Текст книги "Сыскарь из будущего"

– А где теперь Василий?

– Вот этого, мил человек, тяперя я и не ведаю! Перевязала его Нюрка по-быстрому и убегли они, значит. Своей сожительнице он на тебя сильно ругался. Говорил, что через тебя он всех своих дружков потерял, а теперь ты яго убежище выведал. Испугался он, что теперь все будут знать про его убежище. Вот и удрал со страху.

– А меня чего он недобил?

– Так ты же и так совсем мертвый лежал, и голова вся в крови! Когда я к тебе подползла, так и дыхания твоего не учуяла!

– Повезло мне, значит, что очухался!

Николай вздохнул и попытался лежа достать из кармана перочинный нож и сотовый. С трудом, но получилось. Включил на сотовом фонарик, и Марфа тут же взвизгнула от неожиданности. Она покосилась на светящийся сотовый и настороженно спросила:

– Что это у тебя за дьявольский огонек?

– Почему же дьявольский?

– Так светит, а не жжется! – удивилась непонятливости Николая девушка.

– Обыкновенный свет, фонарик, – пожал он плечами.

– Фо-на-рик, – по слогам повторила Марфа. – А дашь мне подержать?

Женское любопытство оказалось сильнее страха, Николай протянул ей сотовый.

– На, не жалко!

Марфа попыталась его взять, но связанными руками это было сделать весьма неудобно. Николай подосадовал на свою несообразительность. Видимо, удар по голове действительно сказывался на его умственных способностях. Он перерезал веревку на ее руках. Девушка долго вертела в руках фонарик, светила им в разные стороны. Ей было интересно, и она смеялась мягким, заливистым детским смехом. Только теперь Николай разглядел, что его собеседнице было лет двенадцать-четырнадцать, не больше. Совсем еще ребенок. Когда он перерезал ей веревки и на ногах, Марфа тут же попыталась встать, но ноги ее не послушались. Они подкосились, и девушка резко осела на пол. Сотовый полетел на каменный пол, но… в последний момент Николаю удалось извернуться и поймать его, иначе они бы остались без света, в полной темноте. Марфа так и сидела на полу, выпрямив ноги, и потихоньку хныкала от беспомощности.

– Давай разотру тебе ноги, – предложил Николай. – Ничего страшного. Мы только что сняли веревку, и скоро у тебя восстановится кровообращение, тогда и сможешь встать. Это как после тяжелой болезни, когда долго не встаешь на ноги. Тогда и слабеешь так, что ноги совсем не держат.

Марфа опасливо покосилась на Николая, поджала ноги и стала их растирать сама.

– Ну, сама так сама, а я пока осмотрюсь. Кстати, ты не знаешь, как отсюда выбраться?

– Откуда мне знать? Васька, когда меня сюда нес, то в мешок засунул. Так и висела у него на плече, связанная по рукам и ногам, и с тряпкой во рту. Не спросишь и не увидишь!

– Понятно, а факел здесь есть?

– Вона в ящике у стенки лежат. Только огнива-то нет, а Васька его с собой унес. Он много факелов заготовил! Видно, долго собирался здесь сидеть!

Николай, подсвечивая себе сотовым, открыл ящик с факелами. Пакля у них была уже просмолена – только пользуйся. Тогда он достал из кармана зажигалку и высек огонь. Марфа снова взвизгнула.

– У тебя есть ручной огонь? – настороженно спросила она. – Точно, ты с дьяволом небось связан?

– С чего ты это взяла? – спросил Николай, втыкая в крепление на стене зажженный факел.

– А как же? Это же дьявол под землей огнем заведует, а ты из своих штанов – то холодный огонь достаешь, то горячий. Так люди не умеют, а еще руку направил на Ваську, полыхнул огонь, гром раздался, и у него в плече дырка тут же получилась. Васька даже к тебе прикасаться после этого сильно боялся.

– А по голове, значит, не побоялись меня стукнуть? – усмехнулся Николай.

