Текст книги "Любовники"

Эдуард Багиров
Любовники

 
Я отличаюсь от многих из вас
Тем, что живу по особым законам,
Тем, что пишу этой ночью бессонной
Лишь потому, что мне грустно сейчас.
 
 
Я отличаюсь от многих из тех,
Что меня искренне, честно любили —
Тем, что любовь, и огонь, и успех —
Буквами, строчками, рифмами были.
 
 
Я отличаюсь от радостных дев
Возрастом, полом, обличьем и весом,
Тем, что я – шут и беспечный повеса,
И – скорпион, а не дева и лев.
 
 
Я отличаюсь от прочих вокруг
Тем, что порой выключал телефоны
Лишь для того, чтобы ночью бессонной
Не наложить на себя своих рук.
 
 
Я отличаюсь порой от себя
Тем, что себя не считаю поэтом,
И понимаю, что только поэтому
Не умираю, о прошлом скорбя.
 
 
Я отличаюсь от многих других,
С кем мои женщины спят, позабывшие
Море и солнце, на небе застывшее,
Вдруг увидавши счастливыми их.
 
 
Я отличаюсь от ваших мужей
Тем, что порою, забыв о приличии,
Я уходил, когда гнали взашей,
Не замечая всех знаков различия.
 
 
Я отличаюсь лишь тем, что люблю
Тех, с кем я был – с кем года, с кем – минуты,
Тем что не жил, подчиняясь статуту,
Тем, что себя очень долго терплю.
 

Андрей orlusha Орлов, «Про знаки различия»

1999 год

Посвящается А.З.

– Ничего страшного. Он заходит в подъезд, мы тихонько следом. Потом ждём, он выходит, я ему ствол в рожу, мол, стоять, сволочь. Он садится на задницу, и мы на его плечах врываемся в квартиру.

– Да мне-то по барабану, можешь поверить. А если там шум поднимется?

– Какой шум? Откуда? Пусть только муркнет кто-нибудь. С ноги по яйцам, стволом в башню, и сразу наступит тишина, как в склепе. Вот увидишь.

– Плоховато я тебя что-то со стволом представляю, Жень. Ну, да ладно. Где наша не пропадала.

Со мной вдруг неожиданно изъявил желание встретиться мой старый знакомый – Евгений Алиев. Я не отказался – свободного времени предостаточно.

Мы у метро пьем пиво прямо из бутылок. Друзьями в полном смысле слова нас не назовёшь: лишь изредка перекидывались парой слов в общих компаниях, да пересекались на базах и складах бывшей гостиницы «Севастополь», где скупали мелким оптом для последующей реализации всякую херню. Стоит ранняя весна девяносто девятого года, и мы едва сводим концы с концами в угрюмой и подавленной послекризисной столице. Источников дохода практически нет, а есть хочется каждый день. Нормально заработать в нашем полулегальном положении реально не представляется, а для воровства мы теперь уже слишком взрослые. Да и для нищенства… Поэтому не гнушаемся любыми заработками, лишь бы честными. Хотя бы относительно.

– Образцов, ты чем сейчас занимаешься?

– Да ничем, – ответил я. – Шатаюсь по электричкам, и впариваю народу пояса для похудения. Резиновые такие, может видал в «Севастополе»?

– Круто, – заржал Алиев. – А как ты попал на электрички-то? Там же мафия. С год назад одного моего приятеля где-то у Немчиновки прямо на ходу из вагона выкинули, вместе с товаром. Чудом под встречную не попал.

– Меня тоже пытались выкинуть. Только не вышло ни хера. Я, как увидел в тамбуре их бычьи рожи, сразу всё понял. Без разговоров схватил бригадира ихнего за голову, и долбанул о тамбурную створу. Он до самой Москвы так и не очухался.

А оставшаяся шелупонь вкурила, что с ними я и тем более базарить не намерен, и отлипла. В Москве вышел, узнал у них, как найти старшего, и сам решил с ним все вопросы.

– Заносишь кому-то, что ли?

– Да заношу… Только немного. А точнее, сколько сам посчитаю нужным. Там ведь тоже все люди разные. Шелупонь всякая отстегивает какие-то конкретные проценты, за ними там следят крепко. А я не шелупонь, со мной связываться – себе дороже. Поэтому мои пожертвования – это скорее жест доброй воли, хе-хе.

