Текст книги "Александрия. Тайны затерянного города"

7
«Потос»

Повсюду, где появлялся Александр Македонский, после него оставались легенды. В Египте его чтили как бога: в западной пустыне, в оазисе Каср-эль-Микисба, раскопан храм Александра. В Греции его проклинали как варвара. «Он не грек, – говорил афинский оратор Демосфен об отце Александра Филиппе, а заодно и о его сыне. – В нем нет ничего от грека. Он даже не достойный варвар. Он – зараза. Он из Македонии. В Македонии не купить даже приличного раба»[348]348
  Следует обратить внимание, что высказывания Демосфена в адрес Филиппа II и Александра вызваны в первую очередь политическими событиями этой эпохи – Филипп установил контроль над греческими полисами. Обличительные речи Демосфена против Филиппа получили название «филиппики». – Прим. ред.


[Закрыть][349]349
  Demosthenes, Philippic 3, 9.31.


[Закрыть].

Александр забрался очень далеко. Но рассказы о нем проникли гораздо дальше. Существует исландская «Сага об Александре», армянский эпос о нем, поэма на острове Бали и французский рыцарский роман. За две тысячи с лишним лет эти сказания разрастались и превращались в легенды. В средневековой Европе Александр возносится к звездам на крыльях грифонов. Он прокрадывается в Коран (как «двурогий»), в фольклор евреев Ирака, где изображен тоже с рогами, но от застенчивости отрастил волосы, чтобы их скрыть, и убил своих цирюльников. В Эфиопии Александр Македонский открывает посреди пустыни волшебный город с пляшущими роботами. В «Тысяче и одной ночи» он сам строит волшебный город, Город Меди, в «Андалусской пустыне, недосягаемый благодаря заслону из чар»[350]350
  Richard van Leeuwen, The Thousand and One Nights: Space, Travel and Transformation, Routledge, New York, 2007, p. 86.


[Закрыть]. Александр – царь легенд. На протяжении более 2000 лет он был универсальным вместилищем всего на свете. Один историк назвал его «бутылью, в которую можно налить любое вино»[351]351
  E. Badian, Alexandre le Grand, image et réalité, Fondation Hardt, Geneva, 1976, p. 280.


[Закрыть].

Но оставалось место, где легенда об Александре находилась почти под запретом, – Персия.

Когда в 334 году до н. э. Александр Македонский вступил в Азию, Персидской империей правил Царь Царей Дарий III. Его империя и богатство казались бесконечными. Но Александр за несколько лет разгромил ее вдребезги. Пал Египет, распахнул свои ворота Вавилон. Царское войско было разбито в бою. Скоро от власти Дария ничего не осталось: его города были захвачены, армии бежали, советники выступили против него. К 330 году Дария настиг сам Александр. Древнегреческий историк Арриан зафиксировал последние мгновения Царя Царей:

Проделав за ночь около 400 стадий, он [Александр] на рассвете наткнулся на варваров [персов]. Они шли без оружия и в беспорядке, и только немногие из них кинулись обороняться; большинство бежало без боя при одном виде Александра, да и те, кто вздумал сражаться, когда несколько человек было убито, обратились в бегство. Бесс и его единомышленники старались увезти с собой в повозке Дария, но, когда Александр уже совсем настигал их, Сатибарзан и Барсаент, нанеся Дарию множество ран, бросили его и сами бежали с 600 всадниками. Дарий немного спустя умер от ран раньше, чем его увидел Александр[352]352
  Перевод М.Е. Сергеенко. – Прим. ред.


[Закрыть][353]353
  Arrian, Anabasis, 3.20–1.


[Закрыть].

Александр сам стал Царем Царей. Для персов мир перевернулся: мысль, что ими будет править он, была для них так же невозможна, как для греков – мысль о Дарии, владыке Греции. Александрово завоевание глубоко унизило их. Долгое время в Персии нельзя было об этом рассказывать.

Много позже, примерно в 1000 году н. э., персидский поэт Фирдоуси сочинил поэму «Шахнаме» (Книга царей), где рассказывалось об истории Персии от самых ранних легенд до его дней. Немногие книги сохраняют популярность на протяжении тысячи лет. «Шахнаме» – исключение. В нынешнем Иране творчество Фирдоуси прославляют так же, как в англоязычном мире чтут Шекспира.