– Так это же Нюрка! Она же на всю свою голову больная. Я даже не знаю, чего это Васька с ней связался? Хотя любит она его, прям как кошка. Каждую ночь в своем углу пыхтела, прямо как разъяренный бык, а днем на меня так и зыркала своими злобными глазищами, хотя Васька меня даже и пальцем не тронул, понимал, что если меня порченую отцу вернет, то ни денег у него не будет, да и головы может лишиться, а так, сторговаться с моим тятей надеялся, чтобы его не трогали. Хотел в другие края податься, да вот теперь ослаб, после того как ты дырку в нем проделал, и бросил меня здесь. Думал, наверное, что я с тобой здесь помру.

– А кушать-то здесь найдется, хоть чего-нибудь? – спросил Николай. – Чего-то после удара по голове мне страшно есть захотелось!

– Так вон, в другом сундуке посмотри! Там еда должна быть: сало, хлеб и чеснок с луком. Его тоже Васька запасал, да забыл в спешке. Неужто ты и вправду настоящий черт, если от тебя так быстро Васька убег? Один только свой мяшок с златом-серебром и успел взять.

Николай ничего не ответил. Он разложил на столе те скромные съестные припасы, что остались в сундуке, и деловито нарезал хлеб и сало на кусочки. От них шел невообразимо вкусный аромат. Он не помнил, чтобы хлеб из магазина имел такой вкусный, притягательный запах. Или он так сильно проголодался? Николай не удержался и откусил большой кусок хлеба. Зажмурился от удовольствия, затем промычал что-то невразумительное, положил на него тонкий слой сала и снова откусил. Очистил головку чеснока и так, вприкуску, стал есть. Марфа, широко раскрыв глаза, смотрела на него.

– Во, дурья башка моя! Ты ведь тоже, видать, голодная! – воскликнул Николай и протянул девушке другой кусок хлеба с куском сала. – Чеснок будешь?

– Не-е, я пока так поем! – рассмеявшись, ответила она.

– Чего скалишься? – удивленно спросил Николай и стал себя внимательно осматривать. Затем пощупал затылок.

Кровь уже запеклась, и голова уже так сильно не болела, хотя еще немного кружилась.

– Не щупай, я и так вижу, что у тебя их нет! – продолжала смеяться девушка.

– Чего нет? – удивился Николай.

– Рогов у тебя нет. Да и чеснок ты трескаешь, не морщась, прям как мужики у моего отца в имении! Точно, не черт! – ответила Марфа.

Глава 5
Другая Москва

Подкрепившись, Николай повеселел. Хотя он по глупости и упустил главаря, но знал, что не промахнулся, когда в него стрелял. С пятидесяти метров в тире девяносто девять очков из ста набирал, а тут всего-то метров пять было, не должен был промахнуться, а раненый враг далеко не убежит. Даже если кость не задета, то вначале на эмоциях, может, и преодолеет некоторое расстояние, но потом все равно силы его оставят и ему потребуется отлежаться. А это позволит оперу выиграть какое-то время.

– Ты на свободу хочешь? – спросил Николай, дожевывая хлеб с салом.

– Ага! – обрадовалась Марфа. – Я ужо, наверное, целую вечность дома как не бывала. Тятенька с мамкой, видать, совсем уже извелись.

– Тогда подъем, красавица! Думаю, что здесь нас уже ничего не держит.

Николай огляделся по сторонам. Ничего интересного, достойного внимания, не заметил. Затем ощупал себя. Вроде все на месте, только вот кобура была пустая. Он внимательно осмотрел пол – ничего. Осторожно, чтобы поберечь голову, встал на четвереньки, залез под стол, но и там ничего не нашел. Марфа все это время внимательно наблюдала за его действиями, и когда он вылез из-под стола, настороженно спросила:

– Ты это чаго тута по полу ползаешь-то? У тебя голова не сильно болит-то?

– Не бойся, не свихнулся я, – усмехнулся Николай. – Пистолет я ищу.

– Чаго ты ищашь?

– Пукалку, из которой я в Василия стрелял, ищу!

– Дьявольское огниво, что ль? Так его Васька с собой забрал. Сказал, что хоть оно и порождение дьявола, да ужо стреляет больно ловко. И вправду! Во, как он заорал, прям как свин зарезанный. Таких орудий у наших стрельцов совсем нетути.

