Текст книги "Сэди после смерти"

Эд Макбейн
Сэди после смерти

Ed McBain

Sadie When She Died

© 1972 by Hui Corporation

© Вуль Н. А., перевод на русский язык, 2021

© ООО «Феникс», издание на русском языке, оформление, 2021

I

Сперва детективу Карелле показалось, что он ослышался и неправильно понял мужчину, расположившегося рядом с прикроватной тумбочкой, на которой стоял телефонный аппарат. Когда перед овдовевшим супругом на полу спальни лежит жена со вспоротым животом в луже собственной крови, от него ждешь совсем иной реакции. Мужчина еще не успел снять верхнюю одежду, он так и стоял: в пальто, фетровой шляпе, шарфе и перчатках, – высокий, с вытянутым, узким лицом, на котором выделялись седые, аккуратно подстриженные усы, гармонично сочетавшиеся с сединой на висках. Глаза мужчины были голубого цвета. В них не наблюдалось ни малейшего намека на скорбь или боль утраты. Он снова с нажимом повторил произнесенную фразу, будто желая подчеркнуть, что Карелле не изменил слух:

– Я очень рад, что ее убили.

– Сэр, – вздохнул Карелла, – уверен, мне вам не надо напоминать…

– Совершенно верно, – оборвал его мужчина, – вам не надо ничего напоминать. Это излишне. Я, видите ли, адвокат по уголовным делам. Я прекрасно знаю свои права и полностью отдаю отчет в том, что сказанное мной по доброй воле впоследствии может быть использовано против меня. Однако повторю: моя жена была конченой сукой, и я вне себя от радости, что ее кто-то убил.

Карелла кивнул, открыл блокнот, посмотрел в него и спросил:

– Полицию вызвали вы?

– Я.

– Получается, это вас зовут Джеральд Флетчер? – поднял взгляд на мужчину детектив.

– Совершенно верно, – кивнул тот.

– А как звали вашу жену, мистер Флетчер?

– Сара, – промолвил мужчина, – Сара Флетчер.

– Не желаете рассказать мне, что произошло? – Карелла внимательно посмотрел на усача.

– Я вернулся домой минут пятнадцать назад. Переступил порог квартиры и позвал жену. Она не отозвалась. Вошел в спальню, увидел, что она лежит мертвая на полу, и тут же вызвал полицию.

– Когда вы вошли в комнату, здесь все было так, как сейчас? – спросил детектив.

– Да, – кивнул мужчина.

– Что-нибудь трогали?

– Ничего. – Мистер Флетчер покачал головой. – После того как вызвал полицию, я не сходил с этого места.

– Когда вы вошли, здесь кто-нибудь был?

– Ни единой живой души, – уверенно произнес мужчина, – никого, кроме моей жены, но ее вряд ли можно назвать живой.

– Так, значит, вы говорите, что пришли до-мой пятнадцать минут назад? – переспросил Карелла.

– Где-то так, – чуть склонил голову мистер Флетчер, – можете уточнить у лифтера.

Карелла взглянул на часы:

– Получается, это было примерно в половине одиннадцатого.

– Получается так.

– А в полицию вы позвонили, – Карелла снова заглянул в блокнот, – в десять тридцать четыре. Правильно?

– Наверное, правильно. Я на часы не смотрел.

– Вызов был зарегистрирован…

– Десять тридцать четыре так десять тридцать четыре! – отрезал Флетчер.

– Это ваш чемодан в прихожей?

– Мой, – кивнул мужчина.

– Только что вернулись из командировки? – полюбопытствовал Карелла.

– Да, – ответил мужчина, – пробыл три дня на Западном побережье.

– Где именно?

– В Лос-Анджелесе.

– Чем там занимались?

– Мой коллега составлял резюме одного дела для суда. Ему понадобилась моя помощь, – невозмутимо пояснил Флетчер.

– В котором часу вы сегодня прилетели?

