Текст книги "Песня вечных дождей"

Глава 8

Ларкира сделала глубокий вдох, наслаждаясь свежим лесным воздухом, пока заходила в дверь портала. К дому Ачак вело множество дорог, но ни одна из них не была такой простой, как дорога через Яману. Достаточно найти правильный камень, перевернуть его – и вот он, портал. Ларкира всегда говорила, что он похож на алмаз. Ния утверждала, что камень больше похож на расплющенный квадрат, Арабесса же настаивала, что среди кучи серых им просто нужно найти тот, который выкрашен в белый цвет.

«Арабесса никогда не веселится», – подумала Ларкира, когда с сестрами покинула Яману, чтобы спуститься по яркой лесной тропинке. После их выступления в Королевстве Воров, они по традиции отправлялись на аудиенцию к древнему существу. Большинство людей были слишком напуганы, чтобы посмотреть Ачак в глаза, не говоря уже о том, чтобы постучать в их дверь, но, когда речь заходила о Ларкире и ее сестрах, никто и ничто не могло встать на пути общей цели. Поэтому, идя по дороге, Ларкира мысленно пела тихую мелодию, не переживая о том, что ее могут превратить в пресмыкающееся, если она разозлит одного из близнецов… или, что еще хуже, дотронется до какого-либо продукта, который позже пойдет на приготовление пирога. Ачак постоянно угрожали им таким образом с тех самых пор, как сестры, будучи еще девочками, стали их ученицами на уроках волшебства. Но до сих пор Ларкиру лишь раз превращали в ползучего гада. И после укоризненного вздоха отца ее тут же снова сделали человеком. Теперь этот момент скорее раздражал, чем являлся сдерживающим фактором.

– А потом он съел все это целиком, кости и все остальное. – Ния закружилась перед ними, ее персикового цвета юбки завертелись вокруг ее ног.

– Мы все были там, – сказала Арабесса, схватив непослушный листок, который слетел с полога леса. Он идеально подходил к ее платью цвета морской пены. – Нет необходимости повторять то, что мы все видели.

– Ты видела? – приподняв бровь, спросила Ния, ее рыжие волосы отливали золотом при дневном свете. – Казалось, большую часть ночи твое внимание было приковано к другой стороне зала.

Арабесса бросила листок.

– Разве?

– М-м-м, – кивнула Ния, хитро ухмыльнувшись. – Расскажи нам, Ара, что могло быть более увлекательным, чем человек, который ест, чтобы спасти свою жизнь?

– Тот самый пятиголовый кот, которого выпустили на свободу? – спросила Ларкира.

– Или, возможно, Клан Медведя, сражающийся за то, кому достанется лучший мех? – добавила Ния.

– Нет. – Ларкира покачала головой. – Несомненно, это была рыба, которая могла плавать по воздуху.

– Глупенькая, ее съели еще до того, как успела упасть песчинка, – проворчала Ния. – Ой! Я знаю. Разве не там Зимри…

– Я крайне удивлена, что у тебя нашлось время заметить, на что я обращала внимание, – прервала Арабесса. – Учитывая, что ты, похоже, таскала нас из угла в угол, преследуя некоего пирата из Эсрома.

Ния перестала танцевать, ее голубые глаза прищурились, пока она смотрела на Арабессу.

– Если нам и случилось последовать за ним, – начала она, – то исключительно в интересах получения информации, которую впоследствии можно будет использовать против него и его команды.

– В надежде раздобыть что? – спросила Арабесса.

– Рычаги давления.

– Да, дорогая. Ты совершенно ясно дала это понять, но с какой целью? Для того, кто довольно много кудахчет по поводу этого мужчины, тебе нравится держать его довольно близко и знать подробности о его местонахождении.

– Кудахчет?

– Да, именно так. Спасибо за демонстрацию. – Ния едва не зарычала.

– Сестры, пожалуйста, – сказала Ларкира, сдерживая улыбку. – Здесь слишком жарко, чтоб еще и вы устраивали пожар. И в любом случае вы расстраиваете Кайпо. – Ястреб низко пролетел между двумя девушками и захлопал массивными крыльями, взметнув их волосы вверх.

Ларкира хихикнула, и Кайпо издал ответный вопль восторга, взлетев обратно к верхушкам деревьев.

