Текст книги "Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»"

– Нет, седьмая.

– Ошибаешься, дорогой. Седьмая – это о чужой жене.

– Короче, перестанешь наконец спорить?

– А ты, вместо того чтобы шлепать, отважишься наконец поцеловать меня?

Они рассмеялись. Он помог ей повернуться и поцеловал в кончик носа.

– Так это седьмая или восьмая?

– Не помню.

– Ох, Минни, теперь ведь не успокоюсь, пока не посмотрю в энциклопедии.

Она высвободилась из его объятий.

– Знаешь, завтра вечером я пригласила нескольких подруг поужинать у меня дома.

– И что?

– Жаннет тоже будет.

– Жаннет? Ты серьезно?

– Самая красивая женщина на свете. По-твоему. А ты – единственный приглашенный мужчина.

Уэйн недовольно поморщился:

– Ах нет, завтра вечером не смогу.

– Ну давай тогда в понедельник вечером.

– Ничего не поделаешь. Я занят весь понедельник. И вторник тоже.

– Но не вечером же.

– И вечером. И ночью. Но уже со среды, обещаю, буду целиком принадлежать тебе. И Жаннет.

– Но что ты должен делать ночью? Женщины спят…

– Ах, мне как раз будет совсем не до сна.

– Офисы закрыты…

– Мне придется всю ночь торчать на улице, в холоде…

– И в темноте…

– Да, именно в темноте. Ну вот, теперь я все тебе рассказал. Наш торговый агент устраивает странные встречи, и мне приходится сопровождать его.

Он погасил верхний свет, оставив только лампу на прикроватной тумбочке. Полумрак успокаивал.

Она начала раздеваться и делала это нарочито медленно. Уэйн сгорал от желания.

– Ну давай же быстрее.

Торопливыми, резкими движениями он снял с нее трусики. Она не мешала ему, потом позволила обнять себя. Бесстрастно. Он погасил ночник.

Прильнув к ней всем телом, Питер прошептал что-то дурашливое.

– Неинтересно, – произнесла вдруг она ледяным тоном.

– Что?

– Все.

Уэйн включил свет. Взгляд Мерилен был устремлен в потолок. Уэйн в растерянности так и остался лежать на ней.

– Что ты хочешь сказать?

– Неинтересно, вот и все.

Уэйн покачал головой. Он был обижен, хотя и старался не показать этого:

– Но ты же сама все время мешаешь. Останавливаешь меня. Любовью занимаются вдвоем, тебе разве неизвестно это?

– Ты находишь, что я недостаточно женственна?

– Я нахожу женственными тех женщин, которые находят мужественным меня. Только таких.

– Слишком удобно, Питер.

Взглянув на Мерилен, Уэйн не понял выражения ее лица. В отношениях с ней ему нередко случалось сталкиваться с некоторыми сексуальными проблемами. Правда, потом почти все благополучно разрешалось. Главное, он это понял, сохранять спокойствие, не спешить, не поддаваться на провокации, не отвечать на колкости.

Он встал и надел халат.

– Выпей еще виски. Так будет лучше, – сказал он, направляясь в ванную, взял свой скоч, разбавленный водой из душа, и выпил сразу все.

Потом, вернувшись в спальню, принялся спокойно собирать с пола бумаги, даже стараясь как-то привести их в порядок.

Мерилен укрылась простыней и, закурив сигарету, принялась рассматривать ее. Теперь, после разговора с Контатти, ей казалось, будто она впервые видит Уэйна.

– Обиделся?

Он улыбнулся ей и предпочел промолчать. Отыскав папку, он ушел в гостиную и снова запер документы в стол, а потом опустился в кресло и, закурив сигарету, взял какую-то книгу. Он собрался таким образом переждать некоторое время. Обычно ночи с Мерилен бывали очень длинными и непредсказуемыми.

А она осмотрела спальню и решила, что нужно что-то сделать, что-то придумать, чтобы разрядить обстановку. Открыла шкаф и, осмотрев костюмы Уэйна, выбрала один из них.

– Еще обижен? – попыталась она нарушить молчание.

Уэйн ответил из гостиной:

– Нет, дорогая. Все нормально. Читаю.

Она улыбнулась и надела пиджак и брюки Уэйна. Слишком просторные для нее, они придавали ей ребячливый вид. Потом она собрала волосы на затылке в узел и нацепила одну из шляп Уэйна. Посмотрев на себя в зеркало, вспомнила, что заметила на полке в шкафу что-то странное. Присмотрелась получше и обнаружила пистолет в кобуре.

