Текст книги "Прекрасный незнакомец"

Глава 8

Томас Маккиннон был из тех людей, которые стараются не связывать себя с миром лишними узами. Если ни сердце, ни голова у тебя, ни с кем не связаны, так и некого будет разочаровывать, когда настанет время уйти. А он, в конце концов, уйдет, давно уже ушел бы, если бы не было в Гленбейдене столько всяких делишек. Да, он уйдет, и скоро, судя по всему, потому что кто-то же должен отправиться на поиски Керри.

Это она виновата, что он все еще в Гленбейдене. Но эта девочка… В ней было что-то такое, что проникало мужчине под самую кожу. Томас никогда не забудет тот день, когда он встретил ее. Это было меньше чем через неделю после того, как Фрейзер привел ее в дом. Лицо ее было перепачкано в муке, темные кудри подпрыгивали на плечах, и она улыбнулась ему так, словно он сам Милосердный Господь Бог, и предложила ему тарелку самой вкусной еды, которую он когда-либо отведывал.

Но остался он не из-за этого. А из-за того, с каким уважением она относилась ко всем в Гленбейдене – точно это были ее ближайшие родственники, хотя, по правде говоря, один-два из них были ленивы, что твоя скотина. И из-за того, как она относилась к Фрейзеру, – будто это сам король, а ведь он был просто осел. Томас никогда не любил Фрейзера, не любил с тех пор, когда они были мальчишками, – было в нем что-то противное, что-то, отчего по телу у него время от времени пробегала дрожь.

Но худшим преступлением Фрейзера было то, что он позволил жене работать с утра до ночи и ни разу не похвалил ее при этом. Керри Маккиннон делала все, даже то, что должен делать мужчина, чтобы земля рожала и рента выплачивалась, в то время как жители соседней с ними округи были вынуждены покидать свои дома из-за черномордых овец.

А сейчас ему до смерти надоело беспокоиться о Керри: девчонка уехала два дня назад, и он никогда в жизни не был так напуган.

Вчера вечером они с Большим Ангусом обсудили все это за тарелкой бараньего рубца и решили, что Томас отправится за Керри, если она не вернется домой завтра. К сожалению, он понятия не имел, куда идти – он никогда не выезжал за пределы Гленбейдена – и где ее искать.

И вот настал новый день и почти прошел, а Керри не появилась, и Томас надел фрак, который оставил ему отец, когда умер пятнадцать лет назад, и взял пакетик с бисквитами Мэй. Большой Ангус начертил ему карту – правда, весьма приблизительную, как показалось Томасу, но ведь Большой Ангус и сам не выезжал из долины последние лет десять. Но Большой Ангус, по крайней мере, знал, где находится Питлохри, а Томас задумал добраться туда еще засветло и отправиться дальше на следующее утро.

Он кончил заворачивать бисквиты и вышел, чтобы проститься, но тут внимание его привлек крик Большого Ангуса, раздавшийся откуда-то с ячменного поля. Томас, прищурившись, посмотрел в ту сторону, куда показывал Большой Ангус, и сердце у него екнуло. Слава всем святым! Он никогда в жизни не видывал ничего более замечательного, чем Керри Маккиннон, идущая по полю, хотя она и топтала при этом высокий ячмень.

И никогда в жизни он не покрывался такой мертвенной бледностью, как теперь, когда увидел рядом с ней мужчину.

Кто бы ни был этот незнакомец, Томас надеялся ради него самого, что у него найдется хорошее объяснение, почему миссис Маккиннон задержалась на целых два дня и почему у нее такой вид. Волосы распущены и развеваются на ветру, траурное платье по самое горло в грязи, а хорошенькое личико испачкано чем-то вроде ила. Вид у девочки такой, точно она катилась по земле всю дорогу от Данди!

Поэтому ему показалось издевательством, что Керри идет и улыбается.

Улыбается!

Значит, вот оно как. Что бы ни сказал этот незнакомец, ничто не спасет его шкуру. Томас с удовольствием убил бы его. Он бросил бисквиты и пошел им навстречу.

– Томас! – крикнула Керри. Она подбежала к нему, со смехом обняла за шею и крепко стиснула. В нос ему ударил крепкий запах озерной воды. Томас снял ее руки со своей шеи и поморщился.

