Текст книги "Дикая природа"

Я отметила, что руины частично убрали. Местность выглядела не такой, какой я ее помнила сразу после торнадо. Ликвидаторы последствий стихийного бедствия сделали все, что могли – бульдозерами сгребли обломки в кучи, расчистили улицы, из поваленных деревьев сложили ощетинившиеся крепости, в которых теперь, возможно, поселились животные. Тут и там на невозделанных землях прерии виднелись проплешины – вероятно, отметины, оставшиеся от луж токсичных отходов «Джолли косметикс»: даже закаленная трава Оклахомы не сумела противостоять ядовитому воздействию химикатов. В некоторых местах земельные участки, которыми уже никто не владел, разделяли проволочные ограждения.

Мне все это напомнило Джейн и ее наборы лего. Одно время она была одержима этим конструктором. Возводила из него грандиозные замки, к которым никому не было дозволено прикасаться. Ее сооружение по нескольку дней стояло на столе в кухне, словно скульптура в музее. Потом она разрушала свое творение столь же методично, как и строила, разбирая на мельчайшие детали крошечные блоки.

Здесь торнадо сотворил нечто подобное. Разворотил дома, превратив их в груды кирпичей, деревянных обломков, погнутых труб, сорванных с петель дверей и карамельных комьев изоляционного материала, из которых потом нагромоздили холмы и башни. Теперь это не жилой район. Пластмассовый ящик, в который Джейн сваливала ненужные фрагменты лего.

Такер сказал: «Едем домой».

Он крутанул руль, и автомобиль, возмущенно визжа тормозами, съехал с дороги на траву. Я выбралась из машины и подняла глаза к мглистому небу, вдыхая запах мокрой земли. Дождь почти прекратился.

Такер принялся маскировать машину. Каждые несколько секунд он останавливался, делал глубокий вдох и хмурился, закрыв глаза. Я благоразумно стояла в стороне, когда из ближайшей кучи мусора он взял кусок рубероида, приволок его к машине и накрыл капот. Приставив лист фанеры к боковому окну, он заковылял на середину пустынной улицы, чтобы оттуда оценить результат своего труда – убедиться, что «универсала» не видно.

– Сойдет, – произнес он и повел меня по развалинам.

Мы миновали покореженную посудомоечную машину, огромную груду обломков мебели, выше моего роста, и ступили во двор, некогда принадлежавший нашей семье. Я увидела то, что осталось от амбара – оседающую на бок одну-единственную стену блеклого красновато-крапчатого цвета, который приобрела некогда радостная алая краска под воздействием ветров и дождей. О загоне, где когда-то обитали коровы, напоминали лишь несколько уныло торчащих шестов. В траве блестело что-то черное – возможно, пленка от бочки вместимостью пятьдесят пять галлонов.

– Разве здесь безопасно? – спросила я. – Все же отравлено… токсинами…

– Идем, – сказал Такер.

Мы подошли к лестнице, что вела в подвал, заваленный мусором и трухой, катушками проводов и обломками кирпичной кладки. Грязный мокрый пол устилала опавшая листва. Я стала спускаться вниз. Ступеньки подо мной продавливались, как губка. Пол в подвале был неровный, тут и там мерцали лужи. Мне показалось, что где-то прошмыгнула мышь, а может, скорпион. Среди обвалившихся балок и глыб бетона я не сразу заметила дверь в убежище от торнадо.

– Нас ищет полиция, – сказал Такер. – Они подумают, что мы подались в бега, а мы никуда не побежим. Отсидимся здесь. Понимаешь, да?

Я прикусила губу.

– Это ничейная земля, – продолжал брат. – Идеальное потайное место. Пить будем бутылочную воду, хорошо? Поживем здесь немного, ничего с нами не случится.

Дождь иссяк, обратился в хмарь. В воздухе плыли клочья тумана, облепляя меня, словно марля. Кожа блестела от скопившейся на ней влаги. Я запыхалась, еле переводила дыхание. Такер подошел к двери бункера и с благоговением прижал к ней поврежденную ладонь.

