Текст книги "Девушка в бегах"

Эбигейл Джонсон
Девушка в бегах

Посвящается Рори

Ты был милым малышом и добрым ребенком, и я знаю, что ты вырастешь самым замечательным мужчиной.

© М. Карманова, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2021

Обнаружение

Эйден не смотрит фильм.

Когда я понимаю, что он даже не пытается делать вид, что смотрит, по коже разливается тепло.

– Знаешь, ты же сам это выбрал, – я указываю пальцем на свой ноутбук. – Ты же сам говорил: «Не могу поверить, что ты прожила в Нью-Джерси уже почти год и до сих пор так и не посмотрела «Garden State»?[1]1
  «Страна Садов» – фильм, вышедший в 2004 году, где режиссером, сценаристом и исполнителем главной роли выступил Зак Брафф, известный по сериалу «Клиника».


[Закрыть]

Едва я успеваю произнести эти слова, пальцы Эйдена касаются моего подбородка, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Это приятный поцелуй – такой, от которого покалывает кожу и весь мир растворяется, пока на планете не останемся лишь мы двое. Свободной рукой Эйден обнимает меня за талию, притягивает к себе, и я негромко выдыхаю. Я могла бы отдаться ему полностью – если бы позволила себе.

Мысль об этом внезапно заставляет меня вернуться в реальность, и я выбираюсь из объятий Эйдена – а потом мы снова неловко усаживаемся рядом в кресле для чтения, рассчитанном только на одного человека. Это кресло, моя кровать, стол и тумбочка из секонд-хенда – больше мебели в комнате не было, – если не считать коробок, которые я так и не удосужилась распаковать.

Эйден отпускает меня, не возражая, – быть может, даже чересчур легко, – и лишь поднимает бровь.

– Ты маму услышала или что?

Покачав головой, я перебираюсь на мягкий подлокотник, устраиваясь так, чтобы мы не прижимались друг к другу.

– Она ушла в лучшем случае час назад. Даже для нее это было бы рекордно короткое первое свидание.

Но все-таки мне хочется выглянуть в окно, и он это понимает.

Эйден крутит в руках нитку, которая болтается на протертой коленке моих джинсов. Непринужденность, с которой он касается меня, отчетливо выдает: он мой парень. Я невольно вздрагиваю, и это заставляет меня чуть отодвинуть ногу.

– Разве будет так ужасно, если она узнает обо мне? – говорит он. – Ну то есть технически же мы уже встречались.

Он бросает взгляд на походные ботинки, стоящие рядом с моим шкафом, – он продал их нам с мамой четыре месяца назад, перед тем как мы летом отправились в национальный парк Смоки-Маунтинс[2]2
  Самый знаменитый и самый посещаемый национальный парк США с самой длинной пешеходной тропой в мире.


[Закрыть]. Я бы предпочла поехать в Диснейленд, но в толпе мама сходит с ума от паники, так что она неожиданно подарила мне поездку в Смоки-Маунтинс и недельный поход по безлюдным местам, который, как я теперь признаю, оказался в каком-то смысле чудесным. Как и симпатичный продавец в магазине спорттоваров REI[3]3
  REI – американская корпорация, оказывающая услуги в сфере розничной торговли и отдыха на природе. Продает спортивные товары, туристическое снаряжение и одежду.


[Закрыть], небрежно сунувший мне свой номер телефона, пока мама изучала походные горелки.

Я прикусываю губу, пытаясь придумать, как сказать, что да, если мама узнает о нем, это будет ужасно, но при этом не произносить слово «да». Останавливаюсь на таком варианте:

– Дело не в тебе.

В ответ Эйден медленно кивает:

– Верно.

– Вовсе нет, – я тянусь к руке, которую он отдернул. – Дело даже не в ней. Дело во мне.

Он безрадостно улыбается мне.

– Стыдишься меня, да? Нет, я понимаю. Парни, которые работают волонтерами в приютах для животных, обычно редкостные козлы.

– Нет, – я позволяю себе изогнуть губы в улыбке. – Но иногда от них несет кошачьей мочой.

Эйден внезапно разражается взрывом искреннего смеха.

– Серьезно? Я постараюсь получше за этим следить.

Я наклоняюсь вперед, чтобы легонько поцеловать его в щеку, и чувствую легкий аромат чего-то свежего и лесного – и уж точно не кошачьей мочи. Я начинаю вставать, и Эйден тянет меня назад.