– Без пятнадцати десять. Я сразу забрал багаж, поймал такси и прямо из аэропорта поехал домой.

– И приехали сюда примерно в десять тридцать, так? – прищурился Карелла.

– Вы правы. Уже в третий раз.

– Простите, что? – не понял детектив.

– Вы уже в третий раз уточняете, в котором часу я приехал домой, – пояснил Флетчер. – Если вас все еще терзают сомнения на этот счет, позвольте мне повториться: я приехал сюда в половине одиннадцатого, обнаружил, что моя жена убита, после чего, в десять тридцать четыре, вызвал полицию.

– Да, сэр, я это понял, – кивнул детектив.

– Кстати, как вас зовут? – неожиданно поинтересовался Флетчер.

– Карелла. Детектив Стив Карелла.

– Я это запомню.

– Как вам будет угодно.

Пока Флетчер запоминал фамилию Кареллы; пока полицейский фотограф отплясывал джигу вокруг трупа, время от времени ослепляя всех вспышкой «Полароида», – щелчок, пятнадцать секунд ожидания, би-и-ип – из камеры вылезает фотография, взгляд на фотокарточку – как там у нас получилась дамочка? – прекрасно, просто прекрасно, насколько, конечно, можно быть прекрасной со вспоротым брюхом и кишками на ковре; пока два следователя из убойного отдела, Моноган и Монро, ругались из-за того, что им за неделю до Рождества пришлось на ночь глядя тащиться на место преступления, позабыв о домашнем тепле и уюте; пока детектив Берт Клинг расспрашивал лифтера и швейцара, пытаясь выяснить, в котором конкретно часу мистер Джеральд Флетчер вышел из такси и поднялся наверх, к себе в квартиру, – туда, где, распростершись на ковре, лежала его красавица-жена Сара, обезображенная злодейкой-смертью; так вот, пока все это происходило, спец из отдела судебной экспертизы по имени Маршал Дейвис сидел на кухне и ждал, когда медики официально зафиксируют факт смерти потерпевшей и назовут предположительную причину ее кончины, – словно нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять – бедняжка померла от того, что ей вспороли живот выкидным ножом. Как только это, наконец, произойдет, Маршал отправится в спальню и со всей осторожностью извлечет орудие убийства из кровавой раны – на рукоятке вполне могли остаться четкие отпечатки пальцев преступника-душегуба.

Дейвис, даром что новичок, был человеком наблюдательным и, оказавшись на кухне, обратил внимание на широко распахнутое окно. Ясное дело, никто в декабре нараспашку окна не держит, ведь на дворе двенадцать градусов по Фаренгейту, а это минус одиннадцать по Цельсию. Дейвис наклонился над раковиной, которая располагалась перед подоконником, и обнаружил, что рядом с окном имелась пожарная лестница. И хотя ему платили исключительно за сбор и обработку вещественных доказательств вроде осколков стекла в глазном яблоке жертвы, картечи в развороченной груди убитого или же, как в данном случае, ножа, торчащего из живота дамочки в соседней комнате, Дейвис не смог одолеть искушения и, вообразив себя детективом, пред-положил, что преступник, скорее всего, поднялся по пожарной лестнице, проник в кухню, оттуда – в спальню, где и расправился с жертвой.

Дейвис практически не сомневался, что прав. Доказательством его версии служили отпечатки подошв ботинок. Первый – здоровенный, грязный – виднелся в самой раковине, следующий темнел на полу, возле нее. Следы, теряя четкость, вели к двери в гостиную. Точно-точно! Убийца перебрался с подоконника в раковину, достал выкидной нож, прошел в спальню, вспорол живот жертвы. И проделал он все это с легкостью курильщика, вскрывающего новую пачку сигарет.