– Они раскинут сети по всему штату, – сказал он. – Перекроют дороги, расставят блокпосты – в общем, устроят тотальную облаву. А мы будем прятаться прямо у них под носом. В конце концов они поймут, что в Мерси ловить нечего, и станут искать в другом месте. Тогда-то мы и сделаем свой шаг.

Он рванул на себя дверь. Петли, на которых она висела, застонали. Убежище, тесное и сумрачное, показалось мне еще меньше, чем я его помнила. Полки были забиты консервными банками, пятилитровыми бутылями воды и батарейками, которые отец заготовил много лет назад. Ничто из этих запасов не было использовано, их никто не трогал, никто к ним не прикасался. Моя семья покинула это место сразу же, как пролетел торнадо, и с тех пор никто сюда не приходил. С одной из полок Такер взял коробок спичек и зажег свечу, заслоняя пламя забинтованной ладонью. Я шагнула вглубь затхлой пещеры. Брат закрыл дверь, отгораживаясь от уличного света.

Вот так я и исчезла.

Июнь

10

Гроза началась во второй половине дня, вскоре после того, как в супермаркет вторглись животные. Дарлин сидела на кассе. Ей все действовало на нервы: флуоресцентное освещение, гремевшая из динамиков слащавая поп-музыка, даже запах дождя, влетавший через распахнутые двери вместе с порывами ветра. Мигрень немного утихла, но не прошла. Дарлин потерла виски.

В магазине была лишь одна покупательница. Старая миссис Родригес уже битый час бродила между полками, толкая перед собой тележку со скрипучим колесом. Время от времени она доставала из кармана список намеченных покупок и принималась изучать его с выражением полнейшего замешательства на лице. Долго разглядывала полку с банками арахисового масла, так что Дарлин даже стала опасаться, не хватил ли старушку апоплексический удар. День выдался спокойным, даже по масштабам маленького городка. Она вытерла ленту транспортера. Не раз и не два разложила по номиналам купюры и монеты в кассовом аппарате. Стала подумывать, не позвонить ли Коре, проверить, как у нее дела. И вдруг раздался душераздирающий крик.

Из подсобки выбежал рыжеволосый Бэйлор. Белый как полотно, он в панике пронесся по проходу между полками, чуть не сбив с ног миссис Родригес. Бэйлору было далеко за сорок, но он, взрослый мужчина с уровнем умственного развития школьника, всегда был складским рабочим.

– Там какая-то тварь! – вопил он.

– Что? – Дарлин вздрогнула от удивления.

Бэйлор, тяжело дыша, бросился к ней.

– Я выносил мусор, вижу – в переулке какой-то зверек. Какой – не разглядел. Он юркнул в магазин, прямо мимо меня проскочил.

Меж стеллажей бегали три белые крысы. Подсобка занимала небольшое помещение, но там было много мест, где грызуны могли спрятаться: коробки с еще не выставленным товаром, стопки пакетов для покупок, темные углы. Дарлин стала выгонять крыс метлой, одновременно убеждая миссис Родригес, что это – случайность, что магазин вовсе не заражен паразитами, и пытаясь успокоить Бэйлора. От него толку было мало. И от крыс тоже. Очумев от страха, они метались по подсобке, не видя распахнутой двери на улицу, к которой гнала их метлой Дарлин. Крысы визжали как резаные и бежали куда угодно, только не к выходу.

По крайней мере, замаскироваться животные не могли: они были белые, с розовыми глазами. Вероятно, над ними проводили какие-то опыты. У них была удалена шерсть в разных местах: у одной обриты задние лапы, у другой живот голый и в шрамах, у третьей острижена спина.

Дарлин пыталась сообразить, куда бы обратиться за помощью. Очевидно, крысы сбежали с косметической фабрики. В новостях предупреждали о нашествии лабораторных животных, но не сказали, как действовать в случае их появления. Фабрика по-прежнему была закрыта. Не звонить же в службу «911» из-за трех грызунов.

Без четверти четыре пришел директор магазина. Фред, как всегда, опоздал к началу своей смены. Плечи у него были мокрые: попал под дождь. Дарлин загнала крыс к стене и теперь метлой подталкивала их к выходу. Бэйлор стоял в углу и кричал, тыча пальцем:

– Вон они! Там!

