Текст книги "Зулусы наступают"

Э. Гленвилль
Зулусы наступают

Глава I
В ПЕЩЕРЕ. ЗУЛУСЫ-ИСТРЕБИТЕЛИ

Бушменам приказано было покинуть их жилища и уйти в другие края. С незапамятных времен оседлые народы диктовали свою волю кочевникам. Так поступали галлы в Европе, финикияне, римляне, арабы и, наконец, африканские банту 11
  Новейшая этнология дает общее название байту всем народам, живущим в Южной Африке до экватора. Банту означает «народ» (aba-ntu).


[Закрыть] Народы, которые, перейдя к оседлому образу жизни, возделывали землю и разводили скот, не находили общего языка с кочевниками и всегда прибегали к оружию.

А кочевники сопротивлялись долго и упорно и затем уходили хмурые, но неукротимые, – уходили в другие края, в дикие джунгли и негостеприимную пустыню, где трудно было жить, но зато дышалось свободно.

В течение многих веков бушмены вели борьбу с сильнейшим противником, страдали от непрестанных набегов, переносили невзгоды и лишения. Но ничто не могло их сломить. Словно высеченные из гранита, сохранили они все свои навыки и обычаи. Была в них неисчерпаемая жизненная сила, – та радость жизни, которая ведома парящему орлу, льву, преследующему добычу, оленю, пасущемуся на лугу. Жадно впитывали они новые впечатления, прислушивались к таинственным голосам ночи, шепоту изменчивого ветра, следили за движением солнца и луны, пугались молнии, прорезающей тучу, и радостно, словно птицы, встречали зарю нового дня.

Не будь этой жизненной силы, тесно связывавшей их с природой, бушмены давным-давно перестали бы существовать и утратили бы все характерные свои черты и слились с каким-нибудь другим народом либо были бы стерты с лица земли.

В этой книге речь пойдет о южноафриканских бушменах, которых африканские банту оттесняют на запад, в дикие джунгли и пустыню. Бушмены отступают, – отступают маленькими группами, и каждая семья с непоколебимым мужеством смотрит в лицо опасности и уходит молча, как барсук, который бережет свое дыхание для последнего героического усилия.

Семья Каббо не хотела покидать старую свою пещеру в горах на границе Базутоленда. Другие семьи уже спустились с гор на равнину и медленно двигались на запад, отступая, как дикая кошка, цепляющаяся когтями за каждый выступ, за каждый камень.

Ко, жена Каббо, обмазывала кровью горшок, который она сама сделала из глины, обожгла и покрыла слоем смолы. Подле нее висела на крюке туша газели, а крюком служила грудная кость страуса. На земляном полу лежали какие-то коренья и травы, приготовленные для похлебки. Две девушки, стоя на коленях, втирали жир и золу в шкуру газели, чтобы сделать ее мягче. Костер был разложен в неглубокой яме, обмазанной глиной. Ка – так называлось место, где лежали гадальные кости, – находилось справа от очага. Правая сторона была стороной мужской, левая – женской. По левую сторону от очага женщины стряпали; здесь они и спали.

Эта пещера являлась удобным жилищем; в длину она имела почти десять метров, в глубину – четыре и кое-где в вышину – три. Потолком служила каменная глыба, которая опускалась отлого и сливалась со стенами и полом. Потолок покрывали яркие бушменские рисунки; там, где крыша сливалась с земляным полом, нарисовано было стадо слонов, и слон-вожак упирался хоботом в пол.

Рисунки, сделанные красной и желтой краской, резко выделялись на сером фоне каменной глыбы. Они не были обведены ни фризом, ни рамкой. Художник-бушмен набрасывал на поверхность скалы то, что привлекало его внимание: диких зверей или крупную дичь – антилоп-канна 22
  Антилопа-канна – парнокопытное животное семейства полорогих, длина тела до 3, 5 м, вес до 900 кг.


