Текст книги "Каждый второй уик-энд"

Третий уик-энд
23–25 октября

Адам

– Не двигайся! – Джолин вцепилась в мой подбородок и снова повернула его вперед. – Иначе будешь выглядеть как Ллойд Кристмас, и не по моей вине. – Она встала передо мной и еще несколько раз провела расческой по моим волосам, прежде чем подстричь кончики ножницами.

– Я понятия не имею, кто это.

– Ну ты даешь. Джим Керри в фильме «Тупой и еще тупее». Это первый фильм, снятый братьями Фаррелли по их же сценарию. Твоя жизнь пугающе скучна. – Она опустила ножницы и нахмурилась. – Вообще-то, я думаю, это их единственный фильм, который Питер снял сам.

Я отстранился, когда она снова нависла надо мной с ножницами.

– Погоди, и это называется чуть-чуть? Я думал, ты просто собираешься подровнять концы. Ты сама так сказала, когда вернулась со своего футбольного матча.

Тогда она наступила мне на ноги, пригвоздив меня к стулу, хотя я уже хотел вскочить, чтобы посмотреться в зеркало. Она уперлась ладонями в мои колени, вероятно чтобы удержать меня на месте, а не с целью отдавить мне ступни.

– Ты такой нервный. Я же профи в этом деле. Будешь выглядеть круто, если перестанешь дергаться каждые две секунды. Ну-ка, сиди спокойно.

Я послушался. Она подошла ко мне сбоку и продолжила кромсать волосы. Я поморщился пару раз, но она зашипела на меня, сжимая губами расческу с мелкими зубьями.

– Между прочим, я смотрел «Тупой и еще тупее». Просто не запомнил имена персонажей.

– А почему? Фильм-то хороший – первый, я имею в виду, а не сиквел.

Холодный металл ножниц коснулся моего уха, и я оцепенел, ожидая худшего. Но пришедшее вместо боли ощущение заставило меня мертвой хваткой вцепиться в сиденье стула.

Джолин подула мне на шею.

И сделала это еще раз.

– Вуаля! – Она сняла с меня полотенце, победно взмахнув им, как матадор. – С тобой, мой друг, покончено.

Я вроде как и почувствовал себя трупом, когда провел рукой по шее и коже, все еще покалывающей от ее дыхания.

Она сунула мне в руки зеркало.

– Что скажешь?

– Неплохо, – сказал я, глянув в зеркало и пытаясь выровнять дыхание.

– Ты едва посмотрел. Вот, оцени. – Она встала позади меня и выставила зеркало перед нами. На этот раз она прижималась к моей спине, почти как в тот день, когда держала мой телефон и делала нашу первую фотографию. И все-таки не совсем так. Она руками прочесывала мои волосы, разметывая их туда-сюда, пытаясь укротить непослушные вихры. Она задавала мне какие-то вопросы, говорила, что я больше не похож на Чубакку из племени вуки[24]24
  Персонаж киносаги «Звездные войны».


[Закрыть]. Наши глаза встретились в зеркале – ее, искрящиеся смехом, и мои, упивающиеся каждой черточкой ее лица. Ею всей.

В первый раз инстинктивное желание поцеловать ее стало не более чем реакцией на близость красивой девушки. Сейчас близость тоже сыграла роль, но причина охватившего меня волнения крылась в том, что красивой девушкой была Джолин. Я бы позволил ей побрить меня наголо, если бы она захотела, лишь бы как можно дольше стояла так близко ко мне. Еще ближе.

Но она этого не захотела. Мы сфотографировались для моей мамы, а потом она отошла в сторону и плюхнулась на диван. Косы, уложенные кольцами, обвивали ее голову.

– Почему ты никогда не распускаешь волосы? – Интересно, что она сделает, если я ее поцелую? Посмеется надо мной? А как поступил бы я, если бы она попыталась меня поцеловать?

– И это говорит парень с волосами длиной два дюйма. Сколько времени у тебя занимает прическа? Скажем, когда ты хочешь выпендриться?

– Выпендриться? – Я невольно улыбнулся ее странному выбору слов.

– На то, чтобы высушить мои волосы, уходит не меньше часа. И это настоящее испытание – с фенами, сыворотками для укладки, щетками и… – Она фыркнула от отвращения. – У меня руки отваливаются от одной только мысли об этом.

