Текст книги "Феникс и ковер"

Дети провели наиприятнейшие четверть часа, обсуждая, какие подарки кому стоит преподнести, а когда порывы щедрости закончились, минут пятьдесят разговаривали о том, что они купят самим себе.

И тут Сирил прервал перегруженный техническими деталями рассказ Роберта об автомобиле, на котором тот собирался ездить в школу и обратно.

– Хватит! Заткнись. Это все бесполезно. Мы никогда не сможем вернуться за кладом, потому что не знаем, где та башня.

– Разве ты не знаешь? – печально спросила у Феникса Джейн.

– Не имею ни в малейшего понятия, – ответил Феникс тоном любезного сожаления.

– Тогда сокровище для нас потеряно, – сказал Сирил.

Так и было.

– Но у нас есть ковер и Феникс, – напомнила Антея.

– Простите, – сказала птица с видом оскорбленного достоинства, – мне очень не хочется противоречить, но ты, конечно, имела в виду – у вас есть Феникс и ковер?

Глава третья. Королева-кухарка

В субботу дети совершили свое первое замечательное путешествие на исполняющем желания ковре. Если вы не слишком малы, чтобы читать, вы знаете, что после субботы должно идти воскресенье.

По воскресеньям дом 18 по Камден-Террас в Камден-Тауне всегда принаряжался. По субботам отец приносил цветы, чтобы завтра украсить стол к завтраку. В ноябре, конечно, он приносил желтые и оранжевые хризантемы. Кроме того, на завтрак подавали сосиски на тостах, и это был просто экстаз после шести дней поглощения яиц, которые закупали на Кентиш-Таун-роуд по четырнадцать шиллингов за дюжину. В упомянутое воскресенье на обед приготовили еще курицу (обычно ее приберегали для дней рождения и других торжественных случаев) и пудинг «ангелочек» – в нем рис, молоко, апельсины и белая глазурь делали все возможное, чтобы вас осчастливить.

После обеда отцу очень захотелось спать, потому что он усердно трудился всю неделю, но он не поддался голосу, нашептывавшему: «Иди и отдохни часок». Он нянчился с Ягненком, который ужасно кашлял, – по словам кухарки, у малыша был коклюш, тут нечего и гадать.

– Пойдемте, детишки, – сказал отец, – я взял в библиотеке книгу под названием «Золотой век» и почитаю вам вслух.

Мама прилегла на диване в гостиной и сказала, что прекрасно все слышит с закрытыми глазами. Ягненок угнездился в «уголке кресла», а на самом деле – на папиной руке, а остальные устроили счастливую кучу-малу на коврике у камина. Поначалу в этой куче, конечно, было слишком много ступней, коленей, плеч и локтей, но потом все устроились по-настоящему уютно, и Феникс с ковром отодвинулись в дальние уголки сознания (Феникс и ковер прекрасны, но можно будет поиграть с ними позже)… Как вдруг в дверь гостиной угрюмо и громко постучали. Дверь приоткрылась на дюйм, послышался голос кухарки:

– Пожалуйста, мэм, можно вас на минутку?

Мама посмотрела на отца с выражением отчаяния на лице. Потом сняла с дивана свои красивые блестящие воскресные туфли, обулась и вздохнула.

– В море осталось еще много рыбы, – весело сказал отец, и только гораздо позже дети поняли, что он имел в виду.[5]5
  Английская утешительная поговорка. «Не огорчайся, будет и другой случай что-либо сделать или получить».


[Закрыть]

Мама вышла в коридор, который назывался «холл», туда, где стояла подставка для зонтов и висела картина «Король долины» в желтой блестящей раме (на картине остались коричневые пятна сырости после пребывания в позапрошлом доме). В холле ждала кухарка с очень красным и потным лицом, в чистом фартуке, криво повязанном поверх грязного, в котором она готовила тех восхитительных цыплят. Кухарка с каждой минутой как будто краснела и потела все больше; накручивая на пальцы края передника, она сказала коротко и сердито:

– С вашего позволения, мэм, я хотела бы получить расчет.