[Закрыть], мирно пасущихся на лугу или бегущих, делающих прыжки. И почти всегда удавалось ему передать сходство: животные на рисунках казались живыми. Иногда он вырезал контуры их на скале, иногда прибегал к кисти и краскам. На одном рисунке была изображена львица в момент прыжка: она вытянула передние лапы, изогнула мускулистую шею; уши прижаты к круглой голове, пасть полуоткрыта. Здесь художник-бушмен уловил характерные признаки зверя, которого не раз приходилось ему наблюдать. Был здесь и рисунок, изображающий нападение кафиров 33
  Кафиры, или кафры (от арабск. кафир – неверный) – именование, данное бурами в XVIII веке народам банту, главным образом народу коса, а также зулусам, суази и некоторым другим племенам.


[Закрыть] на эту самую пещеру.

Пещера обращена была к широкой реке и находилась на высоте метра над уровнем воды. Чтобы попасть в нее, нужно было переплыть реку либо спуститься по крутой, почти отвесной тропинке, выбитой в скале, справа от входа. На противоположном берегу высилась крутая гора; справа река огибала холм, а дальше текла в широком и глубоком ущелье. Итак, со стороны реки можно было приблизиться к пещере только на лодках, а с суши – по крутой тропинке, либо спуститься на веревках с вершины скалы ко входу.

По-видимому, кафиры за неимением лодок воспользовались этим последним способом, чтобы проникнуть в пещеру. Вот как изобразил художник-бушмен нападение кафиров: два воина сползают вниз по веревке или, вернее, по виноградной лозе. Два других уже спустились благополучно и размахивают ассегаями 44
  Ассегай – ударное копье.


[Закрыть], но щитов у них нет, и ядовитые стрелы пигмеев-бушменов несут им смерть; на полу лежат мертвые и умирающие.

Атака, изображенная на этом рисунке, была отбита, так как пещера осталась во владении бушменов. Должно быть, убитые воины были сброшены в реку. Хотя туземцы утверждали, что горные бушмены – людоеды, но заявление это могло быть справедливым лишь по отношению к народу осажденному и голодающему; когда же бушмен имеет возможность охотиться, он никогда не ест человеческого мяса.

Быть может, семья, которую мы застали в пещере, присутствовала при атаке, изображенной на стене. В данный момент глава семьи занимался тем, что делал зазубринки и выбоины на гладкой поверхности стены. Шероховатый камень лучше впитывает краску, чем гладкий; вот почему он ударял кремнем по стене, иззубривая ее поверхность. Краску зеленую и желтую он приготовлял из окиси железа, кистью служила ему волокнистая палочка, на одном конце расщепленная, а палитрой – щит маленькой черепахи.

Каббо, мускулистый и широкоплечий, был ростом сто тридцать сантиметров. У этого низкорослого человечка кожа была гладкая, коричневая, голова и уши маленькие, скулы широкие, глаза карие, зоркие, окруженные сетью морщинок, так как Каббо всегда щурился от яркого света. Слишком толстые губы и широкий нос придавали ему добродушный вид.

Двое юношей приделывали наконечники к стрелам – маленьким прямым тростниковым палочкам. На каждой стреле виднелась метка, сделанная красной краской; по этому значку владелец всегда мог отличить свою стрелу.

В другом конце пещеры пожилая женщина помешивала палочкой какую-то жидкость в маленьком горшке, – это был яд, растительный или змеиный, и в него окунали наконечники стрел. Чтобы усилить действие яда, стрелу затем втыкали в гниющее мясо. Обычно бушмены пользовались растительным ядом, но если его нельзя было достать, они брали змеиный яд.

За работой они болтали без умолку. Звуки, издаваемые ими, походили на постукивание вязальных спиц; они прижимали кончик языка к зубам, губам или верхнему нёбу и резко его отрывали; иногда слышались гортанные звуки, словно язык выуживал их из горла. Разговаривая, они жестикулировали и зорко посматривали по сторонам, на их лицах отражались все их ощущения и мысли.

Внизу, омывая подножье скал, журчала река и пенилась над подводными камнями, и это журчание аккомпанировало болтовне.