– Что здесь происходит? – Фред в удивлении приподнял брови.

Дарлин еще раз взмахнула метлой, и крысы одна за другой, задевая хвостами за косяк, выскочили на улицу под дождь. Бэйлор радостно заулюлюкал. Дарлин вытерла пот со лба.

– Что случилось? – спросил Фред.

В этот момент раздался треск. Лампы дневного света замигали, потускнели. Все встревоженно посмотрели вверх. А потом электричество и вовсе отключили.

Умолкла ритмичная музыка металлического тембра, утих настойчивый рокот низкотемпературных прилавков. Дарлин не сразу сообразила, что произошло. Темноту подсобки рассеивал лишь сырой серый свет, струившийся в помещение с улицы через открытую дверь. Бэйлор по-прежнему испуганно жался в углу, озирался по сторонам, словно опасался, что отключение света может привести ко второму вторжению крыс.

Тишину заполнял шум дождя. Дарлин глянула на дальнюю стену, вдоль которой стояли холодильники. Теперь это были сонные таинственные тени. Сквозь запотевшие стеклянные дверцы виднелись пачки молока и яиц. Через несколько часов продукты в холодильниках начнут нагреваться. Любая задержка в восстановлении энергоснабжения могла привести к порче товарных запасов на сотни долларов.

Фред уставился на нее рыбьим взглядом, в котором читалось изумление.

– В чем дело, черт возьми? – воскликнул он.

Дарлин посмотрела на часы.

– Простите, босс, – ответила она. – Уже пятый час. Моя смена закончилась.

Пикап капризничал – как всегда в сырую погоду. Улица была такого же дымчатого цвета, что и небо. Навстречу Дарлин попался коричнево-желтый фургон. Сквозь заливаемое дождем грязное ветровое стекло невозможно было разглядеть, кто сидит в кабине. Давным-давно, в другой жизни, возможно, она бы осталась в магазине и помогла Фреду в нелегкой ситуации. И это было бы хорошо и правильно, но сейчас ей «все осточертело», как выражался отец. Она позвонила на горячую линию энергокомпании, и автоответчик сообщил, что восстановление энергоснабжения может занять несколько часов. Как выяснилось, авария затронула только центральный район Мерси; на фермах за чертой города электричество не отключали, значит, дома, в «Тенистых акрах», свет был, и бедняжка Кора, которая осталась сегодня дома из-за плохого самочувствия, не сидела в темноте. Дарлин отметила время своего ухода с работы и, махнув директору на прощанье, покинула магазин с чувством глубокого облегчения. Как приятно столкнуться с проблемой, которую можно свалить на других, а не решать самой. Такое бывало нечасто.

Она включила радио. В кабине зазвучала песня в стиле кантри о душевных муках. Дарлин стала подпевать. В воображении возникло серое, со стеклянными глазами лицо Коры. Сегодня утром сестра выглядела неважно – рассеянная, нервная, на себя не похожа.

Радиоведущий стал рассказывать о взрыве в Оклахома-Сити. Дарлин слышала об этом происшествии, хотя трагедия случилась в 1995 году, еще до ее рождения. В ту пору считалось, что это крупнейший теракт в США за всю историю страны. Дарлин видела фотографии развалин административного здания имени Альфреда Марра после взрыва: целую стену как будто срезало и снесло, словно часть ледника обрушилась в море. Погибли десятки людей, сотни зданий в центральной части города были уничтожены или повреждены.

По сравнению с этим взрыв на фабрике «Джолли косметикс» был не такой уж страшный. Хоть какое-то утешение. Дарлин выключила радио, и сразу стало слышно, как скрипят и пощелкивают «дворники», елозя по ветровому стеклу. Вот позади осталась церковь со шпилем, чернеющим на фоне тумана и дождя. Когда-то давно, по настоянию мамы, семья Макклаудов по воскресеньям, надев свои лучшие наряды, регулярно посещала церковные службы. Но папа никогда не был религиозным человеком, а после безвременной кончины жены и вовсе разуверился в Боге. Дарлин не была в церкви уже много лет. А Кора вообще ни разу.

