Текст книги "Покушение на леди"

Глава 10

В 14.39 прибыл полицейский художник. Никто не сказал бы, что это художник. На нем не было ни рабочей блузы, ни небрежно повязанного банта, а пальцы не были вымазаны краской. Он носил очки без оправы и походил на представителя агентства по борьбе с грызунами, которому до смерти надоела служба.

– Это вам, шутникам, понадобился художник? – спросил он, кладя на деревянную перегородку кожаный чемоданчик.

– Да, – сказал Хейз, поднимая голову. – Проходите.

Толкнув дверцы, человек прошел за перегородку.

– Джордж Анджело, – представился он. – С Микеланджело не имею ничего общего, ни по части генеалогии, ни по части таланта. – Он ухмыльнулся, показав крупные белые зубы. – Что нужно нарисовать?

– Призрак, – сказал Хейз. – Мы с этим мальчонкой оба видели его. Мы опишем, как он выглядит, а вы нарисуете. Идет?

– Идет, – кивнул Анджело. – Надеюсь, вы видели одного и того же призрака.

– Одного и того же, – заверил Хейз.

– И сможете, надеюсь, одинаково его описать. У меня иногда бывает двенадцать свидетелей, и все двенадцать видят одного и того же человека по-разному. Просто удивительно, насколько ненаблюдателен средний горожанин. – Он пожал плечами. – Но у вас как у профессионала должен быть орлиный глаз, а дети невинны и непредубежденны, так что кто знает? Может быть, сможем сварганить что-нибудь приличное.

– Где вам будет удобно работать? – спросил Хейз.

– Все равно где, лишь бы побольше света, – ответил Анджело. – Скажем, за тем столом у окна.

– Прекрасно, – кивнул Хейз. Он повернулся к мальчику. – Фрэнки, иди сюда, будем работать.

Они подошли к столу. Анджело раскрыл чемоданчик.

– Это пойдет в газеты?

– Нет.

– На телевидение?

– Нет. У нас нет для этого времени. Мы просто размножим рисунок для тех, кто занят поисками этого парня.

– Ладно, – сказал Анджело. Он достал из чемоданчика блокнот и карандаш. Потом вытащил пачку прямоугольных карточек. Сев за стол, он проверил, хорошо ли падает свет, и кивнул головой.

– С чего начнем? – спросил Хейз.

– Возьмите эту карточку и выберите на ней форму лица, – сказал Анджело. – Квадратная, круглая, треугольная – там есть всякие. Посмотрите как следует.

Хейз и Фрэнки принялись изучать карточку.

– Пожалуй, что-то в этом роде, как ты думаешь? – спросил Хейз мальчишку.

– Ага, похоже, – согласился Фрэнки.

– Значит, овальная? – спросил Анджело. – Хорошо, начнем с овальной.

Он быстро набросал в блокноте яйцевидный контур.

– А что с носом? Есть здесь что-нибудь похожее на его нос? – Художник вытащил из пачки другую карточку, изобилующую самыми разнообразными носами. Хейз и Фрэнки принялись изучать.

– На его нос ни один не похож, – сказал Фрэнки.

– Ну, хотя бы примерно.

– Разве вот этот. Но все равно, не очень.

– Основное здесь – простота, – сказал Анджело Хейзу. – Мы же с вами не собираемся делать портрет для Лувра. Тени, оттенки – это нам только помешает. Нам нужно сходство, которое люди смогут обнаружить, не более. Я стараюсь только обозначить контуры, фотографическая точность тут ни к чему, главное – воспроизвести сам облик. Поэтому вы попробуйте вспомнить наиболее приметные черты этого человека, а я попробую перенести их на бумагу – вот и все. Мы все время будем вносить поправки. Это только начало – мы будем рисовать и рисовать, пока не получится что-то, похожее на него. Итак, что с носами? Какой подходит больше всего?

– Этот, наверное, – показал мальчишка. Хейз согласился.

– Хорошо. – Анджело начал рисовать. Потом вытащил еще одну карточку. – Глаза?

– Глаза у него голубые, это я хорошо запомнил, – сказал Хейз. – И вроде бы немножко скошены внутрь.

– Ага, – подтвердил мальчишка.

Анджело, кивая головой, рисовал. Наконец он закончил.

– Это на него ни капельки не похоже, – сказал Фрэнки, когда Анджело показал рисунок.