– А почему бы тебе не отрезать их? – Я видел ее с распущенными волосами лишь однажды, в тот вечер, когда она сидела на моей кровати, такая красивая, что от одного только воспоминания у меня слегка закружилась голова.

– Потому что я тщеславна и не могу этого сделать.

Я посмеялся: она произнесла это так, словно призналась в преступлении.

– Это правда. – Она оторвала голову от спинки дивана и посмотрела на меня. – Ты не знал этого обо мне, но я бессовестно тщеславна. Еще в детстве мне говорили, что у меня красивые волосы, и я решила, что чем больше у меня будет волос, тем красивее я буду. Теперь это кажется смешным и нелепым. В смысле, когда я надеваю джинсы, мне приходится вытаскивать волосы из-за пояса. Я знаю, что надо бы их отрезать, но это уже как болезнь. Каждый раз, когда кто-то восторгается моими волосами, я отращиваю их еще на дюйм. Скоро я буду на них наступать. – Она откинулась назад.

– Они такие красивые, твои волосы.

Она застонала.

– О нет, и ты туда же. Все кончится тем, что мне придется носить капюшон. И правда, надо бы их отрезать.

– Но ты этого не сделаешь.

– Не-а.

– А расплетешь их когда-нибудь для меня?

Она уселась поудобнее и скрестила ноги.

– Ты совсем не краснеешь. Как тебе это удается?

Она заметила? В самом начале нашего знакомства я постоянно краснел рядом с ней. Ей достаточно было взглянуть на меня, и мое лицо тут же вспыхивало. Но с недавних пор все изменилось. Сначала я думал, это из-за того, что я стал проводить много времени с Эрикой – как будто произошло выгорание от общения сразу с двумя красивыми девушками или что-то в этом роде, – но Эрика никогда не вызывала во мне таких чувств, как Джолин, даже в тот первый вечер. Джолин все так же подкалывала меня, но я перестал смущаться. Более того, я чувствовал что-то другое. И это не вгоняло меня в краску.

Мне стало стыдно от того, что мы так сблизились с Эрикой.

– Может, ты потеряла хватку. – Я присоединился к ней на диване.

– Это плохо.

– Для тебя, может, и плохо. А меня это не очень-то радовало.

– Но ты утратишь свое очарование, если станешь как все.

Я бросил на нее быстрый взгляд.

– Ты все еще считаешь меня милым?

Она вздохнула.

– Да, пожалуй. Но ты ведь будешь краснеть иногда, правда? Для меня? Если я соберусь расплести волосы, тебе придется зарумяниться. Хотя бы ушки, а?

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, приподняв брови. Ее приоткрытые губы стали ярко-красными от леденца Atomic Fireball, который она сосала, пока стригла меня. Я мог бы наклониться и поцеловать ее. Я мог это сделать. Во рту у нее наверняка привкус корицы.

Даже если бы не раздался ее восторженный визг, я бы догадался, что лицо мое стало пунцовым.

Я не рискнул поцеловать ее.

Мы смотрели «Тупой и еще тупее» у нее в комнате, привалившись к спинке кровати, и она заснула, положив голову мне на плечо.

Джолин

Когда Шелли привезла меня к маме в воскресенье вечером, я немало удивилась, увидев на подъездной дорожке две машины. Миссис Чо не садилась за руль, да и мама разрешала ей приходить только днем, пока нас нет дома, так что один автомобиль явно не ее.

Мама распахнула дверь, лишь только я потянулась к ручке. Она выглядела… хорошо. Я хотела бы сказать, что как обычно, но… обычное состояние моей мамы слишком далеко от хорошего. Она была босиком, в джинсах и уютном белом свитере, слегка спадающем с плеча. Но больше всего меня поразили ее глаза, ясные и яркие. Трезвые.

Ее взгляд стал жестче, когда она заметила Шелли на подъездной дорожке, но вскоре она переключила внимание на меня и улыбнулась. Не маниакальной, тонкой или расчетливой улыбкой, а той, что излучает радость, простую и чистую.

У меня внутри все похолодело, и я почувствовала инстинктивное желание развернуться и побежать за машиной Шелли.

Прежде чем этот инстинкт ударил мне в ноги, мама мягко притянула меня в прихожую, обнимая за плечи. Она спросила, как прошел мой уик-энд, чем я занималась, смотрела ли хорошие фильмы. Ни слова о Шелли и никаких вопросов об отце.