Наконец Дарлин затормозила у трейлера номер 43. Дождь прекратился, в воздухе ощущалась приятная прохлада. Она бесшумно вошла в дом. Думала, что услышит телевизор, но ее встретила тишина. Дверь в спальню была закрыта. Дарлин решила, что сестренка спит. Вот и славно, обрадовалась она. Кора нуждалась в отдыхе, да и она в кои-то веки немного насладится уединением. Переодеваясь, Дарлин отметила, что на брюках ее бежевой униформы появилось пятно от пролитого сегодня оливкового масла. Она вздохнула. Такое жирное пятно до конца не отстирается.

Если б она жила в идеальном мире, то сейчас принимала бы ванну, долго нежась в пене, пожалуй, даже с бокалом вина в руке. Именно так поступали уставшие женщины в телесериалах. Но те женщины не жили в тесном трейлере, где в санузле имелась только душевая кабинка. Дарлин вспомнилась ее любимая ванна из детства, старинная, на изогнутых ножках, крапчатая от многолетнего использования. Довольно большая – они с Такером вдвоем в ней помещались, когда были еще совсем маленькими и их купали вместе.

Дарлин закрыла глаза. Дня не проходило, чтобы она не вспоминала их старый дом. Лестницу с орнаментом из завитушек. Кухню, где пахло лимоном. Дуб с раскидистой кроной. После внезапной кончины мамы – удар под дых – дом стал истинным утешением. Его высокие стропила. Занавески, освещенные солнцем. Незыблемость прочного здания, не подверженного переменам. Ей пришлось нелегко. Новорожденная Кора вопила в колыбели, убитый горем отец всегда был рассеян, долгая дорога из дома в школу и обратно утомляла, малышке нужно было все время менять пеленки, Такер закончил год с двойкой по математике, заболела корова, вся семья была в трауре. Однако Дарлин всегда чувствовала, что дом помогает ей держаться, служит опорой. Порой утраченный дом казался ей более реальным, чем этот трейлер.

Она бродила по трейлеру, брала в руки то одну вещь, то другую и снова клала на место. Расслабиться не получалось, она утратила этот навык. Ее не покидало смутное желание заняться уборкой. В трейлере вроде было чисто, но что-то ее смущало. Словно кто-то помыл полы без ее ведома. Дарлин надела любимые спортивные штаны с блестящей надписью «Оклахомцы» на заднем месте. Налила себе чашку холодного сладкого чаю. Мигрень прошла, словно ее смыло дождем через носовые пазухи. Теперь осталось побороть оставшуюся тошноту. Каждый раз после мигрени ее мучили расстройство желудка, повышенная чувствительность к свету, усталость.

И все же сейчас она могла отдохнуть. Сегодня вечером Джейн домой она не ждала: та осталась ночевать у подруги – конопатой девочки из ее команды (она играла на позиции полузащитника), у которой была своя комната. Дарлин с любовью взглянула на дверь, за которой отдыхала Кора. Они проведут чудный спокойный вечер вдвоем. На ужин разогреют в микроволновке что-нибудь вкусненькое. Скажем, тушеное мясо.

Дарлин взяла стопку глянцевых каталогов, которые прислали по почте, и пошла с ними к дивану. Из этих каталогов она никогда ничего не заказывала, но их все равно ей отправляли. Она принялась листать один из журналов, пытаясь сфокусировать внимание на летних моделях пастельных тонов.

– Успокойся, – вслух пробормотала Дарлин. – Не нервничай.

Но беспокойство не покидало ее. Что-то было не так. Она не могла сосредоточиться на фотографиях в каталоге. Не могла понять, что ее тревожит. Может, ее выбили из колеи лабораторные крысы в магазине. А может, все дело в череде странных происшествий последних дней. Дарлин не очень внимательно следила за развитием событий, связанных с «Джолли косметикс»: у нее было слишком много своих забот. Может, она разволновалась из-за Коры, ведь раньше сестренка никогда не болела, – Дарлин даже не могла вспомнить, когда в последний раз Кора простужалась. Может, ее вывела из равновесия годовщина торнадо. Она терпеть не могла ежегодные посещения родительских могил. Это ничего не давало – она не чувствовала внутренней связи с родителями, ни чувствовала психологического очищения, – лишь напоминало обо всем, чего она лишилась.