– А в чем тогда дело? – его голос нежен, как его прикосновения. – Ведь я все жду, что однажды ты просто начнешь игнорировать меня, и я готов признать – это будет очень отстойно. – Его ладонь скользит по моей. – Кэйтелин, ты мне нравишься. Ничего страшного, если ты нравишься мне больше, чем я тебе, но скажи мне, что я не впустую трачу здесь время.

Теперь в Эйдене не осталось ни грамма юмора, который с самого начала очаровал меня. Мы всегда общались легко и весело. А сейчас он выглядит так, словно слова, которые я сейчас произнесу, могут вознести его до небес или раздавить.

И то, что я скажу, его раздавит. Это неизбежно случится – пусть и не специально, пусть даже это причинит боль и мне. Дело вовсе не в том, что Эйден плохой человек, – думаю, тот факт, что он оказался в моей комнате, несмотря на все мамины запреты, говорит сам за себя. Как и тот факт, что он не стал возмущаться и лишь отпустил милую шутку про Рапунцель, когда я сказала, что ему придется залезть по водосточной трубе и тайком пробраться в мою спальню, если он хочет меня увидеть. Я не могла рисковать, позволив ему войти через парадную дверь, как нормальный человек. (От мамы вполне можно было ожидать, что она оставит на двери какую-нибудь незаметную метку, проверяя, не заходил ли ко мне кто-нибудь, пока ее нет.)

Пожалуй, мне стоит подробнее рассказать про маму.

Она замечательная и веселая – но почти все время ее сводят с ума ужасные мысли о том, что со мной случится что-нибудь жуткое. Думаю, это связано с тем, в какой обстановке она выросла. Она не слишком распространялась о своем прошлом. Но я все же знаю, что, когда ей было три года, мать оставила ее у порога трейлера, где жил ее ничего не подозревающий отец. Мать она больше никогда не видела, а родительские навыки отца сводились в основном к тому, что он обычно не забывал ее кормить. Он умер незадолго до моего рождения, так что я никогда не встречалась с ним. Однако, учитывая, что моя мама росла почти без присмотра родителей, в ее отношениях со мной маятник до предела качнулся в другую сторону.

Еще несколько лет назад мне разрешалось пользоваться компьютером только для учебы – а училась я дома. И я думаю, что главной причиной, по которой мама в итоге сдалась и разрешила мне ходить в обычную школу, стали не мои мольбы, а ее страх перед алгеброй. Впрочем, честно говоря, моя голодовка, наверное, тоже повлияла.

Немного больше времени мне понадобилось, чтобы добиться разрешения пользоваться мобильным телефоном – этого я достигла, распечатав в школе подборку новостей о детях, которых похитили и которые спаслись, позвав на помощь с помощью мобильника. Были ли среди этих историй те, которые я написала сама, использовав готовые шаблоны поддельных газет, скачанные в сети? Возможно. Но иногда маму нужно подтолкнуть, чтобы она обуздала свой суперпараноидальный образ мыслей, который определял ее отношение ко мне – и заставлял всегда держать меня в пузыре.

Я узнала, что лучший способ получить то, что я хочу, – либо убедить ее, что мне будет угрожать бóльшая опасность, если она не прислушается к моим предложениям (например, по поводу обычной школы или мобильного телефона), либо просто утаить от нее несколько безобидных деталей (например, в случае с Эйденом).

Мне кажется, что она часто понимает, что я кое-где срезаю углы, не до конца соблюдая ее правила. Но мне нравится думать, что она хоть чуть-чуть гордится мной, когда я догадываюсь, как обойти одно из них. При этом я не настолько глупа, чтобы хвастаться ей знакомством с Эйденом. Поэтому я буквально спихиваю его с кресла, услышав, как внизу открывается входная дверь.

Она побила свой рекорд. Еще даже нет девяти.

– Кэйтелин?

– У себя! – отвечаю я, тут же вскакиваю и толкаю Эйдена к окну.

– И это весь ответ? – В его голосе звучит насмешка, и я обращаю на нее внимание только потому, что у него хватает ума говорить шепотом.

– Знаешь, что случилось с предыдущим парнем, которого мама застала в моей комнате?

– Его пригласили на ужин?

– Ему залили лицо перцовкой.