Узлы медленно завязывались и стягивались у меня в животе.

Она вела себя как… раньше. Когда все было не так уж замечательно, но далеко от нынешнего ужаса, на фоне которого все казалось замечательным.

Мы завернули за угол и прошли в парадную гостиную, куда меня редко пускали, и я сразу поняла, в чем дело.

Мама жестом показала на мужчину, стоявшего у белого рояля, за который никто и никогда не садился.

– Джо, это мой друг Том. – Она положила руки мне на плечи и слегка сжала их. – Том, это моя дочь Джолин.

Том оказался довольно привлекательным парнем лет под пятьдесят – старше той крысы из спортзала, которую я ожидала увидеть. Стройный, без пивного живота, с нерастраченной шевелюрой, он смотрелся неплохо, если бы не слишком белые зубы и не искусственный загар, следы которого я заметила на его ладонях. Рубашка поло открывала короткие, жилистые руки тираннозавра Рекса, дико непропорциональные по отношению ко всему телу – похоже, он пропустил слишком много спортивных тренировок.

– Знаменитая Джолин. – Он устремился ко мне с протянутой для пожатия рукой, а я просто смотрела на него, пока мама не уперлась большими пальцами мне в плечи. Я пожала Тому руку, и он улыбнулся, сначала мне, потом маме. – Я знаю, ты говорила, что ей шестнадцать, но у меня в голове сложился образ маленькой девочки. – Он перевел взгляд на меня. – Извини, пятнадцать. Твой день рождения 26 января, верно? – Он подмигнул мне и добавил заговорщическим шепотом: – Я тоже Водолей.

Его попытка установить мгновенный контакт казалась настолько агрессивной, что мне захотелось отпрянуть. Все в этом парне кричало о нападении – от подавляющего мускусного одеколона до слишком громкого голоса, который эхом отражался от сводчатых потолков.

Мама отпустила меня и встала рядом с Томом.

– Я так рада, что вы познакомились. Мы с Томом много времени проводим вместе.

Том обнял ее одной рукой и притянул к себе.

– Я составляю компанию твоей маме, пока ты у отца, пытаюсь отвлечь ее от тоски по тебе. Хотя, честно говоря, мне не удается преуспеть на этом фронте. Тебя невозможно заменить, Джолин Тимбер.

Мама и Том одинаково выжидающе уставились на меня, и узлы в животе, хотя и перестали сжиматься, беспокойно завертелись.

Все это казалось таким… фальшивым. Даже отрепетированным. Я посмотрела на маму, ее легкий, непринужденный прикид, и живот опять схватило, пока я не заставила себя расслабиться.

– Да, – пробормотала я. – Мне нужно распаковать вещи. – Я подняла свою крошечную дорожную сумку и направилась вверх по лестнице.

Мама, должно быть, претендовала в тот вечер на «Оскар», потому что отлепилась от Тома и сказала:

– О, тебе помочь, дорогая?

С точки зрения кинематографа сцена была поставлена не так уж плохо, гораздо лучше, чем вторжение инопланетян, которое мы недавно разыграли. Но я не настолько глупа. Все шло по заранее написанному сценарию, и кадры, сменяя друг друга, манипулировали аудиторией, создавая ощущение чего-то особенного. Скажем, я знала, что должна умилиться показной привязанностью моей бедной, одинокой матери к приветливому, хотя и немного банальному Тому. По идее, я должна быть обезоружена и, возможно, даже призадуматься.

Но я знала и то, что мои глаза не должно щипать от слез и в животе не должно бурлить. Я моргнула сухими глазами, прежде чем повернуться лицом к матери, к ним обоим.

– Спасибо, мам, но с меня довольно. Я собираюсь лечь спать пораньше. Это был длинный уик-энд, и вчерашняя игра меня выпотрошила.

Как и следовало ожидать, оба напряглись. Я отошла от сценария.

Мама сделала еще шаг в сторону от Тома.

– Но ты только что вернулась домой, я не видела тебя несколько дней.

Она могла бы прийти вчера на мой футбольный матч. Ей нравилось заявлять, что она не может смотреть, как мне делают больно, потому что, как вратарь, я должна бросаться вперед, вступая в схватку за мяч. Меня часто пинали, однажды я получила сотрясение мозга, и, разумеется, мне крепко доставалось, но мама не ходила на матчи совсем по другой причине.