Но и не поехать на кладбище она не могла, не имела права делать вид, что эта дата ничего не значит.

Когда-то давно она заинтересовалась историей этого кладбища. Хотела узнать, почему оно находится так далеко от Мерси. И, к своему удивлению, выяснила, что кладбище старше их города более чем на сто лет. Намного старше компании «Джолли косметикс» и самого штата Оклахома. Первые захоронения появились во время «земельной лихорадки»[5]5
  Земельная лихорадка началась в США в первой половине XIX века. В это время из Ирландии, Великобритании и других регионов Европы в Америку мигрировало множество людей, которым в Америке предоставляли надел земли в размере 160 акров (64 гектара).


[Закрыть]. Так что мертвые обосновались здесь раньше, чем живые. И место их упокоения расположено неудобно для всех, кроме самих мертвых.

Дарлин не сомневалась, что в этом заключался какой-то великий смысл, но была вероятность, что это просто какая-то не до конца сформулированная догадка, которая иногда появлялась перед погружением в сон. Она свернулась калачиком на теплом диване и закрыла глаза.

11

Ее разбудил звонок в дверь. Она не сразу поняла, где находится. Оказалось, что на своем диване. В темноте. На коленях лежал раскрытый каталог. Рука была закинута за голову, пальцы онемели и покалывали.

Снова звонок, более настойчивый. С тяжелым вздохом Дарлин встала с дивана, включила свет. Ее удивило, что комната Коры по-прежнему закрыта. Она поплелась к выходу и распахнула дверь.

На приступке стоял какой-то мужчина. Без очков Дарлин не удавалось рассмотреть его лицо: оно то расплывалось, то снова обретало четкость. Ей показалось, что мужчина вполне симпатичный: волевой подбородок, уверенная улыбка. Потом она сообразила, что это полицейский. Мешковатая форма одновременно скрывала и подчеркивала мощь его плеч. Он был не один. У него за спиной стояла напарница, пониже ростом, миниатюрная. В свете фонаря над входом ее лицо отливало молочной белизной. На копне светлых волос восседала синяя фуражка.

Дарлин выудила из кармана очки. Едва к ней вернулось нормальное зрение, она сразу узнала обоих гостей. В Мерси так или иначе все друг друга знали. Как зовут мужчину, Дарлин не помнила. Они были знакомы со школы. Возможно, вместе посещали занятия по музыке. Женщина, Кендра Дрейк, была ее одноклассницей. Та натянуто улыбнулась, и Дарлин ответила ей столь же деланной улыбкой. В школе Кендра слыла красавицей и, беззастенчиво пользуясь своими внешними данными, всегда была на первых ролях. Дарлин ничуть не удивило, что, повзрослев, она пошла служить в полицию.

– Рой Раш, – представился мужчина, протягивая руку.

– Дарлин Макклауд, – назвалась она. – Впрочем, вы, конечно, знаете, к кому пришли.

– Школьный оркестр, да?

– Что? – переспросила она, машинально пожимая ему руку. Потом вспомнила. В девятом классе она играла в школьном оркестре на тромбоне, пока не выяснилось, что у нее недостаточно подвижные пальцы для этого инструмента. А Рой играл на ударных. Он уже был в выпускном классе. Ей вспомнились их репетиции: Рой – симпатичное сочетание мускулов и небольшого брюшка – виртуозно барабанит, сидя у задней стены музыкального класса, и его шоколадная кожа с оттенком меди лоснится на свету.

– Вы позволите войти? – спросил он. – Уделите нам минутку?

– Конечно. Пожалуй.

Через открытую дверь в трейлер ворвался ветер. Дарлин сообразила, что она в спортивных штанах и майке на бретельках, без бюстгальтера, и мгновенно затвердевшие от холодного воздуха соски проступают из-под ткани. Все еще сонная, она сложила руки на груди. Осознание происходящего проникало в нее постепенно, подобно тому, как растворяется брошенный в чай кусочек сахара.

Рой и Кендра прошли в гостиную, издавая много шума: форма на них шуршала, портупеи скрипели. Дарлин жестом предложила гостям расположиться на диване, а сама присела на подлокотник. От Роя пахло сигаретным дымом. Красота Кендры с годами поблекла, хмурый взгляд утратил былую обольстительность.