Сердцевину «Шахнаме» составляет история величайшей культурной кражи. Фирдоуси повествует об Александре, или Сикандаре. Сначала его история кажется нам знакомой. Сикандар ведет армию на Персию, где правит Дарий, у Фирдоуси – Дара. Сикандар обращает Дару в бегство и нагоняет, когда того закалывают кинжалами придворные. И тут сюжет меняется. Настигнув Дару, Сикандар обнаруживает, что царь еще жив:

 
Быстрый, как ветер пустыни, уложил Сикандар
Себе на колени голову умирающего царя,
И ждал, не смея дышать,
Слов Дары.
Гладя Дару по лицу, он изрек:
«Все будет хорошо,
Вместе мы с тобой
 
 
Разобьем сердца твоих врагов.
Попробуй же встать —
Вот золотые носилки, тебя отнесут домой.
Если у тебя остались силы,
То вот твой конь, он ждет тебя.
Лекарей Востока
И лекарей Запада
Приведут к тебе.
За каждую твою слезу
Я пролью свою, кровавую.
Страна – твоя,
И трон – твой.
 
 
Услышав это, изрек Дара:
Да пребудет вечно с тобой мудрость.
Бог отблагодарит тебя за твои слова, я знаю.
Иран – твой.
Но берегись. Никогда не говори:
“Я завоевал эту землю легенд,
Я завоевал этот народ
Своими собственными силами”.
 
 
Вся радость исходит от Бога.
Вся печаль исходит от Бога.
Каждый день, когда Он дарует тебе свет,
Будь Ему благодарен»[354]354
  Firdausi, The Shahnama of Firdausi, Kegan, Paul, London, 1905, vol. 6, pp. 53–4.


[Закрыть].
 

Александр больше не завоеватель: умирающий царь выбрал его своим преемником. Но Фирдоуси идет дальше: в «Шахнаме» отец Александра – не Филипп Македонский, на самом деле он – сын царя Персии Дараба (в повествовании Фирдоуси), предшественника Дария. То есть Александр всегда был персом, он – сводный брат Дария и законный наследник персидского трона. Ведя свою армию на Персию, он возвращает себе свое царство.

Александр не уничтожал Персию. Персия могла гордиться своим Александром, своим Сикандаром.

В XVI веке император Бабур сидел в садах Кабула – там, где спустя столетия станет коротать вечера Массон, – и слушал Фирдоуси. Бабур высоко ценил его «Шахнаме», не расставался с книгой всю взрослую жизнь, от времени в изгнании до дней величия, и завещал ее вместе с сокровищами своему наследнику[355]355
  Phiroze Vasunia, The Classics and Colonial India, Oxford University Press, Oxford, 2013, p. 105.


[Закрыть]. В XIX веке Александр версии Фирдоуси повсюду присутствовал в Индии и в Афганистане. Ранджит Сингх заказал новое роскошное издание «Шахнаме» для себя и для придворных[356]356
  Ibid., p. 108.


[Закрыть]. У писцов Кашмира было два бестселлера. «Они переписывают Коран, “Шахнаме” и совсем мало других книг, на которые есть какой-то спрос. Лучшие из них получают одну рупию за тысячу двустиший “Шахнаме”»[357]357
  Quoted in Barbara Schmitz, Islamic Manuscripts in the New York Public Library, Oxford University Press, New York and Oxford, 1992, vol. 1, p. 160.


[Закрыть].

С точки зрения исламских авторов, Александр Македонский стремился не завоевать мир, а понять его. Им двигали не алчность и кровожадность, его гнала вперед неутолимая любознательность. В его мире были не только сражения, союзы, браки и кровожадные кличи армии победителей. Он был исполнен несравненных свойств, волшебства, чудес, был неустрашимым путешественником в недосягаемые края. Александр был великим первопроходцем. Он шел все дальше и видел более диковинные вещи, чем кто-либо до него.

Главное в этом Александре – ум, а не сила[358]358
  Richard Stoneman, Alexander the Great: A Life in Legend, Yale University Press, New Haven, CT, 2010, p. 108.