Она держалась в стороне, потому что в моем футболе не находила ничего интересного для себя.

Другое дело – тот фарс, который она тут разыгрывала сейчас.

Том удержал ее, положив руку на плечо, и посмотрел на нее, прежде чем снова переключиться на меня.

– Конечно. Эти уик-энды, должно быть, даются тебе нелегко. Я хочу, чтобы ты знала: я понимаю, может быть, даже лучше, чем твоя мама, что это такое. Мои родители развелись, когда мне было примерно столько же, сколько тебе, и да, именно дети страдают больше всех. Как бы то ни было, основываясь на всем, что рассказала мне твоя мама, и теперь, когда я лично познакомился с тобой, думаю, что ты действительно хорошо справляешься.

Я постаралась не выказать презрения и, должно быть, кое-как справилась с этим, потому что он улыбнулся.

– Я надеюсь, что скоро мы сможем проводить какое-то время вместе. Твоя мама и правда особенная, и у меня такое чувство, что мы втроем станем хорошими друзьями.

На меня обрушилась еще одна волна одеколона, и я едва сдержалась, чтобы не сморщить нос. У меня даже мелькнула мысль, как мама вообще дышит, стоя так близко к нему. Хорошие друзья. Надо ж такое придумать! Я не могла понять, то ли он настолько глуп, то ли надеялся, что я настолько глупа, поэтому решила устроить ему проверку.

– Вау, Том. Это… довольно громкое заявление.

Он важно выпятил грудь, как будто я сделала ему комплимент.

– Ну, мы получаем то, что даем, и я из тех, кто дает. А как насчет тебя?

– О да, – сухо ответила я. – Давать – это самое оно. – И, когда я уже приготовилась списать его со счетов как идиота, он встретился со мной взглядом, и его тон утратил всякую дружелюбность.

– Я рад слышать это от тебя, Джолин, действительно рад, потому что, думаю, ты могла бы давать немного больше. – Он демонстративно притянул маму обратно к себе. – Ты устала, так что мы сегодня не будем углубляться, но полагаю, что с таким отношением и небольшим ноу-хау от меня, – он постучал себя по виску, – мы будем очень счастливы.

Последнее, что я увидела, перед тем как скрыться в своей комнате, – это мамин обожающий взгляд, устремленный на Тома.

Позже вечером, когда в животе наконец улеглось, я сидела на кровати, изучая заявку на обучение в киношколе. Я практически все помнила наизусть: киношкола находилась в Лос-Анджелесе и работала все лето. Если бы меня приняли, я бы на три месяца оказалась на другом конце страны, вдали от родителей, не говоря уже о том, что мне посчастливилось бы проводить время на крупных студийных площадках – и не только смотреть фильмы, но и принимать участие в их создании.

Мне так этого хотелось, что кожу покалывало от предвкушения.

К сожалению, список требований сводил на нет всякое покалывание. Мне предстояло написать эссе о том, почему я хочу стать кинорежиссером и какие истории собираюсь рассказать на экране, получить рекомендательное письмо от кого-либо, кто мог бы «оценить мои творческие способности в отношении кино и кинопроизводства», и представить на конкурс три короткометражных фильма. С фильмами как раз проблем не было: у меня был снят первый музыкальный клип для «Ядовитого кальмара», по второму клипу я уже начала раскадровку, а третий проект, пока без сценария, как раз снимала с Адамом. Вся загвоздка в том, что в моей школе не преподавали курс кинематографии, поэтому я не могла обратиться ни к кому из учителей с просьбой о рекомендательном письме, а эссе висело на мне тяжелым бременем. Я знала, как рассказать историю визуально – мысленно видела ее еще до того, как брала в руки камеру, – но общение образами сильно отличалось от общения словами.

Впрочем, письмо и эссе были не самыми страшными препятствиями.

Перспектива моего отъезда на три месяца повергла бы в ужас моих родителей. Нетрудно догадаться, как они будут вопить, рвать на себе волосы и угрожать самоубийством. Из-за чего бы они стали драться не на жизнь, а на смерть, если бы меня не было рядом?