– Ничего, – спокойно произнес Анджело. – Скажи, что здесь не так.

– Просто этот человек совсем не такой, вот и все.

– Ну хорошо, а что все-таки неправильно?

– Не знаю, – пожал плечами мальчишка.

– Начать с того, что он тут слишком молод, – вмешался Хейз. – Наш парень постарше. Что-нибудь под сорок, а то и больше.

– Хорошо. Давайте начнем с верхней части рисунка и постепенно пойдем вниз. Что тут неправильно?

– У него тут слишком много волос, – подсказал Фрэнки.

– Верно, – согласился Хейз. – А может быть, слишком большая голова.

Анджело принялся стирать.

– Так лучше?

– Да, но он немного лысоватый, – сказал мальчишка. – Вот здесь, на лбу.

Анджело потер резинкой, и со лба в черную шапку волос врезались два острых крыла.

– Ещё что?

– Брови у него были погуще, – сказал Хейз.

– Что еще?

– А может, расстояние между носом и ртом длиннее. Одно из двух, – размышлял Хейз. – Во всяком случае, пока получается не то.

– Отлично, отлично, – бормотал Анджело. – Едем дальше.

– Глаза у него более сонные.

– Больше скошены?

– Нет. Веки тяжелее.

Они смотрели, как работает Анджело. Положив на грязный от многократного стирания рисунок кальку, он быстро-быстро двигал карандашом, время от времени покачивая головой и перегоняя язык из одного угла рта в другой. Наконец, он взглянул на них.

– Так лучше? – спросил он, показывая им второй рисунок.

– Все равно, ни капли не похоже, – сказал Фрэнки.

– Что неправильного? – спросил Анджело.

– Он все равно слишком молод, – произнес Хейз.

– И похож на дьявола. В волосах вот здесь уж слишком острые углы, – добавил Фрэнки.

– Ты хочешь сказать, залысины?

– Ага. Как будто у него рога. А на самом деле этого нет.

– Продолжай.

– Нос сейчас, пожалуй, подходящей длины, – заметил Хейз, – но форма все-таки не та. У него больше… как называется эта штука в середине, между ноздрями?

– Кончик носа, что ли? Длиннее?

– Да.

– А глаза как? – спросил Анджело. – Лучше?

– Глаза вроде в порядке, – сказал Фрэнки. – Глаза трогать не надо. Правда же, не надо?

– Правда, – согласился Хейз. – А вот рот не годится.

– Что неправильно?

– Очень маленький. Рот у него широкий.

– И тонкий, – добавил мальчишка. – Губы тонкие.

– А раздвоенный подбородок в порядке? – спросил Анджело.

– Ага, подбородок что надо. А вот волосы… – Анджело начал скруглять карандашом линию волос. – Так лучше, ага, так лучше.

– На лбу выступ, да? – спросил Анджело. – Вот так?

– Не такой заметный, – поправил Хейз, – у него короткие волосы с залысинами у висков, но выступ не такой заметный. А-а, вот сейчас лучше, сейчас лучше.

– А рот длиннее и тоньше, да? – спросил Анджело, и карандаш его снова бешено заметался. Взяв новую кальку, он начал переносить на нее плод совместных усилий. Его вспотевший кулак то и дело прилипал к тонкой кальке.

Все стали рассматривать третий вариант. Потом был четвертый набросок, пятый, десятый, двенадцатый, а Анджело все продолжал работать за освещенным солнцем столом. Хейз и мальчик беспрестанно его поправляли, в зависимости от того, какую форму принимало на бумаге их словесное описание. Анджело обладал хорошей техникой и без труда переводил каждую их устную поправку на язык карандашного рисунка. Расплывчатость указаний, казалось, его совершенно не смущала. Он терпеливо слушал. И терпеливо исправлял.

– Сейчас стало совсем плохо, – сказал мальчишка. – Ни капли на него не похоже. Сначала было даже лучше.

– Нужно изменить нос. У него была горбинка, – вспомнил Хейз. – Прямо посередине. Будто после перелома.

– Увеличить расстояние между носом и ртом.

– Брови покосматее. И потяжелее.

– Круги под глазами.

– Складки около носа.

– Старше. Сделайте его старше.

– Рот нужно чуть-чуть изогнуть.

– Нет, ровнее.

– Вот так лучше, лучше.