Они не знали меланхолии, им чужды были тяжелые предчувствия, лихорадочное ожидание. Радость жизни чувствовали они, потому что имели все, в чем нуждались: много мяса, воду, топливо, тепло. И жили они близко к природе.

Они обитали в житнице страны. Газели паслись на холмах, крупная дичь облюбовала тучные луга, спускающиеся к реке. В двадцати километрах отсюда находился большой бассейн, где брала начало река. Туда приходили буйволы поваляться в грязи, шли туда и слоны, чтобы покрыть спину слоем грязи, защищающей от солнца и мух. Водяные козлы нашли себе пристанище в тростниковых зарослях, и охотник в поисках дичи мог бродить по болотам, не страшась крокодилов, так как в верховьях реки, пополнявшейся от таяния снегов в горах, вода была холодная, а крокодилы водились только ближе к устью, среди песчаных кос.

Горные бушмены предпочитают селиться меж горных вершин и скал, откуда открывается широкий горизонт; но пещера, где жила семья Каббо, находилась у подножья горы. Впрочем, такое местоположение имело свои преимущества: доступ к пещере был в высшей степени затруднителен. Если же бушмен хотел обозревать окрестности, он всегда мог подняться на ближайшую скалу, служившую наблюдательным пунктом.

По скалам бушмены карабкались с не меньшей ловкостью, чем павианы – «животные, сидящие на корточках».

Не одни бушмены обозревали с горных высот зеленеющую равнину. Леопарды и львы также имели свои наблюдательные пункты. Леопард, беловатый, с черными пятнами, почти не выделялся на фоне скал, покрытых мхом и лишаями; рыжий лев, выгорая под яркими лучами солнца, стал желтым в отличие от своих лесных товарищей, темно-рыжих, украшенных черной гривой. А над ними парил орел, зорко следивший за антилопами; глаза его были обведены алым ободком, тонкий, пронзительный крик его прорезал пространство.

И люди, и звери – все были настороже.

У павианов были свои дозорные. Бушмен стоял на высокой скале. Антилопы-самцы охраняли стадо. Неподвижно стояли они, словно врытые в землю. Если один из них поворачивал голову, пугливые самки-антилопы, мирно щипавшие траву, переставали пастись и поджимали задние ноги, готовясь к прыжку.

Но эта настороженность вызвана была не страхом, а привычкой. Животные находили время и для игр. Журавли, покачивая головами, украшенными золотистыми хохлами, бродили по лужайке; казалось, они танцуют какой-то причудливый танец. Быть может, радовались они тому, что пищи было много, и этим танцем пытались выразить туманные свои ощущения.

Вдруг, заглушая птичий хор, донесся с горных вершин голос человека:

– Явума!

И замерло все живое.

Животные повернулись в ту сторону, откуда послышался крик. Самцы насторожились, а самки тревожно следили за ними. Буйвол поднял свою огромную голову и наморщил влажный черный нос; почуяв запах человека, он громко заревел. Самки-антилопы, отбежав на несколько шагов, приостановились, посмотрели на самцов и медленно начали подниматься на холм. Испуганные странными звуками, они покидали пастбище.

– Явума! – снова прозвучал глухой, волнующий голос.

Зоркие глаза животных разглядели фигуру человека, стоящего на вершине скалы. Большими шагами начал он спускаться в долину. Уверенный в своей силе, он ликовал при виде такого количества дичи. Это был чистокровный зулус, мускулистый и рослый. Шкура леопарда покрывала его плечи; держа в руке ассегай, он гордо закидывал голову, украшенную орлиными перьями.

Это был истребитель – фэткани. За ним шли его воины, вооруженные щитами и ассегаями.

– Мы – фэткани, – гудели сотни голосов. – Мы – истребители, фэткани!

Их предводителя звали Сирайо. Это был один из молодых полководцев великого вождя Чаки 55
  Чака (Шака) (ок. 1787-1828) – зулусский инкоси (правитель). После 1816 года – верховный вождь объединения родственных южноафриканских племен. Заложил основы государственности у зулусов, создал сильное войско. В последние годы жизни – деспотичный монарх. Убит в результате заговора.


