Текст книги "Рискованное увлечение"

Она сгребла обеими руками каштановую массу и отбросила назад. В зеркале вновь появилось пылающее лицо – щеки, залитые краской, и горящие глаза, как два сапфира. Она была по-прежнему молода. Она была достаточно привлекательна. Желание било в ней ключом. Он решил, что отвергнут ею по вполне понятным причинам?

Джульетта закрыла все двери пять лет назад, и ни одна из них не может быть открыта вновь. Если только… Ужаснувшись собственным мыслям, она подбежала к окну и выглянула во двор. Одна рука лежала на медальоне, прятавшемся под платьем.

Местные жители уже взгромоздились на гостиничную повозку и покатили прочь. Мистер Грэнвилл разговаривал с фермером Хеймсом. Бригада рабочих с фермы вместе с пятью мужчинами, косившими луг, уже ворошила траву. Один парень вкатывал через ворота тележку. Оставшуюся часть дня они будут переворачивать траву, просушивая ее на солнце. Значит, он и это устроил, так же как доставку эля из «Трех бочек». Может быть, он и мот, но деревенские обычаи знает. Несомненно, у него где-то есть собственное поместье.

Джульетта отвернулась. Лучше ни во что не вникать. К тому же у нее есть дела.

Она завязала волосы аккуратным пучком на затылке и подняла свою шляпку. Повесила ее на крюк и, прислонившись на секунду к стене, погладила истершиеся ленточки. После того как мистер Грэнвилл бесплатно заготовил сено, на сэкономленные деньги можно будет купить себе новую. Джульетта засмеялась и пошла вниз.

Олден оставил мужчин заниматься сеном, а сам отправился обратно в гостиницу. На зеленой лужайке четыре коровы пощипывали траву.

Он лишь немного жалел о розовой парче и жилете. Необходимые атрибуты для особо торжественных, дворцовых приемов стоили чертовски дорого, целое состояние. Но ребята из Грейсчерч-Эбби имели полное право унести свои трофеи вместе с грандиозной сплетней и распорядиться ими по своему желанию. Если он выиграет пари – можно позволить себе эту жертву, если проиграет – тогда все это потеряет свою актуальность. Он раздаривал одежду, которая уже была проиграна в карты, но будь он трижды проклят, если позволит, чтобы она досталась сэру Реджинальду Денби! Человек ради забавы разрушил дамбу деревенской мельницы! Награждать его королевским кружевом и золотым шитьем за жестокие подвиги? Никогда!

В «Трех бочках» Олден заказал свою ежедневную горячую ванну, к большому неудовольствию мистера Сэндхэма. Хозяин гостиницы был озадачен странными гигиеническими стандартами своего постояльца.

– Гм… вам нездоровится, сэр? – спросил мужчина, почесывая голову.

– Клянусь Богом, мистер Сэндхэм, – ответил Олден, – после того как я последний раз принимал ванну, я проскакал тридцать миль, Потом до вечерней зари учился косить траву, ломал спину над точильным станком и махал косой два часа в убийственном ритме. Я хочу выкупаться и уснуть. И еще я хотел бы чтобы меня не беспокоили.

Хозяин осклабился.

– Значит, вы снова собираетесь посетить миссис Ситон?

Олден задержался перед лестницей.

– Вы действительно не знаете, кто она?

– Чтоб мне живу быть, сэр! Мисс Паррет, покуда ей принадлежал коттедж, однажды утром была посажена в экипаж. Никто в деревне не видел его раньше. На следующий день женщина вернулась с миссис Ситон. Это было пять лет назад.

– Леди овдовела до того, как приехала сюда? Или это свежая утрата? Как вы думаете?

– Когда она приехала, я бы сказал, она была убита горем – бледная как призрак и больная лихорадкой. Мисс Паррет потом ее выхаживала. Но они всегда жили уединенно, сэр. Это все, что я знаю. И это все, что знают другие. Хотя миссис Ситон здесь очень уважают. У нее никогда не было друзей или посетителей. До вас.

– А мисс Паррет? Кто была та женщина?

– Право, не знаю, сэр. Она родом не из этих мест. Во время покупки дома ей было уже порядочно лет. Вообще она была достаточно образованная леди. Лично я думал, что она была горничной, но она сказала, что нет. Больше о ней никто ничего не знает.