Анджело работал. Лоб его стал совсем мокрый. Они попробовали было включить вентилятор, но бумажки Анджело тут же полетели на пол. Полицейские со всего участка заглядывали в комнату и осторожно подходили посмотреть, как работает Анджело. Они стояли сзади и смотрели ему через плечо.

– Очень здорово, – сказал один из них, хотя в глаза не видел подозреваемого.

Весь пол был забросан смятой калькой. И все же Хейз и Фрэнки выискивали новые подробности, а Анджело добросовестно старался воспроизвести эти подробности на бумаге. И вдруг, когда счет сделанным рисункам был уже потерян, Хейз воскликнул:

– Стоп! Вот он!

– Точно! – воскликнул мальчишка. – Это он!

– Ничего не меняйте, – велел Хейз. – Вы попали в самую точку. Это он.

Мальчишка расплылся в широчайшей от уха до уха улыбке и пожал Хейзу руку.

Анджело с облегчением вздохнул и начал укладывать свой чемоданчик.

– Точный портретик получился, – похвалил мальчишка.

– Это моя подпись, – ответил Анджело. – Точный. Про Анджело можешь забыть. Мое настоящее имя – Точный, с большой Т. – Он ухмыльнулся. Слава богу, все кончилось – было написано на его лице.

– Когда мы получим копии? – спросил Хейз.

– А когда вам надо?

Хейз посмотрел на часы.

– Сейчас четверть четвертого, – сказал он. – Этот парень грозится убить женщину в восемь вечера.

Анджело кивнул, полицейский в нем сразу вытеснил художника.

– Пошлите кого-нибудь со мной, – сказал он. – Я прокатаю копии, как только вернусь к себе.

* * *

В 16.05 Карелла и Хейз вместе вышли из участка, вооруженные копией рисунка, на которой еще не просохла краска. Карелла направился к бару «Паб» на Тринадцатой Северной, куда в прошлое воскресенье Самалсон водил свою подружку. Карелла собирался просто показать рисунок бармену в надежде, что тот опознает подозреваемого.

Хейз, выйдя из участка, сразу свернул за угол на Седьмую улицу, где, по словам Фрэнки Аннучи, человек передал ему письмо. Хейз решил начать с Седьмой и продвигаться на восток, к центру города, вплоть до Тридцать третьей, если потребуется. После этого он вернется и прочешет район в северном и южном направлениях. Если подозреваемый живет где-то поблизости, Хейз сделает все, чтобы задержать его. На случай, если никому из занятых поиском захватить подозреваемого не удастся, копия рисунка была послана в Бюро учета правонарушителей – вдруг что-нибудь похожее найдется у них в фотокартотеке.

В 16.10 из участка вышли Мейер и Уиллис, каждый с копией рисунка. В их задачу входило двигаться на запад, начиная с Шестой улицы, и, добравшись до Первой, продолжать розыски до места, где жила Леди Эстор.

В 16.15 в участок вызвали машину. В машину загрузили копии рисунка и развезли их всем патрульным – пешим и моторизованным. Несколько копий выделили соседям, в 88-й и 89-й участки. Вся прилегающая к участку зона, от Гровер-авеню до Гровер-парка, была наводнена детективами из 88-го и 89-го участков (парк находился на их территории) на случай, если подозреваемый вернется за потерянным биноклем. Это был большой город, и это был большой перенаселенный район – к счастью, все-таки меньше города.

Хейз останавливался у каждой лавки, у каждого дома, расспрашивал владельцев магазинов и управляющих, беседовал с уличными мальчишками – самыми зоркими наблюдателями, – но все впустую. Так он дошел до Двенадцатой улицы.

Полуденные часы давно прошли, но прохладней не стало. Хейз изнывал от жары и уже начинал испытывать разочарование, предчувствуя полную неудачу. Каким, черт возьми, образом им удастся задержать этого малого? Каким, черт возьми, образом им вообще удастся его найти? Несмотря на охватившее его отчаяние, он продолжал идти по улице и показывать портрет. Нет, они не знают этого человека. Нет, никогда не видели. Он что, живет в этом районе?

У пятого дома от утла он показал рисунок домовладелице в цветастом хлопчатобумажном халате.

– Нет, – не задумываясь сказала она, – я его никогда… – Затем вдруг остановилась и взяла картинку из рук Хейза. – Да, это он, – произнесла она. – Сегодня утром он выглядел именно так. Я видела, когда он выходил. Он выглядел именно так.