– М-да! А твоих вещей тут нет?

– Все, что было ценного на мне, – Васька уже унес.

– Да, что ты с ним будешь делать! – возмутился Николай. – Все, что ни пропало, – все у Васьки. Действительно, придется его брать!

– Мой тятенька тоже его теперь все мечтает снова поймать, да куда там! Уж больно ловок он стал, прямо как черт какой-то! Прости, боженька, мою душу грешную, – быстро перекрестилась девушка.

– Ладно причитать, пошли! Сдам я этого бандита твоему отцу, и пусть он решает, что с ним делать, – отряхнув с колен прилипший мусор, произнес Николай.

Он снял со стены факел и вышел из бандитского логова. Остановился на перекрестке и стал дожидаться, пока его догонит Марфа. Она вышла с полной котомкой в руке. Пока он ее ждал, она собрала в нее всю оставшуюся в сундуке еду.

– Да, что с ним делать? Отец его кату отдаст, и все дела! – подойдя к нему, она продолжила разговор. – А ты чего встал-то?

– Да вот думаю, куда наш Васька пошел? – ответил Николай и присел на корточки.

Подземелье было ему незнакомо, и куда дальше идти, он не знал. Поэтому внимательно осмотрел пол. Нужно было из двух направлений выбрать единственно верное. Слой пыли указывал на то, что нужно идти в левое ответвление подземелья. Там слой пыли был значительно тоньше от частой ходьбы туда и обратно, да и пара бурых капелек подтверждала, что главарь ушел именно в этом направлении.

– А кто такой кат? – возобновив движение, спросил Николай.

– Как это кто? – приостановилась Марфа и удивленно посмотрела на него. – Кат он и есть кат. Там, попытать кого-нибудь, али голову отрубить – это он запросто.

– Понял, палач, значит, – ответил капитан, скрываясь за поворотом. – Ты давай, не отставай, а то здесь крыс полно, а они жуть как голодные.

Марфа быстро его догнала. Теперь она старалась держаться поближе к Николаю, а сама теперь постоянно оглядывалась.

– А что это у тебя одежа такая странная? – внезапно спросила она. – И говоришь ты как-то больно уж чудно!

– Как это – странная?

– Ну, как же? По одеже ты и не боярин, и не купец, и не воин, хотя и дьявольским огнем владеешь. Да и на разбойника ты не очень-то похож. Так кто ты такой?

Николай даже приостановился и не сразу нашелся, что и ответить. Ведь если Марфа не сошла с ума в этом подземелье, в окружении кровожадных бандитов, которые еще неизвестно как к ней относились, то выходило, что он попал в Средневековье. Удивительно, конечно, но не менее удивительна и самовосстанавливающаяся стена, которая отрезала его от привычного ему мира. Тут есть о чем подумать.

– Понимаешь, Марфа, я давно не был на родине. Прибыл я издалека. Долго учился за границей, потом служил там. В общем, очень много времени там провел, вот и не похож я немного на ваших мужиков и бояр.

– А где ты служил? А ты женатый? – загорелась от вечного женского любопытства девушка.

– Во Франции, Италии. Бывал и в Германии, Швеции, да много еще где довелось мне побывать. Вот сегодня только и вернулся в Московию из чужбины. А жениться я еще не успел. Времени все никак не было. Все служба и служба.

– А меня тятенька от себя никуда не отпускает! Может, он и правильно поступал, что вот отправил он меня с моей старой нянькой в имение, хотел уберечь, так Васька и оттуда исхитрился меня выкрасть. Пошли мы, значит, с подружками по ягоды, а тут он за кустами. Подружки со страху разбежались, а Васька хвать и утащил меня в свое логово.

– Тихо! – шикнул на разболтавшуюся попутчицу Николай.

Та резко замолкла и удивленно посмотрела на него. Опер остановился. Одной рукой прижал Марфу к стене, а другой указывал на арку, за которой виднелось какое-то помещение. На ее стене был виден отблеск огня. В наступившей тишине были слышны чьи-то редкие всхлипывания. Марфа округлила глаза и прикрыла рукой рот. Николай осторожно выглянул из-за угла. На полу, прислонившись к стене, с закрытыми глазами сидел Васька, а рядом с ним на коленях стояла Нюрка. Она гладила его по голове и плакала. Тот придерживал левой рукой шпагу. Пистолета рядом с ним было не видно. Видимо, с дьявольским огнем он был еще не в ладах.