Дейвис решил не разрабатывать версии случившегося, а заняться делом. Поскольку помощник судмедэксперта продолжал корпеть над телом («Смерть в результате колото-резаной раны, приведшей к выпадению внутренностей… Господи ты боже, что тут сложного?» – раздраженно подумал Дейвис) и, по всей видимости, не зная, что делать, собирался звонить начальству, а то и родной мамочке («Дико извиняюсь, у нас очень трудный случай, никак не могу разобраться. Короче, тут одной дамочке распороли брюхо, как думаете, что стало причиной ее смерти?»), Дейвис сперва сфотографировал отпечатки ботинок, а затем, выбравшись на пожарную лестницу, посыпал дактилоскопическим порошком край окна, за который преступник мог ухватиться, пытаясь его открыть, а потом, на всякий случай, то же самое проделал с несколькими ступеньками лестницы.

Так вот, если помощник судмедэксперта когда-нибудь закончит возиться с этим сраным трупом, а на рукоятке ножа обнаружатся отпечатки пальцев, полдела для ребят из восемьдесят седьмого участка уже будет сделано. А все благодаря кому? Конечно же, Маршалу Дейвису.

Дейвис был очень доволен собой.

А вот на душе у детектива Берта Клинга скребли кошки.

Берт не оставлял попыток убедить себя в том, что паршивое настроение никак не связано с тем, что три недели назад Синди Форрест решила расторгнуть с ним помолвку. Начнем с того, что никакой помолвки толком не было – так чего плакать о том, что никогда не существовало? Кроме того, Синди четко, подробно, без всяких двусмысленностей все ему объяснила. Да, она будет всегда с нежностью о нем вспоминать. Да, они провели вместе немало чудесных дней, месяцев (и даже лет!), притворяясь, что любят друг друга. Но она познакомилась с очень привлекательным молодым человеком – психиатром из больницы «Буэнависта», в которой проходила практику. И понимает, что, во-первых, у них с этим психиатром много общего, а во-вторых, он готов на ней жениться, тогда как Берт, похоже, готов связать себя узами брака с револьвером калибра девять миллиметров, исцарапанным рабочим столом и КПЗ. Именно поэтому Синди решила резко порвать с ним, сочтя, что это будет менее болезненным, чем долгое, мучительное расставание.

Все это произошло три недели назад, и с тех пор он Синди не видел – даже не звонил ей. Боль от расставания можно было сравнить лишь с болью от бурсита в правом плече – и это несмотря на то что Берт таскал на запястье медный браслет. Браслет ему дал Мейер Мейер, который точно не верил в дурацкие приметы и нелепые предрассудки. Браслет должен был подействовать через десять дней («Ну, может, недели через две», – решив подстраховаться, пообещал Мейер). Клинг таскал браслет уже одиннадцать дней. Боль как была, так и осталась, но на запястье под браслетом образовался зеленоватый след. Надежда умирает последней. Где-то на задворках родовой памяти звероподобный обезьяночеловек скалил у костра зубы и, рыча, обращался к неведомым силам с молитвой о ниспослании удачи на охоте. Там же, на задворках памяти, правда, куда более явственно, хранился образ нагой Синди Форрест в его объятиях. Воображение Берта рисовало, как она позвонит ему, скажет, что совершила чудовищную ошибку и решила бросить своего психиатра. Конечно же, Клинг не был мямлей, но при этом считал, что будет вполне естественно, если Синди сделает первый шаг навстречу – ведь разрыв состоялся именно по ее инициативе. Плечо из-за бурсита чертовски болело, а лифтер был не из тех сообра-зительных молодых людей, что схватывают все на лету. Он оказался тупоголовым бараном, который явно не без труда выучил собственное имя. Тяжело вздохнув, Клинг снова завел шарманку, повторяя осточертевшую процедуру:

– Вы знаете мистера Флетчера в лицо?

– Ну да, еще бы, – покивал лифтер.

– И как он выглядит? – спросил Берт.

– Знаете, он зовет меня Максом, – сообщил лифтер.