– Имя? – спросил Хейз. В ожидании ответа он вдруг ощутил внезапный прилив энергии.

– Смит, – ответила она. – Джон Смит. Чудной такой. У него была эта…

– Какая комната? – перебил Хейз.

– Двадцать вторая, на третьем этаже. Он ее занял недели две назад. У него была такая…

Но Хейз, вытащив пистолет, уже шагнул к двери дома. Он не знал, что его беседа с домовладелицей была замечена из окна третьего этажа. Не знал, что рыжие волосы сразу выдали его наблюдателю. Но, ступив на площадку третьего этажа, он узнал все сразу.

В маленьком узком коридоре раздался грохот. Хейз кинулся на пол так стремительно, что нога его соскользнула с верхней ступеньки и он чуть не полетел вниз. Он ничего не видел впереди, но выстрелил в полумрак коридора – пусть этот Смит знает, что он вооружен.

– Выметайся, отсюда, коп! – крикнул голос.

– Лучше брось свою пушку, – предупредил Хейз. – Там внизу еще четверо. Тебе не уйти.

– Врешь! – крикнул человек. – Я видел, как ты входил. Ты был один. Я видел тебя из окна.

В проходе снова громыхнул выстрел. Хейз сполз вниз, спрятав голову за верхней ступенькой. Пуля отодрала штукатурку от стены, и без того достаточно обшарпанной. Хейз напряг глаза, стараясь всмотреться в темноту. До чего у него невыгодная позиция! Он у Смита как на ладони, а сам ничего не видит! Неудобно скорчившись на ступеньках, Хейз не мог даже пошевелиться. Но, видно, и Смит не может пошевелиться. Пошевелится – и сразу себя выдаст. Хейз ждал.

Из коридора не доносилось ни звука.

– Смит?.. – позвал он.

Ответом ему была страшная пальба. Пули просвистели вдоль коридора и окончательно раскромсали штукатурку. На голову Хейза обрушился град известки. Он вжался в ступеньки, проклиная узкие коридоры. Снизу с улицы начали доноситься истошные вопли, которые тут же заглушили повторяемые на все лады выкрики: «Полиция! Полиция!».

– Ты слышишь, Смит? – крикнул Хейз. – Они зовут полицию. Через три минуты сюда сбежится весь участок. Брось свою пушку!

Смит снова выстрелил. На этот раз пуля прошла низом. Она вышибла кусок паркета из площадки рядом с верхней ступенькой. Хейз подался назад и сразу же пригнулся. В другом конце коридора раздался щелчок: Смит перезаряжал пистолет. Хейз хотел уже вскочить и рвануться вдоль коридора, но, услышав, как обойма с клацаньем встала на место, быстро нырнул за верхнюю ступеньку.

В коридоре снова воцарилась полная тишина.

– Смит?

Ответа не было.

– Смит?

С улицы донесся пронзительный вой полицейской сирены.

– Ты слышишь, Смит? Они уже здесь. Сейчас они…

Подряд громыхнули три выстрела. Хейз пригнулся и тут же услышал топот шагов. Подняв голову, он увидел мелькнувшую впереди штанину – Смит побежал вверх по лестнице. Хейз одним прыжком пересек коридор и, направив пистолет в сторону удалявшейся фигуры, нажал на спуск. Смит обернулся и выстрелил, и Хейз снова залег. Шаги бухали по ступенькам, громкие, тревожные, торопливые. Хейз вскочил, бросился к пролету, ведущему наверх, и понесся через две ступеньки. Хлопнул еще один выстрел, но на этот раз Хейз даже не пригнулся. Он продолжал бежать по лестнице – надо схватить Смита, прежде чем тот выберется на крышу. Он слышал, как Смит пытается открыть чердачную дверь, как бьет в нее всем телом, затем услышал выстрел и вибрирующий звук разрываемого металла. Дверь скрипнула и тут же захлопнулась. Смит был уже на крыше.

Хейз взлетел по оставшимся ступенькам. На площадке перед дверью на крышу ярко светило солнце. Он открыл дверь и тут же захлопнул ее – пуля врезалась в косяк, разбрызгав осколки дерева прямо ему в лицо.

«Чтоб ты сдох, сукин ты сын, – подумал Хейз со злостью, – чтоб ты сдох!»