– Когда-нибудь я съем его на ужин. – Ния поправила рыжую копну волос.

– Нет, если я сначала съем его на завтрак. – Арабесса заколола несколько темных локонов, выбившихся из ее тугой прически.

– Пожалуйста, – Ларкира закатила глаза, – ни у одной из вас не хватит ума поймать Кайпо.

– Хочешь поспорить? – в унисон спросили ее сестры.

Ларкира была спасена от ответа, когда они приблизились к краю леса, где их встретила бесконечная черная бездна, земли дальше не было. Над пустотой тянулся длинный арочный мост, красные кирпичные оттенки меркли по мере того, как он простирался дальше, совершенно ни к чему не подвешенный, к окутанной туманом серой арке на другой стороне – входу в Забвение, где обитали мертвецы. Он назывался мостом Увядания, и краски мира исчезали, когда вы шли по нему, приближаясь к дому мертвых. Над мостом кружил небольшой островок, который выглядел так, словно великан вырвал кусок лужайки и оставил его парить в воздухе. Со дна свисали грязь и корни, а наверху возвышался скромный коттедж с покрытой соломой крышей, из трубы жилища призывно валил дым.

Здесь жили Ачак, потому что они также охраняли тропу, по которой живые могли навещать мертвых.

Но цена.

У всего всегда была цена.

Год жизни был пропуском на вход и давал возможность провести один полный водопад песка в Забвении. Ларкира снова поймала себя на том, что гадает, сколько же лет жизни променял ее отец, седые пряди в его волосах стали гуще.

И вновь непроходимое чувство вины накрыло Ларкиру. Если бы не она, Долиону не пришлось бы стольким жертвовать ради того, чтобы просо взглянуть на свою жену.

– Ты идешь? – спросила Ния с того места посередине моста, где остановилась.

– Да, – ответила Ларкира, уходя с опушки леса, ее голубые юбки зашуршали, когда она покинула дарящую чувство умиротворения лужайку, чтобы прогуляться по мосту.

Арабесса приблизилась к корням, которые ненавязчиво свисали с покрытого травой холма Ачак. Она изо всех сил дернула одни из них, и кучка жуков вырвалась из грязи. Насекомые поспешили вниз по ветке, чтобы собраться в один большой мигающий глаз. Он раскачивался то в одну, то в другую сторону, черный блестящий зрачок ловил отражения трех девушек, прежде чем разлететься на части, заставляя насекомых разбегаться и исчезать в грязи.

Не прошло и секунды, как плетеная лестница свалилась с края острова и со стуком приземлилась на мост.

Арабесса ухватилась за нее, запрыгнула на первую ступеньку и начала подниматься. Ния и Ларкира быстро последовали за ней.

После того как они спокойно ступили на траву наверху, Ларкира отряхнула юбки, а затем помогла Нии расправить воротник. Приведя себя в порядок, Ларкира предстала перед скромным жилищем одного из самых могущественных созданий, которого они знали.

Хотя жилище, скорее, походило на очаровательный дом бабушки, любой здравомыслящий человек знал, за такой невинностью всегда скрывается калейдоскоп гнусных намерений. В конце концов, невинность привлекает сильнее, чем устрашающий вид.

Дойдя до входной двери коттеджа, где плющ поднимался вдоль верха, а на обитом деревянными рейками полотне были нарисованы желтые и белые лилии, Ларкира с силой постучала.

Пауза, а потом…

Плющ неожиданно пришел в движение, обвился вокруг нее и ее сестер, стягивая их вместе. Вьющееся растение тянуло и тянуло, пока и без того стягивающий корсет Ларкиры не показался ерундой по сравнению с объятиями зеленого.

– Неужели это всегда так необходимо? – проворчала Ларкира.

Арабесса использовала свободную ногу, чтобы еще раз постучать в дверь.

– Никого нет дома, – донесся до них глубокий, приглушенный голос по другую сторону двери.

– Тогда почему твои жуки позволили нам подняться? – прохрипела Ния.

– И почему мы услышали ответ только сейчас? – добавила Арабесса, сильнее упираясь локтем в бок Ларкиры.

Тишина.

– Мы поделимся своим свежеиспеченным сладким хлебом, – удалось пропеть Ларкире сквозь путы.