[Закрыть]. Он мог решить любую головоломку. Каждый день он изобретал что-нибудь новое (раскаленные статуи! дрессированные мыши! автоматы!). Однажды Александр даже придумал способ исследовать самое недосягаемое место на земле – подводный мир. Вынырнув из глубин, он поведал о своих приключениях:

Я сделал железную клетку и поставил внутрь огромный стеклянный кувшин в два фута шириной. Повелел проделать в днище кувшина дыру, чтобы туда пролезала голова человека. У меня был план: погрузиться и самому увидеть, что есть на дне морском… Повелел сделать толстую цепь длиной почти две тысячи футов, приделал ее конец к клетке и приказал своим людям не вытягивать меня, пока цепь не начнет дрожать.

«Опустившись на дно морское, – сказал я им, – я качну кувшин. Тогда и тащите меня на поверхность».

Все было готово. Я залез в стеклянный кувшин, готовый испробовать невозможное[359]359
  Adapted from Pseudo-Callisthenes, trans. Richard Stoneman, The Greek Alexander Romance, Penguin Books, London, 1991, pp. 118–19.


[Закрыть].

Сегодня в высоких сумрачных галереях Индийского музея в Калькутте пылятся в темных деревянных витринах окаменелости и динозавры, смотрят из-под стекла мумии, прячутся в полутьме кувшины, полные невесть чего. Этот музей – одна из величайших и причудливейших сокровищниц мира, викторианская фантазия с зелеными лужайками, колоннадами и моллюсками, которую полощут муссонные ливни. Александру Македонскому версии Фирдоуси здесь отведено почетное место: на множестве живописных картин времен Моголов запечатлено в золотых, изумрудных и синих тонах восхищение Александра перед многообразием мира. То у него на глазах изобретают зеркала, то он присутствует при дебатах индийских философов.

Но у Фирдоуси неутолимая жажда знаний постепенно губит Александра. Его маниакальное стремление разгадать все тайны, отыскать все утраченные сокровища и увидеть каждый уголок мира не может быть утолено. В древнегреческом языке для одержимости этого рода есть специальное слово – Πόθος, «потос». Оно обозначает сильнейшее вожделение, разрывающее сердце. Желание невозможного. Чтобы понять Александра Македонского, надо понять его потос: то, что раз за разом подталкивало его к невероятным шагам, то, что заставляло его идти за своей мечтой на край света и даже дальше.

Для греков потос был не просто одержимостью, а тем, что неизбежно заводит слишком далеко: одновременно желанием, вожделением и сожалением. У Фирдоуси Александр в конце концов понимает, что он всего лишь человек: его мечтам нет конца, но его силы и его время конечны.

* * *

30 апреля 1834 года мир обратил наконец внимание на искания Чарльза Массона.

Калькутта, город книг, находится на восточной оконечности Индии, на реке Хугли, притоке Ганга, в Бенгалии. Столетиями Бенгалия остается одним из интеллектуальных центров мира. Пока британские клерки потели и ворчали в залах Форта Уильям[360]360
  Крепость, строительство которой спонсировала Ост-Индская компания. Оплот британской власти в Индии. Здесь располагался научный центр изучения востоковедения. – Прим. ред.


[Закрыть] и в слоноподобном Писательском доме, поблизости, в книжных лавках Боубазара, бурлила жизнь куда более своеобразная. Ученые бенгальцы, днями переводившие для англичан, собирались по вечерам, чтобы обсуждать поэзию и философию, историю и легенды. Одним из немногих мест, где встречались миры бенгальцев и британцев, было низкое белое здание на Парк-стрит, рядом с волнистыми лужайками Мейдана, огромного парка в центре Калькутты. Там размещалось Азиатское общество Бенгалии, калькуттская кунсткамера.

Если бы действующие лица викторианского комического романа решили создать научное общество, то оно получилось бы похожим на Азиатское общество Бенгалии. В апреле 1834 года там бились над проблемой заблудившейся мумии. Ее подарил Обществу лейтенант британской армии Арчибальд. Но доставить ее из Египта в Калькутту оказалось непростой задачей. Степень ее разложения была так велика, что на первом же корабле, куда Арчибальд сунулся, ее отказались принять. Лейтенант остался со своим злосчастным грузом в порту, не зная, как быть. В конце концов британский военный корабль согласился доставить мумию в Бомбей, откуда ее еще надо было довезти до Калькутты. Тем временем на мумию неумолимо действовали жара и влажность. После без малого 4000 лет она распространяла невероятное зловоние. (Ныне сокровища Азиатского общества составляют сердце калькуттского Индийского музея. Недавно там вышла из строя система вентиляции, и мумия опять начала гнить: по свидетельству Times of India, «посетителям приходилось зажимать от вони носы»[361]361
  . ‘Faulty ACs endanger 4000-year-old Egyptian mummy at Kolkata Museum’, Times of India, 9 June 2014.


[Закрыть].)

После того как мумию подготовили к транспортировке, наступила тишина. Доктор Джеймс Джерард, британский путешественник, встречавшийся в Кабуле с Массоном, переправил в Общество его письмо. «Я не имел возможности, – покаянно писал Массон, – предпринять подобное исследование, без понятия, на каких авторов следовало бы ссылаться, отчего был вынужден черпать из собственной памяти те крохи сведений, что сохранились там от прежнего чтения; я не ожидал, что последующие жизненные обстоятельства принудят меня к этому»[362]362
  British Library, MSS Eur. E.165, 183.


[Закрыть]. Однако, говоря о своих баграмских находках, он не мог скрыть гордости. «Вид монет и надписи на них, естественно, побудили меня еще ревностнее повести раскопки и, невзирая на недоверие тех, кто их находил, продолжить коллекционирование. На сегодня [28 ноября 1833 года] я уже располагаю 1865 медными монетами, а также 14 золотыми и серебряными»[363]363
  Journal of the Asiatic Society of Bengal, vol. 3 (1834), p. 154.


[Закрыть].

На основании увиденного Массон предполагал, что «на равнине Баграма ежегодно находят не менее 30 000 монет, а возможно, и гораздо больше». Независимо от того, являлся ли Баграм Александрией, писал он, это – место чудес, готовое делиться своими тайнами, «второй Вавилон»[364]364
  Ibid.


[Закрыть]. С расстояния многих сотен километров он обращался к собранию людей, с которыми никогда не встречался, со словами, способными задеть их за живое: «Последние пять-шесть лет в центре моего внимания находятся древности Центральной Азии… Невзирая на сложные обстоятельства, я сделал много открытий, которые рано или поздно, с Божьей помощью, предам огласке. Я буду трудиться и впредь, вопреки неизбежным повреждениям и потерям»[365]365
  Ibid., p. 161.


[Закрыть].

Аплодисменты были такими громкими, что их отзвуки должны были долететь до Кабула.

В начале 1834 года жизнь в Кабуле была уже не такой мирной. Шуджа-Шах, засидевшийся в изгнании афганский правитель, напомнил о себе. Год назад он покинул Лудхияну на севере Индии в надежде вернуть себе трон. «Кабул, – писал Массон, – взволнован тысячью слухов о приближении Шуджа-Шаха»[366]366
  National Archives, London, FO 705/32, Masson to Pottinger, 1 July 1833.


[Закрыть]. Письма Шуджи ходили по рукам. К событиям имел отношение даже Харлан, находившийся в сотнях километров оттуда: его слуга возил по «шесть-семь писем» от Шуджи к Хаджи-Хану и обратно[367]367
  British Library, MSS Eur. E.165/11, 12.


[Закрыть].

По мере приближения Шуджи его армия увеличивалась, а по мере увеличения армии становились злее его письма. «Презренные псы, вы смеете диктовать условия своему господину? Волей Аллаха я нанесу вам такой удар, что он послужит примером всему миру, – писал он. – Единственный способ обращения с бешеной собакой – набросить ей на шею веревку. Вы задумали на меня напасть? Добро пожаловать, я готов вас встретить и не испытываю страха. На все воля Аллаха, страна будет принадлежать победителю»[368]368
  British Library, IOR/P/BEN/SEC/380, Bengal Secret Consultations, 10 April 1834, Extract of Intelligence from Shikarpore.


[Закрыть].

Официально Ост-Индская компания не имела отношения к походу Шуджа-Шаха. Когда в предыдущие разы он пытался отвоевать престол, в Калькутте лишь пожимали плечами. «Что касается утверждений, которые Шуджа-Шах, очевидно, пытается поддержать, – писал один из местных чиновников в 1816 году, – будто бы британское правительство намерено вступиться за его дело, Его Светлость полагает необходимым предостеречь от любых попыток поддержать таковые сообщения»[369]369
  Punjab Archives (Lahore), Case 106, 9/II/665, Chief Secretary, Calcutta, to David Ochterlony, 17 December 1816.


[Закрыть]. «Мне докладывают, что он [Шуджа] сумел широко распространить мнение, будто бы британские власти в Индии тайно поддерживают его, – писал, в свою очередь, Поттинджер Массону, – однако у меня нет причин это подтвердить»[370]370
  National Archives (UK), FO 705/32, Masson to Pottinger, 3 October 1833.


[Закрыть].

Но неофициально капитан Клод Уэйд, шеф Ост-Индской шпионской сети на границе, был полностью посвящен в планы Шуджи. «Когда Солнце войдет в знак Весов и спадет жара, – писал Уэйду Шуджа, – я предприму поход до места назначения и по воле Аллаха надеюсь вскоре достичь цели и завладеть Кандагаром, где разместятся мои друзья (Досточтимая Компания) в силу нашего постоянного согласия и союза»[371]371
  British Library, IOR/P/BEN/SEC/379, Bengal Secret Consultations, 3 January 1834, Shah Shujah to Wade, received 24 December 1833.


[Закрыть]. «Не сомневаюсь в его неизменной удаче, – писал Уэйд, – и в том, что он окажется в лучшем положении при своей осмотрительности и мудрости, всегда посрамлявших его врагов, и при глубоких знаниях, полученных им от наших служб»[372]372
  British Library, IOR/P/BEN/SEC/380, Bengal Secret Consultations, 19 April 1834, Wade to the Secretary of Government, 17 March 1834.


[Закрыть].

В мае 1834 года, когда Дост-Мохаммед изгнал Шуджи из Кандагара, планы оказались нарушены. Шуджа, забыв свои прежние кровожадные угрозы, бежал без оглядки, не дождавшись и середины сражения. Его армия быстро развалилась. «Шуджа-Шах стал скитальцем в пустыне враждебности! – радовался Дост-Мохаммед после сражения. – Все, что ему принадлежало, захвачено нашим победоносным войском»[373]373
  British Library, IOR/P/SEC/BOM/82, Secret Consultations, 26 August 1834, Wade to Government, 27 July 1834.


[Закрыть]. Шах быстро вернулся в Лудхияну, чтобы строить новые планы возвращения на царство.

Массон предусмотрительно сторонился заговоров, но Карамату-Али, шпиону Ост-Индской компании в Кабуле, везло меньше. Его дела шли все хуже. Когда компании больше всего была нужна его шпионская сеть, сеть эта распадалась. Хари Сингх, новый сикхский военный губернатор Пешавара, не желал делить город с британскими шпионами. В свете этого нежелания он конфисковал дом одного из осведомителей Карамата-Али, оштрафовал его еще на 700 рупий и в конце концов приказал перехватить и «изорвать в клочки» его письма в Индию[374]374
  British Library, IOR/P/BEN/SEC/380, Bengal Secret Consultations, 25. March 1834, Wade to Karamat Ali, 3 January 1834.


[Закрыть]. Не получая донесений Карамата-Али, Ост-Индская компания не знала, что менее достойно доверия, известия о нем из Кабула или его расходы. «Противно правилам пристойной бухгалтерии, – журили шпиона, – присылать такие небрежные отчеты, как ваши»[375]375
  Ibid.


[Закрыть]. Массона все это забавляло. «Против меня Хари Сингх не возражает», – заметил он. Его письма в Индию «пропускали, не вскрывая»[376]376
  National Archives, London, FO 705/32, Masson to Pottinger, 9 October 1834.


[Закрыть].

У Массона не было времени на заговоры. Он нырнул в мир богов и демонов.

Полторы тысячи лет назад Хадда, что в 160 километрах восточнее Кабула, была сказочным буддистским краем. Ее холмы и долины были усеяны ступами, монастырями и часовнями. С каждым шагом Массон все больше таращил глаза: повсюду его подстерегали духи, скалившие зубы. Чего стоила одна только изящная скульптура мужчины, снявшего с плеч собственную голову и приподнявшего ее над своей шеей! Куда ни шагни, его встречали тысячи скульптур. И чем больше Массон приглядывался, тем удивительнее становились некоторые из них.

Атлант, легендарный титан из древнегреческих мифов, приговоренный вечно подпирать небеса, здесь подпирал буддистский храм. Мускулистый мужчина рядом с Буддой, вылитый Геракл с палицей, в львиной шкуре, был на самом деле Ваджрапани, одним из последователей Будды. По стенам лилось из греческих амфор вино, Будде прислуживал юноша с корзиной, полной цветов, изваянный в технике, пришедшей из Египетской Александрии.

Массон опьянел от счастья. В кои-то веки ему даже не приходилось заботиться о деньгах. Несколько недель назад он получил спасительное письмо от Поттинджера. В обмен на будущие его находки и монеты, уже собранные в Баграме[377]377
  British Library MSS Eur. E.161, 11, Masson to Pottinger, 23 April 1834.


[Закрыть], Ост-Индская компания соглашалась финансировать раскопки Массона. «Власти в Бомбее, – писал Поттинджер, – разрешили мне предоставить вам 1500 рупий и назначили своим агентом для получения реляций и древностей, которые вы впредь пожелаете присылать»[378]378
  British Library MSS Eur. E.161/6–7, 4, Pottinger to Masson, 1 January 1834.


[Закрыть]. Массон не верил своим глазам. «Мне трудно выразить, насколько я ценю ту благосклонность, которую вы мне обеспечили, – писал он в ответ, – и как меня обрадовали полученные сведения, ибо я уже готовился пожертвовать кое-какими интересными древностями, чтобы продолжить поиски»[379]379
  National Archives, London, FO 705/32, Masson to Pottinger, 23 April 1834.


[Закрыть]. Он пообещал Поттинджеру пустить полученные деньги на благие дела.

Массон не мог не вздрогнуть, прочитав, что Поттинджер представил его Ост-Индской компании как «внушающего доверие американца, известного, вероятно, по имени Его Превосходительству губернатору»[380]380
  British Library, MSS Eur. E.161/1, 3, Pottinger to Charles Norris, Chief Secretary to Government, Bombay, 27 November 1833.


[Закрыть]. Он утешался тем, что истина о Чарльзе Массоне не может быть известна компании: после стольких лет и стольких километров там никак не могли знать, кто он на самом деле.

В самой большой ступе Хадды, ближе к ее фундаменту, Массон нашел мятый медный сосуд, наполовину заполненный жидкостью. Внутри сосуда находилась серебряная шкатулка с мерцающими монетами и темно-синим камнем. Под шкатулкой была спрятана «масса хрусталя» и еще одна шкатулка из чистого золота, вся в драгоценных камнях. В этой шкатулке плескалась «бесцветная прозрачная жидкость с приятным запахом», которая почти сразу «испарилась»[381]381
  Wilson, Ariana Antiqua, p. 109.


[Закрыть].

В медном сосуде Массон нашел горсть отлично сохранившихся золотых монет с барельефами трех разных правителей: Феодосия, Маркиана и Льва. Это был тот самый ключ, найти который он всегда мечтал: узнав, когда каждый из них властвовал, можно было понять, когда построили ступу. Но при всех своих стараниях он не мог определить сроки их правления. От отчаяния он написал Поттинджеру, моля о помощи[382]382
  National Archives (UK), FO 705/32, Masson to Pottinger, 15 July 1834.


[Закрыть].

В сотнях миль и в нескольких неделях опасного пути от любой библиотеки, где можно было бы отыскать ответ на его вопрос[383]383
  British Library, MSS Eur. E.161/6–7, 6.


[Закрыть], Массон мучился от мысли, что может «полагаться только на собственную память»[384]384
  Masson, Various Journeys, vol. 1, p. 402.


[Закрыть]. Он просил Поттинджера прислать ему книги, причем любые, «пусть даже обычные школьные учебники, лишь бы они были полезны мне здесь: “Классический словарь” Лемприера, “Греческие древности” Поттера, “Индуистский пантеон” Мура, греческую грамматику любого автора, словарь – я буду очень рад любой из них и надеюсь, что их несложно раздобыть»[385]385
  National Archives (UK), FO 705/32, Masson to Pottinger, 9 October 1834.