Он распахнул дверь, несколько раз пальнул наугад вдоль крыши и, обеспечив таким образом прикрытие, выскочил наружу. Под ногами плавился битум. Он увидел, как фигура мелькнула за одной из дымоходных труб и метнулась к бортику у самого края крыши. Хейз выстрелил, целясь в туловище. Теперь он стрелял не для того, чтобы испугать или подранить, но чтобы убить. Смит на секунду выпрямился, застыв над краем крыши. Хейз выстрелил, и в тот же миг Смит прыгнул через пролет между домами. Он удачно приземлился на соседней крыше, у самого бортика. Хейз бросился следом, ноги его прилипали к битуму. Добравшись до края крыши, он поколебался лишь мгновение и прыгнул, приземлившись в липкий битум на руки и на колени.

Смит уже успел пересечь крышу. Он оглянулся, выстрелил в Хейза, затем метнулся к гребню крыши. Хейз поднял пистолет. Силуэт карабкающегося по выступу Смита четко вырисовывался на фоне яркой голубизны неба, и Хейз, уперев пистолет в левую руку, стал тщательно прицеливаться. Он знал, что если сейчас Смит прыгнет на следующую крышу, фора окажется слишком большой – догнать его не удастся. Поэтому, понимая важность этого выстрела, он прицеливался очень тщательно. Он видел, как Смит приподнимает руки, готовясь к прыжку. Промахиваться Хейз не собирался.

Смит в нерешительности застыл над карнизом. Он был на мушке пистолета Хейза.

Хейз нажал на курок.

Раздался мягкий щелчок. Этот щелчок прозвучал с потрясающей силой, прогремел в ушах пораженного Хейза, как артиллерийский залп.

Смит прыгнул.

Хейз, проклиная свой разряженный пистолет, вскочил на ноги и помчался через крышу, на бегу перезаряжая оружие. Подбежав к краю, он посмотрел на соседнюю крышу. Смита нигде не было. Смит исчез.

Ругая себя последними словами, Хейз бросился назад, чтобы осмотреть комнату Смита. Не перезарядил пистолет вовремя и упустил беглеца. Ничего уже не поделаешь. Опустив голову, он медленно шел по липкому битуму.

Вдруг тишину разорвали два звонких выстрела, и Хейз снова со всего маху шлепнулся в битум. Потом поднял голову. Впереди, у самого края соседней крыши, стоял полицейский и целился в него.

– Эй, стой! – заорал Хейз. – Ты что, спятил, дурень? Свои!

– Брось пушку! – заорал полицейский в ответ.

Хейз повиновался. Полицейский прыгнул с крыши на крышу и осторожно приблизился к Хейзу. Увидев его лицо, он протянул:

– О-о, это вы, сэр.

– Да, это я, сэр, – с отвращением произнес Хейз.

Домовладелица поносила Коттона Хейза на чем свет стоит. Она вопила и кричала, чтобы он убирался из ее дома. У нее никогда не было никаких дел с полицией, а тут вдруг целый взвод открыл в доме пальбу, что после этого подумают ее жильцы, да «они просто все выедут из дома, и все из-за него, все из-за этого рыжего тупоумного громилы!» Хейз велел одному из полицейских увести ее вниз, а сам прошел в комнату Смита.

По смятым простыням видно было, что он здесь ночевал. Хейз подошел к единственному в комнате шкафу и открыл его. Там было пусто, если не считать вешалок на перекладине. Пожав плечами, Хейз вошел в ванную. Раковиной пользовались не так давно – в ней еще валялось размокшее мыло. Он открыл аптечку. На верхней полке стояла бутылка йода. На средней лежали два куска мыла. На нижней полке в беспорядке разбросаны ножницы, опасная бритва, коробочка с пластырем, тюбик с кремом для бритья, зубная щетка и паста. Хейз вышел и закрыл за собой дверь.

Вернувшись в комнату, он решил проверить ящики туалетного столика. Смит, подумал он, Джон Смит. Такая липа, что дальше уже некуда. Белья в ящиках не было, зато в одном из них, верхнем, лежали шесть магазинов для автоматического пистолета. Хейз взял платком один – похоже, от люгера. Он рассовал магазины по карманам.

Он вышел в кухню – последнюю комнату, где еще не был. На столе стояла чашка, на плитке – кофейник. Около тостера набросаны хлебные крошки. Наверное, утром Джон Смит здесь завтракал. Хейз открыл дверцу холодильника.