И еще: стоимость обучения. У папы были деньги. У мамы, вероятно, тоже, но как заставить их раскошелиться? Задача казалась мне совершенно непосильной, когда я смотрела на цифры.

Я вцепилась в листок анкеты, чувствуя, как острые края бумаги режут кожу, но не обращала внимания на боль. Я должна была найти способ заглянуть в будущее, где могла бы рассказывать свои истории, вместо того чтобы играть главную роль в бесконечном кошмаре по сценарию, написанному для меня родителями.

Я встала на колени на кровати и, представляя себя Вивьен Ли из «Унесенных ветром», принесла свою клятву.

– Бог свидетель…

Мне почему-то вспомнился Адам. Будь он рядом, я бы попыталась заставить его произнести слегка измененную реплику Кларка Гейбла:

– Честно говоря, моя дорогая, пришло время наплевать.

Думаю, он бы тоже так поступил.

Он мог бы даже позволить мне нарисовать ему усы.

И я знаю, что он предложил бы мне помощь в написании эссе.

Он по-прежнему был чем-то новым в моей жизни, но в моих мыслях появлялся уже постоянно. В тот момент я представила себе, как он сидит за моим столом, перепроверяя домашнее задание, которое принес с собой, и время от времени оглядывается через плечо, чтобы оценить мои успехи. Уголки моих губ слегка изгибаются, когда он хмурится, заметив, что я даже не открыла свой лэптоп.

– Я закончил полугодовые работы для получения дополнительных баллов по всем предметам углубленной программы, а ты еще даже не начинала? – возмутился бы воображаемый Адам.

– Моя муза придет ко мне, когда будет готова, – ответила бы я.

– Видишь ли, я думаю, так дело не пойдет, – возразил бы воображаемый Адам. – По мне, так нужно положить на бумагу какие-то первые слова, потом добавить еще слов и так далее. Хороших слов, ужасных слов, неправильных слов.

– Звучит дико неэффективно.

– В отличие от того, чтобы вообще ничего не писать? Набросай побольше неправильных слов, а потом отсекай лишнее.

– Хм, – усмехнулась бы я. – Может быть, ты больше, чем просто хорошенькая мордашка.

Воображаемый Адам подмигнул бы мне. Ладно, даже воображаемый Адам не сделал бы этого, но он бы улыбнулся и заставил меня открыть лэптоп.

И, хотя Адама не было рядом, я набрала полные легкие воздуха и задержала дыхание, пока не стало больно, после чего шумно выдохнула, открыла новый документ и набрала первые строчки текста.

Я хочу стать кинорежиссером, чтобы сбежать от своих родителей.

Я написала еще одно предложение, а потом еще одно. Заполнила целую страницу ужасными, неправильными словами, и среди них, возможно, только лишь возможно, затесалось несколько толковых мыслей.

Между выходными

Джолин:

Ты еще не говорил мне, как собираешься одеться на Хеллоуин.

Адам:

Я тоже не знаю, какой у тебя костюм.

Джолин:

Не уверена, что тебе следует это знать.

Адам:

Это еще почему? Если только ты не нарядишься сексуальным садовым гномом или вроде того.

Джолин:

Думаю, будет неловко, если мы оденемся одинаково.

Адам:

Ха-ха.

Джолин:

Ладно, но готовься к подколкам, в каком бы костюме ты ни появился.

Адам:

Понял.

Джолин:

Я – Чубакка!

Адам:

Круто.

Джолин:

Нет, в том смысле, что я взяла напрокат костюм Чубакки. К нему даже прилагаются мини-ходули, чтобы я сравнялась ростом с настоящим вуки. Типа выйду такая из «Звездных войн», и все будут кричать: «Эй, Чуи».

Адам:

Класс! Ты должна прислать мне фотку.

Джолин:

Заметано. Мои друзья, Черри и Гейб, каждый год устраивают эту вечеринку, и я никогда не выигрываю конкурс на лучший костюм, но против Чуи никто не устоит. Ладно, теперь ты.

Адам:

Я помогаю с карнавалом на Хеллоуин в нашей церкви, так что особо некогда заниматься костюмом.

Джолин:

Но ты ведь готовишь что-нибудь?

Адам:

Нашел фиолетовый костюм на Goodwill, купил зеленый спрей для волос и раскраску для лица.

Джолин:

Иии?..

Адам:

Я – Джокер.

