Текст книги "Беглец"

Глава 2

Сколько он себя помнил, на Седьмой авеню, между Сто тридцать седьмой и Сто тридцать восьмой улицами, располагалась корсетная лавка. Само собой, так ее называли в округе. Это название не имело ничего общего с тем, что красовалось над входом, рядом с огромной витриной, – «Нижнее белье». Но местные упорно именовали ее корсетной лавкой, в которой правила тоже известная всем и каждому Гусси по прозвищу Корсетная Леди.

Джонни незаметно юркнул в лавку. Вся передняя комната была сплошь заставлена безголовыми манекенами в кокетливых бюстгальтерах и поясах для чулок, корсетах и эластичных поясах и... и в чем-то таком, чему он и названия не знал. Много лет назад он работал на Гусси, тогда он был еще совсем зеленым, четырнадцатилетним подростком, – разносил по домам покупки тем толстухам, кому неохота было тащить их с собой. И каждый раз втихомолку хихикал – этим дамочкам, утягивавшим в корсеты свои пышные телеса, скорее подошли бы палатки с «молниями» вместо застежек! Вот и сейчас он услышал знакомое с детства стрекотание швейной машинки где-то в задней комнате. Осторожно выглянув на улицу, Джонни прикрыл дверь, потом раздвинул гардины и исчез за ними.

Гусси недовольно подняла глаза от швейной машинки. Это была высокая женщина слегка за сорок, с большими темно-карими глазами и полными, чувственными губами. В отличие от местных обитателей, она не была темнокожей, скорее бронзовой. Кожа ее имела теплый оттенок густого свежего меда. В Гарлеме поговаривали, что она была родом из Вест-Индии, где ее семейство занимало довольно известное положение. Но Гусси упорно твердила, что негритянкой, дескать, родилась – негритянкой и помрет, и, похоже, ничуть не стеснялась своей темной кожи. Одевалась она со вкусом, носила только собственноручно сшитое нижнее белье, которое подчеркивало ее привлекательность. Вот и сейчас на ней был один из ее знаменитых корсетов, соблазнительно приподнимавший пышную грудь так высоко, что она едва не вываливалась из выреза платья – точь-в-точь как у героини на обложках любовно-исторических романов, которые она обожала.

– Ну и ну, – протянула она, увидев Джонни. – Никак, за тобой кто-то гонится?

– Копы, – быстро ответил Джонни.

Она весело улыбалась, но при этих словах улыбка мгновенно сползла с ее лица, будто Гусси сама испугалась того, чем обернулась ее незамысловатая шутка. Нога, нажимавшая на педаль швейной машинки, остановилась. Стрекотанье стихло. И в комнате сразу же повисла напряженная тишина.

– Копы... Что ты хочешь этим сказать? Почему?..

– Решили, что это я убил Мексикашку Луиса.

– Он мертв? – поразилась Гусси. Но увидев, как он кивнул, невозмутимо пожала плечами. – Так ему и надо. Ничего другого он и не заслуживал.

– Согласен. Только это не моя работа.

– Я этого и не говорила. Какая разница, кто его пришил. Главное, он получил по заслугам. Давно на это напрашивался.

Джонни осторожно раздвинул шторы и выглянул на улицу.

– Я удрал от них, – сообщил он. – Должно быть, они теперь начнут прочесывать весь район. Неохота было снова садиться в кутузку.

– Тебе не следовало этого делать, – рассудительно заметила Гусси. – Это было глупо!

– Да, да, конечно, я не спорю, это было на редкость глупо. Только видела бы ты их взгляды, небось по-другому заговорила!

Гусси подозрительно уставилась на него. В комнате повисла тишина. Так прошло несколько долгих минут.

– И чего ради ты пришел ко мне? – наконец спросила она.

– Надо было так или иначе убраться с улицы. Ты не волнуйся, ладно? Я сейчас уйду. – Он старался говорить как можно спокойнее, но в голосе его, помимо его желания, прозвучала неожиданная горечь.