Дверь со свистом открылась как раз в тот момент, когда плющ ослабел и снова скользнул обратно на дверь, теперь невинный и красивый. Ларкира, как и ее сестры, сделала глубокий вдох, а затем выпрямилась и посмотрела на чрезвычайно высокого, темнокожего бородатого мужчину. Он был одет как принц на отдыхе, его босые ноги выглядывали из-под длинного зеленого шелкового халата.

– Где он? – Прищуренные василькового цвета глаза рассматривали сестер. – Давайте сюда. – Ларкира протиснулась мимо Ачак.

– Да, здесь будут буханки хлеба, – сказала Ния, когда они с Арабессой протиснулись внутрь.

В то время как снаружи дом Ачак выглядел скромным одноэтажным, внутри он представлял собой достаточно большое трехэтажное здание. Ковры из разных стран покрывали каждый дюйм холла, расстилались по остальным комнатам и на верхний этаж и даже красовались на стенах. Вычурные картины были прикреплены ко всем доступным поверхностям, включая потолок и столешницы. В воздухе витал цветочный аромат, смешанный с запахом благовоний и масел, а пестрые пуфы и мягкие кресла были беспорядочно расставлены по всему пространству. Книги на множестве языков лежали открытыми, другие были убраны или сложены рядом с различными местами для сидения, как будто личности, обитавшие в этом жилище, имели склонность плюхаться наугад на любое место так же быстро, как и срываться, когда что-то более интересное привлекало их внимание. Два разума боролись за одно тело.

– Я не разрешал вам входить. – Ачак последовал за ними по пятам, когда Ларкира свернула на кухню, переступив через еще один плюшевый ковер, тянувшийся вплоть до большой печи. Голубое и фиолетовое пламя лизало дно кипящего котла, из которого доносились манящие запахи.

– Ты открыл дверь, разве нет? – спросила Ларкира, ища что-то в большой кладовой.

Ния и Арабесса расположились вокруг потертого деревянного стола в центре кухни.

– Только для того, чтобы забрать ваш сладкий хлеб, – заявил Ачак, прежде чем пробормотать проклятие. – У вас нет сладкого хлеба.

– Мы скоро его сделаем. – Ларкира вытащила ингредиенты и поспешила к одному из немногих свободных мест на столешнице.

– Убирайтесь. – Ачак указал на входную дверь. – Я не приглашаю в свой дом лжецов.

– Технически мы не лгали, – сказала Ния перед тем, как откусить яблоко, которое стащила из стоящей на виду чаши. – Мы сказали «свежеиспеченный», а что может быть свежее, чем еще не приготовленный?

– Только что из духовки, – возразил Ачак.

Казалось, Ния задумалась об этом, пока жевала, откинувшись на спинку стула.

– Верно, но только что из духовки в твоем доме намного вкуснее, чем только из духовки в Джабари, ведь так он бы перенес путешествие по Яману, через мост Увядания, затем поднялся бы по лестнице в мешке, чтобы, без сомнения, угодить в капкан к твоим отвратительным ползучим растениям, а затем еще и протиснуться через дверь. Разве ты так не думаешь?

– Если бы тебе и правда было дело до того, что я думаю, никто из вас не сидел бы сейчас здесь.

– Ачак? – хмыкнула Ния. – Ну и кто теперь лжец?

Ларкире казалось, что, если бы у импозантного мужчины, стоявшего в дверном проеме, были перья, в этот момент он бы точно недовольно нахохлился.

– Где твоя сестра? – спросила Арабесса.

– Побежала прятаться, как только вы все постучали. – Ачак скрестил руки на груди, его роскошный шелковый халат шевелился словно жидкость в теплом сиянии комнаты.

– Чушь, – заявила Арабесса. – Твоя сестра обожает нас.

– Еще один вопрос, в котором, к счастью, у нас нет ничего общего. – Он настороженно наблюдал за ними, пока Ларкира и ее сестры чувствовали себя на его кухне как дома.

Ларкира улыбнулась, смешивая в миске ингредиенты.

– Да ладно, – пробормотала Ния с полным ртом. – А как насчет того, чтобы ты всегда переживаешь за нас?

– Потому что беда верный друг ваших теней, – ответил Ачак, направляясь к тушеному мясу, которое, по всей видимости, готовил до того, как его прервали.