– Оставайся пока здесь! – приказал Николай Марфе.

– А ты куда? – заволновалась она.

– С Васькой поздороваюсь!

Капитан вышел из-за угла. Ни Василий, ни его сожительница не обратили на него никакого внимания. Главарь, видно, спал или был без сознания, а Нюрка ревела и ничего вокруг себя не замечала. Николай наклонился, чтобы забрать саблю, но тут Василий внезапно открыл глаза и, криво усмехнувшись, прошипел:

– Опять дьявольское отродье заявилося! Смотри, Нюрка, не убила ты его, а мы думали, что все, конец табе пришел, ан нет, ошиблись мы маленько. Так я сейчас это дело подправлю.

Нюрка истерично завизжала и, резво вскочив на ноги, бросилась на спину Николая, а главарь попытался проткнуть его шпагой. Тут же с криком выскочила из-за угла Марфа и принялась кулаками колотить по спине сожительницу главаря. Так Николаю приходилось увертываться от шпаги Василия, бороться с вцепившейся в него разъяренной женщиной и при этом еще стараться не зацепить крутившуюся позади него Марфу. Ранение руки все-таки ограничивало свободу действия Василия, и Николаю удалось прижать одной ногой лезвие шпаги к полу, а носком другой тут же заехать главарю по виску. Тот обмяк и выпустил из рук шпагу, а Николай, решив приоритетную задачу, немедленно сбросил Нюрку на пол. Та не ожидала такого оборота дела. Неловко упала, подвернула руку и закричала от боли. Она не могла двигаться.

– Свяжи ее! – крикнул Марфе Николай, а сам бросился связывать главаря, пока тот не очухался.

Связав ему руки пластиковой затяжкой, он обратил внимание на лежавшую на полу шпагу. Поднял ее и примерился к оружию. Удобная и не слишком тяжелая. В руке она сидела прямо как влитая. Попробовал сделать пару взмахов, затем выпад, уход с линии, снова выпад. Присмотрелся к лезвию шпаги. По нему шел слабый, еле заметный дымчатый рисунок, а ближе к гарде – арабская вязь. «Совсем неплохое оружие! Дамасская сталь», – восторженно подумал Николай и вспомнил свои молодые годы. Память услужливо окунула его во времена, когда он увлеченно тренировался вместе со своим отцом – чемпионом Европы по современному пятиборью. Сам Николай успел стать кандидатом в мастера спорта, но потом он стал взрослеть. Кость расширилась, его комплекция стала не сильно подходить к требованиям для фехтовальщиков и конников. Его интересы переключились на восточные единоборства, и он оставил профессионально заниматься многоборьем. А между отцом и дедом в это время шла настоящая война за его будущее. Отец хотел, чтобы Николай стал профессиональным спортсменом – пусть даже борцом, а дед настаивал, чтобы внук стал профессиональным сыщиком. Так как он сам отработал после окончания университета в МУРе всю свою жизнь, то и теперь дед хотел, чтобы Николай пошел по его стопам. Мать же, в свою очередь, как преподаватель иностранных языков, прочила своему сыну карьеру филолога. Пока Николай разглядывал шпагу, к нему подошла Марфа и стала трясти его за плечо. Он глянул на нее. Девушка испуганно смотрела на визжащую от боли Нюрку и спросила:

– А чем ее вязать-то?