– Я до смерти беспокоился за тебя, девочка, – проворчал он, неохотно отпуская ее руки.

– Ах, Томас, ты никогда не поверишь, что случилось! – радостно защебетала она, но, не успев рассказать, что же именно случилось, заметила Большого Ангуса, неуклюже ковылявшего к ним. – Большой Ангус! – Она высвободилась из рук Томаса, а в это время Мэй, прибежавшая вслед за Ангусом, громко благодарила Всевышнего.

Стоя среди этой радостной группы, Томас повернулся и смерил незнакомца весьма холодным взглядом.

К чести его будет, сказано, тот выдержал взгляд Томаса спокойно, а Томас оглядел волнистые волосы, двухдневную щетину, плачевное состояние одежды… и сапоги. Все остальное выглядело, как черт знает что, но таких прекрасных сапог Томас никогда еще не видел. Он язвительно посмотрел незнакомцу в лицо.

– Так что же, как вас зовут?

– Артур Кристиан, – вежливо ответил тот, протягивая руку.

Проклятие! В довершение ко всему он еще и красномундирник! Томас презрительно посмотрел на протянутую руку.

– Видите парня, что стоит вот тут? – процедил он, ткнув пальцем в сторону Большого Ангуса. Незнакомец посмотрел на «парня», оценил, кажется, его необычные размеры и массу ярко-рыжих волос и повернулся к Томасу.

Томас криво улыбнулся.

– Объясните мне, почему бы ему не свернуть вам шею, как старой курице.

Артур Кристиан и глазом не моргнул. Но уголок его губ слегка изогнулся вверх, и он проговорил таким чистым голосом, какого Томас никогда и не слыхивал:

– Вы, стало быть, Томас Маккиннон. Рад познакомиться, сэр.

Эти слова страшно удивили Томаса; он скрестил руки на груди, словно защищаясь, и склонил голову набок, чтобы получше разглядеть этого нахала.

– Ага, я Томас Маккиннон. И если Томас Маккиннон узнает, что вы тронули хотя бы волосок на ее голове – один волосок, заметьте! – то вам не быть в живых, помоги мне Боже.

Можете себе представить, что на эти слова незнакомец фыркнул и посмотрел туда, где Керри взволнованно рассказывала свою историю Мэй, помогая себе жестами! Он смотрел на нее всего лишь мгновение, но за это мгновение Томас успел подавить вздох, потому как он заметил, что в глазах незнакомца блеснуло нечто, исходившее из самых глубин – из тех глубин, где зарождаются узы, которые мужчине не нужны.

Незнакомец снова посмотрел на него, и его усмешка превратилась в кривую улыбку.

– Откровенно говоря, сэр, я считаю это необыкновенным чудом, что нам удалось выжить, проделав такое необычное путешествие, и выйти из него относительно невредимыми. Уверяю вас, опасаться вам нечего – ваша миссис Маккиннон тверда как скала.

Продемонстрировав незнакомцу свое отвращение, Томас хмуро посмотрел на спину Керри. Наверное, не стоит слишком удивляться – в конце концов, кто лучше его знает, что эта девочка умеет влезть мужчине под кожу.

Прошел час или более того. Мэй – настолько же маленькая и темноволосая, насколько Большой Ангус огромный и рыжий – уже отвела Керри в приготовленную ванну в маленьком белом домике с зелеными ставнями. А Артур спокойно думал о том, что ему, скорее всего, придется с боем проложить себе дорогу из дома через крошечную гостиную, если судить по выражению лиц Томаса и Большого Ангуса, загородивших собой дверь и с неприязнью взиравших на него.

Поскольку никто не предложил ему сесть, Артур прислонился плечом к стене, небрежно сложив руки на груди, и с удовольствием рассматривал обоих мужчин. В Англии он уже видывал такие лица у отцов и братьев, но они никогда не бывали настолько… выразительными. Он подумал, что с Томасом справиться будет легче, хотя его высокая худощавая фигура производила обманчивое впечатление – под одеждой скрывались стальные мускулы. Его темные волосы, осыпанные сединой, тоже обманывали – это был человек в расцвете лет.

Если у него был приличный шанс справиться с Томасом, вряд ли с Большим Ангусом его ожидал успех. Ему доводилось управлять экипажами, которые не уступали в размерах этому человеку.