Ларкира подавила смешок, замешивая свежеприготовленное тесто на деревянной столешнице. Они постоянно играли в эту игру – брат ворчал, когда они без конца поддразнивали его, пока не появлялась сестра. Близнецы всегда, сколько Ларкира себя помнила, присутствовали в жизни девочек, и, хотя у них было много имен, все, кроме одного, Ачак, засосало в Небытие.

Близнецы еще в самом начале объяснили это сестрам Бассетт, когда малышки удивились, что у Ачак нет фамилии.

– Нам она не нужна, – ответил брат.

– Но вы ведь родом из какой-то семьи, – сказала Арабесса. – Как вы узнаете своих родственников, не имея фамилии?

– Ярлыки бессмысленны, не говоря уже о тех, которые занимают второе место по сравнению с первыми. Чтобы считаться кому-то родственником, вам просто нужно общаться с этим человеком, – объяснил Ачак. – Кроме того, если у нас и были родственники, то все свидетельства о них исчезли в Небытие.

– «Не» что? – переспросила Ния.

– Небытие, – повторил Ачак, раздраженно фыркнув. – Слушай внимательно, дитя. Когда из коллективной памяти общества исчезает определенное количество воспоминаний о чем-либо, энергия, позволяющая ему существовать, утекает, как вода через сито, просто заставляя его превратиться в Небытие. Его затягивает в дыру, которая поглощает любой мир, место или вещь, о которых забыли.

– Например, что? – спросила Ларкира, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Понятия не имею, дорогая, ведь его больше не существует. Разве ты не понимаешь? Это и есть Небытие.

Все три сестры с одинаково благоговейным страхом смотрели на говорящего.

– В то время как в Адилоре есть множество таинственного и волшебного, – продолжал Ачак, – нет ничего более загадочного и беспорядочного, чем Небытие или то, что оно забирает.

Ларкира и ее сестры с восторгом слушали, как Ачак продолжал объяснять, что сюда же относится и дом, из которого изначально ускользнула их мать, и сами Ачак.

– Возможно, мы единственное существо, оставшееся по эту сторону Забвения, способное вернуть забытые земли, – сказал Ачак.

– Правда? – спросила Арабесса. – И как бы вы это сделали?

Он пожал плечами.

– Полагаю, просто начали бы рассказывать свои истории. Но мы никогда этого не сделаем, – предупредил Ачак. – Так что нет смысла и просить.

– Но почему вы не станете делиться ими? – заныла Ларкира.

– Потому что о некоторых вещах, – сказал Ачак, – лучше навсегда забыть.

Положив хлеб в духовку, Ларкира стояла, размышляя над воспоминаниями и тем, как, несмотря на предупреждения Ачак, они с сестрами продолжали умолять рассказать истории об их матери, прекрасной волшебнице Джоанне.

Казалось, для Ачак воспоминания об их самом дорогом друге были слабостью, поэтому древние часто уступали мольбам. На протяжении многих лет Ларкира жадно слушала и собирала маленькие крупицы информации о женщине, которую любила, но видела лишь однажды.

Как улыбка Джоанны заставила цветы прорасти вдоль тропинки, по которой она шла. То, как ее темные волосы сияли фиолетовым после ливня. Особый, звонкий смех, который мог вызвать у нее только их отец. Одержимость Джоанны сбором выброшенных ниток, как она непрерывно связывала их вместе, чтобы в конечном итоге соткать гобелен во время каждой из ее беременностей: три ковра, которые теперь висели в спальне их отца. Вот что заставляло девушек Бассетт рисковать, возвращаясь на этот крошечный островок на краю существования. Более того, несмотря на постоянные насмешки над братом, Ларкира и ее сестры очень любили Ачак. И это существо, несмотря на то, что никогда не признавалось в этом, определенно любило их.

– Если бы ты вышел из тени, мой дорогой Ачак, – Арабесса выгнула бровь, глядя на брата, пока он помешивал свое рагу, – беда перестала бы иметь значение.

– Вот почему мы никогда и не пытались заполучить такой бесполезный аксессуар. – Ачак зачерпнул немного густой серой жижи в керамическую миску.

Ларкира едва не поморщилась. Возможно, пахло восхитительно, но выглядело ужасно.

– Так когда вернется твоя сестра? – спросила Ния.

– Понятия не имею.