– Нам необходимо задать вам несколько вопросов, – начал Рой.

Дарлин кивнула.

– А в чем дело? Что-то случилось?

– В этом доме проживают трое, так? – уточнил он. – Вы и две ваши сестры?

– Совершенно верно.

Казалось, сердце ее сбилось с ритма, выдает какие-то странные слабые спазмы, от которых по телу бегут электрические разряды. В телевизионных постановках визиты полицейских в неурочный час всегда предвещали нечто ужасное – увечья, даже смерть.

– Произошла авария? – воскликнула она. – Что-нибудь случилось с Джейн?

– Джейн? – повторил Рой. – Это ваша средняя сестра, да?

– О боже. Она не пострадала?

– Все целы и невредимы, – успокоил ее Рой. – Позвольте я продолжу.

Рой был высок ростом, и на низком диване ему было неудобно: он сидел, неуклюже согнувшись, а коленки торчали под острым углом, как паучьи лапы. Кендра, сидевшая рядом с ним, достала ручку с блокнотом и начала что-то записывать.

– Мы пришли, чтобы расспросить вас о Такере, – объяснил Рой.

Услышав имя брата, Дарлин вскочила на ноги. Обходя кругом журнальный столик, в маленьком зеркале над телевизором она поймала свое отражение: волосы взлохмачены, на щеках румянец. Она прошла в кухню. Та ничем не была отделена от гостиной – ни перегородки, ни двери; граница обозначалась лишь цветом линолеума. Дарлин всего на несколько шагов удалилась от полицейских, но все-таки она находилась в другой части помещения, и от этого ей стало немного легче.

– Может, воды? – предложила Дарлин. – Или сладкого чаю?

– Нет, спасибо, – отказался Рой, говоря и за себя, и за коллегу. – У нас к вам несколько вопросов по поводу вашего брата.

– У меня нет брата. – Дарлин опешила от собственных слов. Поняла, что сморозила нелепость. – Я хотела сказать: Такер ушел из дома. Сбежал.

Она умолкла, не в силах продолжить свою мысль. Опустив глаза, увидела в раковине сковородку. Выходит, Кора что-то готовила, пока сидела одна дома. А еще в раковине лежала грязная тарелка, со следами сиропа и сливочного масла.

– Когда вы общались с Такером в последний раз? – осведомился Рой.

– Давно, несколько лет назад, – ответила она.

– В последнее время он здесь не появлялся?

– Нет.

– Он не приходил сюда в последние дни?

Вопросы Роя сопровождались скрипом ручки по бумаге: Кендра что-то записывала.

– Я же сказала «нет», – ответила Дарлин. – Не появлялся, не приходил.

– Вы уверены, что не виделись с ним в последнее время?

– Уверена, – отрезала она. – Хоть сто раз задавайте этот свой вопрос в разных выражениях, ответ будет один – «нет».

Дарлин вдруг почувствовала, что больше не может смотреть на грязную посуду в раковине. Она открыла кран, натянула резиновые перчатки и капнула на губку жидкого мыла.

– Вы позволите осмотреть трейлер? – спросил Рой. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать шипение воды. Дарлин не ответила, продолжая усердно тереть сковородку. Должно быть, Кора жарила яичницу без кулинарного спрея. Теперь нелегко будет отскрести пригоревшее масло.

Краем глаза она заметила, что Рой подошел к ней.

– Вы меня слышали? – спросил он. – Мы хотели бы осмотреть трейлер.

– Нет. – Дарлин резким движением закрыла кран. – У меня сестренка болеет. Она в своей комнате спит. Странно, как она вообще не проснулась от вашего звонка. От вас столько шуму!

Рой стоял совсем рядом и смотрел на нее, недоверчиво подняв брови. Дарлин ощущала аромат его фруктово-пряного одеколона, который, как ни странно, гармонировал с табачным запахом.

– Я не желаю говорить о Такере, – заявила Дарлин. – Меня это расстраивает. Вы меня расстраиваете. – Она услышала, как зазвенел ее голос, и резким движением показала на раковину. – Я сейчас очень занята, сами видите. Мне надо вымыть посуду.