На одной полке лежали полбуханки хлеба и большой початый кусок масла. Больше ничего.

Он заглянул в морозильник. Рядом с тающим куском льда притулилась бутылка молока.

Ребятам из лаборатории будет чем заняться в жилище Смита. Хейзу же здесь больше делать было нечего, разве что поразмыслить над отсутствием одежды. Это, видимо, означало, что Джон Смит, или как его там, здесь не жил. Может, он снял это жилье специально для того, чтобы совершить убийство? Может, собирался вернуться сюда, когда уже совершит преступление? Или использовал его как базу для подготовки операции? Потому что этот дом поблизости от участка? Или рядом с намеченной Смитом жертвой? Хейз закрыл дверцу морозильника. И тут он услышал за спиной звук. Кроме него в комнате был кто-то еще.

Глава 11

Выхватив пистолет, он круто обернулся.

– Эй! – воскликнула женщина. – Это еще зачем?

Хейз опустил пистолет.

– Кто вы, мисс?

– Я живу в квартире напротив. Коп внизу сказал мне, что я должна подняться сюда и поговорить с детективом. Вы детектив?

– Я.

– Ну так вот, я живу напротив.

Девушка была непривлекательной брюнеткой с большими карими глазами и очень бледной кожей. Говорила она почти не открывая рта, и эта манера делала ее похожей на какую-нибудь аферистку из голливудского фильма. Весь ее туалет состоял из тонкой розовой комбинации, и если что и было в этой девушке волнующего, прямо-таки лишало самообладания, так это грудь, которая, казалось, вот-вот разорвет шелковые путы.

– Вы знали этого Джона Смита? – спросил Хейз.

– Когда он здесь бывал, я его видела, – ответила девушка. – Он вселился всего как пару недель. Он из тех, что сразу бросаются в глаза.

– И сколько раз он здесь был после того, как вселился?

– Ну, может, раза два. Один раз я вышла – просто познакомиться. Как-никак соседи. Чего ж тут такого? – Девушка возмущенно пожала плечами. Груди возмутились вместе с ней. Лифчика на ней не было, и этот факт влиял на самообладание Хейза весьма отрицательно. – Он сидел вот здесь, за кухонным столом, и резал газеты. Я спросила, что он делает. Он сказал, что собирает вырезки, у него специальный альбом.

– Когда это было?

– С неделю назад.

– Значит, резал газеты?

– Ага, – кивнула девушка. – С приветом. Вид у него был парня с приветом. Это точно. Ну, сами понимаете…

Хейз нагнулся над столом и принялся его изучать. Вблизи он увидел, что на грязной клеенке заметны следы клея. Выходит, Смит составлял свое послание здесь, и было это всего неделю назад, а вовсе не в воскресенье 23 июня. Просто он использовал старую газету.

– А клея на столе не было? – спросил Хейз.

– Ага, был как будто. Тюбик с клеем. Для его альбома, надо думать.

– Конечно, – подтвердил Хейз. – После того вечера вы еще с ним разговаривали?

– Только в коридоре.

– Сколько раз?

– Ну, он был тут еще однажды. На той неделе. Ну, и вчера он был здесь.

– Он вчера здесь ночевал?

– Надо думать, здесь. Мне-то откуда знать? – Девушка вдруг сообразила, что кроме комбинации на ней ничего нет. Одной рукой она прикрыла пышную грудь.

– Когда он пришел вчера вечером?

– Поздновато. Где-то после полуночи. Я как раз слушала радио. Сами знаете, какая вчера вечером стояла духотища. Спать в этих комнатах вообще невозможно, лежишь, как в печке. Ну, дверь у меня была открыта, я услышала, как он идет по коридору, и вышла поздороваться. Он как раз вставлял ключ в дверь и выглядел – точно русский шпион, ей-богу. Ему еще бомбу, и было бы в самый раз.

– С собой у него что-нибудь было?

– Сумка. Просто сумка с продуктами. Да, еще бинокль. Ну, знаете, обыкновенный театральный бинокль. Я еще спросила, не из театра ли он возвращается. И что он ответил?

– Засмеялся. Вообще, он был комик. Смит. Джон Смит. Смех один, правда же?

– Что смех? – не понял Хейз.

– Ну, таблетки от кашля и все такое, сами знаете. Комик он. Надо думать, здесь он больше не появится?

