Текст книги "Слишком идеально"

Глава 5

Новое всегда непривычно.

«Как сделать свою жизнь идеальной»

Когда они наконец добрались до форта, Эйми испытала несказанное облегчение. Всю дорогу обратно Ланс злился, отчего короткий путь показался ей нескончаемым. Но вот они свернули в подъездную аллею, проехали внушительный портик, которым были отмечены парадные ворота. Лишь фасад с колоннами придавал форту некое сходство с резиденцией – очень большой, внушающей трепет резиденцией. Дорожка вела к самому дальнему краю здания, где среди груды развалин и сваленных в кучу строительных материалов был расположен временный металлический навес для автомобилей.

Под ним Ланс и припарковался, резко надавив на тормоз.

– Подождите, – сказал он, увидев, что Эйми потянулась к ручке, – я вам помогу.

Он обогнул машину. Эйми недоумевала, отчего у него вдруг испортилось настроение. Она ведь не нарочно опоздала и поранилась тоже не специально. На том, чтобы сделать покупки, он настоял сам. За что же он на нее так сердится? Ланс открыл дверцу и протянул ей руку. Эйми посмотрела сначала на руку, затем на его суровое лицо.

– Я и сама могу ходить.

Он обжег ее ехидным взглядом:

– А всего несколько минут назад вы так страдали, что не могли даже посидеть и подождать, пока я соберу ваши вещи.

– Ах да, действительно… – Она изобразила улыбку. – Но теперь я отдохнула и чувствую себя гораздо лучше.

– Хорошо. – Ланс отступил назад.

Эйми вылезла из машины и поморщилась, ступив на правую ногу: ныло колено. Неожиданно он схватил ее на руки.

– Ланс! Я же могу ходить! – воскликнула Эйми.

Он закрыл ногой дверцу машины и взглянул на свою ношу.

– Вы всегда так упрямы?

– Вовсе я не упряма, – возмущенно возразила Эйми. Ей ничего не оставалось, кроме как обнять его за шею, отчего ее грудь прижалась к его груди. Она вся вспыхнула от смущения и от какого-то странного возбуждения, которое лишь усилило чувство неловкости. Голова ее слегка прикасалась к его плечу, она ощущала запах теплого мужского тела. Эйми очень хотелось потереться носом об его шею, но она не решилась. Он отнес ее в холл.

– Ну вот, теперь можете меня опустить.

К вящему облегчению Эйми, Ланс послушался и опустил ее на пол. Но он по-прежнему поддерживал ее за талию, а ее рука, как и раньше, лежала у него на плече.

– Попытайтесь перенести вес на здоровую ногу, – сказал он.

Эйми чуть было не огрызнулась, что такого веса, как у нее, ни одна, даже самая здоровая, нога не выдержит. Она сделала робкий шажок и обнаружила, что колено уже болит не так сильно, как раньше. Но все равно, нужно притвориться, что очень больно, а то он опять станет донимать расспросами, почему она не захотела заехать за одеждой. Эйми заковыляла по холлу, прижимаясь к нему и испытывая от этого неловкость.

Господи, ну неужели он не может поддерживать ее как-нибудь по-другому? Его рука лежит прямо на ее толстом животе.

Наконец они вошли в кухню, и Эйми возблагодарила небеса, увидев табуретки. Только бы ей сесть! Тогда ему больше не придется ее поддерживать. Но когда они подошли к кухонному столику, Ланс повернулся к ней и, обхватив за талию, поднял. Не успела Эйми оглянуться, как она уже сидела на кухонном столе.

– Дайте-ка я взгляну на ваше колено, – сказал он. Эйми положила руки на свои толстые бедра в тщетной попытке их прикрыть. – Кровь идти перестала, но рану все равно нужно промыть.

Сначала она хотела сказать, что сама справится: пусть он просто снимет ее со стола. Но тогда он снова будет ее поддерживать!

– Принесите мне, пожалуйста, тазик с водой, мыло и какую-нибудь чистую тряпку.

Он принес все, что она просила, и начал сам промывать колено.

– Я сама справлюсь, – уверяла Эйми, пытаясь увернуться от его рук. – Лучше принесите продукты.