Николай стукнул себя по лбу: приказал связать, а чем, не дал. Он огляделся, но ничего более подходящего, чем пояс на рубахе Василия, не нашел. Опер отложил в сторону шпагу и быстро снял с главаря разбойников пояс и бросил Марфе. В его руках остались ножны для большого и малого ножа, а также небольшой кожаный мешочек. Он был достаточно тяжелый, и что-то в нем позвякивало. Николай развязал его и высыпал его содержимое себе на ладонь. В нем оказались золотые и серебряные монеты, а также небольшой слиток золота. Он был очень похож на грецкий орех. Высыпав обратно все в мешочек, он сунул его в карман и, увидев, как Марфа бестолково пытается связать пленницу, бросился ей помогать. Сожительница главаря продолжала визжать и даже вцепилась Марфе в волосы. Николай резко шлепнул ладонью по щекам истерички. Та резко замолкла. Тогда он ощупал ей руку. Она была цела. Видно, всего лишь подвернула ее. Он завернул ей руки за спину и связал их. Теперь можно было перевести дух. Лицо Марфы раскраснелось, и она сердито посматривала на сидевшую на полу пленницу. Та больше не визжала, а с безразличным видом смотрела на потолок. Зашевелился Василий. Он попытался встать, но болезненно сморщился и сел обратно на пол.

– Жаль, что здесь нет моих братков, а то бы мы тебя ужо на части бы давно порезали, – зло прошипел он.

– Если бы да кабы! – ответил Николай. – Забрали уже твоих братков, и теперь они про тебя все, кому надо, рассказывают.

– У отродье ваше дьявольское! Небось из опричников!

– А с чего ты это взял?

– Одежа у тебя вся черная, чудная, только вот тока обувка неправильная для твоей одежы – белая почему-то, и на сапоги совсем не похожа! Прям тапки какие-то!

– Опричник, так опричник. На таких, как ты, опричники в самый раз будут. Давай, вставай, пошли! Сведу тебя к отцу Марфы, пусть он с тобой разбирается! Надоел ты мне уж больно! Кстати, куда украшения боярской дочери дел?

– А не твоего это ума дело, куда дел! – огрызнулся главарь и отвернулся в сторону.

– Не скажешь, говоришь?

Николай посмотрел на неумелую перевязку раны на его правом плече. На ней расплылось бурое пятно. Видно было, что рана еще не успела зажить. Повязка была влажная. Он медленно подошел к Василию и, крепко взявшись рукой за его плечо, как раз надавил на месте ранения. Василий сморщился и застонал от боли.

– Точно, опричник! – еле выговорил он сквозь зубы. – Тебе только в каты и идти.

– Будешь молчать, пожалеешь, что на свет родился! – тихо произнес Николай и нажал сильнее.

Василий взвыл так, что женщины перепугались и с округлившимися от страха глазами смотрели на него.

– В мешке, у меня за спиной! Да подавитесь вы все! Не могу больше ваше бесовское отродье уже терпеть! Ивашка ваш, черным бесам тоже продался – опричнину в Московии ввел. Стал своим опричникам земли раздавать, да ладно бы свободные, ничейные! Нет, на нашу с отцом землю пришли! Отобрали все, что могли, подчистую! Моих родителей по миру пустил! А за что? Я тебя спрашиваю, бесовское ты отродье, – за что? Мой батюшка, боярин потомственный, ни в одном заговоре против вашего Ивашки не участвовал, и вот такая вот от него благодарность за нашу с отцом верность ему? Так пусть знает, ирод, что разбойничал – вред ему; и не боюсь я этого признавать, ибо через его непотребство сейчас нет в живых моих родителей, да и с братьями моими я не знаю, что теперь произошло – живы ли они? Девка, что с тобой была, ловко их одолела. Не знал я, что в опричники теперь даже баб берут да в мужеское одеяние их рядят, чтобы таких дурней, как я да мои братья, приманивать, а потом в полон брать!