[Закрыть]. Грабежом и насилиями прокладывали они себе путь.

Этого не знали обитатели долины, и приход Сирайо не испугал бушменов в пещере.

Когда раздался дикий и ликующий возглас: «Явума!», Каббо схватил свой лук и колчан и, приказав женщинам спрятаться в глубине пещеры, а мужчинам – быть наготове, стал подниматься по крутой тропинке. Здесь он встретил двух женщин, ходивших за хворостом. Они возвращались, неся на головах охапку сухих веток и палок. Развевались их короткие юбки, сверкали глаза. Обе трещали, как сороки, выражая свое презрение по адресу всех кафиров. Они спустились в пещеру, а к Каббо подошел его сын Дакуин, сгибавшийся под тяжестью убитой им газели.

Каббо искал глазами вышку, служившую наблюдательным пунктом. Да, часовой был на своем посту: присев на корточки, как павиан, он следил за кафирами, спускавшимися с горы.

Вдруг кафиры остановились, посмотрели налево и, громко крича, пустились в погоню, словно ищейки, преследующие добычу.

Они гнались за тремя людьми – двумя женщинами и мужчиной. Одна женщина была старая, другая – молодая. Старая несла на спине поклажу. Мужчина, бежавший впереди, отстал и внезапно скрылся из виду; можно было подумать, что он провалился сквозь землю. Через минуту один из воинов, нагонявший беглецов, взмахнул руками и упал. Из травы вынырнула маленькая фигурка бушмена; он подбежал к убитому и вырвал у него ассегай.

Воины-преследователи разразились гневными криками. Словно козы, прыгали они с камня на камень, спускаясь по крутому склону. Но бушмены уже достигли берега реки. Девушка вбежала в воду и была унесена быстрым течением. Женщина взвизгнула, уронила поклажу и упала, пронзенная ассегаем. Бушмен повернулся, бросился навстречу высокому воину-зулусу, нанес удар ассегаем и прыгнул в реку.

Каббо, присев на корточки, жадно следил за погоней. Потом он спустился в пещеру, вход в которую был скрыт от зулусов. Стоя на берегу, он ждал, не проплывут ли мимо двое беглецов, подхваченных течением. Вряд ли думал он о том, чтобы им помочь: должно быть, им руководило любопытство. Вскоре показалась голова девушки; из воды высунулась маленькая рука.

Каббо невозмутимо смотрел на нее; лицо его походило на каменную маску. Но сын Каббо Дакуин бросился в воду, нырнул и выплыл в двух шагах от девушки. Поддерживая ее, он поплыл к пещере. Через секунду прибило к берегу бушмена; одной рукой он цеплялся за тростник, в другой сжимал ассегай и лук.

Глаза его впились в лицо Каббо, и все обитатели пещеры ждали ответа на этот немой вопрос.

Каббо милостиво махнул рукой, принимая беглецов под свою защиту.

Женщины подбежали к бесчувственной девушке и отнесли ее к очагу; здесь они обсушили ее и согрели.

Мужчина выкарабкался на берег и остановился перед Каббо и Дакуином.

Прищелкивая языком, он объяснил, кто он такой и откуда пришел. Он – Кару, жена его – Куэнку, дочь – Суолла. Пещера его находится в горе Дракенсберг. Оттуда он бежал вместе с западным ветром, потому что кафиры преследуют бушменов.

Дакуин прервал его и указал рукой на противоположный берег. С горы спускался предводитель зулусов. Тропинка была почти отвесной, и казалось чудом, что по ней идет человек.

Вождь остановился против пещеры, а Дакуин пустил стрелу, которая со свистом рассекла воздух и упала к ногам зулуса. Тот поднял ее, осмотрел с любопытством и воткнул за ухо в короткие волосы.

Потом он потряс ассегаем – древко его было из эбенового дерева – и, указав на заходящее солнце, выкрикнул приказ:

– Хамба! Уходите, дни ваши миновали!

Дакуин присел на корточки, опустил руки, касаясь пальцами земли, замотал головой и стал подпрыгивать, подражая павиану. Все обитатели пещеры захохотали.

