был мрачнее тучи, – то я… то я… – Захлебнувшись собственным гневом, мальчик умолк.

Элоиза присела на корточки, глядя ему прямо в лицо:

– Оливер, я готова поклясться, что не собираюсь ничем огорчать твоего папу!

Парнишка молчал.

– Аманда. – Элоиза повернулась к его сестре.

– Уезжайте отсюда. – Лицо девочки было красным от злости. – Мы вас не любим!

– Это ваше дело, но уеду я отсюда не раньше чем через неделю, – стараясь быть спокойной, заявила Элоиза. Детям явно не хватало внимания и заботы – но и хороших манер тоже. В их возрасте они должны бы уже понимать, как можно и как нельзя разговаривать со взрослыми.

Но тут произошло то, чего Элоиза ожидала меньше всего. Оливер с силой, неожиданной для восьмилетнего, обеими руками толкнул ее в грудь. Поскольку Элоиза перед этим присела на корточки, удержать равновесие ей было трудно, и она совершенно неграциозно приземлилась на пятую точку. Платье ее задралось, выставив на обозрение нижние юбки.

– Ну что ж, – сурово проговорила она, поднимаясь. Близнецы уже успели отойти на несколько шагов и рассматривали ее теперь с видом триумфаторов, хотя и не без некоторой доли страха, словно и сами не верили, что один из них посмел толкнуть непрошеную гостью. – Я вижу, вам еще следует поучиться хорошим манерам!

– Вы будете нас бить? – спросил Оливер.

Как ни храбрился парнишка, в голосе его Элоиза уловила нотки страха. «Должно быть, – подумала она, – кто-то его уже когда-то бил».

– Нет, – заявила она. – Я вообще против того, чтобы бить детей, как и кого бы то ни было еще.

При этом Элоиза про себя решила, что кое-кого все-таки стоило бы побить – тех, кто бьет детей. Пусть сами попробуют оказаться в их шкуре.

На лицах детей отразилось явное облегчение.

– Впрочем, – продолжала Элоиза, обращаясь к Оливеру, – не мешало бы тебе напомнить, что ты первый меня ударил.

– Не ударил, а толкнул, – имел наглость поправить тот.

– Не важно. А вы знаете такое правило: «Не делай другому того, чего себе не желаешь»?

– Знаем, – кивнула Аманда. – Оно называется… это… как его… «золотое правило этики».

– Вот видите! – улыбнулась Элоиза. – Оказывается, вы знаете не так уж и мало! – В глубине души Элоиза, однако, сомневалась, что этот первый преподанный ею урок хороших манер был усвоен детьми, но она надеялась, что ее слова заставят близнецов хотя бы немного задуматься.

– Но не кажется ли вам, – прищурилась Аманда, – что в таком случае вы должны вернуться домой?

Элоиза уставилась на нее, не понимая, какая связь между «золотым правилом» и тем, что она должна вернуться домой.

– Разве вы бы хотели, – спросила девочка, – чтобы в вашем доме появился кто-нибудь, кого вы не желаете видеть?

– В общем-то нет… – растерялась Элоиза. – Но при чем здесь…

– А мы не хотим видеть вас в нашем доме. Если вы не должны делать другому того, чего не желаете себе, значит, вам следует отсюда уехать!

– А ты, однако, умна! – поцокала языком Элоиза.

По взгляду Аманды она поняла, что девочке хочется согласиться с ней, но она не делает этого из чувства противоречия.

Элоиза снова присела на корточки, чтобы лучше видеть лица близнецов.

– Но учтите, что и я неглупа, – серьезно заявила она.

Дети смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Эта девушка была совершенно не похожа на всех взрослых, которых им до этого приходилось видеть.

– Надеюсь, мы поняли друг друга? – проговорила Элоиза, оправляя юбки.

Близнецы молчали, и Элоиза решила, воспользовавшись заминкой, убедить детей, что их молчание означает согласие.

– Ну вот и отлично, – подытожила она. – Надеюсь, вы все-таки наконец покажете мне, где столовая? Я чертовски проголодалась!

– У нас сейчас уроки, – сообщил Оливер.

– В самом деле? Как интересно! Тогда бегите на них – вы, должно быть, много пропустили, торча тут у меня под дверью.

– Откуда вы знаете… – начала Аманда, но Оливер снова ткнул ее локтем под ребра.