Василий внезапно замолчал и стал угрюмо смотреть в пол, а Николай смотрел на него и не знал, что ему ответить. Главарь разбойников посчитал его опричником и виновным в горестях своей семьи. Так Николай оказался в этом не знакомом для него мире как бы без вины виноватым. Но, с другой стороны, и на душе у Василия было, скорее всего, не одно и не два смертоубийства. Вон и девчонку захватил в заложники. Выкуп требовал. А не получил бы его, еще неизвестно, что дальше было бы с Марфой. Кому, как не Николаю, хорошо известна простая истина – одна несправедливость цепляет другую. Но кто-то должен разрывать этот порочный круг, а опер как раз тот человек, который должен прервать череду несправедливости. По российским законам Василию грозило бы бессрочное заточение в тюрьму, а что полагается по законам средневековой Руси, скорее всего, смертная казнь. Когда Николай учился в университете, то приходилось взглянуть на тексты Судебника Ивана Грозного. Вроде даже зачеты были на эту тему, но что-то сейчас он никак не мог вспомнить, о чем конкретно там говорилось про подобный случай. Василий в любом случае сам себе подписал смертный приговор. Но есть закон, а есть правда жизни. В тонкости политики Ивана Грозного в годы своей учебы Николай не слишком пытался разбираться, но его дед был свидетелем крушения Союза и видел, как верхушка тогда за счет народа решала свои проблемы, улучшала свои жизненные условия. Как говорят: «Паны дерутся, а у холопов чубы летят». И Василий уже не остановится – он будет продолжать всем мстить за свою погубленную жизнь! «Если я каким-то чудом действительно угодил во времена Ивана Грозного, то придется его передать отцу Марфы, а дальше решать – чем мне дальше здесь заняться», – размышлял Николай. Он посмотрел на две котомки, стоявшие у стенки. Одна из них была мягкая. Скорее всего, какие-то тряпки. Вторая позвякивала металлом. Он протянул ее девушке:

– Посмотри, может, найдешь в этой котомке свои украшения, а то возвращаться к отцу и без его подарков как-то неловко будет.

Марфа, недолго думая, вывалила содержимое мешка на пол. Раздался звон металла, и Николай увидел великолепные поделки старинных мастеров. Перед ним были и золотая и серебряная посуда, кольца, сережки, всяческие украшения – и все такое искусное, красивое. Тут же лежал его пистолет. Николай быстро поднял его с пола, вынул магазин, пересчитал патроны, все были на месте. Затем на всякий случай передернул затвор и убедился, что в патроннике их нет. Вставив обратно магазин, Николай спрятал пистолет в кобуру. С оружием он чувствовал себя значительно увереннее.

– А вот и мои сережки! – обрадовалась Марфа и тут же одела их. – А вот и кокошник!

Вскоре на девушке уже сияли все ее украшения. Только Нюрка злобно поглядывала на то, как ее бывшая пленница возвращала себе свои собственные вещи.

– Ненавижу вас всех! – нервно закричала она.

– Навидишь или ненавидишь, а вставать тебе придется! – в приказном тоне произнес Николай и встал на ноги.

Нюрка проигнорировала его приказ. Тогда Николай вплотную подошел к ней. Метр девяносто с небольшим угрожающе нависал над сожительницей главаря, и она опасливо посмотрела на широкие ладони плечистого молодого парня. Тот задумчиво разглядывал шпагу. Ей показалось, что он задумал отрубить ей голову, и она нехотя поднялась на ноги.

– А теперь ты! – приказал Николай, указывая шпагой на Василия.

Тот покосился на торчащее перед его лицом опасное лезвие и тоже, недовольно ворча себе под нос, встал на ноги.

– Встали ближе друг к другу! – повелел Николай.

Пленники выполнили приказание, хотя и не совсем понимали, для чего это нужно.

– А ты, Марфа, когда-нибудь лошадям ноги веревкой путала?

– Н-е-е, но видела, как это делает наш конюх, а я очень памятливая!

Николай взял второй мешок и вытряхнул его содержимое на пол. Среди тряпок нашлась и веревка. Куда же бандиты и без веревки?

– На, бери! – произнес Николай и протянул ее Марфе. – Покрепче вяжи им ноги, да так, чтоб ходить могли, но не убежали!

Марфа старалась, но у нее это не очень получалось, а для Николая – это было привычным делом. В детстве летом, когда он с семьей отдыхал в деревне, он сам напрашивался в помощники соседу ухаживать за лошадьми, а позже, когда занялся пятиборьем, с лошадьми уже стал на «ты». Так что общими усилиями они с Марфой связали главаря и его сожительницу одной веревкой. Теперь и захотят, не убегут. Николай вспомнил, как Василий держал у его лопатки нож, и, приставив шпагу к его спине, вкрадчиво спросил:

– Так где, говоришь, тут выход? Показывай дорогу, надоело мне здесь! И, прошу тебя, не серди меня!