И все из-за того, что он пытался украсить мою комнату, чтобы пригласить меня на танец. Бедняга. И я тоже бедняга – в итоге все кончилось тем, что мы с мамой переехали сразу же после этого. Мама утверждала, что эти два события не связаны, но я на этот счет сомневалась.

Она называет это жаждой странствий, но я не знаю точно, что это. Какое-то время она может чувствовать себя совершенно нормально, но однажды я прихожу домой из школы и узнаю, что она уволилась с работы и уже распихала по коробкам половину наших вещей – а неупакованное сложила в моей комнате. В дом на две квартиры, где мы жили сейчас, мы въехали примерно год назад, и я надеялась задержаться здесь по меньшей мере до окончания школы. Но для этого нужно было заставить маму обзавестись в Бриджтоне какими-то связями, чтобы ей не захотелось уезжать отсюда в следующий раз, когда ее одолеет жажда странствий.

Моим самым большим достижением в прошлом году было то, что я убедила ее начать ходить на свидания – она не делала этого с тех пор, как умер папа, несмотря на то что приглашали ее часто. Она родила меня, когда ей было всего девятнадцать, так что она была еще молода и выглядела превосходно – благодаря в том числе и тому факту, что мы вместе выходили на пробежку каждое утро. У нее были потрясающие зеленые глаза и густые темно-рыжие волосы, ниспадавшие до середины спины. У меня глаза и волосы были такие же, как у нее, – но выглядели они далеко не так впечатляюще. Главное отличие между нами в том, что у нее кожа светлая и загар к ней не пристает, а у меня – скорее оливковая. Подарок от мужчины, которого я едва помню.

Судя по тому, как она принимается плакать в тех редких случаях, когда мне все-таки удается вывести ее на разговор об отце, я не ожидаю, что она безумно влюбится в кого-то из тех, с кем ходит на свидания, но немного флирта и веселья пойдет ей на пользу. Меня устроит любая причина, которая заставит ее оставаться на одном месте достаточно долго, чтобы оно начало казаться мне домом.

Если она обнаружит Эйдена в моей комнате, грузовик фирмы, организующей переезды, будет стоять у нас во дворе еще до того, как он успеет выбраться из окна.

Я толкаю его еще раз.

– Тебе надо идти.

– Приходи завтра.

– Я… – собираюсь было возразить, потому что понятия не имею, как мне ускользнуть от мамы, но его, кажется, абсолютно устраивает перспектива быть пойманным – и он даже с нетерпением ожидает этого момента. – Ладно.

– Обещаешь?

Я стискиваю зубы почти до скрипа, но осознаю, что он по-прежнему ждет моего ответа на вопрос о том, не впустую ли он тратит со мной время. Я знаю, что хочу ему ответить, но слышу на лестнице мамины шаги и поэтому толкаю его еще раз.

– Обещаю.

Забравшись в окно, он тут же засовывается обратно и, как только я собираюсь отвернуться, целует меня еще раз.

– Иди уже, – шиплю я, заставляя себя не улыбаться. Я позволяю себе выдохнуть, только когда он скрывается по ту сторону рамы, так что я могу закрыть окно и крепко задернуть шторы.

К тому моменту, как мама входит в комнату, я уже сижу за столом, открыв ноутбук – на экране разрешенный сайт, полезный для учебы, – а рядом лежит учебник истории.

– О, привет, секунду, – говорю я, поворачиваю голову, но не отрываю взгляда от страницы, потому что собираюсь изобразить прилежную ученицу. Я буду максимально убедительной. Наконец я торжествующе вздыхаю, будто закончила главу, которую долго читала, и поворачиваюсь лицом к маме, поставив руки на спинку стула и подперев ладонями подбородок.

– Что, новый папа ждет внизу?

В ответ на это мама вздрагивает:

– Молю бога, чтобы он никогда не вздумал оставить потомство. – Затем она хмурится, глядя на меня. – Дорогая, ты в порядке? Ты вся раскраснелась. – Она протягивает руку к моему лицу, чтобы откинуть волосы в сторону и посмотреть поближе. Я отшатываюсь, пытаясь выглядеть не слишком виноватой. Мое лицо обжигают тревога и смущение. Я отсаживаюсь подальше от нее, с непринужденным видом перебравшись на середину кровати.

– Со мной все нормально. Не меняй тему. Может, ты слишком преувеличиваешь? Ты же провела в его обществе меньше двух часов. С этим-то что не так?