[Закрыть]. Он также просил, если нетрудно, прислать ему карандаши, томик Александра Поупа[386]386
  Ibid.


[Закрыть] и немного опиума[387]387
  Ibid., Masson to Pottinger, 15 July 1834.


[Закрыть].

Получив письмо Массона о трех золотых монетах, Поттинджер потратил много часов на штудирование всех доступных ему книг, пока не понял, где искать. Открыв «Историю упадка и падения Римской империи» Гиббонса, он отправил Массону «краткую записку о правлении Феодосия, Маркиана и Льва по Гиббонсу, из которой видно, что оно пришлось на V век нашей эры»[388]388
  British Library, MSS Eur. E.161/6–7, 10a, Pottinger to Masson, 4 November 1834.


[Закрыть]. Все трое были восточно-римскими императорами со столицей в Константинополе. Феодосий II оказался самым молодым императором в истории: в 402 году, когда ему было меньше года от роду, его провозгласили правителем большей части известного тогда мира. Научившись ходить и говорить, он начал неуклюжее правление, подкупая всех, с кем не мог воевать, пока не умер в 450 году. Монета Массона была отчеканена на императорском монетном дворе в Константинополе и неведомыми путями попала в Афганистан. «Наш владыка Феодосий, процветающий и счастливый», – гласила надпись на латыни. Так у Массона появилась первая четкая датировка: раз Феодосий II правил с 402 по 450 год, то ступе было приблизительно полторы тысячи лет.

Получая по крупицам сведения, переходившие из рук в руки и доставляемые верблюжьими караванами через перевалы Афганистана, Массон начинал понимать, что за мир он извлекает из земли. Много лет назад он неистово стирал все подробности своего прошлого. Теперь он больше всего хотел поведать правдивую историю.

К востоку от Кабула, в долине между городом и Баграмом, стоит ступа Топдара. Для Массона это был, «наверное, самый сохранившийся и самый прекрасный памятник такого рода в этих краях»[389]389
  Wilson, Ariana Antiqua, p. 114.


[Закрыть]: огромный барабан высотой 30 метров, высящийся над окрестностями. Массон начал копать там в 1833 году. Теперь он вернулся туда с блокнотом. Местные привыкли к появлению и исчезновению «странной птицы»[390]390
  Masson, Various Journeys, vol. 3, p. 138.


[Закрыть] и неизменно были рады ей. «Я сумел со всеми в кишлаках свести знакомство, – писал он, – и был уверен, что меня всегда хорошо примут»[391]391
  Ibid., pp. 98–9.


[Закрыть]. Часами Массон сидел у реки, протекавшей под ближним холмом, и переносил на бумагу все детали кладки и барельефов. Он проявлял величайшую тщательность. В 2016 году, когда афганские археологи принялись за реставрацию Топдары, они руководствовались поблекшими, но очень точными зарисовками Массона.

Массону открылся целый мир. «Если я смогу стать посредником по предоставлению миру самых интересных ваших открытий, – писал ему Поттинджер, – то будет достигнута единственная моя цель».

По поводу ваших рукописей я писал вам в своем последнем письме, что, если вы доверите их мне, я постараюсь, чтобы они были изданы либо под эгидой бомбейских властей, либо одним из научных обществ Великобритании, любое из которых с радостью за это возьмется… Я бы даже предложил самостоятельно начать печатать их (используя технический термин). Но опыт моей жизни – а я прибыл в Индию 14-летним мальчиком – не позволяет мне этим заняться. Прошу меня простить, если разочаровал вас тем, как изложил этот предмет[392]392
  National Archives (UK), FO 705/32, Pottinger to Masson, 6 September 1834.


[Закрыть].

Кабульский рассказчик видел, что его рассказы воплощаются в жизнь. По утрам он просыпался с улыбкой до ушей и торопился приняться за работу.

Но однажды в начале 1835 года Массон получил письмо. Прочел его – и уронил на пол.

Письмо было от шефа шпионской сети Ост-Индской компании Клода Уэйда. Уэйд знал все. Он знал, что Чарльз Массон раньше был рядовым Бенгальской артиллерии Джеймсом Льюисом. Знал, что он дезертир и что почти десять лет находится в бегах. Его послание Массону было незамысловатым: теперь ты мой.