Василий, еле волоча ноги, пошел вперед. За ним, на одной с ним веревке, шла его сожительница. Шли они медленно. Долго петляли по замысловатым переходам подземелья. Если бы Николаю снова потребовалось вернуться обратно, то вряд ли он бы смог это безошибочно проделать. Но он надеялся, что знать ему обратную дорогу больше не нужно, и не ведал он, что эта дорога может привести его домой – в его родной мир. А пока он шагал по подземным переходам, замыкая шествие. Наконец стало светлее, а затем и вовсе светло. Показался выход из подземелья. По всей видимости, когда-то отсюда возили камень для нужд города.

Выйдя наружу, все остановились, чтобы перевести дух. Встал и Николай. Боль в его голове уже вроде как прошла, а тренированное тело пока еще не требовало отдыха. Солнце стояло высоко, было достаточно тепло, и где-то недалеко во все горло заливался дрозд. За их спинами невдалеке начинался лес, а перед ними простиралось поле. За ним виднелось множество деревянных домов, огороженных заборами. По разбитым от колес телег улицам бегала дворовая живность. За посадом были хорошо видны белые стены Китай-города. Они были новые, только совсем недавно отстроенные. Перед ними был ров и деревянный мост. Он вел к воротам в город. Насколько Николай мог сообразить – это, скорее всего, были Ильинские ворота. В некотором отдалении от белых стен Китай-города виднелись красные каменные стены Кремля. А над ними – золотые и цветные купола множества церквей и соборов. Николай так и застыл с открытым ртом. До сего момента у него еще были подспудные надежды, что это какой-то глупый розыгрыш. Но теперь он понял, что все его надежды были напрасны. Москва предстала перед ним во всей своей средневековой красоте, и ему теперь предстояло привыкать здесь жить. Николай тяжело вздохнул и втихаря выругался. Марфа его не услышала, она вся сияла от радости и нетерпеливо теребила его за руку.

– Пошли скорее! – закричала она.

Но быстро только сказка сказывается, а идти до центра Москвы было не так и близко. Тем более со связанными по рукам и ногам пленными. Николаю приходилось время от времени их подгонять. Дойдя до моста, он дал всем отдохнуть. Они перекусили и немного попили. Много пить Николай им не дал – далеко идти не смогут. Ехавшие мимо крестьяне только косились на странную компанию, но ничего не говорили. Отдохнув, путники пошли дальше. Остановили их только стражники у белокаменных стен Китай-города у Ильинских ворот.

– Кто такие? Если ведете в город на продажу рабов, то платить должны подать!

К ним подскочила Марфа, и один из стражников ее узнал. Седовласый воин всплеснул руками и обрадованно воскликнул:

– Ты ли это, Марфута?

– Я, конечно, а кто еще? – гордо ответила девушка. – Ты, дядька Федор, совсем уже запамятовал, как я выгляжу?

– Так тебя же тати схватили! Сколько уж времени прошло с той поры? Отец твой, боярин Остафьев, совсем извелся тебя искать. Надежду совсем потерял, а мать слезы льет, что не остановишь, да так, что намедни слегла!

– Тогда не держи нас, а пропусти немедля! Нам нужно поскорее сдать разбойников в приказ!

– А кто это с тобой, да в таких дивных нарядах? – удивился десятник.

– Это мой освободитель, дядька Федор. Он самого главаря разбойников ранил, а теперь его и его сожительницу в земский приказ, к моему отцу ведет. Он из дальних стран вернулся домой!

– А-а, то-то он такой странный, – протянул стражник и стал приглядываться к пленникам. – Так неужто это Василий, которого так долго твой батюшка, боярин Остафьев, ищет?

– Он самый, дядька Федор!

– Тогда я вам для надеги провожатых дам!