– Помимо того факта, что он пытался заглянуть в вырез блузки нашей официантки каждый раз, когда та приносила напитки?

– Фу, правда? – Мои плечи расслабляются – теперь, когда она больше не пытается пристально рассмотреть меня.

– А потом он даже чаевых ей не оставил.

Я морщусь так сильно, что мне становится почти больно. Для тех, кто не оставляет чаевых, есть отдельный котел в аду. В этом году мама сделала мне еще одно послабление – разрешила подрабатывать официанткой после школы, так что я знала это на собственном опыте. Мамин кавалер мог начать ковыряться в носу за столом, но я все равно бы считала, что главный недостаток его характера – скупость.

Она опирается одной рукой на мою кровать, чтобы снять туфли на каблуках.

– Может, уже решим, что пытаться ходить на свидания после тридцати – это зло, и тогда я смогу просто сдаться?

– Если что-то дается трудно, бросай сразу. Ага, урок усвоен.

Наклонившись назад, мама принимается демонстрировать чудеса гибкости, выбираясь из обтягивающих легинсов.

– Может, мне больше понравится десяток кошек?

– Мам.

– И я смогу есть глазурь прямо из банки. Знаешь, всегда мечтала именно так и делать.

– Тогда я брошу школу и начну ходить на прослушивания реалити-шоу. Мама, я пойду на шоу «Холостяк». Правда, я это сделаю.

Выбравшись из легинсов, мама аккуратно сворачивает их и кладет на колени.

– Это так утомляет.

Не уверена, что она имеет в виду – свои неудачи на свиданиях или «Холостяк». Вероятно, и то, и другое. Нам просто нужно немного расширить зону поиска. Я более чем уверена, что ей понравится сюрприз, который я для нее готовлю.

– Ладно, ты не сердись, – произношу я, вскакивая на ноги. – Пусть даже день рождения на следующей неделе у меня, я приготовила подарок тебе. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я что-то публиковала о себе в Сети, потому что ты слишком много смотришь новости. – Я тяну ее за руку, заставляя сесть на стоящее у стола кресло. – А я нет, – быстро добавляю я, заметив, как она начинает бледнеть. – Но ты же взрослая, и я подумала, что ты, может… будешь… более… успешной, – я говорю медленнее и, наклонившись над ней, быстро нажимаю на клавиши в поисках нужного сайта. – Вот оно! Смотри, уже полдесятка сообщений, – я показываю на маленький счетчик на экране и жду, пока с ее лица исчезнет выражение удивления и паники.

Но оно не исчезает.

Она тянется к ноутбуку и спрашивает – ее голос звучит очень глухо:

– Кэйтелин, что ты наделала?

– Это крайне приличный сайт знакомств для «зрелых взрослых людей, ищущих долгосрочных отношений», – поясняю я, цитируя их слоган. – Я создала профиль для тебя, и там много мужчин, которым ты интересна, несмотря на то что у тебя есть дочка, которой почти семнадцать, и вообще. Смотри, я даже добавила фото, которые мы сделали в день, когда сюда переехали.

– Когда? – она резко хватает меня за запястье и сжимает пальцы почти до боли.

– Я сделала это после того, как ты ушла на свидание. Я подумала… прости. Я все удалю. – Она все преувеличивает. Снова. Я же не раздавала на каждом углу копии ее карты социального обеспечения. Я просто хотела помочь ей сходить на свидание, которое не закончится совместным поеданием мороженого с печеньем и просмотром фильмов с Джейсоном Стейтемом.

Я удаляю ее профиль меньше чем за минуту. Как только я заканчиваю, мама захлопывает крышку ноутбука, вытаскивает из сумочки телефон и сразу же кому-то звонит.

– Это я, – говорит она так спокойно, что у меня волоски на руках встают дыбом. – Возможно, у нас проблема. Мне нужно узнать… – Ее пальцы крепче стискивают телефон. – Как долго?

Еще не успев повесить трубку, она двигается по комнате – распахивает дверь моего шкафа, вытаскивает старый рюкзак, от которого я собиралась избавиться. Затем она принимается выдвигать один ящик за другим, вытаскивать из них одежду и в беспорядке запихивать ее в рюкзак.

– Что ты делаешь?