Усмехнулся и зулус. Исполненный чувства собственного достоинства, он забавлялся прыжками и гримасами бушмена. Пристально всматривался он в глубь пещеры, опираясь на ассегай. Потом повернулся, бросив на прощание короткий приказ:

– Хамба! Уходите, пока не поздно. Скоро я вернусь, и если вы здесь останетесь, все будет кончено для вас.

Он ушел. Вскоре повеяло запахом жареного мяса. До поздней ночи пировали воины. Пировали и пели песни. У каждого отряда была своя песня, протяжная и зловещая. В разгар пиршества донесся с гор сначала рев, потом оглушительное рыкание.

– Ха! – воскликнул Дакуин. – Это ревет большой желтый лев – тот, у которого правое ухо разорвано.

Услышав рев, воины стали бить ассегаями в щиты, и звуки эти напоминали глухой барабанный бой. А бушмены снова захохотали: они не боялись ни львов, ни зулусов.

Глава II
ГАДАНИЕ НА КОСТЯХ. ПЛЯСКА. ВОЗВРАЩЕНИЕ СИРАЙО

В предрассветный час войско зулусов покинуло место пиршества и тронулось в путь. Зулусы бежали рысцой, потому что все они были людьми сильными и выносливыми. Каждый индуна 66
  У южноафриканских племен индуна командует небольшим отрядом воинов; индуны подчинены военачальникам, а последние – вождю племени.


[Закрыть] бежал впереди своего отряда, а военный вождь Сирайо наравне с остальными воинами переносил все тяготы похода.

Животные поднялись на вершины гор, уступая дорогу проходящему войску. В долине осталось только стадо буйволов. Они смотрели вслед черным воинам. Впереди стояли буйволы-самцы и старые буйволицы; за ними – буйволицы-матери с детенышами.

Животные были спокойны – зулусы шли не на них.

Воины поднялись по склону горы к перевалу через горный хребет. Отсюда увидели они, как рассеивается туманная завеса, заволакивавшая долину.

Каббо и Кару проснулись перед рассветом, когда войско тронулось в поход. Какое-то таинственное чутье подсказало им об уходе зулусов. Это чутье они разделяли со всеми живыми существами, населявшими дикую страну.

– Они уходят, – сказал Каббо.

– Да. Уходят. Но они вернутся и принесут смерть.

– Они вспугнули дичь. Охота будет плохая.

Произнеся эти слова, Каббо перестал думать о зулусах; его не пугала возможность их возвращения.

– Я возьму лук и стрелы, – сказал он. – В походе воины часто отбиваются от отряда.

– Я тоже. Они отняли у меня пещеру. Они убили моих близких. Даже жена моя погибла у реки.

Вдвоем они вышли из пещеры.

Дакуин встал, подбросил хвороста в костер и стал греть руки. У стрелка руки должны быть теплыми.

Суолла, девушка, спасенная им, подошла к очагу.

– Холодная рука и холодный лук не нужны стрелку, – сказала она. – Когда мужчина охотится, он гонит от себя женщину, потому что прикосновение ее руки делает лук холодным.

– Да, оно ослабляет тетиву. Почему это бывает так, девушка?

Суолла искоса посмотрела на него.

– Мне запрещали говорить с мужчинами и смотреть на них. Но я не хочу им зла. Не хочу, чтобы лук в их руках стал холодным, а стрела не попадала в цель. Я бы тоже хотела взять лук и отомстить за мать. У меня была добрая мать. Зулусы пришли в ту ночь, когда луна была яркая и круглая. Тогда нас было много, очень много, и все они убиты, как моя мать.

Дакуин хмуро взглянул на девушку. Потом встал и взял свой колчан и лук.

– Я тоже пойду, – сказала она.

Дакуин покачал головой.

– Нет, моя рука стала слабой. Правду говорят, что левая рука женщины делает слабой правую руку мужчины.

Светало. Он вышел и побежал по следу отца, словно этот след был ему виден.