– Как такое возможно? – Ния положила огрызок на стол. – Она это ты.

Ачак чуть не уронил ложку в большой железный котел.

– Она определенно не я. – Он выпрямился во весь рост, бросив на Нию уничтожающий взгляд. – Большое тебе спасибо, мы каждый сам по себе. А теперь, если вы собираетесь и дальше грубить, – он снова указал в сторону двери, – пожалуйста, идите в другое место. Я слышал, в это время года цветет пастернак. Почему бы вам не растоптать его, если так хочется повредничать?

– Ачак… – начала Арабесса.

Но прежде чем она успела сказать хоть слово, спину Ачак свело судорогой, и, когда брат выругался, его зеленый халат, словно подхваченный бурей, взлетел вверх, прежде чем превратиться в роскошное красное платье. Тело похудело и слегка изогнулось, когда похожие василькового цвета глаза появились на совершенно изменившемся лице, уже не бородатом, а гладком, с угловатыми чертами лица. Рот растянулся, став шире, а губы полнее, когда теплая улыбка осветила черты нового существа, гладко выбритая голова блестела в свете свечей.

– Вы должны простить моего грубого брата, – сказала сестра, ее голос был подобен двум благозвучно играющим скрипкам. – Вчера ночью он проиграл мне в шахматы и все еще страдает от уязвленного самолюбия.

– Ты должна мне монету, – сказала Ния Ларкире. – Он продержался меньше четверти водопада, а ты сказала, что он останется на целый.

– Зараза, – пробормотала Ларкира, роясь в карманах юбки в поисках монеты. – Понятия не имею как, но уверена, что ты жульничала.

– Если не знаешь как, тогда это не имеет значения, – ухмыляясь, ответила Ния, когда выхватила серебро из пальцев Ларкиры.

– Пожалуйста, только не говорите, что вы поспорили на то, как долго брат сможет выносить нас? – вздохнула Арабесса. – Ну правда, девочки, что я говорила о спорах на деньги?

– Прости. – Ния смиренно посмотрела себе под ноги. – В следующий раз мы обязательно возьмем и тебя.

– Только этого и жду. – Арабесса разгладила юбки.

– Вы, Бассетты, всегда были моими любимицами, – заявила Ачак с улыбкой, прежде чем повернуться к рагу своего брата, ее усмешка превратилась в гримасу. Щелчок пальцев, и липкая жижа исчезла из очага, а на столе перед ними появилось правильное угощение из вина, сыра и восхитительных маленьких шоколадок.

– Наконец-то. – Ния наклонилась вперед, набирая еду на маленькую тарелку. – Я мечтала о сладком с тех пор, как мы покинули Яману.

– Но Ния… – Ларкира смотрела, как сестра отправила в рот три маленькие шоколадки. – Я пеку сладкий хлеб.

– Да, на десерт.

– Ты бесподобна, – сказала Ларкира, садясь.

– Я – Бассетт. – Ния пожала плечами, как будто это все объясняло. Ачак рассмеялась, усаживаясь в кресло рядом с Нией.

– Ачак, тебе понравилась прошлая ночь? – спросила Арабесса, которая рядом с Нией выглядела как жираф. Или, может быть, сестра делала Нию похожей на жабу? В любом случае Ларкира держала эти конкретные размышления при себе.

– Мне всегда нравятся ваши шоу, – ответила Ачак.

– Кто выступил лучше? – спросила Ния.

– Когда вы выступаете как Мусаи, есть только одно представление.

– Конечно. – Ния откинулась назад. – Но кто из трех приложил больше сил?

– Как, по-твоему, мы справились? – Ларкира перефразировала.

– Половина тех, у кого не было даров, упала в обморок, – пояснила Ачак. – И несколько из них врезались в стены.

Ларкира была не единственной в комнате, кто радостно улыбался.

– А ведь струны моей скрипки были совсем не новыми. – Арабесса оторвала кусочек сыра, проткнув его ножом.

– Наверное, лучше, чтобы так и оставалось, – сказала Ларкира.

– Да, – кивнула Ния. – Тем более в последний раз, когда такое случилось, пол украшали не только слезы.

Арабесса поморщилась.

– Обязательно было напоминать, да?

– В защиту Нии скажу, – Ларкира налила чаю своей старшей сестре, прежде чем наполнить чашки остальных, – такое было трудно забыть.