Элоиза все-таки решила не оставлять незаданный вопрос без ответа.

– Считаю нужным сообщить вам, – пригрозила она близнецам, – что у меня семеро братьев и сестер, а следовательно, целая куча племянников и племянниц. Так что смею вас заверить: опыт общения с детьми у меня богатый, и на каждую вашу выходку я найду ответ.

Однако когда близнецы наконец удалились, Элоиза в задумчивости прикусила губу. Не стоило бы, пожалуй, заканчивать разговор подобным образом, словно дети объявили ей войну, а она приняла их вызов. Теперь Оливер и Аманда уж точно будут стараться сделать все возможное, чтобы превратить пребывание Элоизы в их доме в ад.

Впрочем, Элоизу это мало смущало. В конце концов, она родилась в семье Бриджертонов, а всякий, кто имел об этой семье хотя бы малое представление, знал, что с Бриджертонами шутки плохи.

Элоиза поежилась. Ей вспомнились истории, рассказанные горничной, о том, почему гувернантки в этом доме не задерживались. Одной дети подложили в кровать угрей, другой вылили на голову пузырек чернил, третья уселась на варенье, «заботливо» размазанное близнецами по креслу… Перспектива претерпеть нечто подобное от неуправляемых детей Элоизе совсем не улыбалась. Если бы она знала, что в доме своего предполагаемого жениха она столкнется с подобными монстрами в облике невинных детей, Элоиза, пожалуй, еще десять раз подумала бы, стоит ли сюда ехать.

У Элоизы возникло желание тут же разыскать сэра Филиппа и спросить у него напрямую, не передумал ли он еще делать ей предложение, иначе зачем ей торчать здесь целую неделю или две, ожидая новых фокусов от его отпрысков? Одному Богу известно, на какие еще ухищрения способны эти маленькие чудовища – подложить ей в тарелку с супом мышь или паука, а может, насыпать в сахарницу вместо сахара соли.

Стоило Элоизе подумать о еде, как в желудке у нее забурчало. Нет, надо срочно что-нибудь съесть! И как можно скорее, а то близнецы, чего доброго, найдут способ подсыпать ей яда в тарелку.

Филипп понимал, что принял мисс Бриджертон не очень вежливо. Но если эта красотка рассчитывала на лучший прием, ей не следовало являться без предупреждения! Если бы у него было время подумать, как ее встретить, он заготовил бы какую-нибудь цветистую приветственную речь… С красноречием у Филиппа всегда были проблемы. Знала бы эта Элоиза, с каким трудом давалась ему каждая фраза в тех письмах, что он писал ей! Для того чтобы написать хотя бы с полстраницы, Филиппу каждый раз приходилось уничтожать массу черновиков, причем писал он всегда на лучшей бумаге, все время надеясь, что уж на этот раз он сразу напишет набело.

Бог свидетель, если бы Элоиза предупредила его, Филипп подготовился бы к встрече гораздо лучше. Он преподнес бы ей самые роскошные цветы, выращенные специально для нее – уж в чем, в чем, а в цветах Филипп знал толк.

Но мисс Бриджертон возникла перед ним внезапно, словно ниоткуда, и от неожиданности Филипп все испортил – может быть, даже необратимо…

В первый момент он даже и не понял, кто перед ним. Но его ли в том вина? Девушка, представшая перед Филиппом, была мало похожа на ту Элоизу Бриджертон, которую рисовало ему воображение.

Филипп знал, что мисс Бриджертон двадцать восемь лет и что она до сих пор не замужем. Почему? Не иначе как из-за каких-нибудь дефектов во внешности.

Представшая же перед ним девушка была вполне… Филипп задумался. Как же ее описать? Не идеальная красавица, однако нельзя отрицать, что весьма недурна собой – густые каштановые волосы, живые серые глаза, в которых отражаются ее жизнерадостность и проницательный ум… Главная «изюминка» в ней, пожалуй, не внешность, а именно это выражение ее милого, доброго лица. А как грациозно она склоняла голову немного набок, когда о чем-нибудь задумывалась… Одно совершенно ясно: мисс Бриджертон не была похожа на пустоголовую красотку. А какая у нее обворожительная улыбка…

Улыбнулась она ему, впрочем, всего лишь от силы пару раз. Конечно, он сам в этом виноват – кто велел ему держаться с гостьей таким букой?