Прошло три часа.

Когда солнце поднялось над горным хребтом и заглянуло в пещеру, трое мужчин вернулись. Они принесли два ассегая, щит, обтянутый бычьей кожей, и выдолбленную тыкву с нюхательным табаком.

– Воин отстал от отряда. Он хотел вынуть колючку из левой ноги, – объяснил Каббо. – Мы видели большую антилопу, очень жирную. Мы ее убьем и принесем тушу домой. Пусть женщины приготовят горшки.

– Голос, живущий в моем животе, хочет говорить, – сказал Кару.

– Пусть он говорит, Кару.

– Слушай: мы убьем антилопу, и у нас будет запас сушеного мяса для путешествия. Мы уйдем, когда взойдет солнце. Вот что говорит мне голос: мы должны уйти раньше, чем вернутся кафиры.

Каббо долго обдумывал это предложение, но затем отверг его.

– Нет. Здесь хорошо. Пещера защищена от врагов. Дичи много. Здесь мы останемся.

– Подумай, Каббо! Кафиры всех убивают. Они вернутся и принесут смерть. Проходя здесь, они нападут на эту пещеру.

– Кафиры! – презрительно воскликнул Каббо. – Где они – эти кафиры? Они пришли и ушли, а мы здесь остались. И тот, у кого мы взяли эти ассегаи, лежит мертвый в долине.

– Да, мы здесь остались, потому что они нас не тронули. В следующий раз они убьют всех.

– Пусть попробуют!

– Я знаю! Я видел, как они сражаются. Они похожи на диких собак, преследующих добычу. Они не успокоятся, пока не убьют нас.

Каббо взял Кару за плечи и повернул его лицом к стене, на которой были нарисованы фигурки сражающихся воинов.

– Смотри! – хвастливо крикнул он. – Они здесь уже были! И я заставил их жить на скале.

– Да, правда, Каббо. Они живут.

Они долго рассматривали рисунки, украшающие поверхность скалы. Вся семья восторгалась мастерством Каббо, и больше никто не думал о возможном набеге зулусов.

Перед охотой на антилопу-канну Каббо решил погадать на костях, удачная ли будет охота. Все находившиеся в пещере умолкли и сосредоточились, словно присутствовали при религиозной церемонии.

Каббо расположился посреди пещеры, снял висевший на шее мешочек и вынул из него четыре кости. В сущности, это были не кости, а четыре конуса, аккуратно вырезанные из твердого дерева. Верхушка у конуса была тупая, а основание -гладкое и широкое, чтобы кость могла стоять. Каждая кость имела название. Самая главная называлась Чоу, или «сила», за ней следовала Као, что означает «мужественность». Это были кости «правой руки», или мужские; кости «левой руки», или женские, назывались Дона – «девичество» и Гэчуи – «женское начало».

Подержав кости в правой руке, Каббо натер их каким-то снадобьем, которое достал из мешочка, и бросил на пол. Все наклонились посмотреть, как легли кости, но женщинам не разрешалось к ним прикасаться. Одна кость отличалась от другой зарубками, сделанными у основания.

Раздались радостные возгласы. Чоу, главная кость, легла рядом с Гэчуи. Это было хорошее предзнаменование. Каббо собрал кости и бросил их вторично. Зрители радостно защелкали языком: Чоу, Као и Гэчуи упали рядом зарубками кверху. Такое положение костей предвещало счастливый день.

Спрятав кости в мешок, Каббо осмотрел два ассегая, а Дакуину и еще двум мужчинам приказал взять луки и стрелы с самыми острыми наконечниками. Кару взял свой ассегай, а две женщины и девушка Суолла получили приказ следовать за охотниками.

Они поднялись по тропинке на склон горы, откуда открывался вид на равнину. Вскоре увидели они антилопу-канну, которую выследили на рассвете Каббо и Кару. Пережевывая жвачку, самец стоял под ветвями акации, высоко подняв голову с черным пучком волос между рогов. Шкура его серебрилась на солнце; глаза были полузакрыты.