– Там часто попахивает, – согласилась Ачак, благодарно кивнув Ларкире, прежде чем сделать глоток.

Арабесса пожала плечами:

– Откуда я знала, как отреагируют неодаренные?

– Теперь это в прошлом. – Ачак откинулась на спинку стула. – Только двигаясь вперед, можно выучить урок.

– Но некоторые события из прошлого должны быть пересказаны, верно? – спросила Ния с надеждой в голубых глазах.

– И теперь мы подошли к истинной цели вашего визита.

– Это не единственная причина, по которой мы пришли, – оправдывалась Ларкира.

– Нет, но самая важная. – Ния отправила в рот еще одну шоколадку.

Ларкира взглянула на Нию, молча призывая к тишине.

– Я не питаю иллюзий относительно желаний дочерей Бассетт, – сказала Ачак. – Расскажу вам кое-что короткое, потому что ваш визит не продлится долго.

Ларкира нахмурилась, но не стала требовать дальнейших разъяснений. Если кто и мог чувствовать будущее с течением времени, так это Ачак.

– Джоанна… – Ачак произнесла это имя мягко, с любовью, выглядывая из темного круглого окна кухни. Без сомнения, древняя смотрела вниз сквозь серый, окутанный туманом вход, через который можно было добраться до матери девочек. – Ее любимым цветом был желтый. Ваш отец когда-нибудь говорил вам об этом?

Девушки покачали головами, Ларкира наклонилась вперед.

– Желтый, – повторила Ачак. – Цвет, который выглядел на ней просто ужасно. Конечно, мы с братом бесконечно напоминали ей об этом. Он словно делал ее лицо бесцветным. Когда она надевала что-то желтое, казалось, цвет действительно высасывает из нее энергию. Как будто сам воздух отвергал мысль о том, что она может носить этот оттенок. Но это не помешало Джоанне полюбить его. – Ачак улыбнулась. – Она даже оформила большую часть своей комнаты в желтом цвете. И часто говорила: «Почему мне должно нравиться только то, что мне идет? Разве я не могу любить этот цвет за то, что он прекрасен во всем остальном мире?» – Ачак поиграла со своей чашкой, проведя тонким пальцем по краю. – Такой была ваша мать. Ценила что-то лишь за существование – даже если не для себя, а для других.

Горло Ларкиры сжалось, ее магия закружилась от ощущения внезапной печали, одолевшей девушку, грудь сдавила тоска, когда история, которой поделилась Ачак, пронзила ее, оседая в памяти. С каждым кусочком информации личность ее матери становилась все более ясной, и Ларкира отчаянно хотела получить полное представление об этой женщине.

Снова эта знакомая боль глубоко внутри Ларкиры – вязкая вина – навсегда застряла в ее сердце, заставляя украдкой поглядывать на сестер. Неужели отчасти они ненавидели ее за то, что она отняла у них женщину, которую они могли обнимать, ощущать и слышать до того, как Ларкира появилась на свет? А затем Ларкире пришлось собрать все имеющиеся у нее силы, чтобы контролировать свои дары, ведь она снова и снова мысленно задавала давно преследующий ее вопрос: действительно ли моя жизнь стоила того, чтобы лишить мира такой прекрасной женщины?

Хотя Ларкиру и сестер связывали близкие отношения, они редко говорили о смерти их матери. И пусть Ларкира знала, сестры понимают, насколько трудно ей давалось изучение управления своей магией, она не могла остановить голос в своей голове, который спрашивал, не обижаются ли они на нее за всю боль, которую она им причинила.

Этот страх въелся ей под кожу, проник до самых костей, заставляя магию Ларкиры всегда быть на чеку, укол возмездия формировался в горле.

«Спокойно, – подумала Ларкира о своих силах. – Сохраняй спокойствие».

Эти слова навеяли воспоминания об еще одной фразе, которой Ачак давным-давно научили Ларкиру, во время одного из ее многочисленных ночных уроков с ними.

– Спокойным рукам покоряются самые тонкие иглы, – сказали Ачак. – Понимаешь? Тренируйся оставаться спокойной и сердцем и головой. Когда тебя окружает буря…

– Сохраняй спокойствие, – закончила Ларкира.

– Когда захочешь закричать…

– Сохраняй спокойствие.