Зачерпнув пригоршню земли, Филипп ссыпал ее в горшок, куда собирался посадить недавно купленное им экзотическое растение. Слишком утрамбовывать землю не надо, иначе растению будет трудно пускать корни. Интересно, приживется ли вообще этот капризный тропический цветок на северной почве туманного Альбиона?

Филипп рассеянно вытер руки о фартук, не зная, что делать дальше. Честно говоря, он возлагал на свой почтовый роман с мисс Бриджертон большие надежды. Ни времени, ни, признаться, желания долго и постепенно ухаживать за своей возможной женой у Филиппа не было. «Роман» в письмах и вести проще, и времени он отнимает меньше.

Филипп почему-то был уверен, что женщина, приближающаяся к тридцати, обеими руками готова будет ухватиться за любое предложение руки и сердца. Разумеется, свадьбе в любом случае должно предшествовать хотя бы короткое личное знакомство. Но мисс Бриджертон, несмотря на не такой уж юный возраст, казалось, еще не настолько отчаялась выйти замуж, чтобы вешаться на первого встречного.

И она, пожалуй, права. Еще достаточно молодая, красивая, умная женщина может позволить себе быть разборчивой при выборе мужа. А о Филиппе она пока знает не так уж и много. Да и что он может предложить ей? Не бог весть какое роскошное поместье в глостерширской глуши, падчерицу и пасынка, каких и врагу не пожелаешь, и самого себя – скучного анахорета и мизантропа… Он даже одеваться по моде не умеет, ведь большинство его костюмов – работа сельского портного, руководствующегося принципом «не ладно скроено, да крепко сшито». А эта дамочка, видимо, привыкла к шумному столичному свету, театрам, балам, куче знакомых… Что из этого ей может предложить Ромни-Холл?

Филипп уже жалел, что сделал попытку познакомиться с Элоизой Бриджертон. Судя по всему, долго она здесь не задержится.

Филипп крепко выругался себе под нос. Черт побери, теперь придется искать новую претендентку – а где он ее найдет, скажите на милость? Все незамужние дамы в округе, разумеется, давно знали про близнецов – и ни одна из них, будучи в здравом уме, не согласилась бы стать мачехой этих маленьких монстров.

Единственную надежду Филипп возлагал на Элоизу Бриджертон – и вот, похоже, и с этой надеждой ему придется распрощаться.

Филипп поставил горшок с землей на полку, так сильно грохнув им, что тот чуть не разбился. Но нервы Филиппа были сейчас слишком взвинчены, чтобы он мог обращаться с горшками бережно.

Тяжело вздохнув, Филипп погрузил перепачканные землей руки в таз с водой, хотя та уже была довольно грязной. Он был зол на весь мир, и более всего на мисс Бриджертон – за то, что она отняла у него время, а если пока и не отняла, то наверняка еще отнимет. Но вечером она, должно быть, уедет – чем еще может все это кончиться?

Тем не менее Филипп не оправдывал себя – он мог бы держаться с гостьей и повежливее. В конце концов, она не виновата, что он не умеет обращаться с собственными детьми, не виновата и в том, что сегодня он встал не с той ноги.

Вытерев руки о полотенце, висевшее у дверей, Филипп вышел на улицу, где по-прежнему моросил дождь, и направился в дом. У Филиппа не было с собой часов, но, по его расчетам, уже пора было обедать, а посидеть во время обеда за одним столом с мисс Бриджертон и обменяться с ней парой-другой вежливо-дежурных реплик, в конце концов, ни к чему его не обязывало.

Ведь пока она еще здесь, шансы Филиппа не потеряны. Мисс Бриджертон в любой момент может уехать, так что другой возможности узнать ее получше может и не выпасть. А вдруг все-таки окажется, что они смогут быть и не такой уж плохой парой…

Филипп вошел в дом с заднего крыльца, вытерев предварительно ноги о коврик, заботливо положенный у входа горничной. Одежда его была вся перепачкана после работы с землей. Слуги давно привыкли к подобному виду хозяина, но ради мисс Бриджертон Филипп решил все-таки умыться и переодеться. Вряд ли этой лондонской штучке понравится сидеть за одним столом с неопрятным, непричесанным мужчиной.

Филипп прошел через кухню, рассеянно кивнув кухарке, которая в этот момент варила морковь, и вдруг боковым зрением заметил что-то, задержавшее его внимание.