– Нужно уходить. – Опустошив ящики, она даже не утруждает себя тем, чтобы их закрыть. Эта небрежность со стороны человека, который регулярно гладил мои носки, пугает меня больше, чем ее слова. Я не двигаюсь с места.

– Кэйтелин, надо идти! – Она подходит к столу и дергает меня в сторону с такой силой, что я чуть не падаю на пол. Учебник истории падает со стола, и, когда он с глухим стуком ударяется об пол, мама стискивает мою руку еще сильнее.

– Мама, прекрати! Мы не станем уезжать просто из-за того, что я создала тебе профиль на сайте знакомств. Его больше нет, я удалила. Я понимаю, тебя ужасно пугают такие вещи. – Подняв брови, я добавляю, обращаясь скорее к себе: – Но ты пугаешь меня. – Сердце болезненно колотится в груди. Я как раз собираюсь сказать ей, что схожу в магазин за горячей карамелью к мороженому, пока она примет ванну. Но она не собирается успокаиваться и совершенно не стесняется своего поведения. Она лишь еще сильнее сжимает мою руку.

– Что происходит? – спрашиваю я.

Подняв взгляд, она пристально смотрит мне в глаза – лишь несколько мгновений, но этого достаточно, чтобы придать вес ее словам. Она выпускает мою руку.

– Они нашли нас.

Бегство

– Кто нас нашел? С кем ты говорила?

Я замираю посреди комнаты, но кровь кипит так, будто я только что пробежала марафон. Мама чересчур осторожна, и я привыкла, что она беспокоится о мелочах. Она даже может внезапно приехать за мной посреди ночи, когда я решаю остаться у друзей, или установить следящую программу на мой телефон. Однажды она даже заставила меня «порвать отношения» с лучшей подругой, когда узнала, что ее мама – полицейская и держит дома оружие. И было бесполезно объяснять ей, что оружие хранится в сейфе, а моя подруга не знает даже, где он находится, не говоря уже про код.

Но сейчас… Она не в панике. Она не выглядит испуганной. Она выглядит пугающе.

– Забери из ванной только самое нужное. Я все объясню, как только мы сядем в машину.

Я больше не задаю вопросов, потому что замечаю, как ее лоб блестит от пота, как она обходит мою комнату, быстрыми методичными движениями собирая вещи в рюкзак.

Мамина паранойя для меня не новость, но в последнее время мы справлялись весьма неплохо. Да и раньше, даже в худшие моменты, она никогда не вытаскивала меня из дома с собранными впопыхах сумками. Конечно, раньше я всегда следовала ее строгим правилам относительно интернета – ну, по большей части, – но устраивать такой переполох из-за профиля на сайте знакомств?

Это какая-то бессмыслица. Заметив, что я не прониклась ее серьезностью, мама произносит:

– Прямо сейчас. Ты должна довериться мне.

И я подчиняюсь. Я не понимаю, что происходит и почему с ней случился самый невероятный приступ паники за все время, но я понимаю: что-то не так и она делает то, что считает нужным для нашей безопасности.

И пока что этого достаточно.

Протолкнувшись мимо нее в свою ванную, я принимаюсь собирать нужные вещи – но нужные для чего? Как я могу подготовиться к поездке, о которой ничего не знаю? Мама часто дышит, то и дело бросая взгляды в сторону коридора, в направлении своей комнаты. Я замечаю, как в ее лице мелькает выражение уверенности и решительности… но не удивления. Как будто она почти что ждала этого момента.

После этого я больше не медлю. Я выгребаю все с нижней полки аптечки и скидываю в косметичку. В спальню я возвращаюсь одновременно с мамой. Она переоделась в джинсы и темную футболку и тоже собрала вещи. Она подгоняет меня вперед по коридору, вниз по лестнице, через кухню. По пути она зажигает везде свет и, заглянув в комнату, включает телевизор и выкручивает громкость на максимум. Я наблюдаю за ней, словно вижу ее впервые.

Затем мы выходим из дома – не через главный вход, а через заднюю дверь, пробегаем через двор босиком, прямо к деревянному забору высотой в пару метров, отделяющему наш участок от соседского. Мама перекидывает на другую сторону наши ботинки и вещи, а затем нагибается и переплетает пальцы.

– Я тебя подтолкну. – Каждое ее движение напоминает, что медлить нельзя.