Поколебавшись немного, она сунула его под мышку, как настоящий киллер. Снова оглядела себя в зеркале и отправилась в гостиную.

Уэйн, казалось, был погружен в чтение и не обратил на нее внимания.

– Почему ты находишь меня недостаточно женственной?

– Раз на раз не приходится, зависит, наверное, от дней недели, вернее, от вечеров.

– Я решила укоротить волосы.

– Хорошая мысль.

– И изменить жизнь.

– Правильно.

– И буду ходить теперь вот так.

Тут Уэйн наконец взглянул на нее и немало удивился, даже рассмеялся.

– Что ты еще придумала? – спросил он, собираясь встать, но остался на месте, потому что Мерилен, отступив на шаг, направила на него пистолет.

– У тебя пистолет. Зачем? – поинтересовалась она.

– Не шути! Он заряжен!

Он хотел отобрать его, но она не отдала.

– Объясни мне, почему ты вооружен.

– Потому что я шпион, – ответил он, собираясь броситься на нее.

– На кого ты работаешь? – спросила она.

– На Мао.

– Он умер.

– Сегодня ночью умрет еще кое-кто, здесь и сейчас, если не отдашь мне пистолет.

– Держи. – И она протянула ему оружие. – Тем более что я больше не ревную. Меня уже не волнуют твои измены. Оставляю тебя твоим многочисленным невестам. Я же предпочитаю изменить пол.

Уэйн осторожно положил пистолет на стол. Мерилен тем временем взяла свою сумочку и решительно направилась к лифту. Он преградил ей дорогу:

– Давай подведем итог. Окончательно. – Он неожиданно взял ее за руку и повел в спальню. – Я сам тебе покажу…

– Я поняла, кто ты такой…

– И кто же?

– Сейчас я тебе нравлюсь, потому что одета как мужчина. Ты скрытый гомосексуалист.

– Да ну?

– Почитай наконец Фрейда, невежда.

– Немедленно.

Он толкнул ее на кровать.

Мерилен погасила свет.

Воскресенье, 12 ноября

В девять часов утра, к тому же в выходной день движение на Корсо Витторио уже было оживленным. Ясное небо и свежий, почти весенний воздух приглашали римлян на загородную прогулку.

Светофор переключился на красный, и Мерилен, слегка притормозив, остановила машину. Неожиданный толчок сзади заставил ее вздрогнуть. Кто-то стукнул «ланчу».

Рассердившись, она вышла из машины и готова была возмутиться, но тут же увидела, что в стукнувшем ее «фиате» за рулем сидит Контатти.

– Прошу прощения, – сказал он и вежливо приветствовал ее, подняв руку. Он тоже вышел из машины и наклонился, чтобы взглянуть на небольшое повреждение.

Тем временем светофор переключился на зеленый и машины, стоявшие сзади, начали сигналить. Неохотно расставшись со своим спокойствием, к ним подошел офицер дорожной полиции.

– Пожалуйста, вы же блокируете движение… – Он осмотрел бампер машины Мерилен. – Пустяки. Хотите, оформлю протокол… А пока освободите проезжую часть, иначе мы тут с ума сойдем.

– Если синьор признает нанесенный ущерб… – сказала Мерилен.

– Конечно, – тотчас ответил Контатти. – Следую за вами, мисс.

Они сели в свои машины, сопровождаемые гулом клаксонов, переехали перекресток, остановились и снова вышли. Обменялись документами и притворились, будто обсуждают сумму ущерба.

– Молодец, ведете себя как настоящий опытный секретный агент. Вы провели приятный вечер, мисс Ванниш?

– Я непременно должна отвечать?

– Понял. Мне очень жаль. Как эгоист, я предпочел бы, чтобы мистер Уэйн провел очень неприятный вечер.

– Даже ценой отказа от небольшой, но интересной информации?

– Естественно. – Он вздохнул. – Но эгоизм ведет в тупик. Иногда необходимо жертвовать… личным.

– Особенно если это личное – мое.

Контатти расхохотался.

– Мерилен… Кстати, могу я называть вас Мерилен?

Она кивнула.

С деланым волнением и патетикой Контатти предложил:

– Почему бы нам не бросить все и не уехать вместе… в Монте-Карло?