Рой снял фуражку. У него были коротко подстриженные черные курчавые волосы с проседью на висках.

– Но это очень важно, – сказал он.

У Дарлин было такое чувство, что она плохо соображает. Ей казалось, она должна о чем-то спросить, что-то она упускает. И разговор у них получался какой-то сумбурный, оттого что голова у нее была ватная после мигрени, да еще мысли путались спросонок.

– Такер пропал без вести, – медленно произнесла Дарлин. – Сбежал из дому. В семнадцать лет. Я тогда подала заявление в полицию. И вам это должно быть известно. Вы, наверное, знаете о нем больше, чем я.

Наконец-то в голове сформулировался четкий и ясный вопрос.

– А почему вы его ищете? – спросила она.

Рой отвернулся, лицо его стало непроницаемым, словно дверь захлопнулась.

– На это я ответить не могу, – сказал он. – Тайна следствия. Я не вправе ее разглашать.

Полумрак в трейлере сгущался, в углах кухни затаились тени.

– Скажите, зачем вам понадобился Такер? – не сдавалась Дарлин.

Рой достал из кармана сложенный листок бумаги, развернул его, расправил и вручил ей. Это была фотокопия портретного наброска. Мужское лицо. Выпуклый лоб. Злобные глазки. Агрессивность в чертах. Было в этом лице что-то смутно знакомое, будто она видела его мельком не так давно.

– Вы знаете этого человека? – спросил Рой.

– Нет, – ответила Дарлин.

– А это не Такер?

Дарлин сложила фотокопию и вернула ее Рою. Ответила категорично:

– Нет. Совсем не похож.

– Нам необходимо выяснить, где находится Такер Макклауд, – раздался с дивана высокий мелодичный голос Кендры. Дарлин вздрогнула от неожиданности. – И как можно скорее. Дарлин, мы надеялись, что вы позволите нам осмотреть дом. Так было бы лучше. Но, если потребуется, мы оформим ордер на обыск.

Кендра убрала блокнот в карман, поднялась с дивана и встала рядом с Роем, локоть к локтю – глухая стена официальной власти. Дарлин покачала головой, пытаясь обрести ясность мысли.

– Я должна подумать, – сказала она, запустив руки в волосы.

– Да, тесновато у вас здесь, – прицокнула языком Кендра. – Надо было бы подороже продавать телевидению свои жалостливые истории.

Голос ее был мягкий, словно шелк, но в нем явно слышалась угроза. Рой переводил взгляд с одной женщины на другую, пытаясь понять, что происходит.

Дарлин решала, как ей отреагировать. Ситуация была знакомая. Подобное ей пришлось выслушать чуть ли не от всех жителей Мерси. Каждый имел свое суждение о ее поведении. Одни считали, что зря она заставила младших сестер общаться с репортерами. (Бедные девочки совсем еще крошки. Их мнения никто и не спрашивал.) Других возмущало то, что Дарлин выбрала легкий путь. (Мы все пострадали от торнадо, но никто не пытался на этом нажиться.) Кто-то выражал сочувствие. (Все, что ты говорила на телевидении, – истинная правда. Никто из жителей не пострадал больше, чем вы.) Некоторые с негодованием защищали ее. (Ты заботилась о своих близких. Не слушай эти сплетни.) За прошедшие годы Дарлин услышала самые разнообразные точки зрения.

Знакомо ей было и выражение лица Кендры: глаза прищурены, ноздри раздуваются. Рой недоуменно хмурился, покусывая ноготь на большом пальце. Дарлин сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, затем выпрямилась во весь рост.

– Я попрошу вас уйти, – строго сказала она. Таким тоном она обычно обращалась к сестрам, когда хотела добиться от них беспрекословного повиновения.

12

Последний раз Дарлин видела такера в кухне трейлера в безлунный вечер. Тот вечер она вспоминала часто, помимо своей воли. Иногда брат снился ей: зычный голос, гневное лицо, фигура, стройная и прямая, как молодое деревце.