– Понял вас, Макс, не могли бы вы…

– «Привет, Макс», – так и говорит. «Как поживаешь, Макс?» А я ему: «Здравствуйте, мистер Флетчер! Неплохой сегодня денек! Точно?»

– Вы не могли бы его описать? – стараясь держать себя в руках, попросил Клинг.

– Он славный человек, – отозвался Макс, – хорош собой.

– Какого цвета у него глаза?

– Карие, – неуверенно ответил лифтер, – а может, голубые. Типа того.

– Какого он роста?

– Он высокий, – протянул Макс.

– Выше вас?

– Еще бы!

– А меня он выше?

– Э-э-э… нет, – покачал головой лифтер, – не выше. Мистер Флетчер примерно с вас.

– А какого у него цвета волосы?

– Белые, – уверенно ответил Макс.

– Белые? – нахмурился Клинг. – Вы хотите сказать «седые»?

– Белые, седые, типа того.

– Так белые или седые? – не сдавался Берт. – Макс, постарайтесь вспомнить.

– Я же говорю – типа того. Спросите Фила, он знает. Он в таких вещах разбирается. И время хорошо запоминает.

Филом звали швейцара. Он действительно хорошо запоминал время и разбирался во многих других вещах. Кроме того, Фил оказался болтливым одиноким стариком, всю жизнь мечтавшим стать героем документального фильма о работе полиции. Клинг никак не мог донести до швейцара очевидную мысль, что сейчас не кино, – ведется настоящее расследование, в квартире обнаружен труп женщины, кто-то ее отправил на тот свет, и теперь полиции, во имя торжества правосудия, надо отыскать этого преступника… Ну и так далее.

– Да-да, понимаю, – покивал Фил. – Жуткие вещи у нас сейчас в городе творятся, просто жуткие. Вы со мной согласны? Помнится, когда я был маленьким, все было не так уж плохо. Я родился в Саут-сайде. В курсе, что это за райончик? Ботинки надел – и тебя уже считают неженкой. Постоянно воевали с бандами итальяшек. Знаете, что мы делали с этими макаронниками? Кидались в них с крыш всякой всячиной. Кирпичами, яйцами, железками… Один раз даже тостером в них запустили! Богом клянусь, не вру. Взяли у моей матери старый тостер и швырнули его с крыши. Попали им макароннику прямо по башке. Не самое удачное место – ведь у итальяшек в головах все равно ничего нет, так что вреда тому макароннику от тостера не было никакого. Я к чему клоню? Такого кошмара, как сейчас, тогда не было. Да, мы постоянно дрались: то мы итальяшкам по морде надаем, то они нам, но все это происходило как-то… – лифтер замялся в поисках нужного слова, – весело, что ли? А что сейчас творится? Садишься в лифт, а там какой-нибудь псих наркоман. Сует тебе пистолет под нос и требует отдать все деньги, а не то он, мол, башку прострелит. Именно это и случилось с доктором Хаскинсом. Думаете, я шучу? Короче, возвращается он домой в три часа ночи, идет к лифту, а Макса там нет – отлить пошел, так что лифт на самообслуживании. Заходит в лифт, а там парень… Черт знает, как он проник в здание, может, спустился с крыши. Знаете, эти нарики скачут с крыши на крышу, что твои горные козлы. И что дальше? Сует он ствол под нос доктору Хаскинсу, упирает его доктору прямо в ноздри и говорит, гони, мол, все деньги и вообще все, что у тебя есть в сумке. Вот доктор Хаскинс и думает: чего мне помирать, что ли, из-за каких-то сорока сраных долларов и пары ампул с кокаином. Да забирай на здоровье. Знаете, что потом этот урод сделал с доктором Хаскинсом? Ударил его револьвером! Рассадил рукояткой кожу на лбу так, что доктора пришлось везти в больницу! Семь швов наложили! Ну куда это годится? Вконец испортился город, а уж этот район – так особенно. Я еще помню времена, когда по этому району можно было спокойно ходить ночью в чем угодно – хоть в смокинге, хоть в брильянтах и норковой шубе, – никому до тебя не было никакого дела. А сейчас пойди попробуй провернуть такой фокус. Рискни выйти после захода солнца на улицу без добермана на поводке – и я с удовольствием погляжу, далеко ли ты уйдешь. Эти наркоманы, словно собаки, чувствуют твое приближение и кидаются на тебя из подъездов. Знаете, сколько у нас в доме квартир обнесли? И кто постарался? Наркоманы! Они пробираются в здание с крыши. Мы уже, наверное, раз сто вешали замок на дверь, что ведет на крышу, а толку? Они все мастера: стоит нам повесить замок, как – бах! – и его уже нет. А иногда они забираются в дом по пожарным лестницам, и как их в таком случае остановишь? Глазом не успеешь моргнуть, а они уже проникли в квартиру и гребут все, что попадается под руку. Выносят все подчистую – если не тронут твою вставную челюсть в стакане, считай, тебе крупно повезло. Богом клянусь – ума не приложу, куда катится этот город. Срамотища какая – слов нет!