– Учти – мне не нужны неприятности! – предупредила Гусси. – И я не хочу, чтобы быки[2]2
  Быки – презрительное прозвище полицейских.


[Закрыть] совали свой нос в мою лавку!

– Кто ж их хочет, неприятностей-то! – хмыкнул он.

– А я – особенно!

Джонни попытался выдавить улыбку.

– Дьявольщина, да в чем дело? Разве ты им не платишь, причем исправно?

– Не имеет значения, Джонни. Я вовсе не хочу напрашиваться на неприятности!

– Хочешь, я уйду прямо сейчас?

– Я этого не говорила.

– Тогда прекрати ныть.

Теперь на лице Гусси была написана тревога. Она напряженно размышляла, и Джонни не сводил с нее глаз. Дорого бы он сейчас дал за то, чтобы узнать, о чем она думает. В трех футах от нее на стене висел телефон. Взгляд Гусси упал на него, и Джонни похолодел. Может, не стоило ему приходить сюда, с тоской подумал он. Может быть...

– Что ты собираешься делать? – наконец спросила она.

– Не знаю. Черт его разберет... Постараюсь держаться от них подальше, хотя бы первое время. Вот и все.

– А что потом?

– Но кто-то же пришил Луиса! – напомнил он. – Так ведь?

– Они тебя сцапают. – Гусси покачала головой. – Они тебя сцапают, и вот тогда, парень, ты еще пожалеешь, что не остался в этой твоей Джорджии.

– Я не из Джорджии, – обиделся Джонни.

– Вот ты и пожалеешь, что ты не там, а здесь! Какого черта, парень... зачем тебе было удирать?! Господи ты Боже мой, ничего глупее ты придумать не мог?!

– Я не просто удрал, Гусси, – я еще набил морду копу и угнал их машину! Так что, как видишь, мне нечего терять!

– Да, хорошо, нечего сказать! – фыркнула она. – Небось доволен собой, а?

– Угу, – уныло сказал он.

Тут они вдруг вздрогнули: хлопнула входная дверь, и Джонни весь подобрался.

– Кто...

– Заткнись! – прошипела она. – Оставайся здесь. Только ни звука, понял?

Джонни прижался к стене, а Гусси, раздвинув шторы, прошла в переднюю комнату.

– Добрый вечер, Гусси. – Это был незнакомый женский голос.

– Добрый вечер, миссис Уэллс, – невозмутимо ответила Гусси. – Холодновато сегодня, верно?

– М-м-м... – промычала миссис Уэллс. – Может быть... Зашла вот спросить, не готов ли мой корсет?

– Конечно, конечно готов, миссис Уэллс. Только утром закончила. Одну минуточку, подождите, я сейчас его принесу.

Гусси раздвинула портьеры и вернулась в заднюю комнату. Джонни напряженно следил, как она сначала скользнула взглядом по сверткам, рядами уложенным на полках, потом внимательно проверила коробки, выстроившиеся вдоль стола. Выбрав одну из них, Гусси повернулась, украдкой лукаво подмигнула ему и вернулась к клиентке.

– Вот и он, – добродушно объявила она.

– Угу!.. – задумчиво протянула миссис Уэллс, и Джонни живо представил себе эту картину: тучная покупательница, склонив голову, нетерпеливо открывает коробку. – Чудесно, Гусси, просто великолепно! Не возражаете, если я его примерю?

– Ну... – Гусси явно заколебалась. – Знаете, там у меня в задних комнатах холодина страшная! Просто зуб на зуб не попадает! Упаси Бог, никогда себе не прощу, если вы схватите воспаление легких, и все по моей вине! Знаете, примерьте его дома и, если что-то окажется не так, просто принесите мне его обратно, хорошо? Вас это устроит?

– Да, да, конечно. Очень хорошо, – прогудела миссис Уэллс. Потом с запинкой добавила: – Если вы не против, Гусси, я уж лучше заплачу за него потом... после того, как примерю. Ладно?