– В самом деле почему бы и нет? Немедленно собираю чемодан, – подыграла Мерилен.

– Прекрасно! – И он тут же продолжил с притворной печалью: – Но что скажет в таком случае Уэйн? И разве мы способны доставить ему такое большое огорчение?

Игра понравилась ей, и она ответила с преувеличенным сожалением:

– Верно. Особенно в эти дни, ведь они будут у него такими трудными. Представляете, он будет очень занят вплоть до среды.

Контатти внимательно посмотрел на нее:

– До среды? Включая или исключая?

– Исключая.

– Значит, обмен произойдет во вторник. Послезавтра.

– Ночью.

Контатти размышлял, наблюдая за офицером дорожной полиции, который не спеша приближался к ним.

Она протянула ему страницу из блокнота:

– Держите.

– Что это? Чистый лист?

– Я вырвала его из блокнота Уэйна.

Контатти спрятал бумагу в карман.

– Вы считаете, тут должны остаться следы написанного на предыдущем листе? Идея не оригинальная, но интересная. Вы действительно талантливы. Поздравляю. – Он обратился к офицеру, строго смотревшему на него: – Признаю свою ошибку, не беспокойтесь.

Офицера, похоже, это не очень убедило.

– Все так говорят, а потом… Составить протокол, синьорина?

– Нет, спасибо. Не нужно.

– Простите, знаете, опыт все же подсказывает…

Он отдал честь Мерилен и удалился.

Она посмотрела на Контатти:

– Я тоже могу удалиться? Больше ничего не хотите знать?

– Прекрасно понимаю, что самое интересное еще впереди. Жду, когда решитесь.

– Хорошо. Ночью во вторник…

– Ночью…

Она кивнула:

– Уэйну не придется спать в эту ночь. И он будет мерзнуть, к тому же в темноте…

– Мерзнуть… В темноте…

Он раздумывал и, казалось, был озабочен. Потом, словно приняв неожиданное решение, предложил:

– Мерилен, поехали со мной. – И открыл дверцу своей машины, приглашая ее сесть.

– Куда? В Монте-Карло?

Контатти сел за руль, она рядом.

– Нет пока. Сначала хочу познакомить вас с одним моим другом.

– Кто это?

Контатти включил двигатель.

– Увидите. Веселый тип, очень симпатичный. Охотник.

Машина проехала мимо офицера дорожной полиции. Контатти выглянул из окна и помахал ему. Недовольный, тот ответил кивком, а сам подумал о мерзких бабниках, которые теперь таким вот образом знакомятся с женщинами, стукая их машину. А может, эта темноволосая дамочка была всего лишь проституткой? Надо же, как промышляют некоторые иностранки в Риме.

«Фиат» остановился у виллы восемнадцатого века, где размещался Клуб охотников, в местечке Ольджата, в нескольких километрах от города.

Контатти обошел машину, любезно открыл Мерилен дверцу, и они направились ко входу. Тут их ждал Шабе.

Тощая фигура старика, его бесстрастное лицо поразили Мерилен, со смутным опасением она стала припоминать, где же видела его. Ну конечно, накануне в ресторане.

– Это мой друг, – объяснил Контатти, пока они шли к дому. – Прекрасно говорит, как и я, на четырех или пяти языках. Но прежде всего он охотник. На львов, тигров, змей… в человеческом обличье. Не пугайтесь его лица. Он стар, у него слабое зрение, дрожат руки.

Когда подошли к Шабе, Контатти, как положено, представил их друг другу:

– Мистер Шабе. Мисс Ванниш.

Шабе вежливо, но сухо поклонился Мерилен, пропуская вперед. Они вошли в один из самых закрытых клубов Рима.

В просторном зале было немного людей и довольно тихо, потому что разговаривали тут вполголоса. Вновь пришедшие расположились за угловым столом и сделали заказ. Вскоре официант принес два виски для Мерилен и Контатти и кофе для Шабе.

Контатти снова принялся расспрашивать Мерилен:

– Так что же точно сказал Уэйн? Вы хорошо помните его слова?

– Он сказал: «У меня будет бессонная ночь. Придется померзнуть, к тому же в темноте». Примерно так он сказал.

Контатти уверенно кивнул, словно пришел к какому-то определенному заключению.