– Интересно ты живёшь, Рома, – улыбнулся Алиев. – Никогда не мог понять людей, работающих в электричках. С моей точки зрения они всегда были тупыми барыгами самого низкопробного пошиба.

– И ты абсолютно прав. Торгаши поганые. Ходят по вагонам, и бубнят в пустоту. Ты думаешь, мне это нравится, ходить и бубнить? Ты же про товар рассказываешь, а вагон занимается своими делам, и в хер не дует. Кто жрёт, кто спит, кто газету читает. А я – артист, мне внимание аудитории важно. Сам знаешь, краеугольный камень успеха в нашем деле, нерушимый постулат – «глаза в глаза» с клиентом. А в вагоне с кем мне глаза в глаза? Кому мне там улыбаться?

– Ну и чего тогда занимаешься херней? Сам ведь знаешь – выйди на любой станции, просто обойди всю округу, и распихаешь по конторам всё, что угодно. Ты ж ещё с «канадских» офисов начинал, у тебя такой опыт колоссальный, а ты по электричкам распыляешься.

– Да знаю я, старик… Апатия у меня какаято, понимаешь? Живу, как растение, без мыслей и желаний. День прошёл, и то хорошо. Вот ты говоришь – опыт. Ну, опыт! А куда его применить-то? У людей тупо нет денег. До кризиса, сам знаешь, можно было пару сотен баксов в день поднимать. Это если не напрягаться. А если напрячься, то и пятьсот не предел. А сейчас что? Безнадега какаято, страна в жопе, и мы вместе с ней…

– Ладно, – вдруг прервал меня Алиев. – Мы не для того встретились, чтоб на жизнь друг другу жаловаться. Есть маза срубить по-быстрому нормальное бабло. Дело непыльное, степень риска невысокая.

– Насколько невысокая? – с деланным безразличием поинтересовался я.

– Грохнуть, конечно, могут, – отхлебнув пивка, пояснил Евгений. – Но это если протупим или зарвёмся. А если подойдём продуманно, то всё будет хорошо.

– Рассказывай. И объясни, что в твоём понимании – срубить? На гоп кого-нибудь взять, что ли?

– Фу, Рома, – Алиев брезгливо поморщился. – Неужели ты думаешь, что мне некого подтянуть на гоп? У меня бывших сокамерников по Москве минимум полдесятка шарится, и я более чем уверен, что их дела сейчас тоже не блестящи, да и опыта у них в таких делах куда больше, чем у тебя. Ты вот лучше мне скажи – героином не вмазываешься?

– Что, похоже? – ехидно ухмыльнулся я. – А ты в задницу не долбишься?

– Спокойно, Рома, – предостерегающе поднял ладонь Евгений. – Я пидорский юмор не воспринимаю, тем более в свой адрес. На вопрос-то ответь.

– Вмазывался как-то пару раз, из любопытства. Уж года три как… Мне это так понравилось, что больше никогда не прикасался, и не планирую. Боюсь. Ощущения превосходные, но подсесть – как два пальца обоссать.

– Это хорошо, – задумчиво протянул Алиев. – Значит, слушай сюда. У меня есть ментовская ксива. Настоящая. Да не смотри ты на меня так, это всего лишь удостоверение члена какого-то сраного общественного совета при МВД. По сути она ни хера не значит, но выглядит вполне по-взрослому. Её мне задёшево один знакомый полкан подогнал, от уличных мусоров откусываться. А ещё у меня есть наручники, и ствол, вылитый ментовский «Макаров», только газовый. У приятеля одолжил. И ещё я немного владею азербайджанским языком. Итак, если коротко: завтра мы едем в Бирюлево, на Покровский рынок, там находим торчка, торчок сдает нам барыгу, барыгу мы под мусорскую тему выставляем, и бабло у нас на кармане. То, что у барыг бабло есть всегда, думаю, объяснять не нужно… Слы, ты чё ржёшь-то?

– Угу, – отхохотавшись, выдавил я. – Тебе романы бы писать, Алиев. Пуаро, ёптыть. Джеймс Бонд с Покровского рынка, аха-ха-ха!