– Конечно, конечно, в любое время, – немедленно согласилась Гусси. – Будете проходить мимо и заплатите!

– Ох, просто и не знаю теперь, когда это будет, – вздохнула миссис Уэллс. – Теперь страшно нос на улицу высунуть, такие вот дела! Да, Гусси, кстати, вы разве не слышали? Ну, я имею в виду насчет Мексикашки Луиса?

– Нет, – солгала та.

– Его пристрелили! Только что, еще и часу не прошло!

– Боже мой! Нет! – ахнула Гусси.

– Именно! – уверенно заявила миссис Уэллс. – Если хотите знать, что я думаю, милочка, – так ему и надо!

– А кто же его пристрелил? – робко спросила Гусси.

– Джонни Лейн, говорят. Знаете Джонни Лейна?

– Э...

– Ах, ну конечно, как это я забыла, право! Он ведь работал у вас, верно? Да, да, именно он, Джонни Лейн, его и пристрелил... Луиса то есть.

– Подумать только! – ахнула Гусси.

– И поделом ему! Так я и сказала! Зачем нам эти голожопые мексикашки, да еще в Гарлеме! Правда, Гусси? Пусть сидят у себя дома и не смеют к нам и нос совать, я так считаю!

– Ну...

– К тому же, знаете ли, я потеряла на нем кучу денег. На этом подлеце. Между нами, Гусси, держу пари, что этот негодяй был изрядным мошенником. Знаю, знаю, многие у нас говорят, что благодаря Луису заработали кучу денег, но что-то я таких не видела! Так что этот поганец получил свое, и мне лично его ни чуточки не жалко!

– А кстати, полиция уже добралась до Джонни? – поинтересовалась Гусси.

– Понятия не имею, – фыркнула миссис Уэллс. – Когда в дело ввязывается полиция, лучше помалкивать и не совать свой нос в чужие дела, верно? Лично я всегда так делаю! Не то эти ублюдки непременно к чему-нибудь прицепятся – и поминай,, как звали! – Прервав свой монолог, она перевела дыхание и откашлялась. – Впрочем, не знаю... Думаю, им пока что еще не удалось наложить на него лапу. Вы не представляете, что они сделали! Сцапали его девушку, Синтию Мэттьюс. Кстати, а вы с ней знакомы?

– Да, кажется, знакома, – протянула Гусси.

– Да... так вот. Они отправились прямиком к ней домой. Держу пари, эти недоумки решили, что бедняжке что-то известно об этом деле. – Миссис Уэллс глубоко вздохнула. – Да, вот такие дела, Гусси. Ох, заболталась я, а мне пора бежать. Да, Гусси, милочка, так вы уверены, что корсет мне подойдет?

– Будет сидеть, как перчатка, – с жаром пообещала Гусси.

– Да, только вот я заказывала не перчатку, а корсет, – прокудахтала миссис Уэллс и разразилась смехом. Видимо, собственное чувство юмора сразило ее наповал. Даже на улице она все еще продолжала хохотать.

Хлопнула входная дверь, и Джонни немного расслабился. Дрогнули портьеры, и в комнату вошла Гусси.

– Старая сука, – проворчала она. – Держу пари, довольна! А я вот теперь своих денежек долго не увижу!

– Почему это? – тупо спросил Джонни.

– Да потому, что она теперь долго не придет! Станет обходить мою лавку стороной, аж пока этот проклятый корсет не превратится в лохмотья! А к тому времени она вообще сделает вид, что забыла, что осталась мне должна, понял?

– Тогда зачем ты отдала ей его?

– Да все потому, что она чуть ли не зубами вцепилась в эту проклятую штуку – хочу, дескать, примерить, и все тут! И что бы было, интересно знать, если бы она заглянула сюда?

– Ох! – Джонни вздрогнул и утер пот со лба.

– Вот тебе и «ох»!

– Послушай, я сейчас уберусь отсюда, – виновато пробормотал он, – не хочу, чтобы у тебя были...