Каббо окинул взглядом местность. Он походил на полководца, разрабатывающего план атаки. Женщинам он приказал спуститься в долину и перерезать путь антилопе, если она побежит к реке. Трое молодых людей должны были подняться на скалу и оттуда гнать дичь в долину, а Кару получил приказание спрятаться на противоположном склоне и направить антилопу к тому месту, где стоял сейчас Каббо.

Охотники разбрелись в разные стороны. Самый зоркий глаз не смог бы их разглядеть: они ползли, припав к земле; каждая кочка, каждый кустик служили им прикрытием. Прошло около часа, а антилопа по-прежнему стояла под акацией, жевала жвачку и помахивала хвостом. Когда повеяло запахом охотников, животное внезапно сделало прыжок, перескочило через огромную рытвину и стало взбираться на гору.

Каббо, рассерженный, вскочил: поведение антилопы нарушило все его планы. Но через секунду он снова припал к земле: две маленькие фигурки бросились навстречу антилопе. Животное, круто повернувшись, тяжелым галопом стало спускаться в долину. За ним по пятам бежали три карлика-бушмена.

Антилопа-канна мчалась к реке, но женщины, размахивая руками, перерезали ей путь. Она свернула направо, но перед ней словно из-под земли вырос Кару, размахивавший ассегаем. Оставался свободным путь к горе, где находилась пещера. Там на тропинке подстерегал жертву Каббо.

Антилопа свернула налево; за ней вдогонку бежали четыре маленькие фигурки. Больше они не кричали – нужно было экономить силы.

Бушмены охотились, как охотится стая диких собак, которые стараются загнать добычу ближе к своему логовищу. Каббо терпеливо ждал, пока антилопа едва не налетела на него. Тогда он нанес ей удар острым ассегаем и перерезал сухожилие на ноге. Огромное животное споткнулось. Раньше чем успело оно оправиться, два ассегая вонзились между его ребер.

Задыхаясь, прибежали другие охотники; подоспели и три женщины, перерезавшие дичи путь к реке. С убитого животного содрали шкуру, свернули ее и отнесли в пещеру. Потом начали разрезать на части тушу; мяса было больше пятисот килограммов.

К вечеру его зажарили, а мозговые кости женщины оставили для мужчин.

В ту ночь никто не спал. Бушмены ели, ели до отвала. Непонятным казалось, как могут они вместить столько пищи. Они ели, ни на секунду не задумываясь о завтрашнем дне.

Днем они спали, а на следующую ночь пиршество возобновилось. Так продолжалось до тех пор, пока не съедена была вся туша. Наконец, сварили и съели голову антилопы, высосали мозговые кости, а остатки бросили на кучу костей, лежавшую по правую сторону от очага.

На четвертую ночь началась пляска. Плясали мужчины, а женщины и девушки, сидя на земляном полу пещеры, били в барабаны и хлопали в ладони.

Мужчины привязали к щиколоткам мешочки, сшитые из мягких ушей антилопы и наполненные сухими ягодами. Эти «танцевальные мешочки» служили погремушками. Танцоры посыпали волосы блестящей слюдяной пылью, торс раскрасили красной краской.

Какими красивыми казались они себе! Мягкая кожа лоснилась, волосы блестели от слюды, лица раскраснелись. Постукивание ягод в мешочках сопровождало каждый их шаг.

Они плясали, притопывая, подпрыгивая, раскачиваясь из стороны в сторону и громко распевая о своих подвигах. Они поднимали облака пыли. Пыль садилась на женщин, засаривая им глаза, смешиваясь с потом, стекавшим по обнаженным телам.

Танцоры отличались не только исключительной ловкостью и подвижностью, но и выносливостью. Они вертелись, как волчки. К счастью, у бушменов еще не знали алкоголя, а жажду утоляли водой. Суолла несколько раз ходила к реке и наполняла водой большие горшки.

Несколько часов продолжалась пляска. Наконец мужчины устали. У многих кровь пошла носом. Самым выносливым оказался Каббо. Он сделал последний изумительный прыжок и был награжден восторженными возгласами женщин, не устававших восхвалять мужчин.