– Это вам за беспокойство. – Олден вдавил монету мужчине в ладонь. – Я жду горячую воду.

После ужина Джемми Брэмби должен был дождаться, пока уйдет мать. Тогда он оставил своих младших братьев и сестер играть на лужайке. У него ушел час, прежде чем он постучался в Мэрион-Холл с черного хода. Сэр Реджинальд Денби никогда не пускал его на парадную половину дома. Поэтому и сейчас Джемми остался в прихожей возле кухни. Но было бы грешно на это жаловаться, поскольку кухарка, чтобы занять его, выдала ему большой кусок пирога с бараниной.

Он уже доел его и утирал рот рукавом, когда наконец показалась дородная фигура сэра Реджинальда.

– Есть что-нибудь новое о миссис Ситон, парень?

Джемми тотчас встал и мотнул челкой над лбом. Вместе с сэром Реджинальдом в прихожую вошел другой джентльмен – высокий, худощавый, в напудренном парике дорогой одежде. Он прислонился к стене и посмотрел на Джемми через лорнет.

– Забавно! – сказал незнакомец. – И много у вас таких шпионов, Денби? Очень эффективный способ, я уверен!

– Я не шпион, сэр! – возмутился Джемми, – Я только принес обычные новости.

– Ба, у этого существа есть язык! – улыбнулся джентльмен. Мушка в углу его рта сморщилась. Это был довольно видный мужчина – лорд, по всей вероятности. – Разумеется, сэру Реджинальду, как сеньору, положено знать, что происходит в приходе при его поместье. Так держать, парень! Не позволяй мне запугать тебя. Вот тебе лишнее пенни на чай.

Металл закружился в воздухе. Джемми на лету поймал монету и опустил в карман. Мать нуждалась в любом приработке. Как бы то ни было, но незнакомец говорил дело. Джемми не знал, кто такой «сеньор» и почему никто не любит сэра Реджинальда, но он не видел ничего зазорного в том, что взялся что-то выяснить для него. И потом, кухарка из Мэрион-Холла пекла замечательный пирог с бараниной.

Все уже давно было похоронено. Все воспоминания, все эмоции. Джульетта спрятала их так глубоко, как только могла.

Энергично почистив медные котелки, вывернув наизнанку буфет и отдраив сосновый стол, она наскоро перекусила. Потом отнесла в спальню чистые простыни. Застелила постель и на минуту прилегла на пахнущее лавандой покрывало, прикрыв глаза.

Золотая цепочка скрутилась вокруг ее горла. Джульетта потянула ее, чтобы освободить медальон, и поцеловала теплый металл. Целый рой образов закружился у нее перед взором. Золотоволосый смеющийся мальчуган, бегающий по летнему саду. Игрушечные оловянные солдатики, рассыпанные перед камином. Она задержала руку и тотчас убрала, взбунтовавшись на мгновение. Несмотря на твердое решение и все зароки, фонтан горячих слез брызнул из глаз. Нет, она не допустит этого! Она не должна…

Она запихнула медальон подальше и попыталась дышат глубоко, чтобы сдержать рыдания. В это время чья-то робкая рука потеребила ее за плечо.

Джульетта открыла глаза и увидела улыбающееся лицо своей приходящей служанки.

Тилли Брэмби была лет на пять старше своего брата Джемми и уже флиртовала с сыном дровосека. Или «совершала прогулки», как она это подавала.

– Ой, мэм! – воскликнула девушка. – Вы тут совсем извелись без моей помощи. Я собиралась прийти завтра утром, но мне настолько полегчало, что я…

Джульетта взглянула на окно. Должно быть, она проспала несколько часов. Приближался вечер. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы встать и сделать вид, будто все в порядке. Она чувствовала себя истощенной, даже отчаявшейся.

– Спасибо, Тилли. Ты вполне здорова?

– О да, миссис Ситон! – Служанка откинула с веснушчатого лица волосы. В руке она держала перья для сметания пыли. Девушка выглядела возбужденной, как ребенок, владеющий каким-то секретом. – Это была всего лишь легкая простуда, сейчас все уже обошлось. Правда, из-за этой болезни мой нос стал красным как свекла. Не хочу, чтобы мой молодой человек видел меня такой!

– Из-за мыслей о нем ты так зарделась? – спросила Джульетта.

– Нет, мэм, не из-за этого, – ответила служанка. Щеки ее под сияющими глазами покраснели еще гуще. – Тут приходил один джентльмен…

Так это он привнес такой яркий румянец, который ей очень к лицу! Понятно. И Тилли очаровал!

– Этот джентльмен сообщил свое имя и род занятий?

Хорошенькая девушка повернулась обмахнуть опахалом зеркало и улыбнулась своему отражению в стекле. Она была заинтригована собственной внешностью, дающей ей власть над сыном дровосека. И заинтригована тем, что ее ореховым глазам сделал комплимент даже джентльмен, приходивший к ее хозяйке.

– Этот джентльмен – мистер Грэнвилл, что остановился в «Трех бочках». Ой, он косил траву, мэм! Вся деревня говорит об этом. – Озорное выражение в глазах Тилли выглядело таким же невинным, как веснушки на ее круглых щеках. – Очень приятный джентльмен. О, мэм, мистер Сэндхэм говорит, он принимает ванну каждый день!

Джульетта невольно рассмеялась.

– Значит, ты решила прийти на ночь глядя, чтобы увидеть пресловутую знаменитость?

Перья запрыгали, когда Тилли начала смахивать пыль с рамы зеркала.

– Он сказал, что придет играть в шахматы. Что в этом плохого?

Этот распутник флиртовал с Тилли! Решил попытать счастья со служанкой? Без колебаний. Пользуясь своим преимуществом над чрезвычайной женской уязвимостью. Как любой безнравственный красавец. А девушка по наивности вообразила, что она его очаровала. Джульетта скользнула с кровати.

– Но почему моя шахматная игра приводит тебя в такой восторг? Я решительно этого не понимаю, Матильда Брэмби!

Служанка круто повернулась.

– О, мэм! Это так интересно! И потом, он сказал, что для такой хорошенькой девушки, как я, слишком много работы в доме. Он прислал трех девушек помогать мне до конца недели. Они внизу.

Три служанки! Он нанял трех служанок, даже не посоветовавшись с ней? Невообразимая самоуверенность! Что делать? Если отругать его, это только будет выглядеть как мелочность и упрямство. Отнестись к этому благосклонно – значит попустительствовать его возмутительной вольности. За шахматную игру всего-навсего! Джульетта не находила слов от негодования.

Она подбежала к умывальнику и сполоснула лицо холодной водой. Короткими энергичными движениями причесалась и, заколов волосы шпильками, отобрала свежий шейный платок в тон платью. Если не считать яркого румянца, из зеркала на нее смотрела почтенная вдова, словно бросая вызов всему миру, объявляющему этот образ фальшью.

На заднем плане маячило простодушное лицо Тилли. Держа руку на дверной щеколде, она не сводила выжидательного взгляда со своей хозяйки.

– Что мне сказать новым служанкам, мэм?

Нежданный подарок, и такой дорогой! Она вольна играть в шахматы. И на неделю освобождается от повседневных домашних дел, будто прежняя праздная леди. А что потом? Опять возвращаться к монашескому бытию и благодарить судьбу за эти воспоминания? Это было почти жестоко со стороны судьбы. Но менять роли сейчас уже было поздно.

Джульетта разгладила лиф платья, прилаживая материал как положено к своему корсету. Три служанки! Она выросла в доме, где их было сорок. Когда она снова повернулась к Тилли, лицо ее было бесстрастно.

– Под это нашествие новой рабочей силы, естественно, нужно выделить постели. Ты знаешь, где взять белье. Скажи этим служанкам, чтобы подождали меня на кухне.

– Хорошо, мэм, – Тилли сделала неуклюжий книксен. Глаза ее ярко блестели. – А джентльмен?

– Передай, пожалуйста, мистеру Грэнвиллу, что он может разложить доску в беседке и расставлять фигуры.

– Да, мэм.

Джульетта улыбнулась и, сдерживая раздражение, добавила:

– Можешь также сказать ему, что на этот раз я намерена выиграть.

Глава 4

Беседка пустовала. Правда, шахматная доска была разложена на маленьком столике. Может, он устал ждать и вернулся в «Три бочки»?

Джульетта пробежала пальцами по короне черного короля, удивленная внезапным чувством разочарования. Это, часом, не острое помешательство? Ее возмущало присутствие этого человека, и она сожалела об этом пари. Вместе с тем она разочарована. Почему? Потому что, несмотря ни на что, хочет играть в шахматы? Хочет помериться с ним силами? Нервический смех слишком стремительно приближался к слезам.

Она подняла глаза на шумящую зеленую листву над головой. Лето взметнуло все вокруг. До недавнего времени Джульетта была вполне-довольна своей жизнью. При всем ее однообразии. Она даже гордилась своей твердостью и мужеством. Хоть не без помощи мисс Паррет, но она вновь обрела достоинство и научилась находить удовлетворение в работе – то, чего никогда не представляла себе в девичестве. Это потребовало неимоверных усилий. Но вдруг обнаруживается, что все эти трудно завоеванные приобретения развеялись! И все потому, что одному красивому проходимцу захотелось развлечься! Какой абсурд!

Тряхнув головой, Джульетта пошла на кухню. Она побеседовала с новыми служанками, тремя солидными, степенными женщинами. Сара и Бетти могли выполнять любую работу, начиная от кухни до коровника, Кейт заметно от них отличалась.

– Я ваша горничная, мэм, – сказала она, делая книксен. – Я буду заниматься вашей одеждой, вашей комнатой и всем, чем вы пожелаете.

Джульетта заставила себя скрыть удивление.

– Вы недавно наняты? Или прибыли сюда из дома мистера Грэнвилла?

Кейт снова присела.

– Я не умею правильно выражаться, мэм, – сказала она. – Но вы увидите, что я обучена так же хорошо, как любая другая горничная.

Горничная! Оторвал от своей жены? Сестры? Любовницы?

После нескольких коротких указаний Джульетта отослала женщин устраиваться. Положим, по его расчетам, она не станет смущать их подробным собеседованием. Но приходило ли ему в голову, что она может вообще отправить назад такую подмогу? Нет, даже горничную прислал! Нужно иметь чуть ли не отвагу, чтобы заставить себя вновь войти в роль, о возвращении к которой она уже не помышляла.

Но Джульетта любила сама кормить своих кур. С корзиной в руке она прошла через двор и увидела Олдена Грэнвилла, прислонившегося к плетню курятника.

У нее перехватило в горле.

Мужчина стоял в полутени деревьев, совершенно неподвижно. Изящный и гибкий.

Золотые и красные вензеля на рыжем атласном жилете словно перекликались с кончиками ленты, которой сзади были перевязаны волосы. Камзол, нацепленный на согнутый указательный палец, был перекинут через плечо. Другая рука сдвинула полу жилета. Общему впечатлению ненавязчивой утонченности противоречили лишь висящая сбоку небольшая шпага и упругая сила в осанке, говорившая о том, что человек знает, как пользоваться оружием.

Словом – милорд, как вчера едва не проговорился один работник. Бесшумный источник беспокойства, вторгшегося в ревностно охраняемое святилище.

Джульетта двинулась вперед, прижимая к себе корзину. Как, однако, при виде этого человека ускорился пульс! Мужчина был красив. Без сомнения, распутник, ищущий случая позабавиться над ней. Но выяснять его личность совершенно ни к чему. Ведь его, равно как и его служанок, через неделю здесь уже не будет.

Пусть он выколупывает лакомое зернышко, прячущееся под ореховой скорлупкой! Пока он занимается этим, можно попытаться извлечь из его самонадеянности какую-то забаву для себя, а расходы целиком списать на него.

Мужчина поднял взгляд. В первую секунду его глаза выглядели погасшими, но потом вспыхнули, и улыбка озарила лицо. Восторженная улыбка, как при встрече со своей возлюбленной, возвратившейся после долгого путешествия. Казалось, он вот-вот вскинет руки, чтобы заключить Джульетту в объятия.

У нее дрогнуло сердце.

– У вас тут наседка, – сказал он. – Очень свирепая клуша. Такого крика я не слышал даже за дверями гостиной графини Роксхэм.

Джульетта остановилась как вкопанная. «Но я помню леди Роксхэм, – хотелось ей сказать. – Эта особа и впрямь славилась своей крикливостью. И лентами!»

Но это только остро напомнило бы ей о том, чего она лишилась и что она леди. Вдобавок подобное откровение придало бы уж слишком интимный характер их встрече, словно они много лет были близкими друзьями.

Олден снова посмотрел на хохлатку, дав Джульетте возможность прийти в себя.

– Теперь она прячет цыплят себе под крыло, – заметил он, – и тем временем отпугивает меня гневным взглядом. Они не задохнутся?

– Если бы наседки были настолько глупы, – сказала Джульетта, – домашняя птица, как вид, не выжила бы. – Она намеренно произнесла это резким тоном.

– Ах да! – сказал он. – Я не поклонился.

– И тем проигнорировали подлинное назначение джентльменского приветствия – показать отсутствие угрозы, изначально заложенной в самой мужской природе. Почтительный поклон означает отсутствие оружия в руках. Склоненная голова показывает мирный характер намерений…

– Даже при наличии шпаги? А может, присутствие сущего очарования – одной только синевы и нежной кожи в солнечном свете – делает мужчину безоружным.

– Однако даже моя наседка умеет распознать опасность. Вы считаете, что ее поведение необоснованно?

– Слишком много беспричинного трепыхания. У меня нет намерения причинить ей вред.

– Это лисьи слова, – сказала Джульетта. Его глаза переполнились искренним весельем.

– По-вашему, я, как тот Рейнеке-лис из детской сказки, пришел охотиться за невинными цыплятами? Я никогда не стремился быть лисицей в курятнике. Я предпочитаю охоту.

– Я не уверена, что Тилли так думает.

– Тилли? – Его удивление выглядело неподдельным. – Ваша служанка? Какой вздор! Да ей не больше четырнадцати?

– Ей пятнадцать.

– Похвальное беспокойство, но абсурдное. С моей сторон ей ничто не угрожает. Я никогда не устраиваю переполох среди маленьких цыплят.

– Близость лисицы сама по себе всегда вызывает переполох, независимо от намерений. Разве любая молоденькая служанка когда-нибудь была ограждена от внимания распутника?

– Редко, – сказал он. – Здесь я с вами согласен. – Солнце поблескивало в его волосах. – Под этим обычно понимают, простая служанка приносит в жертву свою девственность за две ленты, тогда как горничная требует три. Однако я всегда придерживался правил оставлять служанок их возлюбленным. – Он повесил свой камзол на ближайшую дубовую ветку. – Вас это удивляет?

– Меня только удивляет, что вы ожидаете, будто я этому поверю. Скажете, что у вас никогда не было флирта со служанкам.

– Флирта? Мне знаком флирт с бабушками. Невинное времяпрепровождение, забавное для обеих сторон. Я полагаю, с вами говорим о более интимном. О женской благосклонности, которой я никогда не покупал. Тем более такими безвкусными вещами, как ленты.

Джульетта вытряхнула содержимое корзины через изгородь. Куры устроили драку, чтобы выхватить лучшие кусочки.

– Вы думаете, подобная благосклонность вам беспрепятственно гарантирована?

– Конечно, – сказал он. – Поскольку в обмен я беспрепятственно гарантирую свою.

– Но между мужчинами и женщинами в подобных вопросах существует неравенство. Женщины всегда отдают, мужчины – только берут.

– Это неправда.

– Разве?

Он наклонил голову.

– Я утверждаю это с полной уверенностью, мэм. Исходя гораздо большего опыта, нежели вы.

– Так вы никогда не совращали служанок?

– Никогда. – В голосе у него было чистой воды лукавство, густо приправленное мужским самодовольством. – Да и зачем мне это, если хозяйка дома всегда выражает готовность?

– Так уж всегда? – Джульетта засмеялась. Ей хотелось щелкнуть его пальцем по носу. – В таком случае вы безоговорочно соглашаетесь, что вы в самом деле распутник?

Он посмотрел ей в глаза, лучезарно улыбаясь.

– Вы хотите, чтобы я это признал?

– Для меня это ничего не значит.

– Да, но не успеет какой-нибудь джентльмен войти в бальный зал, как за веерами возникает трепет: «Это тот мужчина, за которого я могу выйти замуж». Или: «Это один из тех опасных, коварных созданий, о которых меня предупреждала моя мать». Болонка или лисица – вот очень приятная дилемма для любой отважной леди. Она знает, что комнатный песик слишком смирный. Должна ли она полагать, что лис слишком опасен?

– Вы хотите сказать, что осторожность неоправданна?

– Нет. Но только лис волнует кровь своим стремительным бегом после наступления темноты.

– Тогда бег наперегонки с лисами захватывает гораздо больше! – От внутреннего напряжения Джульетта заговорила на повышенных тонах, слишком живо. Интересно, заметил он или нет? – Вы нисколько не сомневаетесь, что куры на это согласятся?

– Рейнеке-лис не тратит время на домашних кур в их безопасных плетеных вольерах. У него более изощренные вкусы.

Джульетта почувствовала головокружение, как будто ее вновь и вновь кружили в быстром танце.

– В любом случае лис несет смерть! – Она тут же пожалела о своих словах, сказанных сгоряча, и умолкла.

Его голос последовал за ней. Мягко, но неотступно.

– Леди может думать, что умирает, но она, как и вы, одно из тех мудрых созданий, которые знают, чего хотят. Уверяю вас, она выживет, чтобы вновь умереть следующей ночью. Не случайно умные леди предпочитают распутников. Мужчина либо знает, как доставить его леди удовольствие, достойное смерти, либо – нет.

Волнение наводнило ее вены всплеском чувств, головокружительных и безрассудных. Трава хрустнула под туфлями, когда она вновь зашагала к нему. Юбки покачивались на бедрах, сердце билось слишком быстро.

– Как вы можете утверждать, что знаете, чего я хочу, сэр?

Его проказливые глаза говорили, что перед ней шут в маске лиса, бражничающего в лесу!

– Мне говорит об этом ваше дыхание, – сказал он. – Равно как беспорядок в моем должен говорить вам о том же.

– Вы так думаете потому, что в вас все ходит ходуном, будто вы центр какого-то невидимого водоворота? Потому что ваше кружево трепещет в этом прекрасном буйстве? Я решила, что вы испуганы.

– А о чем тогда может поведать мне ваше мятущееся дыхание? Или ваши глаза, когда вы смотрите на меня? Или ваша податливая спина, когда вы поворачиваетесь? Или та прелестная каштановая змейка, что выскользнула из шпилек и танцует над шеей? Или та краска, что так быстро заливает вашу кожу?

Шнуровка корсета сжалась подобно тискам.

– О чем они поведают вам? О том, что я взволнована, растеряна, раздражена…

– Чепуха! – Смех оживил его голос, сделал страстным и соблазнительным. – Лис распознает желание, когда почует его. Если, захваченный прелестью, он стоит и трясется, вы не можете осуждать его.

Зардевшиеся щеки Джульетты горели огнем. Пряди волос ласкали сзади шею. Ноги хотели согнуться в коленях и опустить ее на смятую траву.

– Я не утверждаю, что я бесчувственна. Но я не маленький цыпленок. У меня есть свои собственные способы защиты от колдовства.

– Колдовства?

– Чар – в старом, изначальном значении этого слова. В чарах распутника нет ничего индивидуального. Для него это такой же естественный процесс, как биение сердца. Так что в ваших комплиментах нет никакой искренности.

– Нет, есть, Джульетта. Истинные комплименты исходят от внимательного и страстного наблюдения. Неискренна леди, отрицающая правду.

– Правда заключается в том, что умная леди никогда не предпочтет лиса. Возмутительно, когда ее используют только для удовольствия.

– Если она не захочет использовать лиса для своего удовольствия.

– Она не хочет, – сказала Джульетта.

Он пожал плечами. Элегантно, с уверенностью фехтовальщика, расслабляющего мышцы перед поединком.

– Тогда какая может быть обида? – Их взгляды встретились. Синее сошлось с синим. – Ни одна леди не отдастся любовнику, если это ей ничего не дает. Почему вы так недоверчивы к мужчинам, мэм? – В голосе у него звучала откровенная насмешка, но сам тембр оставался мелодичным, соблазнительным, как у демона, нашептывающего во сне.

– Я не недоверчива к мужчинам, сэр, – резко ответила Джульетта. – Я не доверяю вам.

– Вы о Тилли? Ее мысли крутятся вокруг замужества. Она вся истомилась и уже похотливо предвкушает удовольствие. У них с сыном дровосека любовь. Девушка собирается за него замуж. Так она мне сказала. Все те проказы и прыжки Рейнеке-лиса рассчитаны не на такого неоперившегося цыпленка. Я не собираюсь завлекать ее в таинственную ночь. Меня интересует не Тилли, мэм. Меня интересуете вы.

Джульетта подняла корзину.

– Итак, комплименты становятся декларацией? Очень лихо, сэр, в то время как все, о чем мы договаривались, это матч в шахматы! Вы рассчитываете, что я буду польщена?

– Я рассчитываю, что вам будет забавно. Вы не похожи на умирающую. Вы очаровательны, как роза, но и шипов у вас предостаточно.

Джульетте совсем не нравилось сравнение с шипами. Образ недружелюбного колючего растения наподобие чертополоха или жгучей крапивы был ей глубоко ненавистен.

Она перегнулась через плетень, чтобы собрать яйца.

– О, забавы мне и так хватает. Только не пытайтесь меня убеждать, что вы не опасны, сэр. Лис – это не только игры и шутки. Вы прекрасно знаете, как пользоваться этой шпагой, не так ли?

– Вам больше хочется услышать, что я ношу ее только для показа?

Джульетта вскинула глаза. Он молча прошел по траве и встать рядом с ней, заставляя ее еще сильнее осознать его присутствие – близость и сам его запах, мужской и жаркий, умеряемый лишь следами дорогого мыла. Он протянул руку помочь ей. Прекрасную, открытую руку любовника.

Она без колебаний положила коричневое яйцо ему на ладонь.

– Несомненно, вы вдоволь потрудились на ниве дуэли?

– Мужчины дерутся на дуэли, потому что это последнее пари. Безусловно, это единственный случай, когда выигрыш гарантирован.

– Сейчас вы говорите загадками. – Джульетта выпрямилась и прислонилась спиной к плетню. – Полной уверенности в победе просто не может быть.

– Просто, чтобы выжить, нужно победить. Наши несчастные погибшие собратья уже не могут выразить свое мнение. Но каждый мужчина, оставшийся в живых, воспринимает дуэль как самую сильную игру в своей жизни. – Он взял из ее рук остальные яйца и сложил их в корзину. Солнце играло в его волосах. – Чем ближе человек соприкасается со смертью, тем величественнее победа, когда он выходит из борьбы целым и невредимым. Это достаточно соблазнительно, чтобы заставить мужчину жаждать этого снова и снова. Подобным образом привыкаешь к вину, к экстазу.

– Потому что риск возбуждает? – Джульетта едва не рассмеялась. – Я думаю, это ужасная философия!

Его невинный взгляд встретился с ее взглядом.

– Но вы же не станете отрицать, что в этом есть удовольствие, мэм? Чистилище дискуссии, погоня за мыслью – это ли не приятно? Мужчины не единственные, кто получает наслаждение от вызова. – Он жестом показал на наседку: – Эта дама такая же свирепая, как иной мужчина.

Джульетта открыла калитку и вошла в курятник. Наседка распушила перья, но не двинулась. Джульетта опустилась на колено и просунула руку под крыло. Ее пальцы накрыли мягкий пушистый комочек, потом другой.

– Вот кого защищает наседка, – сказала она, выходя из курятника и баюкая в руках крошечных цыплят. – В этом смысл всего ее существования, а не просто упражнение в тщеславии и высокомерии, как бы забавно это ни было.

– Поразительно!

Джульетта взглянула на его лицо, выражавшее замешательство. Тон мужчины внезапно стал серьезным, даже почтительным.

Он смотрел на цыплят как зачарованный. Потом, не отводя глаз, протянул сложенную ковшиком ладонь.

– Можно мне?

Джульетта посмотрела на уголок его губ. Их поверхность выглядела очень гладкой. У него были красивые зубы и такой подвижный, выразительный рот! Его ресницы – такие же длинные, как у нее самой – прикрывали синий взгляд.

– Я должна отдать цыплят прямо в руки лису? – Она хотела поддеть его, но ее сарказм вылился в хриплый шепот. Цыплята трепыхались у нее в руках.

Он взглянул на нее и снова улыбнулся – на этот раз той задумчивой улыбкой.

– Но вы же доверили мне яйца.

Джульетта ощутила импульс, пронзивший ее до мозга костей. Это было куда сильнее и опаснее, чем простой всплеск желания. Ее вдруг, точно девочку в коротенькой юбочке во время бега, остановил чудодейственный поток прозрения, отчего она почувствовала себя взрослой.

– Мэм, вы знаете, что на самом деле я не причиню вреда цыплятам, – мягко добавил он. – И мне хочется их подержать. Очень хочется.

Как околдованная, она положила цыплят ему на ладонь. Он бережно баюкал их и кончиком пальца поглаживал головки. Цыплята притихли.

– Чудеса! Они невероятно мягкие за исключением этих удивительно цепких маленьких лапок. – Он засмеялся. – Плохо только, что эти малыши обречены превратиться в кур!

Прижатая к плетню, Джульетта не могла никуда двинуться. Она смотрела на цыплят, чтобы не видеть обезоруживающей нежности в его глазах. Один цыпленок внезапно поднял головку в коричневых пятнышках и пискнул, раскрыв клюв с крошечной красной полостью. Наседка устремилась к плетню, растеряв остальную часть своего выводка.

– Сейчас мы видим материнскую панику. – Когда курица закудахтала и захлопала крыльями, Джульетта протянула ладони, чтобы отвлечь ее. – Позвольте мне забрать их, сэр.

Он передал одного цыпленка. Другой начал жалобно пищать.

Джульетта почувствовала, как мягкий пух коснулся лица. Она вздрогнула и подняла подбородок. Олден Грэнвилл придвинул второго цыпленка к мочке ее уха, поглаживая птенца своими пальцами. Мягкий пух прокладывал дорожку через ее щеку. Мужской палец проследовал по маленькой ложбинке вдоль ее носа, затем вокруг мучительно чувствительного уголка рта и миновал подбородок.

Ее охватило пламя. Кожа расцвела, рот пылал страстью.

Чтобы ощущения не вырвались наружу шумным дыханием, она закусила губу.

Птенец, этот шелковистый мягкий комочек, моментально успокоился рядом с нежной кожей ее шеи. Джульетта закрыла глаза.

Олден Грэнвилл отошел назад. Если она двинется, цыпленок может упасть.

– А как насчет вас, миссис Ситон? Пока вы выкармливаете всю эту живность, не выродится ли ваша собственная жизнь в застывшую пустыню? Вы действительно хотите остаться здесь навсегда? И жить замурованной подобно мушке в янтаре, пока мир тем временем шумит и веселится без вас?

– Я у вас то цыпленок, то лисица. То роза, то шип, – сказала Джульетта надтреснутым голосом. – А теперь окаменелое насекомое? Какое чудесное смешение образов! А кто вы, мистер Грэнвилл, кроме того, что вы назойливый незнакомец, сорящий своим богатством и посягающий на мое время ради своего праздного развлечения?

Мягкое тепло покинуло ее шею, когда он взял второго цыпленка у нее из рук и, нагнувшись, отпустил обоих обратно к наседке. Мать с квохтаньем собрала свой выводок и увела прочь.

– Что ж, у вас есть полное право так думать, – сказал он. – Но я не представляю никакой угрозы для вас. И больше вас не трону, если вы сами меня не попросите.

– Я никогда не попрошу!

– Тогда у вас тем более нет причин для беспокойства.

– Ха! Вы всего-навсего красивая оболочка – без содержимого. Не более чем бабочка, порхающая по саду, мимоходом опыляя каждый цветок, прежде чем следовать дальше. Так почему сей блистательный полет должен оставить на лепестках сколько-нибудь долговечный отпечаток?