– Ну, хватить ржать-то уже, – раздраженно бросил Евгений. – Мне не до шуток ни хера, мне бабло нужно позарез. Эта операция примитивна до гениальности, и я всё равно её реализую. С тобой, не с тобой – по херу. Я тебя подтягиваю только потому, что один никак не справлюсь, одному слишком рискованно. Решай давай.

– Да не нервничай ты так… Хорошо, давай подробней. Если даже допустить, что мы найдём торчка… Хотя, где мы там его найдём?

– На Покровском-то рынке?! Ром, включи мозги. Там чуть ли не каждый второй – торчок. Там рядом, забор в забор с Покровским, находится овощебаза, которую держат азербайджанцы. А так как занимаются на этой базе совсем не только овощами, то там постоянно пасутся барыги, и прочая эта шобла. На саму овощебазу соваться смысла нет, потому что там одни чёрные, и мы там будем слишком приметны. А на рынке – самое оно. Походим, посмотрим, послушаем – я ж не зря про азербайджанский язык упомянул. Нам нужен всего лишь один маленький, вонючий черножопый наркоман. Или даже русский, по херу, они все одинаковые. А остальное – просто дело техники. Не надо усложнять простые вещи. Просто поверь на слово. Боишься ты или нет – не спрашиваю. Сам вижу, что не боишься. От тебя требуется минимум – побольше молчать, и вовремя реагировать.

В течение следующих десяти минут Алиев тщательно, в мельчайших подробностях рассказал мне о деталях операции. Выглядело всё очень убедительно.

– Ну хорошо, давай попробуем, – уже серьезно ответил я. – Хуже не будет. А реально будет барыгу твоей пукалкой на шарапа взять? У неё ведь дуло в стволе другое совсем.

– Не сомневайся, – Алиев кивнул. – Тебе когда-нибудь ствол к голове приставляли? Нет? Вот тото же. Я тебя уверяю, что в такие моменты в дуло не заглядываешь, хе-хе. Короче, завтра в девять утра, у центрального рыночного входа. Форма одежды – «бирюлёвец на променаде». Найди самую дешёвую и безвкусную дрянь, что у тебя есть, чтоб выглядел, как местный. Обувь поудобней, лучше кроссовки, вдруг сваливать придётся.

– Лады, договорились. Слышь, Жень, – осторожно поинтересовался я. – А тебе нормально это… Ну, бомбить своих же соплеменников, пусть они и барыги? Они ведь тоже азербайджанцы.

– А мразь национальности не имеет, – отрезал Алиев. – Тех, кто барыжит наркотой, я вообще душил бы собственными руками, а не то чтоб на бабло их выставлял. Ну всё, Ром, до завтра, и лучше не опаздывай, – он махнул мне рукой, поднял воротник куртки, и нырнул в метро.

Районы, находящиеся рядом с Покровским вещевым рынком, уже не первый десяток лет являются московским филиалом республик Кавказа. Оба Бирюлёва – и Западное, и Восточное – давно и плотно заселены, в основном, представителями именно этой окраины бывшего Союза. Они скупили там чуть ли не половину жилфонда, а съёмных квартир заняли так и вовсе не менее девяноста процентов, потому что это один из самых дешёвых, неблагоустроенных и неблагополучных районов Москвы. Так что Бирюлёво, равно как и всякие бескудниковы с лианозовыми, уже давно само по себе превратилось в самое настоящее гетто, причём безо всякого участия властей. Разумеется, живут там не только кавказцы, там полно и представителей других национальностей. Но их объединяет один общий момент: подавляющее большинство из них – приезжие. Москвичей же в таких районах почти не осталось, в основном только те, кто существует на нищенскую зарплату, не имея ни денег на приличное жильё, ни каких-либо дальнейших перспектив. Впрочем, уже много лет по столице гуляет расхожая шутка про то, что москвичей в городе и так уже осталось всего процентов двадцать, толку от них нет, только жить мешают… Что же до Покровского вещевого рынка, равно как и до крупного овощного у метро «Пражская», то они, как и почти все московские рынки, полностью контролируются азербайджанцами. В принципе это нормально – так сложилось исторически, потому что дело своё азербайджанцы знают хорошо, и благодаря им в Москве круглый год полно свежих овощей и фруктов. Но самое неприятное в том, что наряду с прилежными тружениками весов и прилавка в Москву постоянно съезжается огромное количество самой что ни на есть омерзительной мрази. И не только из Азербайджана. Торговцы наркотиками, воры, грабители, да и просто наркоманы, за ежедневную дозу готовые практически на всё, что угодно. Общий процент совершенных ими преступлений, по сравнению с коренным населением, конечно же несопоставимо мал, но всё равно заметен и неприятен. И поэтому Алиев выбрал для реализации своего плана максимально верное место – столько гнили и грязи, как в вонючей клоаке тех районов, в Москве найти малореально.