Каббо засмеялся тонким кудахтающим смехом. Пляска закончилась. Бушмены укладывались спать. Антилопа была съедена, сухожилия вычищены и спрятаны, желудок вымыт и прокопчен – он заменит мешок; рога отполированы – бушмены будут трубить в них, приветствуя молодой месяц; хвост пригодится, чтобы отгонять мух, а шкуру женщины натрут золой и жиром, она сделается мягкой.

Они пировали несколько дней, они плясали и веселились. Завтра они будут спать до вечера, потому что в горшках еще есть суп. А когда снова взойдет солнце, они пойдут на охоту: голод заставит их выйти на поиски дичи.

Но им не суждено было выспаться.

– Явума! – раздался протяжный угрожающий возглас.

Вернулись кафиры. От них зависела теперь судьба бушменов.

Кару взял понюшку табаку из маленькой тыквы. Когда-то эта тыква принадлежала воину-зулусу, который отстал от отряда, потому, что хотел вынуть колючку из ноги.

– Кафиры вернулись. Я говорил, что они вернутся. Но теперь мы можем уйти отсюда сытые.

Кару говорил очень серьезно.

С противоположного берега донесся звучный голос:

– Слушайте меня! Я – Сирайо. Разве не приказал я вам уйти отсюда? Слышите ли вы меня?

– Слышим. Мы можем уйти, можем и остаться, кафир.

– Не велик подвиг – вырыть крота из земли, но я это сделаю, когда взойдет солнце. Все будет так, как хочу я.

Каббо презрительно захохотал. Злобно метался он по пещере, но вдруг опустился на землю. Он устал и объелся, ему трудно было стоять.

Вождь кафиров ушел к своим воинам. В темноте раздались глухие удары: воины ударяли ассегаями по щитам.

– Их много, – сказал Кару. – Они вернулись победителями. У них есть скот – я почуял его запах. С ними женщины – я слышу плач детей.

Одна из бушменок захныкала, но Каббо стукнул ее палкой по голове.

– Молчи. Говорят мужчины. Да, Кару, ты сказал, что кафиры вернутся. Они вернулись. Тогда ты говорил о бегстве.

– Это было до того, как они вернулись. Ты обогрел и накормил меня. Здесь оборвется моя тропа.

– Когда?

– Раньше, чем зайдет солнце.

– Кафиры не в первый раз сюда приходят.

И Каббо указал на рисунки, покрывающие стену пещеры.

– Ты – лев, Каббо. Но и вождь кафиров тоже лев. И он привел с собой сильных людей. Да, тропа обрывается здесь, Но есть путь, который может привести к спасению. Кафиры не будут нас преследовать, если мы пойдем этим путем.

– О каком пути ты говоришь?

– О тропе, на которой человек не оставляет следов, – о реке.

– Мы не рыбы, Кару.

– У тебя есть кожаные мешки. На этих мешках мы можем спуститься по течению.

Каббо обдумывал предложенный план.

– Может быть, ты прав. Слушайте вы все! Утром кафиры нападут на нас, но тот, кто захочет спуститься на мешке по течению реки, может от них уйти.

– А ты, глава семьи, – раздался чей-то насмешливый голос, – ты пойдешь с нами?

– Я останусь, – сказал Каббо.

– Я тоже.

– И я, – прозвучало в ответ.

– Слышишь, Кару? Но ты отсюда уйдешь. Дакуин, возьми три мешка и свое оружие. Вместе с Кару и его дочерью Суоллой ты спустишься вниз по реке. Кафиры не найдут ваших следов.

Все было сделано так, как приказал Каббо. Дакуин привык повиноваться отцу. Быть может, этот приказ пришелся ему не по душе, но через несколько минут три человека покинули пещеру; подвязав наполненные воздухом мешки к подбородку, они бросились в реку и скрылись из виду. Оставшиеся в пещере недолго хранили память о них. Утром Сирайо повел воинов в атаку. На связках тростника они переплыли реку и, завладев пещерой, убили всех ее обитателей.