Ачак улыбнулись и ободряюще кивнули.

– Если ты останешься спокойной, твоя сила тоже успокоится. Спокойная голова, спокойное сердце.

«Спокойная голова, спокойное сердце», – подумала Ларкира, цепляясь за слова, которые в конечном итоге помогли ей стать такой же собранной, как Ния и Арабесса во время использования магии.

Резкий стук в кухонное окно заставил Ларкиру подпрыгнуть.

Обернувшись, она увидела Кайпо, сидящего снаружи, его серебристая голова дергалась туда-сюда, прежде чем он снова постучал клювом по стеклу.

– Вот и вышло наше время, – сказала Ачак как раз в тот момент, когда на печи зазвенел маленький колокольчик. – Не только для вашего десерта, но и для того, чтобы вы возвращались в Джабари.

– Еще немного, – умоляла Ния. – Пожалуйста.

Кайпо снова клюнул в окно, и Ния бросила на него свирепый взгляд.

– Не я устанавливаю правила в вашем доме, – объяснила Ачак. – И, судя по настойчивости Кайпо, что-то подсказывает мне, что ваш отец зовет вас из Джабари, а у меня нет желания расстраивать короля.

– Честное слово, Ачак, – сказала Ния, – тебе уж точно не стоит бояться Короля.

Лицо Ачак помрачнело.

– Дитя мое, именно я больше, чем кто-либо другой, точно знаю, почему все должны бояться Короля.

Напряженная тишина окутала комнату, лишь потрескивающее пламя в камине заполняло пустоту.

– Хорошо, хорошо. – Ларкира встала, не желая разрушать маленький дар памяти их матери этой новой энергией. – Постарайся отведать несколько кусочков хлеба, прежде чем твой брат съест его целиком.

Васильковые глаза Ачак встретились с ее, и в них снова просочилось тепло.

– Если он так же хорош, как последний, который ты испекла, я обязательно попробую.

– Пойдемте, принцессы. – Ларкира указала на своих сестер. – Или я не раздумывая укажу, кто виноват в нашем опоздании.

– Как будто тебе вообще нужен повод, чтобы настучать отцу.

– Только когда дело касается твоих выходок. – Ларкира обняла Нию, нежно сжимая ее в объятиях. – Арабесса может убить, и я никогда ничего не скажу.

– Не будь смешной. – Арабесса встала. – Прежде всего, ты бы никогда не узнала, если бы я убила кого-нибудь.

– Не узнала бы? – спросила Ларкира.

– А ты что, уже слышала о таком? – возразила Арабесса, вставая перед сестрами, чтобы выйти из кухни.

– С нее станется, – прошептала Ния. – Ты видела, как она использовала нож, чтобы взять сыр? Отец всегда говорил, самые спокойные – самые безумные.

Ларкира прикусила губу, чтобы сдержать смех.

– Мы скоро вернемся, – сказала Ния Ачак, которая последовала за ними к входной двери.

– Уверена, раньше, чем этого хотел бы мой брат.

– Как всегда. – Ния улыбнулась, выходя из коттеджа.

– Пока, Ачак, – помахала Ларкира.

– Ты ничего не забыла? – спросила Ачак, прислонившись к дверному косяку.

Ларкира огляделась:

– Вроде бы нет.

– Ложка. – Ачак подняла руку ладонью вверх. – Она у тебя в кармане.

– О. – Ларкира достала из юбки изящную золотую чайную ложечку, конец которой обвивался вокруг трех идеальной формы жемчужин. Восхитительно милая вещь. – Как она туда попала?

– Для того, кто вырос в Королевстве Воров, ты ужасная лгунья.

– Только если ложь не может спасти меня. – Ларкира неохотно протянула маленькое сокровище.

– Такое бывает редко.

– Да, но иногда…

– Она – наше единственное спасение, – закончила Ачак.

Встав на цыпочки, Ларкира поцеловала сестру в щеку, вдыхая аромат благовоний, который впитался в кожу древней. Затем она повернулась, чтобы последовать за своими сестрами вниз по тропинке, через Яману, и обратно в Джабари, где их ждал отец. Она надеялась, – если Ларкире позволено быть настолько оптимистичной, – что он подарит ей еще один красивый подарок. Ибо получение подарка как ничто лучше утоляет желание украсть его.