– Что скажете о мистере Флетчере? – спросил Клинг.

– А что о нем сказать? – пожал плечами швейцар. – Приличный человек, адвокат. И вот смотрите, что происходит. Возвращается он домой и что обнаруживает? Лежащую на полу мертвую жену, которую, возможно, прикончил какой-то псих наркоман. И что это – жизнь? Кому такая жизнь вообще нужна? Уже спокойно в собственную спальню зайти нельзя – того и гляди, что на тебя кто-нибудь бросится. Куда это годится?

– В котором часу мистер Флетчер вернулся домой? – поинтересовался Берт.

– Где-то в половине одиннадцатого, – отозвался Фил.

– Вы уверены?

– Совершенно уверен, – решительно кивнул швейцар. – И знаете почему? Живет тут у нас в квартире двенадцать-С миссис Хоровиц. То ли у нее нет будильника, то ли она его ставить не умеет – муж умел, да помер два года назад. Одним словом, каждый вечер она звонит мне, уточняет, который час, и говорит, во сколько мой сменщик должен разбудить ее утром. Само собой, у нас здесь не гостиница – ну и что? Отказать старушке в такой ерунде? Вы бы отказались? То-то и оно. Кроме того, на Рождество она дает щедрые чаевые, а Рождество у нас не за горами. Так вот, сегодня вечером она звонит мне, спрашивает: «Какое сейчас точное время, Фил?» – я смотрю на свои часы, отвечаю, что половина одиннадцатого, и в этот самый момент подъезжает такси и из него выходит мистер Флетчер. Тут миссис Хоровиц просит передать моему сменщику, чтобы тот разбудил ее в половине восьмого, я отвечаю, что все сделаю в лучшем виде, вешаю трубку и скорей к мистеру Флетчеру помочь с чемоданом. Вот так я и запомнил точное время.

– И мистер Флетчер сразу поднялся к себе в квартиру? – уточнил Клинг.

– Ну конечно, – Фил удивленно посмотрел на детектива, – а как иначе-то? Чего ему еще было делать в половине одиннадцатого вечера? Гулять по нашему райончику? Да это ж чистой воды самоубийство.

– Спасибо за вашу помощь, – поблагодарил полицейский.

– Не за что, – пожал плечами швейцар, – у нас тут вечно что-нибудь происходит.