Я опираюсь ногой на ее ладони, и она подбрасывает меня вверх с такой силой, что я невольно вскрикиваю. Мама ростом всего полтора метра с небольшим, в ней килограмм пятьдесят едва наберется. Неожиданное проявление силы заставляет мою кровь бежать по жилам еще быстрее.

Доски больно впиваются в живот, но затем мне удается перекинуть через забор обе ноги и спрыгнуть вниз. Ладони ударяются о мокрую траву, и, прежде чем я успеваю обернуться и задуматься о том, как мама без посторонней помощи переберется через забор, она уже приземляется рядом со мной.

– Мам, – произношу я, впечатленная увиденным, несмотря на то что паника вот-вот настигнет меня. Словно не слыша, мама хватает меня за руку, едва я успеваю натянуть ботинки. Мы пробегаем еще через один двор, заворачиваем за угол дома и останавливаемся. Мама направляется к входной двери – здесь живет мистер Гиллори.

– Не говори ни слова, – велит она мне, ставит наши рюкзаки так, чтобы их не было видно около двери, и изображает широкую улыбку. Затем она звонит в дверь.

Мистеру Гиллори уже за семьдесят, у него приличное брюшко и густая копна серебристо-белых волос, которые резко контрастируют с его темной кожей. Даже в такое время, открыв дверь, он встречает нас своей обычной дружелюбной улыбкой.

– А, здравствуйте, Мелисса, Кэйтелин. Чем я могу вам помочь этим замечательным пятничным вечером?

– На самом деле нам немного неудобно, – произносит мама с таким видом, будто ей и правда неловко. – У нас тут вечеринка для девочек, со всякими вредными вкусностями, и мы решили, – она обнимает меня, так что мы легонько стукаемся головами, – что не сможем спать спокойно, пока не съедим столько коричного печенья, сколько весим сами. Не найдется ли у вас лишней чашки сахара? Потом мы с радостью вас угостим!

Мистер Гиллори, похоже, счастлив выдать нам столько сахара, сколько потребуется. Мы идем на кухню следом за ним – точнее, я иду. Мама куда-то пропадает, как только мы переступаем порог. Прежде чем я успеваю озадачиться вопросом о том, нужно ли мне молчать и дальше, она появляется снова. Мистер Гиллори выпрямляется, вытащив из нижнего кухонного шкафчика почти полный пакет сахара.

– Отлично, – мама выхватывает у него пакет – пожалуй, слишком быстро. – Мы занесем печенье завтра.

Как только мистер Гиллори провожает нас до двери и закрывает ее за нами, мама снова подхватывает наши рюкзаки, хватает меня за руку и тянет на тускло освещенную улицу. По пути она высыпает сахар в мусорку и достает из заднего кармана связку ключей. Не ее ключей. Рядом с ними болтаются маленький складной нож и брелок со звездой «Dallas Cowboys»[4]4
  Спортивный клуб по американскому футболу.


[Закрыть].

Через несколько секунд мама уже открывает водительскую дверь машины мистера Гиллори – винтажного кремового «Меркьюри Комет». Затем она тянется через сиденье и открывает для меня дверь с пассажирской стороны.

– Ты взяла его ключи? Зачем ты это сделала?

В свете фонаря черты ее лица выглядят резкими.

– Кэйтелин, в машину. У нас нет на это времени.

Я понимаю, что мама ведет себя так, потому что она любит меня и заботится обо мне и хочет, чтобы у меня было то, чего никогда не было в ее детстве: безопасность. Именно поэтому я никогда не отказывалась следовать ее правилам; я просто обходила их. И да, мне по-прежнему приходилось иметь дело с ее паранойей, но я могу сказать, что она изо всех сил старается оградить меня от нее. Так что я не возражала против запрета на социальные сети и того, что каждый новый знакомый должен получить ее одобрение.

В конце концов, мне кажется, я ко многому легко отношусь, но угонять машину соседа? Это настолько неправильно, что пересиливает потрясение, до этого заставлявшее меня молчать.

– Мы не можем просто так забрать машину мистера Гиллори. Почему мы не можем поехать на нашей? Или, еще лучше, зачем нам вообще уезжать?

– Мы позаботимся о том, чтобы вернуть ее, но…

У меня за спиной раздается вой сигнализации. Из нашего дома.

Вытаращив глаза, мама смотрит мне через плечо, и впервые в жизни я слышу, как она ругается. Потом она произносит:

– Мы опоздали.