– Оставайся, пока не стемнеет, – вдруг неожиданно для него великодушно предложила Гусси. – Только сиди здесь, а туда носа не высовывай! А стемнеет, тогда уйдешь.

– Спасибо, – с благодарностью выдохнул он.

– Не за что. Учти: я просто спасаю собственную шкуру. Если копы пронюхают...

– Не надо, – перебил ее Джонни, – ты только все испортишь. А я уж было подумал, что в тебе осталось хоть что-то человеческое!

– Иди к дьяволу! – фыркнула Гусси.

Она снова уселась за машинку и привычно качнула педаль. Та застрекотала, как кузнечик. Джонни принялся наблюдать, как она шьет.

– Интересно, – вдруг сказал он, – для чего они нагрянули к Синди? Да еще забрали ее с собой?

– Пустяки, – отмахнулась Гусси. – Зададут пару вопросов да отпустят, вот и все.

– Но ей же ничего не известно, – возразил он.

– Да не волнуйся ты так, ей-богу! Вот увидишь, через пару часов она будет дома.

– Да я вовсе и не волнуюсь, – возразил он. – Только лучше бы им и в самом деле побыстрее отпустить ее!

– Отпустят, вот увидишь.

– Это убьет Молли, непременно убьет. Ты ведь это знаешь, верно?

– Не убьет, – отмахнулась Гусси. – Ты ведь его не убивал, так? Ну и увидишь – Молли чудесно это переживет!

– Я его не убивал, – повторил Джонни.

– Знаю. Вот и не гони волну.

– Как ты думаешь, они и Молли в это впутают?

– Наверное.

– Господи, какого черта! – взорвался Джонни. – Как меня только угораздило в это вляпаться?! Чего это я вздумал сделать ноги, да еще...

– Тогда почему бы тебе самому не пойти к ним? – рассудительно спросила она.

– Ты шутишь?

– Но если ты его не убивал...

– Говорю же тебе – нет!

– Тогда тебе нечего бояться.

– Да уж, нечего! – Джимми сделал гримасу. – Думаешь, им не все равно, кто на самом деле пришил этого ублюдка? Держу пари, этим гадам лишь бы отрапортовать, что убийца под замком. Тот ли, другой – они и не почешутся!

– Может быть, – философски заметила Гусси. – А теперь помолчи, будь добр. Не то я опоздаю с заказом.

Он следил, как на другой стороне улицы одна за другой загораются витрины магазинов, как слабый желтый свет уличных фонарей пытается побороть сумрачную осеннюю мглу. Часы на стене в передней показывали десять минут шестого. Теперь вся улица уже сверкала огнями. Уличные фонари, словно часовые, отгородили залитый уютным светом теплый уголок корсетной лавки от остального мира, где было темно и пронзительно завывал ледяной ветер.

– Тебе пора двигаться, – прервала молчание Гусси. – Странно, что они все еще не заглянули сюда.

– Я бросил машину на Плезант, – сказал Джонни. – Держу пари, они решили, что я предпочел смешаться с толпой.

– Выходи через задний ход, – посоветовала Гусси. – Проберешься через двор, а потом перелезешь через забор. На улицу не выходи, там сейчас светло как днем. Тебя мигом засекут.

– Ладно, – кивнул он и остановился, кусая губы.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Боишься?

– Немного.

– Деньги есть?

– Немного есть.

Встав из-за машинки, Гусси подошла к стулу, сняла висевшую на нем сумочку и покопалась в ней.

– Вот, – сказала она, достав большой черный бумажник. – Тут немного, но больше у меня нет. Последнее время дела идут неважно.

Она сунула ему деньги, но Джонни заколебался.

– Ты вовсе не обязана...

– Луис как-то раз расколотил мне витрину, – просто сказала она.

– Ну что ж, спасибо, Гусси. Большое спасибо.