– Мисс Бриджертон? – Удивлению Филиппа не было предела. Гостья сидела посреди кухни на грубом табурете, с аппетитом уплетая огромный сандвич с окороком, и, судя по всему, чувствовала себя как дома. – Что вы здесь делаете?

– А, это вы, сэр Филипп! – обернулась к нему Элоиза.

– Вам не следует есть на кухне! – Слова Филиппа прозвучали слишком резко, хотя он сам не мог бы объяснить, за что, собственно, он сердится на гостью – разве только за то, что она оказалась там, где он не ожидал ее встретить, и увидела его в столь непрезентабельном виде.

– Я знаю, – с набитым ртом проговорила Элоиза. – Но во-первых, я проголодалась, а во-вторых, соскучилась одна, и кухня оказалась единственным местом, где мне удалось найти еду и приятную компанию.

По тону Элоизы трудно было понять, сказано ли это в качестве претензии к хозяину или просто так; и Филипп на всякий случай решил не показывать, что задет.

– Мисс Бриджертон, я как раз собирался переодеться и пригласить вас к обеду, – проговорил он.

– Что ж, – отвечала она, – если так, то я буду рада переместиться в столовую и доесть свой сандвич там. Надеюсь, миссис Смит, – кивнула Элоиза кухарке, – не откажется сделать еще один для вас. Кстати, спасибо, миссис Смит, у вас получается очень вкусно!

– Я рада, – улыбнулась та и повернулась к Филиппу: – Разумеется, я с удовольствием сделаю сандвич и для вас, сэр.

Филипп застыл на месте, пораженный, как по-дружески общается миссис Смит с его гостьей. С ним кухарка никогда не была так приветлива.

– Тогда, если не возражаете, – поднялась с табурета Элоиза, – переместимся в столовую. Вы можете не переодеваться, сэр Филипп, – я не имею ничего против вашей домашней одежды.

Прежде чем Филипп успел что-либо сказать, они уже очутились в той самой гостиной, где утром завтракали. Сейчас они сидели друг против друга за маленьким круглым столиком, что Филипп нашел гораздо более уютным, чем обеденный зал с его огромным, длинным столом, за которым он обычно обедал – чаще всего в полном одиночестве. Служанка принесла чайный сервиз, и вскоре мисс Бриджертон сама наливала Филиппу чай.

Филипп нахмурился. Ему не очень нравилось, что гостья уже начала хозяйничать в его доме, указывая ему, когда они должны обедать и где. Если эта бойкая девица станет его женой, то как бы не оказаться у нее под каблуком…

– Я уже имела удовольствие пообщаться с вашими детьми, – заявила мисс Бриджертон, поднося свою чашку к губам.

– Я знаю, – откликнулся он. – Я ведь при этом присутствовал!

– Я имею в виду – еще раз, позже.

Филипп вопросительно вскинул бровь.

– Когда я вышла из спальни, оказалось, что они поджидали меня под дверью.

Филипп напрягся. Подкарауливали ее под дверью? Зачем? Чтобы высыпать ей на голову мешок живых лягушек или, что совсем не лучше, дохлых лягушек? Если с гувернантками они вытворяли подобное, то вполне могут и с гостьей, которую, судя по всему, невзлюбили с первого взгляда.

– Смею надеяться, – усмехнулся он, – вы не очень пострадали, если, как я вижу, остались живы?

– Да нет, не очень… – улыбнулась Элоиза. – Можно даже сказать, что нам удалось достичь некоторого взаимопонимания.

– Взаимопонимания? – Филипп напрягся еще больше. – Что вы этим хотите сказать?

Элоиза промолчала, тщательно дожевывая бутерброд.

– Обо мне вам не стоит беспокоиться, сэр Филипп, – заверила она его, прожевав.

– Может быть, – поинтересовался он, – мне стоит беспокоиться о моих детях?

Улыбка гостьи была обезоруживающей.

– Ни в коем случае, сэр.

– Что ж, уже хорошо… – пробубнил Филипп, сосредоточившись на своем сандвиче. Немного погодя он вновь посмотрел на нее. – Мисс Бриджертон, – начал он, глядя ей прямо в лицо, – я должен извиниться за то, как я принял вас сегодня утром. Это действительно было не очень достойно.

Элоиза рассеянно кивнула:

– Ничего страшного. Это я должна извиниться, что явилась без предупреждения.

– Вы уже извинялись за это, мисс. А от меня вы извинений пока не слышали.