Артур вздохнул, еще раз окинул взглядом комнату, рассматривая обстановку. Дом был намного меньше тех, к каким он привык, но больше, чем казался снаружи, и гораздо больше, чем коттеджи, разбросанные по долине. Пожалуй, несколько обветшал по углам, но как бы то ни было, дом, как и сама долина, представлял собой весьма приятное зрелище.

Сразу становилось ясно, даже без экскурсии по дому, которую позже устроила для него Керри, что здесь царит женщина.

В гостиной два потертых, но хорошо набитых кресла и кушетка с подушками, на которых искусно вышиты изображения сельских сцен. Здесь и там были разбросаны книги – о выращивании скота, популярные романы, книги по истории и даже очень большой атлас. В маленькой нише в конце холла, служившей конторой, счетные книги лежали открытыми – каждый при желании мог в них заглянуть.

Понадобилось четверть часа, прежде чем Артур сообразил, чего здесь не хватает – признаков присутствия мужчины. В маленькой гардеробной у входа, например, не было ни сапог для верховой езды, ни кнута, ни шляп. В столовой не было ящичка с табаком, в комнате с тазом для умывания не оказалось ни бритвы, ни ремня для ее правки, ни мужской одежды.

Единственное, по чему можно было предположить, что здесь принимают мужчин, был небольшой буфет в гостиной, на котором стоял графин с виски.

Один графин.

Артур обнаружил, к своему удивлению, что это производит очень бодрящее впечатление, когда женщина, не связанная общественными условностями, живет именно так, как ей хочется, и никто из ее близких – в том числе и этот сварливый тип – ничего не имеет против.

Подумав о ее близких, Артур снова перевел взгляд на Томаса. Томас Маккиннон был воплощением невыносимого шотландца.

– Итак, – проговорил Артур дружелюбно, надеясь, что застывшее лицо Томаса несколько смягчится от вежливого разговора, – мне объяснили, что вы разводите крупный рогатый скот.

Томас Маккиннон и глазом не моргнул.

Артур продолжал весело:

– Разводить коров – это, должно быть, требует очень больших усилий. Полагаю, для выпаса требуется много земли.

– Что вы здесь делаете, а? – спросил Томас.

Вот вам и вежливый разговор. Очевидно, допрос еще не закончен.

– Кажется, я вам уже говорил. Я приехал в Данди по делам моего старого друга.

– Ну и что это за дела?

Как будто он обязан что-то объяснять этому человеку.

– Личного характера.

– Личного, – повторил Томас, слегка сузив голубые глаза. – Ваши личные дела не имеют никакого отношения к нашей миссис Маккиннон, верно ведь?

О Господи!

– Прошу прощения, сэр, но я не могу объяснить подробней, чем уже объяснил. Как сказала вам сама миссис Маккиннон, она выстрелила мне в руку, а потом настойчиво устремилась в лес, не имея никакого оружия для самозащиты. Как джентльмен, я был обязан позаботиться, чтобы с ней ничего не случилось, и хотя она и вернулась домой вся в грязи, уверяю вас, что результаты ее странствий были бы куда плачевней, если бы я оставил ее одну и ей пришлось бы полагаться только на самое себя. Я уверен, что вы заметили еще до этого случая, что миссис Маккиннон несколько упряма, верно? Могу сказать, что это совершенно очевидно, и что у меня нет на нее никаких видов, и что я не был с ней знаком за день или за два до того, и, разумеется, не намерен пользоваться ее гостеприимством ни минуты дольше, чем необходимо, учитывая всю эту злосчастную цепь событий. Томас помрачнел еще больше.

– Значит, вы не будете возражать, если мы положим вас спать в сарае?

– Ах, Томас, не смеши меня! Он будет спать в комнате в конце коридора!

Позади двух стражей Артура возникла Керри. Она протиснулась между их локтями с такой силой, что даже споткнулась, после чего появилась в комнате во всем своем великолепии. Щеки у нее порозовели после ванны; волосы были заплетены в одну длинную косу, мелкие черные завитки обрамляли лицо. Слава Богу, она оставила свой черный бомбазин и надела платье мягкого серого цвета с узким лифом и с пуговицами до выреза, открывающего плечи. Она улыбнулась так широко, что на щеках появились ямочки.