– Продукты подождут.

– Нет. – Она попыталась вырвать из рук Ланса полотенце. – В раскаленной машине остались молочные продукты, мясо и консервы! Они же испортятся!

Он сдался, протянул ей полотенце и ушел.

Нахмурившись, она посмотрела ему вслед. Ее раздражение боролось со смущением. Если он на нее сердится, тогда почему он с ней нянчится? Из-за чего он вообще на нее разозлился?

Он вернулся, держа в каждой руке по паре массивных пакетов.

– Знаете, – сказала она, – могли бы по одному пакету брать. Подумаешь, прогулялись бы до машины несколько раз.

– А зачем? – Он опустил пакеты на стол. Было слышно, как звякнули металлические банки.

– Осторожно! – сделала она ему выговор. – Яйца побьете, да и хлеб может помяться.

– Ой! – Похоже, Ланс уже позабыл, что на нее сердится, и встревоженно заглянул в пакеты. – Думаю, ничего не пострадало.

– Нужно положить скоропортящиеся продукты в холодильник, – приказала она, промакивая ссадину.

Он хотел было что-то возразить, затем заглянул в пакеты, оценивая их содержимое, и засунул сразу две сумки в холодильник.

– Что вы делаете? – спросила Эйми.

– То, что вы сказали.

Он заглянул в оставшиеся пакеты и определил их в морозилку.

– Так не делают, – раздраженно вздохнула Эйми.

– Почему же? Так проще. – Он вынул из сумки бутылочку с перекисью и подошел к столу.

– Спасибо.

Эйми потянулась к пузырьку – какой заботливый! Купил перекись, а ведь она не просила!

Не обращая внимания на ее протянутую руку, он откупорил бутылочку.

– Будет щипать.

На рану полилась шипучая и жгучая перекись. Эйми с шумом втянула в себя воздух.

– Извините, – произнес Ланс. Жидкость заструилась по голени. Бофорт размазал перекись по колену Эйми. От его прикосновения по ее ноге до самых бедер пробежали мурашки.

Она запаниковала: Господи, когда она в последний раз брила ноги? Слава Богу, в том отеле, где она остановилась, была бритва. Хоть одно утешение! Его прикосновение, его запах, его близость сводили ее с ума. Если он догадается об этом, то она умрет! Просто умрет, и все!

Он нагнулся еще ниже и подул на колено.

Эйми легонько взвизгнула.

– Извините, – повторил он и положил руку на ее бедро, чтобы она не дергалась, пока он обрабатывает рану.

Стараясь не двигаться и не дышать, Эйми смотрела на его профиль. Она снова поразилась тому, насколько его ресницы и брови темнее волос. Они были почти черными, в отличие от волос, которые золотисто-каштановыми прядками ниспадали ему на плечи. Присмотревшись, она заметила одну странную вещь: его волосы не редели возле лба, как у большинства людей, а располагались плотно, волосок к волоску. Она покосилась на него. Он что, парик носит?

При этой мысли Эйми едва сдержала смех: подумать только, красавчик Ланс Бофорт преждевременно начал лысеть и тщетно пытается это скрыть! Вот глупый! С такими внешними данными он и лысым выглядел бы сексапильно. Некоторые мужчины даже считают, что быть лысым – это круто, и специально бреются наголо.

Внезапно их взгляды встретились.

Их лица были совсем близко, словно он собирался ее поцеловать. Интересно, как это – целоваться с ним? При этой мысли Эйми обожгло жаром.

Тут Ланс резко выпрямился и отступил назад.

– Не так уж вы сильно поранились.

– Да, не сильно, – подтвердила она, изо всех сил стараясь не краснеть.

Он прищурился:

– Тогда почему вы отказались заехать за одеждой?

– Я сама завтра за ней заеду.

– С больной коленкой?

Странно, почему-то, когда он сердился, его французский акцент становился менее выраженным.

– Думаю, к утру она заживет.

– А пока вы в чем собираетесь ходить?

– Ничего, как-нибудь, – пробормотала Эйми, стараясь не обращать внимания на мокрую одежду, которая неприятно липла к телу. – Не беспокойтесь об этом.