Элоиза улыбнулась ему. Лицо ее и вообще казалось Филиппу привлекательным, но когда она улыбалась, оно становилось просто обворожительным. Переписываясь с ней, Филипп пытался представить, как выглядит его корреспондентка, но он, конечно же, не ожидал, что при одном взгляде на нее у него будет кружиться голова.

– Я принимаю ваши извинения, сэр, – проговорила Элоиза. От взгляда Филиппа не укрылось, что щеки ее при этом слегка порозовели.

Филипп откашлялся и нервно заерзал в кресле. Господи, да что с ним такое, в конце концов, почему, когда она улыбается, он чувствует себя еще более неловко, чем когда она хмурится?

– Ну что ж, – вздохнул он, – теперь, когда с извинениями покончено, надеюсь, вы соизволите объяснить мне причину своего приезда.

Элоиза, отложив сандвич, посмотрела на него с изумлением – такой прямолинейности она не ожидала.

– Если мне не изменяет память, – усмехнулась она, – вас, кажется, интересует вопрос о браке!

– Это меня, – кивнул он. – Но я ведь спрашивал о вас!

– Из того, что я здесь, вы, думаю, можете заключить, что я тоже не прочь рассмотреть вас в качестве возможной кандидатуры.

Филипп пристально посмотрел на нее. От этого взгляда Элоизе стало не по себе.

– Вынужден признаться, мисс Бриджертон, – заявил он, – вы оказались не такой, какой я вас себе представлял.

– Можете называть меня просто Элоизой. Что ж, откровение за откровение – вы тоже оказались не таким, каким я вас представляла, сэр.

Филипп откинулся в кресле, с любопытством глядя на нее.

– А каким вы меня представляли? – прищурился он.

– А вы меня?

Филипп посмотрел на Элоизу, как бы давая понять, что заметил ее нежелание отвечать на его вопрос.

– Я не ожидал, мисс Бридж… Элоиза, – произнес он, – что вы окажетесь так красивы.

Элоиза почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Она знала, что сегодня, после бессонной ночи и всех волнений, она не очень хорошо выглядит, но знала она и то, что даже в лучшем своем виде ей далеко до тех женщин, которых в высшем свете считают идеально красивыми. Считалось, что женщины семейства Бриджертон недурны собой – но не более того. Элоиза и ее сестры пользовались успехом у молодых людей, но Элоиза знала, что это скорее потому, что они были веселыми и общительными, чем потому, что мужчины были очарованы их красотой.

– Ну что вы… – зарделась она еще сильнее. – Спасибо, сэр Филипп!

Филипп галантно склонил голову.

– Я не ожидала, сэр, – проговорила она, смеясь, – что моя скромная внешность произведет на вас такое впечатление!

Элоиза не преувеличивала – она действительно не ожидала этого. Не то чтобы ей прежде не приходилось слышать комплиментов от мужчин – в конце концов, она же не уродина… Но до сих пор никто не пожирал ее так глазами, как мужчина, сидящий сейчас напротив нее.

Элоиза поежилась, хотя ей отнюдь не было холодно – скорее наоборот, бросало в жар.

– Вы писали, что вы до сих пор не замужем, Элоиза, – произнес Филипп. – Почему? На то должна быть причина!

– Если вы думаете, что я не получала ни одного предложения, – сочла нужным поведать ему она, – то вы ошибаетесь.

– Думаю, получали, – кивнул он, как бы желая сказать, что для такой красивой женщины это исключено. – Но хотелось бы полюбопытствовать, почему такая женщина, как вы, решили остановить свой выбор… на таком, как я.

Элоиза посмотрела на него – посмотрела в первый раз по-настоящему с момента их встречи. Внешность сэра Филиппа была грубовата, к тому же он выглядел весьма неухоженным – явно не хватало внимательного женского глаза и женской руки! – но странным образом это делало Филиппа по-своему привлекательным. Волос его, похоже, давно не касался парикмахер, однако в их «лирическом беспорядке» была своя диковатая прелесть. Лицо Филиппа было заметно тронуто загаром – и это несмотря на то что солнце в этом году очень редко баловало своим появлением. В сильной, мускулистой фигуре Филиппа и в его небрежной позе – он сидел сейчас в кресле, вытянув ноги, и Элоиза подумала, что в лондонском свете такую позу нашли бы слишком вольной, – была естественная грация.