Томас хрюкнул; Артур не сумел сдержать усмешки, растянувшей его губы.

– Я кое-что нашла из старой одежды Маккиннона, можете переодеться, – предложила она, не обращая внимания на Томаса.

– Весьма признателен.

– Большой Ангус приготовит вам горячую ванну… – Она оглянулась через плечо. – Ведь так, Большой Ангус? – И, удовлетворенная его кивком, снова обратилась к Артуру: – Мы ужинаем в девять часов, если это вас устроит.

Он подумал, что его устроит что угодно, пока она вот так ему улыбается.

– Благодарю вас, вы очень гостеприимны. С нетерпением буду ждать настоящей еды, – ехидно высказался он и, оттолкнувшись от стены, пошел к ней. Подойдя, он остановился и дружески улыбнулся. – Довольно впечатляющее улучшение, – произнес он, подмигивая и, фыркнув в ответ на зловещий взгляд Томаса, вышел из гостиной вслед за Большим Ангусом.

Керри очень старалась доходчиво объяснить Томасу, что Артур спас ей жизнь, несмотря на то, что она в него выстрелила. Тем не менее, Томас по-прежнему относился к Артуру с упорной подозрительностью. Большой Ангус помалкивал, но торжественно кивал в знак согласия на все, что говорил Томас. Только Мэй, казалось, ничто не тревожило; готовя ужин, она несколько раз пробормотала, что, дескать, Артур – прекрасный образец мужчины.

Но никакие слова и никакие поступки не могли испортить настроение Керри. Вымывшись и переодевшись в чистое, она ощутила себя новым человеком. Она была в восторге. Во-первых, потому, что пережила самое главное приключение в жизни и доказала себе, что может выжить, даже уже почти умерев. А во-вторых, потому… ну просто потому, что он здесь.

Он здесь. В ее доме, в конце коридора, отдыхает в горячей воде… обнаженный.

Как она и предполагала, Томас страшно рассердился на мистера Эбернети и на Шотландский банк. Свое негодование он выразил в довольно долгой брани по адресу банков, правительств и владельцев овец – этих он присовокупил просто для полноты меры. Он так увлекся своей речью, что, к счастью, на время забыл об Артуре. Он не замолчал, даже когда Керри сунула ему в руки стопку тарелок и велела расставить их на длинном деревянном столе, занимавшем большую часть кухни. Замолчал он только тогда, когда в дверях кухни появился Артур, вымытый и одетый в тяжелые штаны из оленьей кожи и накрахмаленную льняную рубашку.

Тогда замолчали все.

Сердце у Керри остановилось.

Если раньше она считала его красивым, то теперь он выглядел еще и очень мужественным. Волнистые волосы были зачесаны назад, кончики у них еще не высохли. Одежда была облегающей – такой облегающей, что под ней ясно вырисовывались широкие мускулы плеч и ног. Грубая щетина исчезла, сбритая старой бритвой Фрейзера.

Они смотрели на него, Артур – на них.

– Что-то не так? – спросил он и опустил глаза. – Наверное, они сидят не очень хорошо.

– М-м-м, – пробормотала Мэй, качая головой, и снова занялась приготовлением ужина.

– Ах, нет! У вас вид… у вас вид… величественный… освеженный, – выпалила Керри и поспешно занялась содержимым горшка, висящего у очага. – Хотите кружку эля? Ужин скоро будет готов, – проговорила она, смущенно указывая на стол, за которым сидели Томас и Большой Ангус.

– Эля, – повторил Артур, словно пробуя это слово на вкус, а потом радостно улыбнулся. – Благодарю вас, кружка эля – это как раз то, что надо. – И он сел за стол рядом с Томасом, а когда Керри поставила перед ним эль, незаметно ей подмигнул. – Пахнет чем-то замечательным, – заметил он, с дружеской улыбкой обращаясь к Мэй.

Мэй раздулась от гордости, а Томас пробормотал что-то, больше походившее на рычание, и со стуком поставил свою кружку на стол.

– Надеюсь, у тебя хороший аппетит, парень. Большой Ангус принес прекрасную форель.

– Я умираю с голоду, миссис Грант, и мне страшно хочется попробовать вашей форели. Я имел удовольствие познакомиться с вашим кулинарным мастерством, когда миссис Маккиннон поделилась со мной бисквитами. Кажется, это самый вкусный хлеб, который я имел счастье отведать в своей жизни.

От этого комплимента Мэй просияла. А Большой Ангус обменялся с Томасом хмурым взглядом, потом так же хмуро посмотрел на Артура, который блаженно потягивал эль, словно ему подали его в изысканном хрустальном стакане.

– Так как вы сказали, что вас привело в наши края? – снова спросил Томас.

– Я сказал, что это личные дела, – вежливо отозвался Артур, а Керри в качестве предупреждения грохнула на стол перед Томасом тарелку со свежеиспеченным хлебом. – И не один раз.

Томас не обратил на Керри никакого внимания.

– А странно как-то, что ради личных дел какой-то англичанин может проделать такую дорогу.

Артур пожал плечами и спокойно посмотрел на Томаса.

– Мне это вовсе не кажется странным.

– Да нет, Томас, у него дела не в Гленбейдене, – вмешалась в разговор Керри, пронзив родича сердитым взглядом. – Ты ведь не забыл, что этот джентльмен просто любезно проводил меня до дому.

Томас нахмурился и уставился на свой эль.

– Вообще-то у меня дела в Данди, – сообщил Артур. – Мне нужно встретиться со стряпчим по имени Реджис. У Керри дух перехватило.

– Реджис? – вырвалось у нее; она вздрогнула, потому что Томас, Большой Ангус и Мэй устремили на нее вопрошающие взгляды.

– А, так вы его знаете, да? – добродушно спросил Артур. – Довольно усердный малый, кажется.

Керри старательно избегала взглядов своего семейства и слегка улыбнулась Артуру.

– Я его не знаю. Это имя я слышала в Данди, – соврала она.

– Да, так вот, я должен был встретиться с ним в Данди на этой неделе, но он прислал сообщение, что должен непременно задержаться в Форт-Уильяме.

– На две недели, – не подумав, повторила Керри и тут же прикусила язык.

Артур удивленно взглянул на нее.

– Да, на две недели, – подтвердил он, продолжая смотреть на нее.

Керри почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо, и постаралась отбросить нелепую мысль, мелькнувшую у нее в голове. Она резко отвернулась, взяла блюдо с дымящейся капустой и поставила на стол. Дура она, просто дура! Подумать такое! Но какой от этого вред? Пригласить его побыть в Гленбейдене до встречи с мистером Реджисом – это самое меньшее, чем она могла отблагодарить его за то, что он вернул ей жизнь. Самое меньшее.

Бросив исподтишка взгляд на Томаса, который внимательно смотрел на нее, Керри выпрямилась и пошла к Мэй, которая выкладывала на блюдо румяные куски форели.

В конце-то концов, это ее дом. И если уж шотландцы, чем и славятся, так это гостеприимством, правда? Отпустить его на две недели, в течение которых ему нечем будет заняться, – да хуже обиды не придумаешь.

– Окажите нам честь, поживите здесь, пока не вернется мистер Реджис, – быстро сказала она.

Услышав это приглашение, Томас пролил свой эль. Мэй, стоявшая рядом с Керри, спокойно улыбнулась, укладывая форель.

– Мне бы не хотелось быть навязчивым, миссис Маккиннон, – ответил Артур.

Керри обернулась и чуть не вздохнула во всеуслышание, потому что заметила в карих глазах Артура лукавую улыбку.

– Это не навязчивость, а удовольствие для нас.

Томас вздохнул, но, к счастью, ничего не сказал, только сильно насупился, глядя на форель, которую поставила на стол Мэй.

– Ну… тогда я мог бы быть вам весьма полезен. Мне хотелось бы помочь вам – если я сумею.

Томас поднял глаза и понимающе улыбнулся:

– Да неужто?

Наконец Томас и Большой Ангус встали из-за стола, и Артур спросил Томаса, сопроводив свои слова улыбкой, когда у них начинается день.

– Мы здесь встаем вместе с солнцем, – непреклонным тоном заявил Томас, взглянув на Керри. – Если вы решили остаться, мы воспользуемся помощью, которую вы предлагаете.

– Буду очень рад, – проговорил Артур и насмешливым кивком простился со сварливым шотландцем.