Джолин:

В версии Хита Леджера или Джареда Лето?

Адам:

Классический Джокер.

Джолин:

Значит, Джек Николсон. Очень круто! Пришли мне тоже фотку.

Адам:

Обязательно.

Джолин:

Что будешь делать вечером? Только не говори, что начнешь делать домашку на следующую неделю, иначе твой статус ботаника вырвется за пределы времени и пространства.

Адам:

Не совсем так.

Джолин:

Нееееееееет. Я права?

Адам:

Я должен пойти кое к кому домой, чтобы поработать над групповым проектом для школы.

Джолин:

Так это все равно домашка, ботан. Что за проект?

Адам:

По английской литературе.

Джолин:

Английская литература? Я действительно уловила нотку недовольства? Дай-ка угадаю, твой напарник забил на все и играет в видеоигры, пока ты корпишь над докладом?

Адам:

Это напарница, и нет, она тоже вносит свою лепту.

Джолин:

Девушка? Как зовут?

Адам:

Какое это имеет значение?

Джолин:

Просто любопытно.

Адам:

Эрика.

Джолин:

Ты всегда ходишь к ней домой?

Адам:

Пока да. А что?

Джолин:

Да так, ничего. Вы уже на финише?

Адам:

Близко. Ты мне не сказала, что сама будешь делать сегодня вечером.

Джолин:

Думаю, займусь своим групповым проектом. Я начала снимать клип для рок-группы моего друга.

Адам:

Круто.

Джолин:

Пока это просто съемка их исполнения одной песни, но у меня есть кое-какие идеи насчет истории, которую я буду снимать следующей. Мне пора.

Адам:

Мне тоже пора. Поговорим после.

Джолин:

Я бы пожелала тебе хорошо повеселиться, но ты и так будешь занят школьной фигней, а что может быть веселее?

Джолин:

Что, без ответа?

Джолин:

Адам?

Джолин:

Ладно, пообщаемся позже.

Адам

Уже не в первый раз Эрика Портер обвивала меня руками, но вряд ли я когда-нибудь мог привыкнуть к этому ощущению.

– Адам, привет! – Она задержала меня в объятиях чуть дольше, чем в прошлый раз, когда я приходил к ней домой, и прижималась ко мне так, что это вытеснило все рациональные мысли из моей головы – даже тот факт, что ее отец маячил у нее за спиной, пока мы стояли на крыльце. – Проходи. – Она отстранилась, и мне пришлось напомнить себе, что пора выпустить ее из рук. – Папа, ты же помнишь Адама?

Я переступил порог и пожал ему руку.

– Мистер Портер.

Хотя и некрупного телосложения, он выглядел внушительно, и рукопожатие его было сильным и уверенным. Я встретил его твердый и пристальный взгляд, в котором читалось, что он способен защитить свою дочь, если понадобится, и что лучше до этого не доводить.

– Как поживаешь, Адам? Готов приступить к работе? – Хоть я и бывал в доме Эрики не раз с тех пор, как мы стали напарниками, с ее отцом я познакомился только на прошлой неделе, когда он вернулся из командировки по линии военного ведомства.

– Да, сэр.

– Вы вдвоем хорошо работаете. Должно быть, уже заканчиваете проект?

По правде говоря, в наших частых встречах не было никакой необходимости. Презентация в PowerPoint близилась к завершению, и доклад был уже наполовину готов.

– Это только четверть того, к чему мы стремимся. Нам нужно, чтобы все было идеально. – Эрика улыбнулась отцу, и тот направился к лестнице, предупредив, что всегда рад помочь, если нам что-то понадобится.

– Извини за отца, – бросила она через плечо, провожая меня на кухню, где мы обычно работали за дубовым столом в деревенском стиле. – Он думает, что каждый парень, которого я привожу домой, только и ждет момента, чтобы наброситься на меня. Он смягчится, когда узнает тебя поближе.

Я мог поспорить, что этого не случится, но оставил эту мысль при себе, пока Эрика доставала из холодильника пару банок вишневой колы, а я раскладывал на столе бумаги. Готовый соглашаться с ней во всем, я совершил ошибку, когда в первый же день сказал, что вишневый – и мой любимый вкус, и теперь мне каждый раз приходилось давиться этой гадостью. Я улыбнулся, когда она протянула мне банку.

– А как твой отец?