Она молча кивнула в ответ. Джонни бесшумно приоткрыл дверь черного хода и сразу окунулся в темноту. Выйдя из дома, он оказался на дорожке, которая огибала его с задней стороны. Миновав несколько мусорных баков, Джонни направился вдоль деревянной изгороди, разделявшей два соседних дома. Какая-то женщина на четвертом этаже с шумом распахнула настежь окно и что-то выбросила наружу. Джонни, весь дрожа, прижался к стене и стоял не шелохнувшись, пока окно снова не захлопнулось. И тогда он бросился бежать. Протянутые над головой бельевые веревки звенели от мороза, обледеневшее белье громко хлопало и шелестело, будто в небе вился сонм подгулявших призраков. Джонни добежал до высокой, увитой зеленью изгороди вокруг дома, подпрыгнул и очутился по другую ее сторону. И снова побежал. Добравшись до дома, который фасадом выходил на Сто тридцать восьмую улицу, Джонни свернул и юркнул в темную аллею. Впереди темнели мусорные баки. Он помнил, что где-то здесь начинается лесенка, которая ведет к боковому выходу. Когда-то в детстве он и целая ватага таких же, как он, сопливых мальчишек мочились между ступеньками такой же вот лесенки, потому что им было недосуг бежать домой в туалет.

Он промчался мимо мусорных баков, и в ноздри ему ударил знакомый резкий запах. Здесь, где нижние ступеньки спускались к самому основанию дома, сейчас царила полная темнота. Джонни поднял голову. Где-то совсем рядом, только руку протянуть, серебристо блеснули перила. Глухо брякнула металлическая цепь, повешенная, чтобы помешать ребятишкам съезжать вниз по перилам или кубарем скатываться по ступенькам, но, как правило, служившая им качелями. Джонни побежал вверх. Темно было, хоть глаз коли. И когда он с размаху врезался в чье-то тело, чуть было не умер со страху.

Он услышал глухой шум – что-то тяжелое рухнуло вниз и шумно скатилось по ступенькам, туда, где вырисовывались смутные силуэты мусорных баков. Джонни непроизвольно сжал кулаки и испуганно замер, прислушиваясь в темноте к чьему-то тяжелому и хриплому дыханию. Ему почему-то казалось, что это был пьяный или обкурившийся до полного обалдения придурок. Еще мальчишкой он как-то вот так же налетел на одного – тот нагнулся в поисках пустой бутылки, а Джонни и не заметил. Ох и бежал же он тогда! Как будто сам дьявол хватал его за пятки! А этот идиот махал кулаками и проклинал его на чем свет стоит.

– Сукин ты сын! – прохрипел неизвестный.

Джонни по-прежнему не мог различить его лица. Он слышал только его тяжелое, с присвистом дыхание, да в темноте, в слабом свете от окон, падавшем на ступеньки лестницы, смутно обрисовывался чей-то силуэт.

– Куда же он подевался, черт возьми? – пробормотал мужчина.

– Кто? – Джонни с удивлением услышал собственный голос.

– Сукин ты сын, – с досадой повторил мужчина. Отпихнув Джонни, он грузно опустился на четвереньки и принялся ползать в темноте возле мусорных баков.

Какое-то время Джонни тупо наблюдал за ним, и вдруг словно молния сверкнула у него в голове – что же он стоит?! Теряет драгоценное время из-за какого-то придурка! Он уже занес; было ногу, собираясь бежать дальше, как вдруг почувствовал за спиной какое-то движение, и тут же чьи-то железные пальцы сомкнулись у него на запястье.

– Секундочку, сынок, – прохрипел мужчина. – Если тебя угораздило расколотить этот проклятый шприц, то ты мне за это заплатишь!

Он с силой дернул Джонни за руку, и тот с размаху грохнулся на колени, стукнувшись ими о ступеньку.

– Ну-ка, давай пошарь вокруг, парень! – скомандовал мужчина. – Клянусь, мы с места не двинемся, пока не увидим, что ты натворил.

– Послушай, Мак...

– И не смей называть меня Мак, ты, поганец! Попридержи язык и не вздумай раскрыть рот, пока я не разыщу этот проклятый шприц! Думаешь, они на деревьях растут, что ли? Этот мне пришлось слямзить у доктора из чемоданчика!

Джонни с трудом встал на ноги и как сомнамбула двинулся снова к лестнице, но мужчина одним толчком отшвырнул его к стене. Он был чудовищно силен: ручищи словно ветви дуба, и голова как пушечное ядро. Глаза незнакомца сверкали в темноте, и Джонни вдруг показалось, что перед ним опасный хищник.

– Сказал, стой, где стоишь! – угрожающе прошипел он.

Он втащил Джонни обратно в темную аллею, так что тому, чтобы добежать до лестницы, пришлось бы сбить его с ног. Вдруг на земле что-то слабо блеснуло, мужчина нагнулся и пошарил рукой возле мусорного бака.

– Все-таки тебе это удалось, сукин ты сын, – проворчал он. – Расколошматил-таки мою маленькую игрушку!

Джонни увидел блеснувшие осколки шприца на ладони незнакомца, огромной, словно лопата. И в ту же секунду тот сжал пальцы, словно в руке его был нож. Раздался слабый хруст.

– Нечего было слоняться тут, в темноте, – заикаясь, пробормотал Джонни. – Я вас не видел. Я...

– Сколько у тебя при себе? – услышал он в ответ.

– Ничего, – быстро соврал Джонни. У него была десятка, которую перед уходом сунула ему Гусси, да еще парочка долларов своих. Но будь он проклят, если за здорово живешь отдаст их этому проклятому отморозку с покалеченной психикой.

– А если посмотреть? – вкрадчиво прохрипел незнакомец, вытянув вперед лапищу, в которой зловеще поблескивали обломки шприца.

Джонни молниеносно выбросил вперед правую руку. Удар кулака пришелся прямо в грудь. Мужчина резко откинулся назад и занес для удара руку. Слабый свет, фонаря выхватил из темноты осколок шприца, превратив его в сверкающий кинжал, молнией рассекший воздух, когда мужчина нанес удар. Джонни почувствовал, как что-то острое рассекло воздух и оцарапало ему запястье. Он задергался, пытаясь высвободиться, но мужчина снова взмахнул рукой. Острый осколок прорезал пальто, а вслед за ним и тонкий рукав кителя, того самого, который Джонни достался в подарок от брата. Тот вернулся в нем с войны. Осколок рассек руку где-то возле локтя. Джонни с проклятием отпихнул озверевшего наркомана и, отскочив в сторону, что было сил ударил левой рукой, целя тому в лицо.

Он почувствовал, как костяшки пальцев врезались в переносицу, услышал хруст сломанной кости; внезапно мужчина откинулся назад, упал и с грохотом распростерся на земле. Ладонь его раскрылась, и осколки со звоном запрыгали по земле. Мужчина дернулся, но было уже слишком поздно. Джонни наклонился над ним. Тот раскрыл глаза и что-то прорычал. И тогда Джонни с силой ударил его каблуком в висок. Он был так зол, что охотно придушил бы его собственными руками.

Рука болела, и кровь уже просочилась через рукав кителя, промочив заодно и пальто. Джонни осторожно пощупал руку и почувствовал, какая она горячая. Вдруг ему стало страшно. К тому же рука стала неметь.

Он стоял на нижней ступеньке лестницы и боролся с желанием тут же на месте разделаться с этим паршивым наркоманом. Он и в самом деле готов был его убить. Джонни не испытывал такой ярости даже в тот проклятый день, когда они с Луисом устроили драку неподалеку от Аполло. Одно дело – уносить ноги, когда за тобой гонятся по пятам, если ты полон сил, и совсем другое – делать это, когда рука у тебя, можно сказать, располосована до мяса. И кого же он должен за это благодарить? Какого-то паршивого наркомана!

Он снова с размаху двинул того каблуком и злорадно хмыкнул, когда услышал треск ломающейся кости.

И что же теперь? – подумал Джонни. Разве можно показаться на улице, когда кровища из тебя хлещет, как из зарезанной свиньи?