Ссора начиналась не как ссора. Дарлин сидела за кухонным столом, когда Такер вернулся домой от друга. Кора и Джейн спали в своей комнате. Апатично тикали часы. Отворилась входная дверь, но Дарлин в ту сторону не взглянула. Она не знала, что Такер в плохом настроении, пока тот не швырнул на пол к ее ногам почтовую корреспонденцию. С улицы брат пришел взлохмаченным, – видимо, это ветер растрепал его волосы.

– Пляши, – презрительно бросил он, буравя ее злобным взглядом. – Еще деньжат подкинули.

Немного помедлив, Дарлин встала из-за стола и, нагнувшись, принялась подбирать с пола почту.

– Целых два чека тебе прислали, – сказал Такер. – Неплохой улов.

Она не спешила отвечать – выжидала. Среди каталогов и счетов действительно были два конверта, по всей видимости, с гонорарами за интервью – от одного журнала и от одного телеканала. Дарлин знала, что при Такере, сердито заглядывающем ей через плечо, эти конверты лучше не вскрывать.

– Целых два чека прислали нам, – поправила она брата. – Всем нам. Чтобы мы не пухли с голоду.

Брат ее осуждал. Дарлин это прекрасно знала. За последний месяц, с тех пор как она приняла трудное решение допустить в их жизнь журналистов и репортеров, Такер стал неуправляем, замкнулся в себе. Наотрез отказывался принять участие хотя бы в одном интервью, хотя его присутствие на встрече с журналистами помогло бы Дарлин выторговать больше денег. Он вечно язвил, демонстративно ее игнорировал. (Правда, на Джейн и Кору ни чуточки не злился, что Дарлин одновременно радовало и раздражало.) Если какой-то журнал собирался разместить на своих страницах статью о семье Макклаудов, им обязательно по почте присылали сигнальный экземпляр номера. Дарлин с первых дней усвоила, что эти журналы надо прятать от Такера: тот сразу их выбрасывал, как только они попадались ему на глаза. Он категорически отказывался смотреть телерепортажи с участием сестер и слушать их голоса по радио. Просто уходил из дома.

Дарлин сносила капризы брата так же, как всегда терпела его вспышки гнева – спокойно, с достоинством, храня в памяти образ матери. Она была уверена, что поступает правильно, и убежденность в собственной правоте позволяла ей быть снисходительной. Отец никогда не оформлял полис добровольного страхования жизни, а сбережения имел весьма скудные. Дарлин же старательно экономила, и ее накоплений хватило на то, чтобы купить трейлер, в котором они теперь жили. После самого недавнего интервью люди со всей страны стали отправлять им пожертвования. Кое-что из присланного пригождалось: нескоропортящиеся продукты питания, набор новых тарелок, ношеная одежда для девочек. Несколько щедрых душ прислали деньги. Дарлин также получала вещи, которым не находила применения, потому что они были либо непригодны к использованию (треснутая стеклянная посуда, сломанные игрушки, простыни с пятнами крови), либо слишком хороши для их нынешней жизни (например, новенькая кофемашина, которую она тотчас же продала через Интернет). Мало-помалу Дарлин воссоздавала их быт буквально на пустом месте.

Она знала, что им пришлось бы не так трудно, если бы ее семья вместе с ней посещала церковь. Церковная община заботилась о своих членах. Но отец давным-давно отошел от церкви, а Дарлин была преданной дочерью.

Сразу же после торнадо пастор стал ходить за ней по пятам. Упрашивал Дарлин присоединиться к его пастве, приглашал на вечерние занятия по изучению Библии, которые проводились по средам, и на воскресные службы. Присылал к ней волонтеров с горящими взорами, и те вручали ей брошюры с изречениями из Священного Писания, которые могли бы помочь в это трудное для нее время. Отец окрестил бы их «церковной дружиной». Дарлин хватало ума не выдать своих подлинных чувств. Подобно отцу, на словах она всегда соглашалась с мудрыми наставлениями: Хвала Господу. Да благословит вас Господь. Я тоже буду молиться за вас всех. Но в сердце своем она не верила в существование души и в загробную жизнь. Не было никакого всеведущего всесильного божества, оберегавшего Мерси, и Дарлин претило ханжеское благочестие пастора.