Тем временем в отделении полиции шел допрос. Детективы обступили Джеральда Флетчера, образовав своего рода треугольник. Вершинами этого импровизированного треугольника были Питер Бернс, Мейер и Карелла. Полицейские внимали мистеру Флетчеру, и с их лиц не сходило изумленное выражение. Джеральд сидел на стуле, скрестив на груди руки. Супруг убитой посчитал излишним снимать шляпу, шарф, пальто и перчатки, отчего создавалось впечатление, что он в любой момент готов отправиться на улицу и желает во всеоружии встретить удары непогоды. Беседа проходила в маленькой каморке без окон, а табличка на единственной двери из матового стекла недвусмысленно гласила: «Комната для допросов». Обстановка каморки отлича-лась варварской роскошью: в ней имелись два стула с прямыми спинками, длинный стол – все это двадцатых годов. Стену напротив стола украшало зеркало, причем (хе-хе!) совсем непростое. На самом деле оно представляло собой одностороннее зеркальное стекло. Это означало, что находившиеся в комнате допросов видели в стекле только свое отражение, а вот расположившийся снаружи наблюдатель мог наслаждаться зрелищем происходящего внутри каморки, сам при этом оставаясь незамеченным. Стражи закона не всегда действуют напрямик – порой они идут окольными путями. Впрочем, преступ-ники тоже не лыком шиты. Во всем городе вы не найдете ни одного уголовника, который не смог бы с первого взгляда распознать одностороннего зеркала. Честно говоря, нередко случается, что преступники, обладающие чувством юмора, подходят вплотную к зеркалу, после чего начинают показывать язык и корчить рожи, выражая подобным образом всю свою безграничную любовь и уважение полицейским, наблюдающим за ними по ту сторону стекла. Именно таким образом демонстрируются взаимное уважение и восхищение, существующие между теми, кто охраняет закон, и теми, кто его нарушает. Пойдешь кривой дорожкой – угодишь за решетку. А раз тебе светит небо в клеточку, то минутка юмора не повредит. Так вроде говорил Еврипид.

Честность Джеральда Флетчера, которую можно было даже назвать суровой прямотой, полицейских удивила, но не потрясла. Одно дело говорить об убийстве супруги без лишних ужимок и заламываний рук, и совсем другое – упорно добиваться себе пожизненного срока. Последним Джеральд Флетчер и занимался.

– Я ее ненавидел. Люто, – сообщил задержанный.

Мейер удивленно приподнял брови и посмотрел на Бернса, брови которого тоже поползли вверх, а затем перевел взгляд на Кареллу, стоявшего лицом к зеркалу и рассматривающего в нем свое отражение с точно такими же выгнутыми бровями.

– Мистер Флетчер, – кашлянул лейтенант Бернс, – насколько я понимаю, вы знаете о ваших правах. Мы зачитали их вам и…

– Я был о них в курсе задолго до того, как вы мне их зачитали, – отозвался Джеральд.

– Мне также известно, что вы согласились отвечать на вопросы без адвоката… – продолжил Бернс.

– Я сам адвокат, – снова перебил полицейского Флетчер.

– Я просто хотел уточнить…

– Я прекрасно понимаю, что именно вы хотели уточнить! – отрезал задержанный. – Да, я готов отвечать на все ваши вопросы без адвоката.

– И все же, – настойчиво произнес Бернс, – я считаю своим долгом напомнить вам, что речь идет об убийстве…

– Да, да, об убийстве моей прекрасной, чудесной жены, – ядовитым тоном закончил Джеральд.

– Это преступление относится к категории тяжких…

– И при этом из всех преступлений данной категории карается строже всего, – снова не дал договорить лейтенанту Флетчер.

– Совершенно верно, – кивнул Бернс.

Он в принципе не отличался красноречием, а в присутствии Флетчера на него и вовсе напало косноязычие. Лейтенант был крепко сбит, напоминая телосложением полузащитника из футбольной команды «Викинги Миннесоты». На его круглой голове, покрытой седеющими волосами, уже появилась небольшая залысина. Бернс поправил узел на галстуке, прокашлялся и в поисках поддержки посмотрел на коллег. И Мейер, и Карелла разглядывали шнурки своих ботинок.