Он долго не сводил с нее взгляда. Наконец повернулся и направился к двери, бросив через плечо:

– Никуда не уходите.

Как только дверь за ним захлопнулась, Эйми не выдержала и показала язык. Нечего над ней трястись, она и сама в состоянии о себе позаботиться! Хорошо, что он ушел: теперь больше не нужно изображать из себя калеку. Эйми соскочила со стола. У нее перехватило дыхание от жгучей боли в колене. Ну ладно, допустим, ее страдания были не совсем притворными. Однако теперь боль мучила ее куда меньше, чем беспокойство о том, что ей теперь надеть.

Эйми готова была все на свете отдать за чистую сухую одежду. Однако у нее таковой не было. Значит, придется до вечера ходить в том, что есть. А потом она выстирает свою одежду: к утру та должна высохнуть. Эйми с ужасом поняла, что ей придется спать голой в незнакомом месте. Иного выхода у нее просто не было. Впрочем, лучше об этом пока не думать, а заняться делами.

Она захромала по направлению к холодильнику: нужно рассортировать содержимое пакетов, которые Ланс туда запихнул. Когда Эйми обнаружила в морозилке масло, у нее чуть глаза на лоб не вылезли. Разложив по полочкам молочные продукты и мясо, она принялась за консервы.

– Что вы делаете? – раздался сердитый голос Ланса. Она обернулась: он стоял на пороге и держал в руках какой-то черно-серый сверток.

– Как что? Раскладываю продукты по местам. Как будто сам не видит!

– Ясно.

Он шагнул вперед.

– Если ясно, тогда зачем спрашиваете?

– Разве я не сказал вам, чтобы вы никуда не уходили? Он смотрел на ее колено.

– А я никуда и не уходила, – спокойно ответила она.

– Я сам разложу продукты. – Ланс протянул ей сверток. – А вы пока пойдите переоденьтесь.

– Что это? – То, что он ей протянул, оказалось черной рубашкой с длинным рукавами и тренировочными штанами, превращенными с помощью ножниц в шорты.

– Думаю, вам нужно переодеться во что-нибудь сухое. Она широко распахнула глаза:

– О Господи! Это вам мистер Гаспар дал?

– Ну а кто же еще? – откликнулся он, расставляя консервы на полках в совершенно произвольном порядке.

– И что вы ему сказали?

Она вспомнила, как злился Ланс. Наверняка он сказал ее новому хозяину, что нанял полную дуру, которая умудрилась заблудиться в таком маленьком городке, как Густавия. Она еще и недотепа в придачу – у нее даже не хватило ума спрятаться от дождя.

– Лучше бы я умерла!

Он с удивлением уставился на нее, не понимая причины ее смущения.

– Почему?

– Потому что… Да так… не обращайте внимания. – Как ему объяснить, если он не понимает таких простых вещей? Затем она взглянула на свою одежду, и чувство унижения сменилось такой горячей благодарностью, что у нее из глаз закапали слезы. – Я хотела сказать… спасибо вам. И мистеру Гаспару тоже спасибо.

У него тут же пропала вся злость на нее. Вместо этого он разозлился на себя.

– Я сам все расставлю. А вы переодевайтесь и ложитесь в постель. Дайте отдых вашему колену.

– А ужин кто будет готовить?

– Эйми, – повысил он голос, а затем вздохнул. – Идите отдохните.

– Ладно. – Эйми заковыляла к двери. Конечно, отдыхать она не будет. Еще чего не хватало! Она же не тепличный цветочек, чтобы из-за такой мелочи ложиться в постель. Но вот душ был бы кстати. Внезапно она почувствовала, что очень устала и, наверное, оттого расчувствовалась. Даже когда Ланс злился, он все равно был очень мил. Да и потом, он принес ей одежду. В дверях Эйми обернулась: – Ланс?..

– Да?

– Извините, что доставила вам столько хлопот. Обещаю, что завтра это не повторится.

Она так быстро вышла из комнаты, что он не успел ничего ответить.

Когда дверь закрылась, Байрон задумался. Зачем он с ней возится? Эта женщина – отъявленная лгунья. Байрон не понимал, зачем ей это нужно, но в том, что она лгунья, не было никакого сомнения.

Но все же… Он взглянул на дверь и вспомнил, какая непритворная благодарность была написана у нее на лице. Она прелесть. Этого отрицать никак нельзя.

В ванной Эйми порылась в своей пляжной сумке и извлекла из нее крошечные флакончики шампуня и кондиционера, позаимствованные в отеле, где она останавливалась прошлой ночью. В шкафчике под раковиной она обнаружила полотенце и чистое постельное белье.

Кроме этих предметов первой необходимости в ванной комнате ничего не было. Эйми с грустью вздохнула, вспомнив ароматические лосьоны, кремы и прочие безделушки, которыми была заставлена ее ванная комната дома. Может, завтра она прикупит несколько флакончиков – если, конечно, найдет, где они тут продаются.

Она зашла в душевую кабинку с матовыми стеклами, встала под струи теплой воды и намылила голову. Массирующие движения и цветочный аромат шампуня, наполнивший горячий воздух, помогли снять напряжение. Когда Эйми вышла из душа, она немного успокоилась.

Она провела пальцами по волосам, доходившим ей до пояса, и решила пока их не заплетать: пусть сохнут. Шорты и рубашка, которые дал ей Ланс, пахли моющим средством с отдушкой. Запах их прежнего владельца совсем не сохранился. Однако кое-что по ним определить было все же можно. Если верить ярлыку, хлопковая рубашка была из коллекции дизайнера Эрменегильдо Зеньи.

Это несколько удивило Эйми: одежда от Зеньи была популярна в основном среди молодых завсегдатаев модных курортов. Как-то не вяжется с образом отшельника. А вот цвет подходит. Черный, Именно так и должен одеваться Зверь.

Она надела рубашку прямо на голое тело: нижнего белья у нее не было, а купальник давно уже нужно было выстирать. Рубашка оказалась ей велика – ну и хорошо, Эйми не любила одежду в обтяжку. Наверное, этот мистер Гаспар не хилого сложения, подумала она. Рукава были ей слишком длинны – пришлось их закатать. Заправлять рубашку она не стала: она доходила ей где-то до середины бедер.

Шорты, в отличие от рубашки, были сильно поношенные. Неужели мистер Гаспар тоже трудится над обустройством форта? Или он настолько разленился, что целый день валяется на диване в трениках и смотрит телевизор? Когда не носит одежду марки «Зенья», конечно же.

Она вздрогнула от стука в дверь комнаты.

– Эйми? – донесся до нее голос Ланса. – Не выходите. Мне просто хотелось узнать, не нужно ли вам чего.

– Нет, нет, ничего не нужно, – отозвалась она, надеясь, что он не догадается, что она сейчас не в постели, а в ванне.

– Если что, то я на лестничной площадке, штукатурю стены.

– Хорошо.

Выждав, пока он отойдет подальше, она отнесла свою одежду в прачечную и загрузила в стиральную машину. Она еще ни разу не заводила стиральную машину ради такой мелочи, как майка и шорты. Другой одежды в прачечной не оказалось. Интересно, у мистера Гаспара своя стиральная машина или ему стирает Ланс? Она едва сдержала смех: куда ему! Он даже продукты по полочкам не может разложить, где уж ему справиться со стиральной машиной! Ничего, скоро она разберется, что к чему в этом доме.

Заглянув в кухню и не обнаружив там Ланса, Эйми прошлепала босиком к столу и приступила к работе. Вскоре в кастрюльке уже кипел бульон, а в миске подходило тесто для хлеба.

Она пристроилась поближе к раковине и принялась готовить фруктовый салат. Вдруг она вздрогнула: на подоконник прыгнула обезьяна. Скоро к ней присоединилась вторая.

– О Господи! – рассмеялась Эйми и одарила эту сладкую парочку улыбкой. – Привет, привет. Надеюсь, вы не кусаетесь?

Они потянулись к манго. Так как манго было очень трудно резать, Эйми дала каждому зверьку по банану. Те выхватили фрукты у нее из рук и бросились прочь, перемахнули через перила балкона и скрылись в гуще деревьев. Она посмотрела им вслед: ей было жаль, что они так поспешно ретировались.

Ну что ж, видимо, придется работать в одиночестве. Она снова погрузилась в привычный мир грез и не заметила, как день сменился вечером.

– Вы уже встали, – раздался голос Ланса у нее за спиной. – Рад, что отдых пошел вам на пользу.

Эйми оторвалась от плиты и увидела, что он стоит на пороге.

– Да, – ответила она, почувствовав легкий укол совести: ведь она не прилегла ни на минутку. – Я чувствую себя гораздо лучше.

– Хорошо, – кивнул Ланс. Он окинул взглядом ее гигантскую рубашку и голые ноги и отвернулся, словно его что-то смутило. – Я пришел сказать, что мой рабочий день кончен и что я ухожу. Я вернусь завтра утром.

– Ну… ладно. Он принюхайся.

– Пахнет аппетитно. Ужин?

– Пока еще нет. Просто делаю предварительные заготовки.

Из мяса цыпленка она сможет приготовить себе несколько порций еды. Если она будет питаться так же, как мистер Гаспар, то очень скоро опять наберет все фунты, которые с таким трудом сбросила, а то и больше.

– Думаю, сегодня я приготовлю говядину с пикантным соусом, а к ней – артишоки и томаты, запеченные в сыре пармезан с тушеными грибами. А вы… – По привычке она хотела попросить его остаться, но потом подумала: а вдруг он и правда плюхнется сейчас на один из высоких табуретов и будет сидеть на кухне? В его присутствии Эйми чувствовала себя скованно, а это совсем некстати, когда готовишь. Но в итоге привычка к гостеприимству возобладала. – Вы не хотите остаться? Я могу приготовить еще одну порцию.

Он покачал головой:

– Нет, мне вы будете готовить только обед. Или… – Он нахмурился: – Вам, наверно, не хочется оставаться здесь одной? Если хотите, я могу ненадолго задержаться.

– Нет, ну что вы! Я нисколечко не боюсь.

– Очень хорошо. Не нужно бояться месье Гаспара. Он ничего вам не сделает, самое главное – не высовываться за пределы этого крыла форта после того, как подадите ему ужин.

– Все будет хорошо, – снова заверила она.

– Ну, тогда до завтра, – сказал он. – Желаю вам спокойной ночи.

– Да. Спокойной ночи.

Эйми нахмурилась: попрощавшись, он почему-то прошел в столовую, а гараж был совсем в другой стороне. Хотя пока она видела только одну машину – красный «альфа-ромео», принадлежавший мистеру Гаспару. Наверно, Ланс добирается до работы пешком.

Интересно, где он живет? Наверное, у такого обходительного человека, как Ланс Бофорт, полным-полно друзей. И женщины, наверное, за ним бегают. Интересно, а девушка у него есть? Скорее всего он живет в гражданском браке. Конечно, его личная жизнь ее не касается, но любопытство неотделимо от богатого воображения: Эйми и того и другою всегда хватало с избытком.

Вскоре ее мысли обратились к Зверю, заточенному в замке, населенном призраками. Она почувствовала, что почти начинает верить легенде. После заката над островом снова разразилась гроза, отчего ее страх лишь усилился. Поднялся ветер, полетели крупные капли дождя. Она подбежала к окошку над раковиной, чтобы закрыть ставни.

Высунувшись из окна, чтобы поймать ставни, она заметила, что в башне на третьем этаже загорелся свет. Через жалюзи был заметен темный силуэт. У Эйми душа ушла в пятки, а по телу пробежали мурашки.

Она была совсем одна в этом странном месте, если не считать запертого в замке чудовища.

Глава 6

Байрон стоял у окна и любовался грозой. Натруженные мускулы приятно ныли от физического труда, однако в этот раз работа не успокоила его.

Порывы ветра, проникавшие сквозь ставни, приятно холодили кожу под черным шелковым халатом. Ветер ласкал его бритое лицо, теребил короткие темные волосы. Не затихали раскаты грома. В комнату проникал сладковатый запах мокрых цветов и плодородной почвы, в то время как внизу, в заливе, лодки рвались с якорей. Природа, как и жизнь, созидая одно, разрушала другое.

Это как нельзя лучше отражало состояние души Байрона.

Уже не в первый раз со дня своего прибытия на Сент-Бартс он чувствовал себя Зверем, в которого перевоплощался: в нем боролись противоречивые чувства.

Созидающая и разрушающая сила. Дар и проклятие. Разве не этими свойствами обладало прикосновение Мидаса? У Байрона был талант воплощать в жизнь людские грезы. Увы, грезы иногда бывают неотделимы от кошмаров.

Небо прочертила молния, за ней последовал удар грома. Байрон усмехнулся мелодраматическому направлению своих мыслей. Он слишком много на себя берет. Да, он проложил Чаду дорогу к славе, но это еще ничего не значит. Он не виноват, что брак Чада разрушился.

Единственное, в чем он виноват, – это полное безразличие и пассивность.

Всю жизнь Байрон наблюдал за другими с безопасного расстояния, никогда никого не пускал в свою душу. Может, из-за этого он по уши ушел в мир Голливуда?

Последние полгода Байрон часто размышлял на эту тему, как, впрочем, и на многие другие, и пришел к выводу, что его пристрастие к киноиндустрии вызвано не только тем, что он вырос в этой атмосфере. После развода родителей он жил попеременно то у отца, то у матери. С таким же успехом он мог бы заняться высокой европейской модой.

По злой иронии, у этих двух миров было кое-что общее: оба они имели дело с иллюзиями. Мода создает визуальную иллюзию. А фильмы переносят человека в совершенно иной мир, позволяют на некоторое время вообразить себя каким-нибудь героем.

Ему вспомнился разговор с Эйми в машине: этот мир можно терпеть только благодаря тому, что возможно бегство в царство фантазии. Байрон целиком и полностью разделял это мнение: сам он тоже предпочитал воображаемый мир реальному. Сейчас, стоя в башне, надежно укрывавшей от непогоды, он понял, почему так происходит. Только в воображаемых историях он мог позволить себе в полной мере ощутить глубину человеческих переживаний, потому что он знал, что все эти ситуации ненастоящие.

Может, поэтому он сошелся с Джиллиан? Та ведь тоже только прикидывалась наивной простушкой. Можно было не бояться задеть ее чувства. Они играли роль идеальной пары и на людях, и когда оставались одни. К сожалению, со временем иллюзии стираются и больше не могут скрывать правду.

Он хорошо помнил день их размолвки. Они с Джиллиан пришли в «Спаго» отметить только что пройденный ею кастинг. За обедом они обсуждали только одно: получит она роль или нет и как это отразится на ее карьере. В каждой фразе, вылетавшей из ее ротика, слышалось «я», «мне»… Байрон слушал со всевозрастающим отвращением. В принципе при данных обстоятельствах было вполне естественно, что Джиллиан так много говорит о себе; но почему-то именно тогда ему в полной мере открылись ее никчемность, тщеславие и самовлюбленность.

Когда они уже выходили из ресторана, что-то в нем надломилось. Он повернулся к Джиллиан и сказал какую-то колкость – он теперь уже не помнил, что именно. Его колкости всегда отличались остротой.

Она разразилась гневной тирадой и привлекла всеобщее внимание. Конечно, где ему понять, как для нее важна эта роль! Ему на все наплевать! Он начисто лишен каких бы то ни было эмоций!

– Ты вообще способен чувствовать только когда занимаешься сексом! Но это чисто физическая вещь! – завопила она. А потом наградила его пощечиной. Позже этот кадр красовался на обложках всех таблоидов. – Ну а это ты почувствовал, Байрон? Почувствовал?

«Да уж, почувствовал», – подумал он тогда. Он до сих пор ощущал эту пощечину, а в ушах у него звенели ее ядовитые слова. Сам заслужил.

Постоянные преследования папарацци сделались просто невыносимы. Да тут еще Джиллиан давала слезливые интервью и плакалась, каким он оказался холодным и бесчувственным мерзавцем. Байрон ненавидел это нытье: он питал стойкое отвращение к таким вещам еще с развода родителей. Неудивительно, что он поступил так же, как когда-то поступила его мать: решил скрыться на время, пока все не уляжется.

Когда у Байрона возникла эта идея, он тут же вспомнил о форте с привидениями, когда-то потрясшем его воображение. «Интересно, каково это: быть привидением? – подумал он. – Стать полной своей противоположностью: призрак мертв телом, а я мертв душой. Стать привидением – значит надежно укрыться от ока общественности». Так Байрон Паркс стал невидимкой. Когда он стал вести полупризрачное существование, у него появилось больше времени на размышления и самокопание. Вскоре он начал ощущать, как мало-помалу возрождается к жизни его умершая душа. Процесс был болезненным: Байрону казалось, что подобную боль испытывают люди, пострадавшие от ожогов, когда начинают залечиваться поврежденные нервные окончания. Когда он решил податься в отшельники, он даже не представлял, в какое пепелище превратилась его душа.

Отвернувшись от окна, он подошел к влажной стойке бара и налил себе бокал вина. Скоро Эйми принесет ужин. А потом он может почитать или посмотреть какой-нибудь фильм из своей коллекции DVD.

Эйми Бейкер. Это она виновата, что у него на душе кошки скребут. Обновленная часть его души искренне хотела поверить в то, что существует некая простая, логичная и невинная причина, почему Эйми не хотела заехать за вещами.

На это прежний, циничный Байрон ответил Байрону возрожденному, что он дурак.

Он скользнул взглядом по мониторам. Камера, установленная в кухне, по-прежнему была выключена, но Байрону она была не нужна. У него и так стояла перед глазами Эйми, какой он видел ее совсем недавно: босая, в его рубашке. Черный – явно не ее цвет, но все равно она хорошенькая, особенно когда распускает свою копну каштановых кудрей.

То ли у него разыгралось воображение, то ли эта женщина и вправду хорошела прямо на глазах. Когда Байрон сегодня утром отворил дверь – неужели это было только сегодня утром? – на пороге стояла пухленькая, некрасивая женщина, соискательница на должность домработницы. Он расцеловал ее, когда она принесла обед, лишь потому, что уже отчаялся найти кухарку, а вовсе не потому, что хотел прикоснуться к ее восхитительно изогнутому ротику.

При этой мысли Байрон испытал новый прилив возбуждения и нахмурился. «Ну-ка прекрати, – приказал он своему телу. – Она твоя домработница».

У него мелькнула мысль, что, может, шесть месяцев воздержания сказались на его либидо и теперь он возбуждается по поводу и без повода. Но нет, непохоже. Он жил на Сент-Бартсе уже полгода. Во время своих вылазок в город он постоянно встречал красивых, сексуальных женщин, ни одна из которых не вызвала у него физического интереса. Может, заключение Джиллиан, что он способен чувствовать только во время секса, начисто подавило всю его сексуальную активность? От этого предположения Байрону стало немного не по себе.

И вдруг появляется женщина совсем не в его вкусе, и он испытывает прилив желания каждый раз, когда смотрит на нее!

Тут, словно по волшебству, Эйми появилась на мониторе, камера от которого была установлена в столовой. И он снова испытал возбуждение. Он изумленно покачал головой. Она шла по залу и несла поднос. Байрон вспомнил, что она обещала приготовить на ужин, и в желудке у него заурчало.

Тут он заметил что-то очень странное. Он прищурился: да она совсем не хромает! Нисколечко!

От этого сразу же вернулся к жизни циничный Байрон. Черт возьми! А он-то полагал, что она с ним откровенна. Всякое желание сразу же пропало. Его сменил гнев, который все возрастал по мере продвижения Эйми по темному форту. Ее изображение перемещалось с монитора на монитор. Вот вспыхнула молния и осветила ее, словно стробоскопический источник света на киносъемках. Последовал раскат грома, отчего Эйми вздрогнула.

Добравшись до кабинета, она осторожно заглянула внутрь, словно ждала, что из-за угла на нее набросится чудовище. Затем нерешительно шагнула внутрь, нажав локтем на выключатель. Байрон совсем забыл оставить для нее включенным свет.

Загорелся тусклым светом торшер, но в углах комнаты по-прежнему лежали густые тени. Эйми подошла к «немому официанту» и поставила внутрь поднос. По крайней мере так ему показалось. На камере эта часть кабинета была видна не очень четко.

Он ждал, что она отправит поднос наверх и уйдет.

Эйми снова попала в объектив камеры. Поднос она пока не посылала наверх, просто стояла и оглядывалась.

«Не надо, Эйми, – прошептала та часть его души, которая еще на что-то надеялась, – не делай этого».

Но она направилась прямиком к столу и принялась рыться среди книг и проектов. В нем закипела ярость. Он бросился к столу и нажал на кнопку двухсторонней связи. Он так спешил, что включил сразу все микрофоны в форте и грозно спросил:

– Ты что делаешь?!

Голос его разнесся по всей крепости. Эйми взвизгнула, стремительно обернулась и прижалась спиной к столу. Разумеется, она никого не увидела. В форте снова воцарилась тишина, только во дворе обезьяны и птицы подняли перепуганный гвалт.

Эйми намертво вцепилась в стол и замерла. Сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди.

Снова раздался тот же голос, уже не такой громкий, но полный гнева:

– Я, кажется, спросил, что вы делаете.

– Я… я… – Она втянула в себя воздух. – Г-где вы.

– Наблюдаю по монитору. Так какого черта ты здесь делана?

Эйми лихорадочно оглядывалась. Заметив камеру в нише над дверью и громкоговоритель, она немного успокоилась: значит, это все-таки не призрак.

– Я… Я искала бумагу.

– А в кухне что, бумаги нет?

– Есть, просто… – Эйми сглотнула комок страха, застрявший в горле. Она думала, что Гаспар – француз, как Ланс, но судя по акценту, он скорее американец. – Просто мне это пришло в голову, когда я была уже здесь.

– Что вам пришло в голову?

– Я хотела вас поблагодарить. За одежду. – Она вцепилась в рубашку. – Я хотела написать вам благодарственную записку.

– Лансу Бофорту не понравилось бы, что вы рылись в его вещах. Да и мне не понравилось бы, если бы вы рылись в моих.

– Я не рылась! То есть я не нарочно. Простите.

– Извините, но в это верится с трудом. Особенно если учесть, что вы лгунья.

– Что?! – Глаза у Эйми чуть не вылезли из орбит. Раньше ее никто так не называл.

– Ваше колено чудесным образом зажило.

– А-а-а… – Ей было ужасно стыдно.

– Так почему же вы не захотели сегодня заехать за своими вещами? Что вы скрываете?

– Ничего!

– Мисс Бейкер, даю вам две секунды на то, чтобы придумать правдоподобный предлог: почему вы не хотели, чтобы Ланс Бофорт увидел, где вы живете? Если не ответите, то вы уволены.

– Пожалуйста, нет!

– Раз.

– Нет у меня никаких вещей! – выпалила она.

– Как это?

На глаза у нее навернулись слезы.

– У меня нет вещей! У меня даже номера в гостинице нет! Пожалуйста, не увольняйте меня. Эта работа – моя единственная надежда.

– Извольте объяснить подробнее.

– Я здесь оказалась случайно. – На глаза Эйми снова навернулись слезы. Вернулся прежний страх. – Я путешествовала на лайнере и отстала. У меня нет ничего, кроме той одежды, в которой я сегодня сюда пришла.

После этого она поспешно и сбивчиво выложила ту унизительную историю, которая с ней произошла.

Байрон стоял в башне и слушал, как Эйми плача рассказывает ему что-то про путешествие, про пари, заключенное с подругами, про то, как ее уволили и что она не может вернуться домой, иначе ее будут считать никчемной неудачницей. Если все это была игра, то ей следовало бы дать премию «Оскар» за сценическое мастерство. Даже Джиллиан была не так убедительна, а уж она-то умела пустить слезу, когда нужно. Единственным недостатком Джиллиан было то, что она очень красиво плакала. Она всегда старалась выглядеть наилучшим образом, поэтому научилась плакать так, что при этом ни глаза, ни нос у нее не краснели.

Эйми этому так и не научилась. Она громко всхлипывала и вытирала слезы ладонями, словно смертельно обиженный ребенок. Глядя на нее, Байрон чувствовал, как у него оживает еще одно из давно отмерших нервных окончаний. Он ненавидел себя за то, что довел ее до слез.