Томас пробормотал что-то невразумительное и пошел из кухни вслед за Большим Ангусом. За ними, мечтательно улыбаясь, проплыла хорошенькая крошка Мэй.

Артур поднялся и обошел вокруг стола, чтобы встать рядом с Керри.

– Вы необычайно добры, что пригласили меня.

– Это честь для нас.

– Я думаю, – сказал он, беря ее за руку, – что для меня это еще большая честь.

Она посмотрела на свою руку и робко улыбнулась.

– Мне кажется, нет ничего красивее, чем наш Гленбейден. Не хотите пройтись со мной?

О да, ему хотелось бы пройтись с ней… прямо над краем утеса, если она попросит.

Но к счастью, ему пришлось всего лишь выйти за ней из дома, где она взяла его под руку, и они пошли в приятном безмолвии к вересковой пустоши, лежащей в долине. Ночной воздух был напоен запахами самшита и вереска; маленькое озерцо внизу мерцало в свете луны. Артур посмотрел на небо, на тонкие полосы тумана, проплывающие под луной. Керри права – он никогда не видел ничего более удивительного, чем свет полной луны, заливающий землю.

– Здесь красиво, – произнес он одобрительно, глядя на звезды. Их были мириады; казалось, они так близко, что почти касаются лица.

Он посмотрел на Керри. Ее кожа, на которую сверху свободно падал лунный свет, светилась, как жемчуг. Губы по сравнению с лицом казались странно темными, и Артура охватили воспоминания об этих губах и атласных щеках. Он отпустил руку Керри и коснулся ее стройной шеи.

Керри стояла не шевелясь, пока он гладил впадинку на ее шее, и лишь подняла голову и посмотрела на него светящимися голубыми глазами, в которых отражалось растущее в нем желание.

Желание, испытывать которое он не имеет права.

Он не собирается оставаться в Гленбейдене. Его маленькое приключение закончено; он уедет через несколько дней. У него нет никакого права целовать эти губы, давать обещания, которых он не выполнит. И все же он никак не мог оторвать взгляд от этих глаз, от желания, которое в них отражалось. Очарованный, он смотрел в эти голубые ирисы, и сердце его и рассудок покорились волшебству шотландской луны над Гленбейденом.

Керри припала к нему, поднявшись на цыпочки; он смутился, не зная, что она собирается сделать; но вот ее губы коснулись его губ, легко задержались на нижней и вдруг прижались к ним. Дерзость или эротическая наивность этого поцелуя ошеломили его. Он стоял под лупой, похолодев, и ничего не мог поделать с жаром, бегущим по его венам. Но когда он почувствовал, что она колеблется, все его мужские инстинкты тут же вмешались в происходящее – он смело впился в ее губы, и Керри ответила с пылкостью, которую выказывала и раньше: обхватила руками его шею и прижалась языком к его языку. Когда его губы скользнули к ее уху, она поцеловала его в глаз, в висок, руки ее пробежали по его предплечьям, по груди, она наклонила голову так, чтобы он мог поцеловать ее шею там, где она переходит в плечо. Артур услышал ее вздох, ощутил прикосновение ее губ к своей груди сквозь грубую льняную рубашку, почувствовал, как крепко она держит его руку. Он ощущал ее тело рядом с собой, чувствовал, как его охватила дрожь, но, когда его рука устремилась к ее груди, она прерывисто вздохнула – и отстранилась.

Артур не сразу пришел в себя. Он не мог думать и сосредоточился на ощущении ее пальцев, которыми она провела по его губам.

Провела и оставила их там.

– Я… я… От ваших прикосновений, Артур, все нравственные соображения вылетают у меня из головы. Кажется, я ступила на опасную почву, оказавшись с вами здесь наедине.

Как Артур ни старался, он не мог сказать на это ничего разумного. Странно, что она нашла именно эти слова – слова, которые говорили почти то же, что испытывал в эту минуту он сам.

Но даже если бы он и сумел сказать что-то разумное, слова его уплыли бы в ночь на хвостах тумана, ибо Керри ускользнула прочь, быстро войдя в дом и оставив его одного на пустоши.

Чтобы он испытывал голод, который, как он боялся, не будет утолен ни теперь и никогда.