– Ладно, смотрите сами, – вздохнул Бернс. – Если вы отдаете себе отчет в том, что делаете, – можете продолжать. Мы вас предупредили.

– Предупредили, предупредили, – покивал Джеральд, – причем неоднократно. Впрочем, совершенно не представляю, зачем вам это понадобилось. Лично я считаю, что бояться особо нечего. Да, мою жену убили. Кто-то спровадил эту паскуду на тот свет. Но это был не я.

– С одной стороны, мистер Флетчер, нам очень приятно, что вы спешите нас в этом заверить, однако для того, чтобы развеять наши сомнения, одних лишь ваших заверений мало, – промолвил Карелла и сам удивился, услышав звук собственного голоса.

Неожиданно Стив понял, что пытается произвести на Джеральда впечатление, заставить его сменить благожелательно-снисходительный тон. «Да я же будто умоляю его: взгляните на меня, вслушайтесь в мои слова, я не тупой легавый, я умный, образованный человек, я понимаю смысл сказанного вами, мне ясен ваш сарказм и даже ваша язвительность», – подумал Карелла. Стив был высоким мужчиной спортивного телосложения, с прямыми каштановыми волосами и карими глазами. Он стоял, прислонившись к старому, исцарапанному столу, скрестив руки на груди. Как только до него дошло, что он невольно подражает Флетчеру, детектив тут же сменил позу и вперил сверлящий взгляд в задержанного, ожидая ответа. Джеральд ответил ему той же монетой.

– Ну?.. – промолвил Стив.

– Что «ну», детектив Карелла? – парировал Флетчер.

– Не желаете что-нибудь сказать?

– Что именно? – осведомился задержанный.

– Откуда нам знать, что жену убили не вы?

– Начнем с того, – промолвил Флетчер, – что в квартире, а именно на кухне присутствуют следы так называемого насильственного проникновения. В спальне наличествуют следы поспешного бегства с места преступления. В первом случае мы имеем дело с распахнутым окном, а во втором – с окном разбитым. Ящики серванта в столовой выдвинуты, что свидетельствует…

– А вы наблюдательный человек, – неожиданно произнес Мейер, – вы все это увидели за те четыре минуты, что прошли с момента, как вы попали в квартиру, до звонка в полицию?

– Быть наблюдательным – моя работа, – отозвался Джеральд. – Что же касается вашего вопроса, то должен ответить на него отрицательно. Все, о чем рассказал, я заметил после беседы с детективом Кареллой, пока он разговаривал по телефону с лейтенантом. – Задержанный посмотрел на Бернса. – При этом могу добавить, что прожил в этой квартире двенадцать лет, и не нужно обладать острым глазом, чтобы заметить разбитое окно в спальне и распахнутое окно на кухне. Кроме того, не надо обладать квалификацией профессионального сыщика, чтобы догадаться, что вор стянул фамильное серебро, особенно когда на полу под разбитым окном в спальне валяются несколько столовых ложек, половников и ножей для масла. Кстати, в переулок под окном вы заглянули? Не исключено, что убийца все еще там.

– Мистер Флетчер, ваша квартира находится на втором этаже, – напомнил задержанному Мейер.

– Именно поэтому я предположил, что убийца, возможно, все еще под окном моей спальни. Баюкает сломанную ногу. Впрочем, не исключено, что он проломил себе голову.

– Я не один год проработал в полиции и повидал немало, однако ни разу не имел дело с преступником, который стал бы сигать из окна второго этажа, – возразил Мейер.

Вдруг до Кареллы дошло, что товарищ тоже пытается произвести на Флетчера впечатление. «Странно, что для большего эффекта Мейер не использовал слово „дефенестрация”», – подумал Стив.