Мама прислонилась к вешалке. Дети увидели в дверную щель, как мама побледнела. А ведь она была так добра к кухарке и только накануне дала ей выходной, поэтому со стороны кухарки было очень нехорошо вот так уходить, да еще в воскресенье.

– Почему, в чем дело? – спросила мама.

– Да это все из-за детей, – ответила кухарка, и братьям и сестрам почему-то показалось, что они сразу поняли: речь пойдет о них. Вроде ничего такого плохого они не делали, но кухарок вывести из себя легче легкого. – Да, из-за детей. Новый ковер в их комнате заляпан грязью с двух сторон. Отвратительной желтой грязью! Бог знает, где они ее откопали. И такую гадость мне нужно отчищать в воскресенье? Нет уж, в мои обязанности это не входит, и не собираюсь я ничем таким заниматься. Вот чего я скажу, мэм – кабы не маленькие шалопаи, тутошнее место было бы неплохим, хоть и не мне такое говорить, и уходить бы мне не хотелось, да вот только…

– Мне очень жаль, – мягко сказала мама. – Я поговорю с детьми. А вы лучше хорошенько все обдумайте, и если действительно захотите уйти, скажите мне об этом завтра.

На следующий день у мамы с кухаркой состоялся тихий разговор, и кухарка сказала, что так уж и быть, задержится еще малость, а там видно будет.

Но тем временем мама с папой тщательно расследовали историю с грязным ковром. К откровенному объяснению Джейн – дескать, ковер запачкался на дне иноземной башни, где были запрятаны сокровища, – родители отнеслись с таким леденящим душу недоверием, что остальные дети ограничились выражением сожалений и обещаниями «никогда больше так не делать». Но отец сказал (и мама с ним согласилась, потому что матери должны соглашаться с отцами, а не потому, что она сама так считала), что дети, измазавшие ковер с двух сторон толстым слоем грязи и вместо объяснений наболтавшие какую-то чепуху (под чепухой подразумевался правдивый рассказ Джейн), вообще не стоят того, чтобы иметь ковер. Значит, ковра у них и не будет – целую неделю!

Ковер почистили щеткой, протерли чайной заваркой (только это слегка утешило Антею), свернули и убрали в шкаф на верхней площадке лестницы, а ключ папа сунул в карман брюк.

– До субботы, – заявил он.

– Не огорчайтесь, – сказала Антея, – зато у нас есть Феникс.

Но оказалось, что Феникса у них нет. Птица как сквозь землю провалилась, и внезапно радужная дикая красота волшебных приключений превратилась в обычную влажную хмарь повседневной ноябрьской жизни в Камден-Тауне. Все было как всегда: голые доски пола посреди детской там, где в коричневом линолеуме протерлась дыра, а на желтоватом фоне досок с ужасающей отчетливостью – тараканы. Бедняжки, как обычно, вышли вечером, чтобы попытаться подружиться с детьми, но дети так и не захотели с ними дружить.

Воскресенье закончилось в унынии, которое не смог развеять даже сладкий творог со сливками, поданный на ужин в чаше из голубого дрезденского фарфора.

На следующий день кашель Ягненка стал хуже. Он определенно смахивал на коклюшный, и в своем одноконном экипаже приехал доктор.

Каждый из старших детей старался мужественно выдержать тяжесть горя, навалившегося из-за того, что исполняющий желания ковер заперли, а Феникс исчез.

Феникса искали добрую часть воскресенья.

– Он – птица слова, – сказала Антея. – Уверена, он нас не бросил. Но вы же знаете – он так ужасно долго летел от того места, куда мы попали, до Рочестера и обратно. Думаю, бедняжечка устал и хочет отдохнуть. Я уверена, ему можно доверять.

Остальные тоже пытались испытывать такую уверенность, но она давалась нелегко. И нельзя было ожидать от детей теплых чувств к кухарке, поскольку ковер забрали исключительно из-за того, что та подняла шум из-за толики иностранной грязи.

– Она могла бы поговорить с нами, – сказала Джейн, – и мы с Пантерой почистили бы ковер заваркой.

– Сварливая мегера, – буркнул Роберт.

– Я не буду говорить, что я о ней думаю, – чопорно заявила Антея, – потому что это было бы руганью, ложью и клеветой.

– Если назвать ее злобной свиньей и отвратительным синеносым Боцуосом, это не будет ложью, – сказал Сирил, который прочитал книгу «Глаза света»[6]6
  «Глаза света» – роман Артура Мура.


[Закрыть] и собирался подражать говору Тони, как только научит Роберта говорить, как Пол.

И все дети, даже Антея, согласились, что если кухарка и не синеносый Боцуос, лучше бы ей не родиться на свет. Но прошу вас поверить – дети не нарочно всю следующую неделю старались вывести ее из себя. Хотя, осмелюсь предположить, они бы так себя не вели, будь кухарка их любимицей. Это загадка, сами разгадайте ее, если сможете.

Итак, произошли следующие события.

Воскресенье. Обнаружилось, что ковер с двух сторон заляпан грязью.

Понедельник. Лакрицу нужно было довести до кипения в кастрюле, добавив туда анисовое драже. Антея этим и занималась, потому что думала, что смесь поможет от кашля Ягненка. Но она забыла следить за кастрюлей, и дно подгорело. Ту маленькую кастрюльку с белой полосой приберегали для детского молока.

Вторник. В кладовой обнаружилась дохлая мышь. Дети взяли нож для потрошения рыбы, чтобы выкопать мышке могилу. По прискорбной случайности нож сломался. В свою защиту дети сказали, что кухарке не следовало держать в кладовой дохлых мышей.

Среда. На кухонном столе лежало нарезанное сало, и Роберт перемешал его с нарезанным мылом. По его словам, он решил, что сало – это тоже мыло.

Четверг. Дети разбили кухонное окно, когда честно и благородно играли в разбойников.

Пятница. Слив кухонной раковины замазали замазкой и наполнили раковину водой, чтобы получилось озеро, в котором можно пускать бумажные кораблики. Уйдя, братья и сестры оставили кран открытым. Коврик у кухонного камина и обувь кухарки были испорчены.

В субботу ковер все-таки вернули.

За целую неделю дети успели решить, в какое место они попросят их отнести, когда заполучат ковер.

Мама ушла к бабушке, не взяв с собой Ягненка, потому что у малыша все еще был сильный кашель. Кухарка не уставала твердить, что это точно коклюш, тут нечего и гадать.

– Но мы возьмем его с собой, нашего утеночка, – сказала Антея. – И отправимся туда, где у него не будет коклюшного кашля. Не глупи, Роберт. Если он и расскажет, где был, никто из взрослых не обратит внимания. Он вечно лепечет о том, чего никогда не видел.

Итак, все оделись по-уличному и одели Ягненка – тот хихикал и кашлял, и смеялся, и снова кашлял, бедняжка. Старшие мальчики убрали с ковра все стулья и столы, пока Джейн нянчилась с Ягненком, а Антея носилась по дому, напоследок отчаянно пытаясь найти Феникса. Наконец она, запыхавшись, ворвалась в детскую и сказала:

– Нет смысла его дожидаться. Но я знаю, что он нас не бросил, он – птица слова.

– Совершенно верно, – донесся тихий голос из-под стола.

Все упали на колени, заглянули под стол и увидели Феникса. Он сидел под столешницей на деревянной перекладине, которая поддерживала выдвижной ящик в те счастливые времена, когда ящик еще не пытались превратить в лодку и Роберт не продавил его своими прочными школьными ботинками фирмы «Рэггит».

– Я все время был тут, – сказал Феникс и зевнул, вежливо прикрыв клюв лапкой. – Если я вам был нужен, вы могли бы продекламировать призывное заклинание; в нем семь тысяч строк на очень чистом и красивом греческом языке.

– А ты не мог бы перевести это заклинание на английский? – спросила Антея.

– Оно ужасно длинное, – сказала Джейн, сажая Ягненка себе на колени. – Может, сочинишь короткий английский вариант, как Тейт и Брэди?[7]7
  Наум Тейт и Николас Брэди написали «Новую версию псалмов Давида».


[Закрыть]

– О, скорей иди сюда, – сказал Роберт, протягивая руку. – Иди сюда, старина Феникс!

– Старина прекрасный Феникс, – застенчиво поправила птица.

– Старина прекрасный Феникс, иди сюда, – нетерпеливо сказал Роберт, все еще протягивая руку.

Феникс тут же вспорхнул на запястье мальчика и сказал остальным:

– Этот любезный юноша чудесным образом сумел вложить смысл семи тысяч строк греческого заклинания в одну английскую строку… Правда, он слегка перепутал кое-какие слова, но…

– О, скорей иди сюда, старина прекрасный Феникс!

– Не идеально, надо сказать, но неплохо для мальчика этого возраста.

– Вот так, – сказал Роберт, возвращаясь на ковер с золотым Фениксом на запястье.

– Ты похож на королевского сокольничего, – сказала Джейн и уселась на ковре с малышом на руках.

Роберт постарался и дальше выглядеть похожим на сокольничего.

Сирил и Антея встали на ковре бок о бок.

– Нам нужно вернуться домой до обеда, – сказал Сирил, – иначе кухарка наябедничает.

– Она не ябедничала на нас с воскресенья, – заметила Антея.

– Она… – начал Роберт, и тут дверь распахнулась, и кухарка, разъяренная, как тысяча чертей, вихрем влетела в комнату и наступила на угол ковра. В одной руке она держала треснутую миску, пальцы другой угрожающе сжала в кулак.

– Гляньте сюда! – закричала она. – Моя распоследняя миска! И в чем, скажите на милость, я теперь приготовлю бифштекс и пудинг с почками, которые ваша мама заказала на обед? Вы вообще не заслуживаете обеда, вот что я скажу!

– Мне ужасно жаль, дорогая кухарка, – вежливо сказала Антея, – это я виновата, что забыла вам сказать. Миска разбилась, когда мы гадали на расплавленном свинце. Честное слово, я хотела рассказать…

– «Хотела рассказать», – передразнила кухарка. Она побагровела от гнева, и, право, в этом не было ничего удивительного. – «Хотела рассказать»! Что ж, я тоже собираюсь кое-что рассказать. Всю неделю я держала язык за зубами, потому что хозяйка прошептала мне что-то вроде: «Не стоит ожидать от детей благоразумия взрослых», но теперь я больше не буду вас покрывать. То из-за вас в пудинге оказывается мыло – а мы с Элизой даже не проболтались об этом, хотя и могли бы, то вы сжигаете кастрюльку, то ломаете рыбный нож, то… Боже милостивый! Зачем вы вырядили это благословенное дитя в уличную одежду?

– Мы не собирались брать его на улицу, – сказала Антея. – По крайней мере…

Она резко замолчала, потому что, хоть дети и не собирались брать Ягненка на улицу Кентиш-Таун-роуд, они собирались взять его кое-куда еще. Но кухарка имела в виду, что малыша вообще выведут из дома, что смутило правдивую Антею.

– Значит, все-таки на улицу? – сказала кухарка. – Я уж позабочусь, чтобы вы его никуда не потащили!

И она сдернула Ягненка с колен Джейн, в то время как Антея и Роберт вцепились в кухаркины юбку и фартук.

– Послушайте, – сказал Сирил с суровым отчаянием, – не могли бы вы приготовить свой пудинг в противне, или в цветочном горшке, или в грелке, или еще в чем-нибудь?

– Ни в жизнь, – отрезала кухарка. – И я ни за что не оставлю вам драгоценного мальчонку, чтоб вы простудили его до смерти.

– Предупреждаю, – торжественно произнес Сирил. – Остерегитесь, пока не поздно!

– Сам остерегись! А ты, маленький пупсик, не бойся, – сказала кухарка с сердитой нежностью. – Они никуда тебя не утащат, вот уж нет. И… А откудова вы взяли желтую курицу? – она показала на Феникса.

Даже Антея поняла, что, если кухарка не потеряет работу, будет все потеряно для них.

– Я бы хотела оказаться на солнечном южном берегу! – воскликнула девочка. – Там, где не может быть коклюша.

Она произнесла это сквозь испуганные вопли Ягненка и грубую брань кухарки, и тут же у всей компании закружились головы и все почувствовали, что падают.

Кухарка шлепнулась на ковер, крепко прижимая орущего Ягненка к своему обширному, прикрытому узорчатым фартуком животу, взывая о помощи к Святой Бригитте[8]8
  Святая Бригитта – ирландская святая, покровительница Ирландии.


[Закрыть], потому что была ирландкой. Когда головокружение прекратилось, кухарка открыла глаза, вскрикнула и снова зажмурилась, а Антея воспользовалась возможностью, чтобы взять на руки отчаянно воющего Ягненка.

– Все в порядке, – сказала девочка, – твоя Пантерочка тебя забрала. Посмотри, какие деревья, и песок, и ракушки, и большие-пребольшие черепахи. О боже, как жарко!

Тут действительно было жарко, потому что верный ковер расстелился на южном берегу – обалдеть каком солнечном, как выразился Роберт. Самый зеленый из зеленых склонов вел к великолепным пальмовым рощам, где росли все тропические цветы и фрукты, о которых вы только читали в книгах. Между зеленым-презелёным склоном и синим-пресиним морем лежала полоса песка, похожая на золотую ковровую дорожку, расшитую драгоценными камнями, потому что в отличие от нашего северного песка тот песок был не сероватым, а желтым и сверкающим, как солнечный свет или радуга. И едва дикое, кружащее, оглушающее, кувыркающееся движение ковра прекратилось, дети имели счастье увидеть, как три большие живые черепахи вразвалочку подползли к краю моря и исчезли в воде. И тут было жарче, чем вы можете себе представить, если только не думаете о разогретых духовках в день большой выпечки.

Старшие дети, ни секунды не медля, сбросили верхнюю одежду, подходящую для ноябрьского Лондона. Антея сняла с Ягненка синее пальто разбойника с большой дороги, треуголку и вязаную фуфайку, а потом малыш сам выскользнул из синих тесных бриджей и остался, счастливый и разгоряченный, в одной маленькой белой рубашке.

– Я уверена, что летом здесь намного теплее, чем у нас на побережье, – сказала Антея. – А ведь там мама всегда разрешает ходить босиком.

Итак, с Ягненка сняли ботинки, носки и гетры, и он начал радостно зарываться розовыми пальчиками в золотистый гладкий песок.

– Я маленькая белая уточка, – сказал он. – Маленькая белая уточка любит плавать!

И он с кряканьем плюхнулся в песчаный бассейн.

– Пускай, – сказала Антея. – Это ему не повредит. Ой, как жарко!

Кухарка внезапно открыла глаза и завопила, зажмурилась и снова завопила, опять открыла глаза и сказала:

– Пропади все пропадом, что за дела? Видать, я сплю. Что ж, это самый лучший сон, о лучшем и мечтать нечего. Утром посмотрю в соннике, что он значит. Море, деревья и ковер, на котором можно посидеть. Никогда раньше не видывала таких снов.

– Послушайте, это не сон, а взаправду, – сказал Сирил.

– Вот-вот, – отозвалась кухарка. – Во сне всегда так и говорят.

– Говорят вам, все взаправду, – сказал Роберт, топнув ногой. – Я не собираюсь рассказывать, как мы это сделали, потому что это наш секрет. – Он яростно подмигнул каждому по очереди. – Но раз вы не захотели уйти и приготовить пудинг, нам пришлось взять вас с собой. Надеюсь, вам здесь нравится.

– Само собой, нравится, будь уверен, – неожиданно заявила кухарка. – А раз это сон, неважно, что я так говорю. И еще скажу, даже будь это моими последними словами, что из всех надоедливых маленьких шалопаев…

– Успокойтесь, добрая женщина, – сказал Феникс.

– Добрая, ну ты скажешь, – огрызнулась кухарка. – Сам ты добрый!

И тут она поняла, с кем говорит.