К рынку я опоздал на полчаса – проспал. Увидев Алиева, чуть не прыснул в кулак: обычно вполне элегантный, давно привыкший к дорогим московским магазинам Алиев выглядел самым настоящим лошарой. Куртка из кожзаменителя, мешковатые джинсы невнятного колора, кроссовки неопознанного производителя. Короче, самые обычные дешёвые бесформенные тряпки, продающиеся на всех без исключения подобных рынках. Но смотрелся в этом Евгений вполне органично. Не из профессорской семьи, небось. Мы поздоровались, и тихо переговариваясь, прошли на территорию.

– Так, Ром, я на час раньше приехал, уже заприметил перца одного, – быстро говорил Алиев. – Вмазанный, сука, шарится тут, и похоже, ищет, чё бы скрысить. Неплохо бы взять его прямо на деле, с поличным, но мы не менты. И если рядом окажутся настоящие опера, которых по рынку тоже шарится немало, то можем огрести геморроя. А у нас немного другие цели.

– Ну, и чё делать-то? Давай, руководи операцией, гражданин начальничек.

– Цыц! Ерничать будешь потом. Пока просто следим. Мне этот хрен нравится больше остальных. Во-первых, он вмазанный, это хорошо: значит, наркоман, а следовательно – уже виноват, и знает об этом. Во-вторых, морда у него очень прошаренная и в то же время трусливая; смотри, вроде и на понтах весь, и челюсть вперед выставил, а у самого глаза бегают. Значит, он ссыкло, и барыгу сдаст в пять секунд, лишь бы жопу прикрыть. И самое главное: он азер, это сто процентов, но за целый час ни с кем из торгашей не поздоровался, а они тут практически все до единого тоже азербайджанцы. Значит, он тут чужой, и это для нас очень хорошо, потому что при «задержании» он вряд ли станет поднимать кипеж на всю округу.

Повезло нам практически сразу. Объект всегото минут сорок пошатался по рынку, после чего направился за контейнеры, в сторону сортира. В самый безлюдный сектор территории, практически её край, где почти все контейнеры закрыты. Мы затаились у одного из них, и стали ждать. Вскоре, пошатываясь и почесывая в паху, объект вышел из сортира, и двинулся прямо в нашу сторону.

Мы спокойно вышли из-за контейнера прямо перед торчком, Евгений показал ксиву, а свои имя и «должность» пробурчал невнятной скороговоркой, в которой, впрочем, отчетливо прозвучало «оперуполномоченный», и потребовал у него документы. Приезжие, стоит отметить, боятся московских ментов и ксива на них действует просто магически. А Женина ксива была самая что ни на есть правильная: любовно обернутая в специальный прозрачный чехол с кожаной окантовкой, и на тонкой длинной цепочке, прикреплённой к ремню. Как у настоящего мента. Торчок мгновенно вытянул из-за пазухи измятую книжицу и судорожно протянул Алиеву.

– Что такой случился, начальник?

– Пока ничего, гражданин… эммм… Везиров Ахмед Джавид-оглы, – и Алиев окинул его каким-то доселе незнакомым мне холодным рыбьим взглядом. – Просто мне показалось, что вы находитесь в состоянии наркотического опьянения. Пройдёмте-ка с нами. – С этими словами Алиев взял торчка под локоток, завёл за контейнеры, и принялся обыскивать.

– Да нэту ничиво, начялник, мамой килянус, – бормотал объект, пока Евгений прощупывал каждый шов в его одежде. – Просто шёл, никаво не трогал, да. Трэзвий савсэм.

– Заткнись, сами разберёмся… А вот это что такое?! – и Алиев вытащил у него из внутреннего кармана куртки перетянутый ниткой целлофановый свёрток шарообразной формы, окружностью с советскую пятикопеечную монету.

– Это не мой, начялник! – заверещал торчок, выворачиваясь из рук Алиева. – Што делаешь, начялник, зачем беспределничаешь?

– Слы, ты чё дёргаешься, падла? – Евгений сильно ударил его локтем в челюсть, тот осел на корточки, и уставился на нас выпученными, полными недоумения и испуга глазами. – Чё ты дёргаешься? Сиди, гнида, ты своё отгулял. Лейтенант, – обратился он ко мне, – в браслеты его закоцай, вдруг сбежит, сука, а у него особо крупный размер. Повезло нам сегодня. Барыгу взяли.

– Какой барыга, э?! – Ахмед снова взвился. Он просто не знал, что назад у нас дороги нет, да и лишнее палево тоже было ни к чему. Евгений снова его ударил, на этот раз поддых. Удар был такой силы, что тот просто молча скрючился, выпучил глаза ещё больше, и на минуту притих. Алиев вытащил сигарету, и совершенно спокойно закурил. Мне, в отличие от Алиева, спокойствие сохранять удавалось с трудом, руки всё равно немного тряслись, и я не вынимал их из карманов.

Из-за контейнеров то и дело раздавались каркающие голоса проходящих торговцев.

– Давай, лейтенант, наряд вызывай, – безразлично произнёс Алиев, брезгливо разглядывая клиента. – Ща на экспертизу повезём. И его, и порошок. Тут граммов двадцать, не меньше. Весь рынок небось снабжал, гнида.

– Начялник, мамой килянус, – забормотал наркоман. – Мамой килянус, нэ мой парашок, нэ вози экспэртыза, дэньги дам сколка хочиш, сэйчас брат пазваню, толька атпусти, зачэм чужой товар на мне вэшаешь, начялник…

– Да заткнись ты, гнида, – отвернулся от него Евгений, и потихоньку мне подмигнул. – Какие деньги, ёпт? Ты чего, не понял ещё, что у нас операция? Сдали тебя, с потрохами. Стопроцентно по этапу пойдёшь. Нам-то похер, кого сажать, у нас на такое говно, как ты, план. Вас, вонючих чурок, много. Ничего, посидишь лет восемь на баланде, организм почистишь, хе-хе.

Через полчаса, расталкивая локтями толпу, ополоумевший от пережитого страха оглы птицей нёсся в сторону центрального выхода, даже не оглядываясь. Аж пятки сверкали. Евгений удовлетворённо улыбнулся, пробежал глазами написанный на бумажке адрес, тщательно его запомнил, после чего изорвал бумажку в мелкие клочья и выкинул их за контейнер. Целлофановый шар с порошком отправился обратно во внутренний карман.

– Жень, а где ты столько порошка-то взял? – спросил я, засовывая за пояс наручники. – А прикид свой где откопал?

– Ну, где взял, – пожал плечами Алиев. – Сам натолок. Анальгин это, обыкновенный, из аптеки. Неужели ты думаешь, что я стал бы таскаться по городу с восьмилетним сроком на кармане? Я ж не Ахмед этот. А в одежде этой я когда-то приехал в Москву. Пошли, лейтенант, нас ждут великие дела.

Через час мы уже сидели в кустах в метрах двадцати от подъезда в отвратительно глухом, безлюдном районе у станции «Бирюлево-Пассажирская» – в самой глубине панельных трущоб Михневской улицы с заплёванными и заблёванными подъездами с кучей пустых бутылок и всякого хлама, – и ждали, пока ктонибудь приедет к барыге за героином. Ждать нам пришлось долго, часа два, если не больше – время тянулось медленно. В подъезд изредка заходили люди – какие-то пенсионерки, тетки, подростки, пожилые кавказцы явно не наркоманского вида. В общем, не наш контингент. Но вскоре у подъезда остановился потрепанный черный «БМВ», с наглухо тонированными стёклами и сверкающими дешёвым хромом и новизной колесными дисками. Из машины вышел хорошо одетый кавказец лет двадцати пяти, быстро, но внимательно огляделся, нервно щёлкнул сигнализацией, и скрылся в подъезде.

– Точняк, наш клиент, – прошептал Евгений, – машину закрыл, стало быть один, вообще отлично. Ждём две минуты, и вперёд, на третий этаж. Тихо и быстро. Лифт не трогаем, он стопудово скрипучий, так что пешком. И повторяю, ты, главное, молчи, я сам всё сделаю.

– Слушаюсь, товарищ начальник, – я хрустнул пальцами, и нащупал на поясе наручники.

– Не начальник, бля, а командир, – пробурчал Алиев. – Если назовёшь меня начальником при барыге, можем спалиться. Ты даже не представляешь, насколько они прошаренные.

– Хорошо, как скажешь. А скажи-ка, командир, палить-то барыга не начнет? Как они себя вообще ведут в таких ситуациях?

– Ты спятил, что ли? Где ты видел барыгу со стволом? Это в случае с крупными оптовиками всякое может быть, а эти-то, которые на квартирах торгуют – тьфу, и растереть. Самое главное – попасть в квартиру, тогда всё точно будет в шоколаде. Но попасть в квартиру – как раз и есть самая сложная задача. Ну всё, пора, пошли давай.

Мы бесшумно рванули к подъезду, в считанные секунды взбежали на пролет между вторым и третьим этажами, и затихли там, слившись со стенами. Роль мента меня постепенно увлекала, хотя я по-прежнему немного боялся. Алиев же был спокоен, как удав, и целеустремлён, как железнодорожный локомотив, словно подобную «милицейскую операцию» он проделывает далеко не впервые. Наверху чуть слышно скрипнула дверь, и тут же закрылась – это клиент вышел с товаром. Раздались мягкие шаги – тоже игнорируя лифт, он спускался прямиком в нашу сторону. Миновав пролёт, он увидел нас, и обмер: Алиев стоял прямо, правой рукой направив ствол ему в пах, а левой демонстрируя развернутую ксиву.

– Ну вот, бля, – только и смог обалдело обронить клиент, и поднял руки вверх. Из разжавшихся пальцев на лестницу упали три маленьких целлофановых комочка. Алиев убрал ксиву в карман, и приложил палец к губам.

– Тихо, бля, – чуть слышно прошипел он, указал на пакетики стволом, и помахал им вверх-вниз, мол, поднимай. Клиент, так же сохраняя гробовую тишину, отрицательно помотал головой. – Под-ни-май, говорю, сссука, козлина ты тупорогая. Ща ведь плохо будет.

Клиент растерянно нагнулся, аккуратно поднял пакетики, и механически засунул в боковой карман брюк. Алиев так же молча поманил его пальцем, тот спустился к нам, и я в полной тишине пристегнул его наручниками к тонкой трубе батареи отопления, пронизавшей весь подъезд сверху донизу. Алиев ткнул клиента стволом в область печени, вынул у него из внутреннего кармана куртки паспорт, пролистал, и протянул мне. Я убрал паспорт в свой карман. Клиент смотрел на нас расширенными глазами.

– Слушай сюда, гондон штопанный, – пристально глядя ему прямо в глаза, зашептал Алиев. – Внимательно. Сейчас ты снова поднимаешься в квартиру. Мы – сзади. – Клиент снова испуганно-отрицательно замотал головой. Глаза Алиева постепенно наливались кровью, он тщательно отчеканивал каждое слово. – Тихо ты, тля. Не пылить. Мы уже здесь. Мы туда попадём. Его сдали. Он уже попал. По-любому. Врубаешься? Если мы будем там сейчас, и через тебя, то ты берёшь свой сраный герыч, и уходишь домой. Ты нам на хер не нужен. Понял? А если не через тебя – то ты сидишь в тюрьме. Вместе с ним. Стопудово. Долго. Думай минуту. Потом – всё. Экспертиза, суд, этап. Уедёшь на восьмилетку за сраного барыгу. Я тебе отвечаю. – На этих словах Алиев двумя пальцами достал свой толченый анальгин, покачал перед носом у вконец затравленного клиента, и хладнокровно засунул ему во внутренний карман. Тот вздрогнул, попытался было открыть рот, но покосился на ствол, осёкся, ещё пару секунд что-то прикидывал, и утвердительно кивнул.

– Молодец, врубаешься. Сколько там человек?

– Он один, из мужиков больше никого, – проговорил клиент. – И бабские голоса я слышал ещё.

– Отлично. Лейтенант, раскоцай его. Я осторожно, чтоб не звенеть металлом, отстегнул клиента от трубы, и мы двинулись наверх. Алиев шёл вплотную за клиентом, я следовал в метре сзади. Клиент позвонил условным сигналом, Евгений присел на корточки за его спиной, не выпуская ствола из рук. В коридоре послышалось шарканье ног, раздался приглушённый голос с легким акцентом:

– Что случилось, Тенгиз?

– Ничего, Кямал-джан, – негромко, но неожиданно спокойно и уверенно ответил наш клиент. – Ещё хочу.

– Ты один?

– Нет, с мусорами, – для такого момента сыронизировал Тенгиз максимально убедительно.

– А, это хорошо, – оценили шутку за дверью. – Ну, тогда добро пожаловать.

Дверь открылась. Алиев с силой отшвырнул Тенгиза в мою сторону, ворвался в квартиру, сходу врезал барыге стволом по голове, и громко произнёс: «Милиция, всем на пол, руки за голову!» Барыга рухнул лицом вниз. Из квартиры не донеслось ни звука. Мы зашли следом, я запер входную дверь, за шиворот отволок вновь оцепеневшего Тенгиза в ванную, и приковал там наручниками, чтоб не мешался под ногами. Барыга молча лежал в коридоре лицом вниз, сцепив руки на затылке. Алиев передвигался по комнатам со стволом в руках, и осматривал жилище.

– Порядок, лейтенант, – удовлетворенно сказал он, выходя в коридор, и показывая большой пакет граммов в пятьдесят. – В одной комнате женщины, героин фасуют. Сидят тихо, не дёрнутся. Напуганы очень. Там килограмм, не меньше, прямо по полу рассыпан, чуть ли не на газете. Так что сроков на всех хватит. Вон телефон в углу, звони в отдел, вызывай.

Я сделал пару шагов в сторону аппарата. С пола послышалось ненавязчивое покашливание. Алиев подавил довольную улыбку, присел рядом с барыгой, на всякий случай тщательно обыскал его на предмет оружия, велел подняться, и развернул у него перед лицом ксиву. Барыга оказался азербайджанцем лет сорока пяти, вполне приличной внешности, чисто выбритым и в опрятной домашней одежде. И встреть я его на улице, никогда не заподозрил бы в торговле наркотиками.

– Ну, что, Кямал, приехали? – будничным тоном, безо всяких эмоций спросил у него Алиев.

– Давай спокойно поговорим, началник, – тоже спокойно, почти без акцента произнес Кямал. Видимо, матерый барыга чувствовал ситуацию очень хорошо, хоть и вряд ли мог заподозрить, что на самом деле никакие мы не менты. – Пойдём в тот комната, и там вдвоём поговорим, без всех людей.

– Ну, пойдём… поговорим. Только без шуток, – Алиев пошевелил пистолетом. Барыга приоткрыл дверь, за которой сидели женщины, и произнес какую-то длинную фразу на азербайджанском языке. Я внимательно посмотрел на остававшееся бесстрастным лицо Алиева, и успокоился окончательно. Они ушли беседовать. За дверью ванной раздался протяжный, тяжёлый вздох.

Примерно через полчаса они вышли. Барыга очень довольный увивался вокруг Алиева и приглашал ещё зайти. Алиев снисходительно, чуть брезгливо улыбался уголками рта. Мы забрали из ванной Тенгиза, сковали ему руки за спиной, и вывели за дверь. Барыга с фальшивым сочувствием с ним попрощался. За время, проведённое взаперти, Тенгиз сдулся ещё сильнее, на него было неприятно смотреть. Его трясло, на лбу выступила испарина, а в глазах стоял страх. Может его просто кумарило. Он же, в конце концов, к Кямалу не за книжками приезжал. На улице я вытащил у него из кармана ключи, сел за руль, Алиев с Тенгизом разместились на заднем сиденье, и мы двинулись в сторону метро.

– Начальник, куда вы меня везёте? Ты же обещал отпустить!

– Да не ссы, – Алиев отстегнул наручники, убрал их куда-то за пазуху. – Кому ты нужен, ёпт. Опер сказал, опер сделал, – усмехнулся он. – Ром, останови машину на минутку… На вот тебе, за хорошее поведение, – он швырнул наркоману пакет с героином, который прихватил у барыги. – Может, раньше сдохнешь. А теперь вышел на хуй из машины. Быстро, я сказал.

– Начальник, – упавшим голосом выдавил Тенгиз. – Это не моя машина, начальник. Меня за неё на ремни порежут.

– Не ссы, говорю. Нам на хачовских помойках ездить западло. Сейчас выходишь, и ждёшь ровно пять минут, не меньше. Потом ловишь такси, и едешь до Царицынской. Там на стоянке у рынка найдёшь машину. Ключи и документы будут под сиденьем. Всё, пшёл! – Алиев вытолкнул его на улицу, и хлопнул дверью. – Жми, Ром.

Мы сидели в каком-то кафе, пили коньяк и пересчитывали выручку. Вышло по полторы тысячи долларов на брата – огромная сумма. Передо мной сидел прежний Алиев. От образа наглого мента ничего не осталось.

– Ну что, лейтенант, – иронизировал он. – Представляешь, сколько ты теперь сможешь накупить поясов для похудения? Отдельную квартиру придётся снимать, в качестве склада. Какие планы-то?

– Наверное, куплю какой-нибудь вузовский диплом, и пристроюсь на работу. Надоело мотаться, как говно в проруби. А сам-то чего дальше делать думаешь? Не просто так же тебя на сегодняшнюю аферу сорвало.

– Разумеется, – Алиев сделал глоток, пожевал яблочную дольку. – Открою агентство недвижимости.

– Ни фига себе масштаб, – изумился я. – А ты чего, риэлтор? У тебя образование? Опыт? Клиентура?

– Рома, ну что ты, как маленький. Опыт у меня такой же, как у тебя. Бесценный. Клиентов разводить. А на что именно – давно пофигу.

– А почему тогда именно агентство недвижимости? Это ж геморроя сколько, а насколько я тебя знаю, ты особенной усидчивостью сроду не отличался.

– Да какой там геморрой-то, – поморщился Женя. – Вот ты, например, когда в последний раз новую хату снимал?

– Давненько уже. Я в своей четвертый год уже живу. А через агентов – вообще никогда не снимал. А что?

– В общем, недавно меня в одном таком агентстве кинули. Ну, не совсем кинули, а просто те условия, что были прописаны в договоре, немного отличались от тех, что мне озвучили. Мне сказали, что интересующая меня хата есть в наличии, я занёс агентам денег, а хозяйка… не пришла.

– В смысле? Как не пришла?

– В прямом. Я прождал час у подъезда, а потом мне в агентстве сказали, что она перестала типа снимать трубку. Но по договору они теперь обязаны ежедневно в течение трех недель присылать мне все подходящие варианты, которые у них появятся. Несколько раз в день.

– А в чём прикол-то?

– Прикол в том, что деньги я уже заплатил. Понимаешь? Немного, долларов тридцать, кажется, но сам факт. Теперь смотри: я снимаю офис, даю объявы в газету, ко мне приходят клиенты, плюс я ежедневно получаю от агентства информацию о сдающихся хатах. Каковая информация стоит мне всего тридцать долларов в месяц. А клиенты в свою очередь платят мне за неё уже совсем другие деньги. Плохо, что ли?

– Неплохо, спору нет. Но что-то мне это не кажется убедительным. То, что ты описал, выглядит както слишком уж просто.

– Ха! Можно подумать, мы с тобой сегодня теорему Ферма доказывали. Вчера вон ты меня вообще на смех поднял. А теперь сидишь с деньгами на кармане. Всё гениальное просто, Рома. Всё гениальное просто.

– Неплохо, – я задумался. – А давай вместе займёмся? Может, пригожусь.

– Нет, – категорически отрезал Алиев. – Больше никаких партнеров. С меня Саши Хохла более чем хватило. Ничего личного, Образцов, но я сам по себе.

Алиев допил коньяки подозвал официанта, мы вышли на улицу, пожали друг другу руки, и разъехались в разные стороны.