– Надо думать, нет, – ответил Хейз, стараясь не потерять нить этой туманной беседы.

– Он что, мошенник какой-нибудь?

– Этого мы не знаем. Он вам о себе ничего не рассказывал?

– Нет. Ничего. Он вообще был не шибко разговорчивый. И все будто куда-то торопился. Я как-то спросила его, это что, его летняя резиденция? Ну так, смеха ради. А он говорит, ага, я здесь уединяюсь. Комик, в общем. Смит. – Имя ее снова рассмешило.

– А он никогда не говорил, где работает? И работает ли вообще?

– Нет. – Девушка прикрыла грудь другой рукой. – Надо, наверное, что-нибудь на себя накинуть, верно? Я как раз прикорнула немножко, а тут началась эта пальба. Я так перепугалась, что, когда все кончилось, выскочила вниз в одной комбинации. Видок у меня будь здоров, да? – Она хихикнула. – Пойду что-нибудь на себя накину. А с вами было приятно поболтать. На фараона вы совсем не похожи.

– Спасибо, – сказал Хейз, соображая, расценивать ли это как комплимент.

В дверях девушка замешкалась.

– Надеюсь, вы его поймаете. Такого, как он, найти не трудно. А интересно, сколько таких может быть в городе?

– Сколько Смитов, вы хотите сказать? – спросил Хейз, и девушке это показалось чрезвычайно остроумным.

– Вы тоже комик, – произнесла она и пошла по коридору.

Он пожал плечами, закрыл за собой дверь и спустился вниз на улицу. Домовладелица продолжала вопить.

Хейз велел одному из полицейских никого не пускать в двадцать второй номер, пока ребята из лаборатории не сделают там все необходимое.

После этого он пошел в участок.

17.00.

В отделе Хейз застал одного Кареллу, который пил кофе. Уиллис с Мейером еще не вернулись. В отделе стояла тишина.

– Привет, Коттон, – махнул рукой Карелла.

– Привет, Стив.

– Ты, я слышал, попал на Двенадцатой в небольшую переделку?

– Ум-м.

– Жив-здоров?

– Вполне. Если не считать того, что этот тип второй раз уходит у меня из-под носа.

– Выпей кофе. У нас тут такой перезвон стоял – человек пятьдесят звонили насчет стрельбы. Значит, ему удалось смыться?

– Ум-м, – снова буркнул Хейз.

– Ну ладно, – Карелла пожал плечами. – Сливки? Сахар?

– Всего понемногу.

Приготовив кофе, Карелла протянул чашку Хейзу.

– Расслабься. Пользуйся свободной минутой.

– Сначала надо позвонить.

– Куда?

– В отдел регистрации оружия. – Хейз выложил содержимое своих карманов на стол. – Я это нашел в его комнате. Похоже на магазины для люгера, тебе не кажется?

– Могу побожиться, что это именно они, – уверенно заявил Карелла.

– Я хочу проверить, у кого на нашем участке есть разрешение на люгер. Кто знает, может, на что-то и наткнемся.

– Это было бы слишком просто, – скептически заметил Карелла. – А просто, Коттон, ничего не бывает.

– Ну попробовать-то стоит, – возразил Хейз. Он посмотрел на настенные часы. – Господи, – воскликнул он, – уже пять. Осталось только три часа.

Он подвинул к себе телефон и набрал номер. Закончив разговор, взял свою чашку кофе.

– Скоро позвонят, – сказал он Карелле и положил ноги на стол. – О-хо-хо.

– Эта проклятая жара, наверное, никогда не кончится.

– Бог с тобой, не говори так.

Воцарилась тишина. Двое мужчин потягивали кофе. На какое-то мгновение необходимость в общении исчезла. Они просто сидели, а послеполуденное солнце прорывалось сквозь зарешеченные окна и оставляло на полу вытянутые золотистые четырехугольники. Они сидели, а электрические вентиляторы с жужжанием гоняли по комнате горячий воздух. Они сидели, а снизу доносился приглушенный, далекий шум улицы. Они сидели и на какое-то мгновение перестали быть полицейскими, ведущими в этот жаркий день очень трудное дело, – это были просто два приятеля, собравшиеся выпить по чашечке кофе.

– У меня сегодня свидание, – сообщил Хейз.

– Хорошенькая? – поинтересовался Карелла.

– Вдова, – пояснил Хейз. – Очень симпатичная. Сегодня днем познакомились. Или даже утром? До обеда, в общем. Блондинка. Очень симпатичная.

– А Тедди брюнетка, – сказал Карелла. – Волосы черные-черные.

– Когда ты меня с ней познакомишь?

– Не знаю. Назначь день сам. Сегодня мы с ней собрались в кино. Она бесподобно читает по губам – от кино получает удовольствие не меньше нас с тобой.

Разговоры Кареллы о физическом недостатке своей жены, Тедди, Хейза уже не удивляли. Она родилась глухонемой, но, судя по всему, ей это нисколько не мешало жить счастливо. Со слов других детективов отдела, у Хейза складывался образ веселой, интересной, жизнерадостной и ослепительно красивой женщины – и образ этот полностью соответствовал истине. Кроме того, поскольку ему нравился Карелла, Хейз был заранее расположен к его жене и действительно очень хотел с ней познакомиться.

– Значит, идешь сегодня в кино? – переспросил Хейз.

– М-м, – произнес Карелла.

Хейз размышлял, чего ему больше хочется – познакомиться с Тедди или же развлекать Кристин Максуэлл наедине. Кристин Максуэлл победила.

– У меня сегодня первое свидание, – сказал он Карелле. – Познакомлюсь с ней поближе, тогда сходим куда-нибудь вместе, ладно?

– Как скажешь.

В комнате снова стало тихо. Из канцелярского отдела напротив доносилось бойкое тарахтенье пишущей машинки Мисколо. Мужчины молча пили кофе. Несколько минут расслабления, несколько минут остановившегося времени, передышка в состязании с часовой стрелкой – в этом было что-то умиротворяющее.

Увы, этим мгновениям быстро пришел конец.

– Что это здесь? – закричал Уиллис из-за перегородки. – Загородный клуб?

– Вы только на них поглядите! – воскликнул Мейер. – Мы как проклятые таскаемся по городу, а они здесь кофе пьют!

– Полегче на поворотах, – сказал Карелла.

– Нет, как вам это нравится? – подхватил Уиллис, продолжая балагурить. Потом добавил: – Ходят слухи, Коттон, тебя подстрелили? Дежурный сержант сказал, что ты теперь у нас герой.

– Увы, мне не повезло, – неохотно ответил Хейз, сожалея, что тишина была нарушена таким беспардонным образом. – Он промахнулся.

– Как печально, ой-ой-ой, как ужасно, боже мой, – продекламировал Уиллис. Он был маленького роста, со складной фигурой жокея. Но толстяк Доннер был прав – с Уиллисом шутки плохи. Дзюдо он знал не хуже уголовного кодекса и запросто мог сломать руку одним взглядом.

Мейер пододвинул стул к столу.

– Хэл, сделай нам по чашке кофе, будь другом. У Мисколо, наверное, кофейник на плитке.

– Слушай, – вздохнул Уиллис, – я…

– Ладно, ладно, – перебил Мейер. – Старших надо уважать.

Еще раз вздохнув, Уиллис пошел в канцелярский отдел.

– А в баре ты что-нибудь выяснил, Стив? – спросил Мейер. – В «Пабе», так, кажется, он называется? Кто-нибудь клюнул на картинку?

– Нет. Но бар вполне приличный. Как раз на Тринадцатой. Будешь поблизости, советую зайти.

– Ты небось перехватил там чего-нибудь? – спросил Мейер.

– Естественно.

– На работе пьют одни алкоголики.

– Всего-то пару кружек пива.

– Я столько не пил с самого завтрака, – пожаловался Мейер. – Куда провалился Уиллис вместе с кофе? Зазвонил телефон. Хейз поднял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Хейз. – Он стал слушать. – А-а, привет. Боб. Минутку. – Он протянул трубку Карелле. – Это О'Брайен. Тебя, Стив.

– Привет, Боб, – сказал Карелла в трубку.

– Стив, я все еще с Самалсоном. Он только что ушел из своего магазина. Сейчас сидит в баре через дорогу, наверное, хочет опрокинуть стаканчик, а уж потом идти домой. Мне что, оставаться с ним?

– Не вешай трубку. Боб.

Карелла включил блокировку и позвонил в кабинет лейтенанта.

– Да, – раздался голос Бернса.

– У меня О'Брайен на проводе, – сообщил Карелла. – Ему и дальше следить за Самалсоном?