– Чтоб мне лопнуть! Вот так сон! Говорящие желтые птицы в придачу! Я слыхала, что другим снится всякая дичь, но никогда не думала, что доживу до того дня, когда сама что-то разэтакое увижу.

– Ну, тогда сидите здесь и видьте, – нетерпеливо сказал Сирил. – Зрелище просто потрясающее. А все остальные – на совет!

Дети зашагали по берегу и шли до тех пор, пока не оказались там, где их не могла услышать кухарка, которая все еще сидела, глядя по сторонам со счастливой, мечтательной, отсутствующей улыбкой.

Тогда Сирил начал:

– Послушайте, надо свернуть ковер и спрятать его так, чтобы в любой момент можно было на него сесть. Тогда Ягненок пусть хоть все утро лечится от коклюша, а мы отправимся на разведку. Если дикари на острове – людоеды, смоемся вместе с кухаркой. А если нет, оставим ее здесь.

– Это и есть доброта к слугам и животным, о которой говорил священник? – спросила Джейн.

– Она сама не добрая, – парировал Сирил.

– Ну… В любом случае самое безопасное – оставить ковер там, где она сидит, – решила Антея. – Возможно, случившееся послужит ей уроком. А раз кухарка думает, что это сон, неважно, что она скажет, когда вернется домой.

Итак, снятые пальто, шляпы и шарфы свалили на ковер, Сирил посадил на плечи здорового и счастливого Ягненка, Феникс пристроился на запястье Роберта, и «группа исследователей приготовилась углубиться в неведомое».

Травянистый склон был гладким, но деревья оплетены спутанными лианами с яркими цветами странной формы, и пробираться сквозь чащу оказалось нелегко.

– Нам не помешало бы мачете, – сказал Роберт. – Попрошу папу подарить мне мачете на Рождество.

С деревьев свисали целые занавеси из лиан, унизанных душистыми цветами, а яркие птицы порхали у самых лиц.

– А теперь скажите честно, – заговорил Феникс, – есть ли здесь птицы красивее меня? Не бойтесь задеть мои чувства – надеюсь, я скромная птица.

– Никто из них не может сравниться с тобой! – заверил Роберт.

– Я никогда не был тщеславным, – сказал Феникс, – но признаю́, что ты подтверждаешь мое впечатление. Я взлечу.

Он покружил в воздухе и, вернувшись на запястье Роберта, сообщил:

– Слева есть тропинка.

Так и было. Теперь идти стало удобнее, и дети зашагали быстрее. Девочки собирали цветы, а Ягненок приглашал «милых птичечек» посмотреть и увидеть, что он сам «настоящий белый водяной-преводяной утенок»! И за все время он ни разу не кашлянул.

Тропинка поворачивала, петляла, и, все время пробираясь среди зарослей цветов, дети миновали очередной поворот и внезапно оказались на лесной поляне, где стояло множество хижин с остроконечными крышами. Они сразу поняли, что это жилища дикарей.

Даже самое смелое сердце забилось быстрее. Вдруг здешние дикари все-таки людоеды? А до ковра бежать далеко.

– Не лучше ли вернуться? – спросила Джейн. – Вернуться прямо сейчас. – Ее голос слегка задрожал. – Что, если нас съедят?

– Чепуха, Киска, – твердо сказал Сирил. – Смотри, вон привязана коза. Значит, людей они не едят.

– Давайте пойдем дальше и скажем, что мы миссионеры, – предложил Роберт.

– Я бы не советовал, – очень серьезно сказал Феникс.

– Почему?

– Ну, потому что это неправда, – ответила золотая птица.

Пока дети стояли в нерешительности на краю поляны, из одной хижины вышел высокий мужчина, почти без одежды, с кожей красивого медного цвета – в точности как хризантемы, которые отец принес домой в субботу. В руке мужчина держал копье. Самым светлым в незнакомце были белки глаз и белые зубы, хотя яркое солнце освещало его блестящую коричневую кожу так, что она тоже казалась почти белой. Внимательно посмотрите на дикаря, которого встретите полураздетым, и сразу поймете (если дело будет происходить в яркий солнечный день), что мое описание правдиво.