– Нет никакого сомнения, обмен произойдет в аэропорту. Шабе, ты уверен, что числа, записанные на листке из блокнота, означают время?

– Это расписание ночных рейсов во вторник, до двух часов ночи. – Старик возвратил листок бумаги Контатти, который, прежде чем положить в карман, еще раз посмотрел его на просвет.

– Аэропорт – логичный выбор, – заговорил Шабе глухим голосом. – Меньше риска. Прибудут на самолетах и сразу же улетят. Они делали это уже сто раз.

– Наши московские друзья – консерваторы, не любят новшеств, – заметил Контатти и взглянул на Шабе. – Меня беспокоит… темнота. Боюсь, что придется пересмотреть наш план.

Лицо старика оставалось невозмутимым.

Контатти обратился к Мерилен:

– Видите, вы подтвердили нам то, что мы лишь предполагали. Обмен в аэропорту, очевидно, в секторе, который легко контролируется и хорошо защищен, на открытом месте, поздно ночью, когда движение сведено до минимума. Пока что все понятно. Уэйн сказал: «Придется померзнуть, проведу бессонную ночь». Это все понятно. Но что значит – в темноте?

– Ну ночью же темно, – заметила она.

Контатти покачал головой, обдумывая ситуацию:

– Обмен в темноте.

– Движение в темноте, инфракрасные очки… – произнес Шабе.

– Сможешь стрелять в инфракрасных очках?

Шабе кивнул. Тем не менее Контатти жестом выразил неодобрение и добавил:

– Они не годятся. На расстоянии показывают только силуэт, но не детали. Тут нужен превосходный стрелок, и, самое главное, он должен стрелять с близкого расстояния. Понимаешь? Но для тебя же нет ничего невозможного. – Он отпил виски. – Сколько лет тебе, Шабе?

Старик не ответил. Контатти улыбнулся, глядя на Мерилен:

– А вы сколько ему дадите?

– Не люблю угадывать чей-то возраст.

– Ему семьдесят, восемьдесят или немного больше. – Он обратился к Шабе: – Тебе уже пора на пенсию. Время идет, стареешь, как-никак. Бессонница, утром встаешь с больной головой, мрачный, злой…

Она чувствовала себя очень неловко, глядя на бесстрастное лицо старика, поражавшее мертвенной бледностью. Нет, Контатти не шутил: он говорил жестокие, неприятные слова, причем вполне серьезно. Что за отношения были между этими людьми?

Свои колкости Контатти завершил презрительной улыбкой.

– Иди-ка ты лучше домой, старик. Отправляйся на кладбище, там твое место.

Шабе поднялся. Его морщинистое лицо исказилось в неприятной гримасе.

– После вас.

Мерилен содрогнулась.

Шабе удалился твердым, уверенным шагом.

Взволнованная, она посмотрела ему вслед и спросила Контатти:

– Почему вы так обошлись с ним?

– Я шутил.

– Но это была злая шутка. Зачем вы привезли меня сюда?

– Чтобы показать, насколько доверяю вам.

– Вы никому не доверяете.

– Доверие и подозрение ходят рука об руку, вы же знаете. Давайте пройдемся немного. Тут чудесный парк.

Открыв стеклянную дверь, Контатти пропустил Мерилен вперед. По желтоватой траве они направились к площадке, откуда время от времени доносились выстрелы.

– Странно, – заметила она. – Вы так спокойно разговаривали об убийстве какого-то человека, и я…

– Форста? Так он знает, что его очень даже могут убить.

– Но я не хочу принимать участие… Вы понимаете меня? Еще вчера все это просто не существовало для меня. Я жила спокойной, нормальной жизнью…

– Но и это тоже… нормально. Это может случиться с каждым. В газетах, на телевидении насильственная смерть уже давно стала обыденным делом.

Они подошли к площадке, где стреляли по тарелкам, и Контатти стал наблюдать за стрелками.

Размышляя о происходящем, она снова заговорила:

– Я по-другому представляла себе подобные вещи. Я думала… – Она внимательно посмотрела на Контатти. – Думала, что вы, убийцы… делаете это по заданию, естественно, но что вы все же более таинственные, не такие открытые. А вы знакомитесь с женщиной вроде меня, иностранкой, и сообщаете ей все вот так спокойно…

При ярком солнце голубые глаза Контатти, казалось, сделались совершенно бесцветными. Он посмотрел на нее с обезоруживающей улыбкой:

– У вас богатое воображение. Нет, мы по сути своей самые обыкновенные, простые люди. Почему нет? Искренние. Например, чем я рискую, когда имею дело с вами? В самом деле, Мерилен, разве вы предадите меня? Думаю, что чем больше вы знаете, тем меньше захотите говорить.

– Вообще-то это действительно так. Теперь я уже не могу отступить, верно?

– Нет, не можете. И в сущности, не хотите…

– Именно поэтому вы познакомили меня с Шабе?

– Да.

– Кто такой этот Шабе?

– А вы разве не видели его? Смерть… сама смерть. – Он снова принялся рассматривать стрелков.

– Поразительно!

Он указал на одного из стрелявших. Каждая тарелка разлеталась у него на куски. Контатти вздохнул:

– Тут нужен был бы вот такой человек, как этот.

Мерилен посмотрела на стрелка и с удивлением узнала его. Высокий блондин, лет пятидесяти. Благородное лицо, светлые глаза, северный тип, моложавый. Это был граф Юрек Рудинский, один из членов престижного Клуба охотников.

– Я знаю его, – сказала она.

– Да? И как же его зовут? – поинтересовался Контатти.

– Вот это мне неизвестно. Несколько раз видела его у нас в посольстве. Не знаю, чем он занимается. Он поляк.

– Поляк?

– Эмигрант, думаю, из знатных. Коммунисты отняли у него все.

Контатти смотрел как зачарованный на человека, продолжавшего стрелять с необыкновенной точностью.

– Великолепно! – заметил он. – Знать бы еще, продается ли он… И за какие деньги…

Странное замечание Контатти смутило Мерилен, с тревогой смотревшую на поляка.

– Что вы имеете в виду?

Контатти, о чем-то задумавшись, не отвечал. Потом взял ее под руку, и они двинулись дальше.

– Ничего. Простое любопытство.

Еще одна тарелка взлетела в воздух. Пуля настигла ее и расколола на части. Поляк спокойно опустил ружье и приготовился к следующему выстрелу.

«Мерседес» Шабе свернул с виа Аппиа антика на проселочную дорогу и метров через сто въехал в ворота на площадку, покрытую галькой и масляными пятнами и уставленную битыми автомобилями. Здесь он остановился у навеса, где за деревянным столом сидели трое мужчин в спецодежде и играли в карты.

Один из них, молодой, бородатый великан, недовольно посмотрел в сторону Шабе, выходившего из машины.

– Воскресенье. Закрыто.

Словно не слыша его, Шабе указал на капот «мерседеса»:

– Двигатель. Не работает.

– У нас тут не ремонтная мастерская.

– Вот именно, – ответил Шабе. – Мне нужен двигатель… новый.

Бородатый великан поднялся и враждебно, с неприязнью посмотрел на него.

– Ладно. Если будет. – Он указал на целый ряд автомобильных кузовов, грудой сваленных за оградой. – Видите? Ни одного «мерседеса» нет. Звоните время от времени.

Шабе подошел к нему.

– У меня нет времени. Двигатель мне нужен сейчас, – сказал он резко и негромко.

Бородач покачал головой:

– Ничего не поделаешь. Придется подождать, пока кто-нибудь не попадет в аварию и не привезет сюда свою машину. Но «мерседесы» тут бывают очень редко. – Он повернулся и сделал знак одному из приятелей. – Джиджи, пойди закрой ворота.

Джиджи, подросток со злым лицом, нехотя направился к воротам, но Шабе преградил ему дорогу.

– Я сказал, что мне нужно немедленно.

Бородач посмотрел на Шабе с неожиданным интересом:

– Кто тебя послал?

– Никто.

Недолго думая, бородач обратился к Джиджи:

– Вышвырни его отсюда. – И крикнул Шабе: – Слышал, дед? Я не продаю моторы. Катись отсюда!

Джиджи и другой парень, его приятель, не спеша приблизились сзади к Шабе, который, оставаясь на месте, пристально смотрел на бородача мрачным, ледяным взглядом.

– Отправь этих двух засранцев искать мотор. Сейчас же!

– Да? И где же они его найдут, по-твоему?

– На дороге. Или на парковке. Прекрасно знаешь где.

– Это недешево, дед. – И он насмешливо посмотрел на Шабе. – Хочешь заработать на страховке или карабинер в отставке? Ошибся адресом.

Он еще раз жестом велел приятелям выбросить его вон и, не оборачиваясь, вернулся под навес.

Джиджи с самодовольным видом тяжело опустил руку на плечо Шабе:

– Так, значит, дед, я засранец?

Его приятель тем временем обходил старика сбоку, готовый наброситься. И вдруг оба замерли: в руке Шабе появился пистолет. Не глядя на парней, опустив голову, Шабе взвел курок «Смит-вессона» тридцать восьмого калибра.

Щелчок заставил бородача обернуться, и тот оцепенел.

Трое мужчин переглянулись. Заговорил бородач:

– Это тебе недешево обойдется.

– Я оплачу и сверхурочную работу в выходной день.

Бородач сделал знак Джиджи:

– Отправляйся.

Еще не совсем придя в себя, парни тотчас влезли в старенькую «альфу» и умчались.

Шабе опустил пистолет в карман и подошел к своей машине. Он пристально смотрел на бородача, но видел не его, а другого бородача, того, который был в его далеком, но незабываемом прошлом.

Вот он стоит в грязной тюремной робе в каком-то мрачном помещении перед пыльным письменным столом, на нем старый телефонный аппарат, огромная пишущая машинка, папки, бумаги.

За столом сидит человек, чьи сапоги он хорошо запомнил. Это бородач. Он в серой форме с красными лычками. Он берет машинописные страницы и протягивает ему, Шабе.

– Твое признание.

Он хочет взять листы, но ему не дают.

– Незачем читать. Надо только подписать. И тогда все будет кончено.

Из полумрака за его спиной появляется палач.

– Сможешь спать. Сможешь есть…

Он молча смотрит на них.

– Пройдет нормальный суд. Останешься жив, – говорит бородач. Он поднимается, обходит стол, кладет перед ним бумаги и ручку. – Таково условие. Оно устраивает и тебя, и нас.

Он берет ручку.

– Меня – да, – говорит он, спокойно глядя на них, и качает головой. – А вот вас обоих… не думаю. – Он наклоняется, собираясь подписать, и добавляет: – Всю оставшуюся жизнь я буду думать только о вас… о ваших женах и детях. – Держа ручку на весу, вопросительно смотрит на мужчин. – По-прежнему хотите, чтобы я подписал?

В холодном спокойствии, твердом голосе и бесстрастном выражении его лица мучители ощущают что-то неестественное, нечеловеческое. Им кажется, будто они поменялись ролями: это он, жертва, пугает своих преследователей.

– Закончим, начальник, – сердито говорит палач.

Бородач смотрит на него:

– Ты сбился с пути. Мы тут ни при чем. Мы только выполняем наш долг.

Он замечает, как беспокойно переглянулись мужчины, и подписывает страницу за страницей. Закончив, кладет ручку и зло ухмыляется:

– Я запомнил вас двоих. Этого достаточно.

Граф Юрек Рудинский приехал на «универсале» на небольшую старую площадь и остановился возле своего дома.

Соня, светловолосая девятилетняя девочка, выбежала из подъезда и с радостью бросилась навстречу отцу, выходившему из машины. Он подхватил ее на руки, высоко поднял и расцеловал в щеки.

Опустив девочку, он взял с сиденья зачехленное ружье, но Соня тут же отняла его и, прижав к груди, чтобы удержать, прошла впереди отца в дом.

В гостиной на специальной подставке-пирамиде лежали еще четыре великолепных ружья. Это были единственные ценные вещи в очень скромной, но со вкусом обставленной комнате. Юрек взял из рук дочери ружье для стрельбы по тарелкам и поместил рядом с другими. Он ласково погладил девочку по голове и прошел вместе с ней в соседнюю комнату, где лежал в постели его сын Станислав, бледный, болезненного вида мальчик лет двенадцати.

Юрек обратился к нему по-французски и на «вы»:

– Как вы себя чувствуете, Станислав?

– Намного лучше, папа, – ответил мальчик тоже по-французски.

– Мама сказала, что у него еще держится температура, – заметила Соня. Девочка родилась в Риме и свободно говорила по-итальянски.

– А доктор был? – спросил Юрек сына.

– Да. Мне уже можно вставать. Завтра я хотел бы…

– Лучше было бы еще полежать.

– Как хотите, папа, – ответил Станислав, стараясь скрыть огорчение.

Юрек прошел вместе с Соней в столовую, где Ева, старшая дочь, шестнадцатилетняя, очень красивая девушка с волосами цвета платины и с чудной белой кожей, накрывала на стол. При появлении отца она приветливо улыбнулась.

– Ужин готов. Я сама приготовила, – произнесла она по-французски.

– Молодец. – Он сделал одобрительный жест и пошел навстречу жене Магдалене, которая в этот момент появилась из кухни с подносом в руках.

Полька, как и муж, лет сорока, она была хорошо сложена, нежное печальное лицо ее с тонкими чертами, без макияжа, обрамляли каштановые волосы, в которых проглядывала седина.

Юрек поцеловал жену в щеку и сел во главе стола, а Магдалена налила в тарелку бульон и сказала по-французски:

– Для Станислава.

Ева понесла тарелку брату. Магдалена разлила остальным и тоже села за стол. Когда девочка вернулась, все посмотрели на Юрека, он сделал легкий знак и принялся за еду, и только тогда последовали его примеру остальные.

Юрек заметил, что Магдалена посмотрела на часы.

– Не беспокойтесь, не опоздаете.

Она кивнула в ответ, а Юрек продолжал, обращаясь к жене, но не глядя на нее:

– У Станислава небольшая простуда. Что касается домашних дел, то Ева может прекрасно заменить вас. Не так ли, Ева?

– Конечно, папа. Я уже делала это дважды, и вы никогда не жаловались.

– Я тоже хочу уехать, – сказала Соня.

Юрек приласкал девочку:

– Поедешь. Тоже в Венецию. Но на каникулах. Ты забыла, что тебе надо в школу?

– И ты поедешь со мной?

– Обещаю, Соня.

– А мне так хотелось бы увидеть Варшаву, – призналась Ева, порозовев от волнения. – Как вы думаете, папа, когда это будет возможно?

Юрек помрачнел. Магдалена ответила за него:

– Когда изменится положение вещей. Когда в Польше будет другое правительство. Или же если твой отец изменит своим принципам… Тогда, может быть, увидишь Варшаву, Ева, но он… – Она покачала головой, не в силах продолжать.

Юрек промолчал, о чем-то задумавшись.

Желтый «мерседес», новенький и блестящий, проехал за ограду, где стояли битые автомобили. Джиджи, выглянув из машины, жестом дал знать, что все в порядке, и припарковал угнанную машину под навесом, потом вышел и обратился к Шабе:

– Двенадцать тысяч километров. Только что обкатана – лучше новой! Черт возьми, это же здорово. Посмотри на счетчик.

Шабе, одобрительно кивнув, рассеянно взглянул на машину, но ничего не ответил.

Бородатый великан, возившийся у большой сковороды, убавил газ и выглянул из-под навеса.

– Где нашли?

– На Римском Форуме. Голландские туристы, – со смехом ответил Джиджи.

– Давайте, ребята, провернем все это быстренько. – Бородач обратился к Шабе: – Переставим двигатель прямо в твою машину.

Он принялся проверять цепи и крюки подъемного крана, а Джиджи и другой парень открыли капот украденной машины.

– Миллион в чистом виде, – сказал бородач, явно довольный, но остановился, видя, что Шабе медленно качает головой. – В чем дело? Не устраивает?

– Слишком дорого для меня.

– Сукин сын! – взревел бородач. – Неужели ты думаешь, кто-нибудь согласится за меньшие деньги?

– Отправь машину обратно, туда, где была. Мой двигатель работает превосходно.

Почернев от злости, бородач с трудом сдерживал себя.

– У тебя оружие. И что же тебе от меня надо, хотелось бы знать?

Старик загадочно посмотрел на него и произнес:

– Посмотреть, чего, ты стоишь.

Джиджи, стоявший за спиной Шабе, поднял с земли стальную полуось. Другой парень вооружился гаечным ключом.

Бородач мрачно бросил парням:

– Вы слышали? Старик хочет надуть нас!

Желая отвлечь внимание Шабе, он зажег горелку на газовой плите и принялся регулировать пламя, то прибавляя, то уменьшая его.

Джиджи неслышно подошел сзади к Шабе и уже занес стальную палку, намереваясь ударить его, как вдруг старик с поразительной быстротой ухватил ее конец и, прежде чем парень успел размахнуться, так рванул ее на себя, что тот с размаху полетел на груду металлолома.

При этом Шабе успел заметить и парня с гаечным ключом. Его он остановил, уперев ему в лоб дуло пистолета, внезапно появившегося в руках.

– Ну и что дальше? – глухо проговорил бородач.

Парень в испуге отступил, а Джиджи тем временем поднимался, в растерянности держась за окровавленное лицо.

Бородач застыл возле плиты, потрясенный необыкновенной реакцией Шабе.

– Хватит. Я устал, – сказал старик и зло посмотрел на помощников бородача. – Убирайтесь отсюда. Живо!

Немного поколебавшись, парни исчезли.

Шабе подождал, пока те вышли за ограду, и обратился к бородачу:

– Я думал, ты круче. – Он повернулся и не оборачиваясь направился к своей машине.

– Пятьсот тысяч! – крикнул бородач, пытаясь договориться.

Шабе посмотрел на украденный «мерседес» и покачал головой:

– Это же на дурака. Можно заработать куда больше.

В глазах бородача мелькнуло любопытство.

– Это как же?

Шабе медленно вернулся, внимательно глядя на бородача, прошел под навес к газовой плите.

– Можно? – Он указал на сковороду, стоявшую на огне, и, не ожидая ответа, поднял крышку и понюхал. Видимо, понравилось. Он положил пистолет на стол, достал толстую пачку итальянских и иностранных банкнот, показал их бородачу и сунул обратно в карман.

– Думаю, сможем договориться. Не о двигателе. Ясно?

Повернулся к сковороде, подцепил вилкой кусок мяса и положил в рот. Медленно прожевал.

Совсем растерявшись, бородач погасил огонь и сел рядом с Шабе.

– Как тебя зовут, старик?

– А тебя?

– Меня…

– Неважно. Я сам дам тебе имя. – Он подвинул ему сковородку и вилку. – Буду звать тебя… Номер Два. Согласен?

– Номер Два? – переспросил тот.

Шабе кивнул. Бородач взял со сковородки кусок мяса.

Вокзал «Термини» был, как всегда, ярко освещен. В вестибюле толпились любители воскресных загородных прогулок, многие спешили на перроны, голос из динамиков объявлял многочисленные прибывающие и отъезжающие поезда.

Провожая жену на поезд в Венецию, Юрек нес чемодан. Они молча шли вдоль вагонов. Оба чувствовали какую-то неловкость, напряжение. Магдалена явно нервничала, с трудом сдерживала слезы и шла, не замечая ничего вокруг.

Наконец Юрек поставил чемодан на землю. Обнаружив через несколько шагов, что мужа нет рядом, Магдалена возвратилась к нему.

– Вы не произнесли ни одного слова с тех пор, как мы вышли из дома. В самом деле думаете, что так лучше? – спросил Юрек.

Магдалена закусила губу и, словно желая избавиться от какого-то гнета, все же решила заговорить.

– Вам пятьдесят лет, Юрек. – Она пристально посмотрела на мужа. – Нельзя больше так жить… Сколько можно рисковать, терпеть неопределенность…

– Почему это вас так волнует? У меня ведь есть всякие разрешения, лицензии, вы прекрасно знаете это.

– А вы прекрасно знаете, что полиция с вас глаз не спускает. Допустите хоть одну ошибку, даже самую незначительную, и вас тотчас обвинят в контрабанде. Что тогда будет с нами?

– Не беспокойтесь, Магдалена. У меня есть влиятельные друзья, мне нечего бояться.

Он взял чемодан и, жестом предложив жене следовать за ним, двинулся дальше.

– В сущности, я везучий человек, если учесть, что больше ничего не умею делать в жизни.

– Это не так, – сказала Магдалена, поравнявшись с ним. – Вы необыкновенный человек, но почему-то так опустились… Неужели это достойное вас занятие – развозить виски по посольствам? Бутлегер! Так между собой называют вас американцы.

– По крайней мере, необычное занятие, не правда ли?

– Чтобы выручить то немногое, благодаря чему мы как-то существуем, вы поставляете виски еще и итальянским клиентам, обманывающим таможню. И мы ведь остались почти что без средств, Юрек. Зачем вы доводите нас до этого?

– Мне вполне достаточно того, что есть.

– Потому что в молодости вы привыкли иметь все. Потому что теперь вас ничто больше не волнует, не интересует, ведь нет ничего, что можно было бы сравнить с прошлым. А я?