– В данном конкретном случае необдуманное поведение преступника вполне объяснимо, – спокойно промолвил Флетчер. – Судите сами – он только что убил женщину, неожиданно наткнувшись на нее в квартире, которую считал пустой. Он слышит, как кто-то открывает входную дверь, и понимает, что для отступления не может воспользоваться окном на кухне, поскольку та расположена слишком близко к прихожей. Вне всякого сомнения, он решил выпрыгнуть в окно, рискуя сломать ногу. Всяко лучше, чем пожизненное заключение. Ну и как? Могли бы повести себя так преступники, с которыми вам доводилось иметь дело?

– Мне доводилось иметь дело с самыми разными преступниками, и некоторые из них огребли немало горя от своего чрезмерно большого ума, – с глупым видом произнес Мейер и тут же понял, насколько идиотски прозвучала его фраза.

Да, Флетчер умел заставить собеседника почувствовать себя кретином! Мейер неосознанно провел рукой по своему лысому черепу. Он старался не смотреть в глаза Карелле и Бернсу, поскольку его не покидало чувство, что он подвел своих коллег. Вместо выверенного, точного, смертельного удара рапирой, которого все от него ждали, он неверной рукой потыкал противника перочинным ножичком.

– А что скажете о ноже, мистер Флетчер? – снова пошел в атаку Мейер. – Вам когда-нибудь раньше доводилось его видеть?

– Никогда.

– То есть он не ваш? – быстро спросил Карелла.

– Не мой, – невозмутимо ответил Джеральд.

– Когда вы вошли в спальню, ваша жена что-нибудь успела вам сказать?

– Когда я вошел в спальню, моя жена уже была мертва.

– Вы уверены? – Карелла внимательно посмотрел на Флетчера.

– Совершенно.

– Ладно, мистер Флетчер, – резко произнес Бернс, – вы не могли бы подождать за дверью?

– Разумеется. – С этими словами Джеральд встал и вышел из каморки.

Долго, очень долго детективы хранили молчание. Наконец Бернс произнес:

– Ну, какие у кого мысли?

– Считаю, что это его работа, – подал голос Карелла.

– И почему же ты так считаешь?

– Позволишь перефразировать?

– Перефразируй, – кивнул Бернс.

– Я думаю, что убийцей вполне может быть и он, – промолвил Стивен.

– И это несмотря на все следы ограбления? – прищурился лейтенант.

– Я его подозреваю как раз из-за этих следов.

– Что у тебя на уме, Стив? Давай выкладывай, не томи.

– Он мог прийти домой, обнаружить жену раненой, но не смертельно, после чего добить ее, вспоров живот. В медицинском заключении сказано, что с высокой долей вероятности смерть наступила мгновенно – либо в результате рассечения брюшной аорты, либо травматического шока, либо и того и другого. Флетчер имел в своем распоряжении целые четыре минуты, а чтобы добить жертву, хватило бы и нескольких секунд.

– Звучит правдоподобно, – согласился Мейер.

– А может, мне просто не понравился этот сукин сын. Такого варианта тоже исключать нельзя, – честно добавил Карелла.

– Давайте подождем результатов анализов, – предложил Бернс.

И на кухонной оконной раме, и на ящиках серванта, в которых хранилось столовое серебро, обнаружились четкие отпечатки пальцев. Нашлись они и на кухонных принадлежностях, валявшихся на полу под разбитым окном спальни. Несмотря на то что большая часть отпечатков на рукоятке ножа оказалась смазана, экспертам все же уда-лось найти среди них пару четких – и это было важнее всего. Все эти отпечатки пальцев совпадали – они принадлежали одному и тому же человеку.

Джеральд Флетчер любезно позволил полиции снять с себя отпечатки пальцев, которые тут же сравнили с полученными от Маршала Дейвиса из лаборатории судмедэкспертизы. Отпечатки пальцев, оставленные на оконной раме, ящиках комода, столовом серебре и ноже, принадлежали не Джеральду Флетчеру, а кому-то другому.

Но это, черт подери, ничего не значило! Флетчер спокойно мог добить жену и в перчатках.