Я закашлялся, и газировка ударила мне в нос.

– Э-э, нет. Не сказать, что у него крутой нрав.

– Хм. Но у тебя же нет сестер, только братья?

– Брат, – поправил я, и глаза обожгло.

Банка замерла у нее в руке у самого рта, а потом Эрика медленно опустила ее на стол.

– Верно. Прошло уже много времени, и я на секунду забыла. Извини.

Я покачал головой:

– Все в порядке. Как ты и сказала, это было давно.

– Я не знала его, но у меня сохранилось воспоминание о том, как Грег помог моей подруге Мисси, когда ее кошка провалилась под лед посреди пруда возле начальной школы несколько лет назад. Он тут же прыгнул в прорубь, даже не скинул ботинки. Кошка до сих пор жива. – Ее взгляд стал рассеянным от нахлынувших воспоминаний, прежде чем она моргнула и сделала еще один глоток, не обращая внимания на то, что моя банка смялась в руке. – Он был очень храбрым.

– Да, – произнес я низким, хриплым голосом. Она продолжала говорить о том, каким удивительным был Грег в тот день, но я даже не слышал слов. Я знал эту кошачью историю. На самом деле таких историй было немало. Грег все время геройствовал, совершенно не думая о собственной безопасности. Он мог погибнуть, спасая кошку Мисси: оказаться в ловушке проруби, сломать пальцы о края льдины, когда пытался выбраться обратно, работая одной рукой, потому что в другой держал перепуганное животное. Он мог замерзнуть насмерть, пока Эрика и ее подруга наблюдали за ним с берега.

– О, – Эрика подошла ко мне и провела пальцами по моему лицу. Я попытался отмахнуться, но она лишь придвинулась. – Все в порядке, – сказала она. – Я здесь, с тобой.

Она была здесь, со мной, и от нее пахло вишней, а ее пальцы мягко скользили по моей щеке. Мы были одни на кухне, и самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо видел в реальной жизни, прикасалась ко мне. Я не мог ясно мыслить. В груди разливалась боль, как будто я сам оказался в ловушке под толстым слоем льда; мои конечности стали вялыми и тяжелыми, пока я боролся, пытаясь вырваться из плена воспоминаний, даже нереальных.

Грег не погиб в пруду и не попал в ледяную ловушку. В тот день он вернулся домой замерзший, но радостный, смеялся, когда рассказывал маме о своем недавнем подвиге за чашкой дымящегося какао.

– Тебе разве не было страшно? – спросил я его тогда.

– Конечно, я испугался, – ответил он, отправляя в рот маршмеллоу. – Но еще страшнее смотреть, как на глазах маленькой девочки тонет ее кошка, видеть панику в глазах животного и знать, что я мог бы помочь, но не сделал этого. – Он усмехнулся. – К тому же я толстокожий. Мне лед нипочем. – Но зубы у него все еще стучали, а губы оставались синеватыми, несмотря на горячее какао.

Позже тем вечером я слышал, как папа просил его быть более осторожным. Как сказал папа, это не значит, что в следующий раз не нужно спасать животных, просто надо подумать обо всех нас – маме, младших братьях, – о том, что мы будем чувствовать, если он не вернется домой. Грег дал отцу обещание.

Но мы все равно похоронили его год спустя.

И вот я стоял на кухне в доме Эрики Портер, в окружении банок из-под печенья, которые собирала ее мама, и с трудом сдерживал слезы. Я попытался сосредоточиться на Эрике и на том, как ее пристальный взгляд опускается к моим губам.

Я отчасти знал, что может произойти в этот момент, когда мы с Эрикой вдвоем и она совсем рядом и придвигается все ближе. Удивительное дело – хоть я и мечтал об этом много лет, теперь, когда это происходило, чувства как-то ослабли. И не то чтобы меня подкосило свежее воспоминание о брате, отчего все смешалось в голове. Просто я ожидал большего волнения. Ну да, я волновался, но в основном почему-то думал о том, что волосы у Эрики недостаточно длинные и жаль, что зубы у нее идеально ровные. Это одна из тех туманных мыслей, что проплывают в сознании, не оставляя никакого следа. Не успев толком оформиться, она тут же рассеялась, а девушка моей мечты была в дюйме от меня. Только идиот упустил бы такой момент.

А я не идиот.