Процессия еще увеличилась на двух конных воинов. Они одновременно подозрительно и почтительно косились на Николая, ибо тот и без лошади выглядел весьма внушительно. Так они и шли по городу, а горожане оборачивались им вслед и перешептывались. Николай же неустанно крутил головой. Он не узнавал Москву. Да и как тут ее узнаешь, если ему еще не встретилось ни одного знакомого здания, за исключением Кремля, к которому они сейчас приближались. Улицы не отличались большой шириной и были в основном немощеными. Хорошо, хоть дождя не было, а то глинистая земля налипала бы на обувь, ноги бы разъезжались, а с пленными совсем пришлось бы туго. На улице то тут, то там попадались то коровьи лепешки, то конские катыши, и это не считая куриного помета и прочего мусора. Люди особо не церемонились и выливали накопившиеся помои прямо за ворота своих домов. От этого в воздухе стоял весьма специфический запах. Но, судя по выражениям лиц средневековых москвичей, для них это никоим образом не создавало чувство дискомфорта. Напротив, они были деловиты, шли и ехали на телегах и верхом. Везли и несли различные товары. В общем, шла обычная городская жизнь. А земский двор оказался как раз на месте нынешнего Исторического музея, рядом с кремлевской стеной. Тут же рядом были Васильевские ворота и купеческий Китай-город. У входа в здание земского приказа их остановил стражник.

– Без дела ходить не положено! – важно произнес он и перегородил проход бердышом.

– Мы вас довели, как десятник нам приказал, а дальше вы тут уж сами разберетеся, а нам пора обратно к городским воротам, – сказал один из конных воинов, выделенных для сопровождения.

Не дожидаясь ответа, воины развернули лошадей и ускакали прочь. Николай лишь успел кивнуть им в ответ, а Марфа, словно разъярившаяся кошка, набросилась на стражника.

– Ты свои зенки разуй, бестолочь! Не видишь, кто перед тобой стоит? Вот отцу скажу – он быстро тебе кнута даст! Беги, скажи моему отцу, что я вернулась!!!

– А кто твой отец-то? – снизошел спросить стражник. – Я тута человек новый, и тебя, и твоих людей совсем не ведаю.

– Ты что, не видишь, что мы разбойника привели? Я боярина Остафьева дочь! Зови моего отца! – возмущенно ответила Марфа.

Стражник приоткрыл входную дверь и позвал десятника. Тот вскоре явился и удивленно уставился на Марфу. Немного постоял, разглядывая ее, потом восторженно воскликнул и бегом побежал на второй этаж. Не прошла и минута, как по той же лестнице вниз уже бежал человек в шелковом камзоле. Увидев Марфу, он восторженно закричал, а подбежав, нежно обнял ее и погладил по голове.

– Доченька моя, как мы с маменькой тебя долго ждали! – с нежностью в голосе произнес он. – Где же ты пропадала? Да как ты здесь оказалась?

– Вон он, мой обидчик! – гневно указала рукой девушка на понуро стоящего Василия и тут же смущенно улыбнулась, а затем кивнула головой в сторону Николая и гордо произнесла: – А это мой спаситель. Он этого ворога ранил, а потом и пленил, да к тебе привел.

– Да? – удивленно оглядывая Николая, спросил боярин. – Ты чей будешь, мил человек?

– Я свободный человек. Учился и работал в разных дальних странах. Теперь вот решил вернуться. Знания получил, а теперь вот хочу послужить родному отечеству. А зовут меня Николай Иванович Бельский.

– Весьма похвально! – одобрительно произнес боярин. – Как меня зовут, моя дочь тебе уже, наверное, сказывала – боярин Остафьев я, Алексей Никифорович. Так что ты делал-то на чужбине?

– Учился ловить разбойников и татей. В чем значительно преуспел в дальних землях, – не моргнув глазом, вполне убедительно ответил Николай.

Боярин даже крякнул от неожиданности и удивленно посмотрел на дочь. Та же просто сияла от счастья, и он улыбнулся дочери.

– И языки чужеземные разумеешь?

– Латинским, английским и французским вполне владею.

– Вот как! Значит, сыску обучен и языкам чужеземным, – задумчиво произнес боярин, а затем еще раз внимательно посмотрел на Николая и важно продолжил: – Значит так, опосля вечерни ко мне придешь! Поговорить с тобой мне надобно!

Боярин подхватил под локоток свою дочь и повел к себе на второй этаж. Уже на лестнице он остановился и крикнул стражникам: