Текст книги "Время подумать"

Время подумать
Эдуард Галимуллин

Посвящается моему отцу

Галимуллину Зульфату Вагизовичу

(в православии – Анатолию)

19.01.1959 – 30.04.2015

© Эдуард Галимуллин, 2017

ISBN 978-5-4485-4496-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

*****

Совсем скоро мне исполнится 22 года. Совсем скоро – все мои друзья соберутся вокруг меня, а страницы в социальных сетях будут стремительно наполняться сообщениями.

Мне очень сложно это писать. Я, в целом, практически всегда сдерживал свои мысли там, где они возымели свое начало – в сознании, не позволяя им материализоваться в письме. Но получилось так, как получилось, и передать свои размышления я постарался настолько, насколько это позволяют сделать те языковые средства, которыми располагает наш «великий и могучий».

Итак, мне, без учета нескольких месяцев, 22. За это сравнительно короткое время я многое увидел, многое понял, многое прочувствовал. Думаю, нет смысла все вспоминать и перечислять – мы живем в стране, в которой люди, пытаясь доказать свое превосходство в споре над оппонентом, перечисляют количество бед, которые с ними случились и страданий, которые им пришлось перенести. Поэтому этим у нас никого не удивишь – у всех своя, часто очень весомая причина «кругов» под глазами.

Нередко мы осуждаем других людей, нередко, с чувством полной уверенности в своих словах, утверждаем, мол то или иное дело не могло служить причиной для таких-то действий и такого-то поведения. Поднимаясь все выше по ступеням пирамиды потребностей Абрахама Маслоу мы начинаем структурировать накопленные знания о мире, ориентируясь на свой собственный опыт, созидаем свою собственную систему оценок всех происходящих процессов и явлений. Ориентируясь исключительно на свой собственный опыт, мы… по определению не можем понять других людей.

*****

Как можно комфортно жить в государстве, в котором до того, как дождаться приезда скорой помощи, необходимо, задыхаясь от слез и пытаясь не потерять сознание, самостоятельно делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание отцу и надеяться, что врачи прибудут вовремя.

В котором та же скорая помощь, приехавшая спасать умирающего человека, к твоему полнейшему изумлению укомплектована, помимо водителя, всего лишь одной медсестрой, непонятного вида тряпкой с подшитыми «ручками», на которой, видимо, человека планируется заносить в машину, и аптекой «первой помощи» с парой ампул адреналина.

В котором реанимация человека происходит прямо на месте происшествия не потому, что реальных шансов спасти его уже нет, а по причине всего вышеперечисленного, а также того, что, по словам медсестры, по-видимому, изрядно уставшей от своей работы (а, скорее, от ее оплаты) пациент – «уже труп». И ты не злишься на эту женщину, хотя ее слова и полны того до ужасной боли в сердце отвратительного спокойствия… Ну, точнее, злишься в начале, охваченный эмоциями и страхом, но потом, спустя какое-то время, приходишь в себя и понимаешь, что виновата совсем не она.

А кто? Наверное, если пытаться зреть в корень проблемы, виновато именно государство. Чиновники, которые вместо того, чтобы позволить и без того небольшим, выделенным из бюджета средствам на здравоохранение действительно быть использованными на нужды медицины, «распиливают» их, строя себе загородные дачи и воспитывая своих детей в зарубежных университетах. А в свои ВУЗы, тем временем, приезжают с лекциями о том, что за границей делать нечего.

*****

Никогда бы не мог подумать, что подобное произойдет со мной. Мышлением, конечно, я располагаю скорее негативным, чем позитивным или даже реалистическим. Но, тем не менее, не ожидал. А беда, бесшумной поступью подкравшись со спины, в самом прямом смысле этого слова, нанесла удар. Лезвие смерти опустилось буквально в нескольких метрах от меня – услышав звук, который я уже не смогу воспроизвести даже в своей памяти, я повернул голову направо и увидел навзничь падающего отца…

Он упал на землю и ударился головой о стену гаража, из которого мы минуту назад вынесли два мешка с картошкой. Я позднее задумывался над этим эпизодом с ударом – может, если бы не стена, то его удалось бы спасти? С другой стороны, удар головой о твердую поверхность был неизбежен, поскольку, потеряв сознание, человек находится в абсолютно расслабленном состоянии. То есть не о стену, так об землю – в любом случае.

Фантастические ощущения – момент аффекта. Я точно помню, что не думал в принципе ни о чем. Из окружившей нас толпы собравшихся зевак одно из многочисленных мнений раздалось громче всего: «Наверное, парализовало».

«Действительно, наверное», – пронеслось молнией у меня в голове. Или мертв. Больше – ничего. Ни сожалений, ни тоски, ни грусти. Слезы лились автоматически, организм мобилизовался в экстренной ситуации настолько быстро, что сознание не поспевало за ним. Как не поспевало и за происходящими событиями.

Так почему именно я? В первую очередь, сознание продуцирует мысли, основанные на использовании положений и догм одного из самых распространенных абстрактных конструктов веры – религии. Что же я сделал не так? Кому навредил? Какие страшные грехи водятся за мной? Но, не начав еще разбираться в собственных согрешениях я подумал – ведь бывает так, что разрешенные, либо обычные и незапрещенные в одних религиях предметы или действия в других – страшных грех. Ну, либо убийство коровы в одной религии – убийство как таковое и карается как убийство, а в другой – особый тип, поскольку убито священное животное. Такие разные подходы, а Бог ведь, как утверждается, один. Просто подходы у людей к нему разные. А как же там, «наверху»? Не поделен же рай на множество гетто, в каждом из которых души умерших находятся в тех условиях, в которых они должны находится по канонам их религий. Как-то забавно бы тогда получилось.

Несуразица, согласитесь?

*****

Легкий, ненавязчивый аромат лесных трав, чирикание птиц и жужжание надоедливых ос и слепней; дорога, разбитая на две половины огромной колеёй, протянувшейся от самого начала улицы и обязанной своим появлением то ли ремонтным работам, проводившимся недавно и, как это обычно случается, так и не доведенными до своего логического завершения, то ли КАМАЗам и тракторам – глина ведь, не асфальт. Дорога домой.

Я медленно переступаю с ноги на ногу, попеременно шагая то по одной половине дороги, то по другой. Помнится, еще совсем недавно я ехал здесь на машине с отцом, которого в таких случаях, с большой колеёй, всегда очень волновало состояние, так сказать, нижней части автомобиля. В детстве мне всегда казалось это странным – какого рода ущерб может причинить железному «дну» детища российского автопрома глиняная колея? Однако, после наблюдения картины на дороге из Оренбурга в Бугульму я все-таки пришел к пониманию важности этой потенциальной угрозы – в тот раз у одной из машин, едущих впереди нашей, попросту отвалился глушитель. Тогда, я хорошо помню, вид падающего «глушака» и сбавляющего скорость автомобиля вызвал у нас истеричный смех, который, правда, вскоре перешел в сожаление и сочувствие – с каждым ведь может случится.

Наступлением весны хвастаются небольшие деревья на обочине – они уже обзавелись маленькими, ярко-зелеными почками, которые совсем скоро распустятся и превратятся в крупные листья. Природа ликует – кажется, что нет никого и ничего в лесу, что не было бы радо солнцу и долгожданному теплу. Муравьи в суматохе носятся по протоптанным тропинкам и дорожкам. Знаю, что у них у каждого есть своя определенная роль, просто так они не бегают, каждый занят чем-то общественно-полезным. Что же, интересно, им понадобилось на березах? Неужто деревья для них являются наблюдательным пунктом, этакой своеобразной сторожевой башней? Кто знает. Что точно, так это то, что муравьи – знатные любители испробовать березового соку, которым эти деревья на заре появления почек наполнены просто под завязку.

Вот впереди стоят, склонившись, несколько больших берез. Я подошел к ним и разглядел высохшие следы сока, того самого, которого мы пару дней тому назад набирали здесь с отцом. Мы взяли тогда с собой две трехлитровые стеклянные банки и, если быть честным, я и не надеялся наполнить их доверху. Первая береза, действительно, очень неохотно расставалась со своим сокровищем – банки наполнялись очень медленно, но мы были рады и этому. Отец всегда очень трепетно относился к природе. Деревья мы рубили не топором – он взял с собой ручную дрель, которую ему еще давно подарил его отец, и аккуратно проделал в дереве отверстие, после вставив в него наконечник от медицинской капельницы, купленной в аптеке. Жидкость, внешне ничем не отличавшаяся от обычной воды, начала капельками струиться из проделанного отверстия, стекая по катетеру в банку и вызывая у нас с отцом победное ликование.

Однако, спустя примерно минут сорок после начала нашей работы, радости от набиравшегося в стеклянную посуду березового сока заметно поубавилось.

– Еще, наверное, часа два набираться будет!, – предположил отец.

Я молча согласился, однако был уверен, что мысль об охране этих банок столь длительное время не устраивала нас обоих. К тому же, в лесу становилось прохладно. Ситуация требовала решительных действий, но не успел я обдумать свой план, как отец уже подзывал меня к себе из глубины леса, широко улыбаясь, оперевшись на большую, почти прижатую к земле березу.

– Вот отсюда-то польет! Тащи банки!, – воскликнул он.

И в самом деле – с этим деревом нам повезло гораздо больше, и всего через полчаса мы уже собирались возвращаться домой. Шесть литров чистого, натурального березового сока – вот это трофей! Отец аккуратно вбил деревянные колышки в просверленные ранее отверстия, и мы, убедившись, что муравьиное лакомство бесцельно не расходуется, пошли домой.

«Улов» у нас выдался действительно очень серьезный.

– Завтра приедем на целый день и возьмем побольше банок. Поставим их ближе к дому, чтобы не караулить их постоянно, и будем набирать, да?, – по-ребячески радуясь, спрашивал у меня отец.

– Конечно, – соглашался я.

Через три дня, когда я приехал на дачу и пошел к тому самому месту, можете ли вы представить, что я чувствовал, когда бережно проводил пальцем по следам высохшего березового сока, по деревянным колышкам… Я помню, что отец сперва хотел замазать отверстия чем-то вроде пластилина, но сок все равно продолжал струиться.

– Будет тебе, пап, пластилин пропускает всего пару капель, ничего не должно случиться.

Но отец не мог успокоиться. Он не просто любил природу, любил находиться на свежем воздухе, наслаждаться пением птиц по утру – он ценил и уважал ее. Выросшему в деревне, ему ли не знать об истинной значимости полей, лесов, озер и рек для их обитателей.

Я знаю, он действительно наслаждался каждой секундой, проведенной вне города;

*****

Это чувство, отвратительное чувство… Пустота? Бездна? Не знаю точно, каким словом выразить эти ощущения, да и не думаю, что в этом случае возможно обойтись всего одним словом. В первую очередь это, конечно, физическая потеря. Утрата материального субъекта и, действительно, возникающее в связи с этим ощущение некой пустоты – рано утром никто уже не заваривает чай с лесными травами, чуть слышно, настолько тихо, насколько это возможно, копошась среди звенящей и бренчащей при любой возможности кухонной утвари. Никто не говорит тебе: «Эдик, дописывай быстрее свою книгу про Россию и Америку, она у тебя пойдет. Всем же интересно, как оно будет»…

Я сотню раз повторял отцу, что это пока всего лишь мой диплом, что его перво-наперво нужно защитить, а потом уже что-то где-то переделать и издать в виде книги. И хотя его непрекращающиеся расспросы про мои издательские планы на будущее временами, говоря откровенно, надоедали, теперь приходится мирится с тем, что коммуникативный контакт подобного рода в физическом мире уже невозможен. Остались лишь воспоминания и жуткая, невыносимая боль от осознания того, что в реальности ни одному из намеченных вместе с отцом планов уже не суждено будет сбыться.

Кстати о боли. Да, пожалуй, напишу здесь немного про нее. Многие из вас наверняка подумали, что большую часть своего времени я посвящал именно написанию текстов для этой книги.

Но это не так. Я один за другим просматривал различные фильмы, мультфильмы, сериалы, не обращая особого внимания на стрелки часов. Провожая очередной день оказанием моральной помощи своей матери, изнемождённый как морально, так и физически, я добивал себя до полубессознательных кондиций просмотрами видеозаписей и писательством. Только будучи уставшим, настолько уставшим, что мозг напрочь отказывался о чем-то думать и что-то вспоминать – только так я мог уснуть.

Ворота в ад открывались тогда, когда я начинал вспоминать те события. И как же некстати ко всему пришлась моя хваленная, хорошая память! Несмотря на, очевидно, состояние аффекта, я запомнил абсолютно все и в мельчайших деталях. Нет ни дрожи в ногах, ни тремора в мышцах, ни головной боли – только один вопрос, заглавными буквами всплывающий перед моими глазами: «Как с этим жить?».

*****

Дождь:

Прибивает пыль к дорогам,

Разгоняет людей по подъездам.

Дождь:

Временами – кому-то полезный,

Временами – некстати.

То мало, то много.

Дождь.

Про него говорят – навевает грусть.

Про него говорят – небо плачет.

Он пройдет, а люди, там, внизу – обозленные,

А кто-то иначе:

Говорят, раз полил, так и надо, пусть.

Тучи серые. Предвещающие

Промокшие ноги кому-то.

Другим – политые грядки на даче.

В разбитой, размытой застрянет машина

Дороге.

Дождь, в любом случае, что-либо значит.

Ветер:

Управляет погодой,

Меняет картину.

Кто знает, где в следующий раз

Дождь прибьет пыль к дорогам

И оставит о себе столько

Воспоминаний;

*****

Какой невероятно интересный феномен представляет из себя человеческая жизнь! Пока человека не держат в клетке, то есть никак физически не ограничивают его в передвижении, он способен на бесчисленное количество свершений. В той же Индии, где до сих пор существует кастовая система – разве не может индиец нелегально пересечь границу с, например, Россией, и устроится на работу строителем, или промоутером – там, где при трудоустройстве часто не требуется ни прописка, ни паспорт.

Однако жизнь может оборваться настолько внезапно, что, признаться, становится немного страшно и жутко. Ты вдруг понимаешь, что в любую следующую секунду, и я говорю это ничуть не преувеличивая, ты можешь перестать существовать. То есть твое сознание отключается, подобно перегоревшей лампочке, и вся накопившаяся в нем информация – память, принятые и переработанные за время жизни ментальные конструкции исчезают.

Невыносимо больно осознавать, что человек больше полувека существует в материальном мире, познает его, занимается трудовой деятельностью, обзаводится семьей и строит планы на будущее, а в конечном итоге – умирает за пару минут.

И, еще раз, задумаетесь – вы видите, слышите, чувствуете, помните и думаете, вы через столько прошли и вам еще столько нужно совершить. А жизненная нить может оборваться в любую следующую секунду. Покойник, скорее всего, не способен оплакивать себя, но в случае, если отстраненное от мертвого тела сознание существует, то оно, без всяких сомнений, исполнено величайшей скорбью по потере связи с материальным миром. И словами эту скорбь не передать никогда.

*****

Благородный уход из жизни, однако. Кто не боится предсмертных мук и осознания приближения смерти? Да, человек жил, но мгновенно потерял сознание, упал и умер. Он не успел ни о чем сожалеть – за него сожалеют другие люди, протирая слезы на глазах рукавами рубашек и подолами футболок они не верят, что существование может закончится так быстро и неожиданно. И когда ты понимаешь и принимаешь факт возможной внезапной смерти, ты видишь только два пути – либо расстаться с жизнью самостоятельно и не полагаться на удачу и обстоятельства, либо жить дальше.

Какое место может быть в человеческом существовании для сожаления? Формально, конечно, оно может быть. Начнем с того, что человек живет исключительно ради удовлетворения собственных потребностей, точнее, он делает все возможное для того, чтобы получать удовольствие. Удовольствие, однако, это не обязательно обладание роскошным домом и дорогой машиной. Наш мозг – удивительный инструмент, с помощью использования которого мы можем научиться получать удовольствие от бесчисленного множества вещей. Стоит правда оговорится с самого начала, что как бы ни было сильно наше воображение – осуществлять эквилибры сознания на уровне биологических потребностей не представляется возможным. То есть, как бы вы того не хотели, вы не сможете убедить себя получать удовольствие от того, что не ходите в туалет или совсем ничего не употребляете в пищу. А вот дальше, на следующих ступенях пирамиды Маслоу, начинается самое интересное.

Часто нам кажется, что люди, выбравшие для себя пути отшельников, либо попрошаек и бездомных, страдают, не получают удовлетворения. Действительно, какое удовлетворение может получать человек, практически полностью отказавшийся от благ цивилизации? С другой стороны, зададимся вопросом – а почему человек стал отшельником? Одной из самых частых причин для этого является, конечно, религия. Либо убеждение в том, что отказ от благ цивилизации способствует «духовному», нравственному и иным видам «очищения» человека. Иными словами, человек получает удовлетворение от принятого, и, возможно, несколько переработанного им убеждения – абстрактной конструкции сознания, которая, вполне возможно, явилась результатом частого прочитывания сказок в детстве и, в более зрелом возрасте, оккультной или религиозной литературы. Типичная картина – чистое поле, свежий ветер, раскачивающий листья склонивших к земле свои ветви берез. Небольшой деревянный домик у реки с печкой, как во многих народных сказках, и на фоне – спокойная былинная музыка. Убежать от городской суеты, от лжи и лицемерия окружающих тебя людей к природе, которая накормит и напоит тебя, подарит силы и смысл жизни. Вставать с восходом солнца, колоть дрова для бани, кормить домашний скот – согласитесь, довольно привлекательный образ. Структура абстрактных конструкций, правда, довольно часто ослабевает при столкновении человека с физической реальностью, а именно – снижением качества удовлетворения биологических потребностей. Чистое с виду поле, например, на деле оказывается участком земли с повышенной плотностью муравьев и сорняков на квадратный метр, а, извините меня, туалет находится на улице. Искусанные, изрезанные и зудящие по приходу домой ноги не прибавляют комфорта, и человеку, выбравшему путь, как мы выше условились это называть – «отшельника», ничего не остается кроме того, как вновь заняться построением собственной абстрактной конструкции – в ход идут мысли об истории, о богах, все это состыковывается в причудливых сочетаниях и в сознании снова возникает представление чистого поля и душ предков, созерцающих и оценивающих деятельность их земных отпрысков. Так разве можно утверждать, что такой человек мучается и не получает удовлетворения? Да, он действительно ограничивает себя материально, но игра со своим сознанием увлекает его настолько, что он готов принять все неудобства и пережить все трудности.

Теперь поговорим о бездомных и попрошайках. Какое же они удовольствие могут получать, ночуя в подвалах домов и путешествуя целыми днями по городу в поисках средств для существования. В этом случае дело обстоит следующим образом – уровень удовлетворения, получаемого ими от выбранного образа жизни, значительно превышает оцениваемое количество возможных усилий, необходимых для осуществления каких-либо позитивных изменений. Проще говоря, они находятся в границах своего комфорта, пусть и очень низкокачественного. У них имеется определенная свобода и они не обременены практически никакими обязательствами. Удовлетворение? Полагаю, да.

Вернемся к определению места в жизни для сожалений. Исходя из всего вышесказанного представляется возможным сделать вывод, что и от сожаления, как процесса ощущения боли и скорби, сострадания по отношению к какому-либо предмету, можно получать удовлетворение.

*****

Я очень часто раздумывал над тем, что же такое любовь. Это, очевидно, определенного рода чувство, по моему мнению, логично разложить на три составляющих его удовлетворения: коммуникативное, эстетическое и физиологическое.

Начнем с первого. Коммуникация есть общение. Когда с человеком приятно и комфортно общаться, мы чувствуем удовлетворение своей коммуникативной потребности. И, безусловно, таковой человек непременно располагает к себе. Вряд ли можно утверждать, что, так сказать, «близкий по духу» человек обязательно становится любимым человеком, но чаще всего он все же вызывает у нас определенные чувства симпатии.

Следующее удовлетворение – эстетическое. Людям приятно созерцать красивые, с их точки зрения, объекты живой и неживой природы. От сюрреалистичных фотографий дальнего севера, полотен классических и современных художников, грандиозных парадов и салютов, закатов и рассветов солнца до мрачных кладбищенских пейзажей – эстетическое удовлетворение можно научится получать от созерцания чего угодно, поскольку данная потребность не является напрямую физиологической, то есть удовлетворяется, в первую очередь, наше собственное сознание. Насколько же велика здесь роль абстрактных конструкций! Человеку стоит представить себе, что, скажем, образ служителя оккультных верований, например – сатаниста, единственно верный. Что правда не в жизни – мутном, прогнившем болоте сплетен, интриг и извращенных коварств, а в смерти. Тихой, спокойной, немногословной. Образ, окруженный вечной печалью, тоской и грустью, во многом, наверное, вызванной осознанием конечной природы всего существующего. И вуаля – вид могильных плит уже не вызывает былого страха и отвращения, ведь прежние императивы культуры, в которой человек был воспитан, свергнуты, а созданные взамен них абстрактные конструкции позволяют получать удовлетворение от созерцания подобных картин.

Но я слишком далеко ушел от темы, рассматриваемой в данном тексте. Так вот – в том случае, если человек нам симпатичен, то есть его внешний вид позволяет нам удовлетворить эстетическую потребность (потребность в красоте), значит – он нам нравится. Эстетические потребности по отношению к человеку, мне думается, не столько наследуются как императивы, сколько воспитываются средой, окружающей человека. С другой стороны, сочетание или не сочетание пропорций в построении человеческого тела есть целая наука, в которой, наверное, интересно было бы попытаться разобраться.

И, наконец, физиологическое удовлетворение, суть которого предельно проста – мы должны испытывать комфорт, находясь в интимной близости с человеком. Теперь суммируем все и посмотрим, что же получается. Любовь, по моему мнению, это получение коммуникативного, эстетического и физиологического удовлетворения от другого человека. Иными словами, вам должно быть приятно общаться с человеком; его внешний вид, как минимум, не должен быть вам отвратителен, и вы должны комфортно чувствовать себя в интимной близости с ним – это и значит, что вы его любите. Страх перед потерей любимого человека есть осознание и оценка потенциальной вероятности потери источника получения трех вышеперечисленных видов удовлетворения. К тому же очевидно, что, по мере увеличения длительности отношений между двумя людьми (вплоть до совместного проживания), удовлетворение, получаемое ими друг от друга, занимает все большую часть от общей массы получаемых удовлетворений. И нельзя отрицать большую значимость рационального подхода к построению отношений, как бы это не ужасно звучало для многих романтиков – в целях повышения жизнеспособности человека необходимо, по мере возможностей, наперед просчитывать возможные последствия процентного преобладания трех данных видов удовлетворения, получаемых от одного человека. Иначе сначала любовь, как это говорят – «чистая», «безрассудная», «искренняя», а потом – несчастный случай с одним из возлюбленных и самоубийство второго. Нет, я нисколько не осуждаю и не коим образом это не порицаю, но если основной ценностью, все-таки, является жизнь (причем долгая и благополучная), то такая «искренняя» любовь – ошибочна. Все точно так же, как и в случае с привезенной из-за границы бутылью дорогого алкогольного напитка – вы можете распить содержимое в течении дня, получив при этом огромное удовлетворение и множество положительных эмоций, а можете ограничиваться небольшими порциями в день, получая пусть и небольшую, но ежедневную порцию счастья.

Существует еще как минимум два вопроса, релевантных данной теме – вопрос о соотношении трех данных типов удовлетворения в общей структуре и вопрос о первичности какого-либо одного типа. Можем ли мы, например, утверждать, что любим человека, с которым нам комфортно лишь вступать в половую связь? Или человека, с которым нам приятно общаться и с которым мы разделяем общие ценности, но внешне он нам не симпатичен? Здесь возможно все – очень часто отношения, изначально зарождавшиеся исключительно на почве удовлетворения коммуникативных потребностей, затем переходят в фазу «любви». То есть коммуникативное удовлетворение, получаемое от одного человека, занимает настолько большую часть от общего количества, что эстетические и физиологические потребности также начинают удовлетворятся от созерцания и интимной близости с конкретно этим человеком соответственно. Своеобразным «мостиком» вновь служат абстрактные конструкции, создаваемые сознанием по причине неудовлетворения некоторых типов потребностей. Типичными такими конструкциями могут служить утверждения о том, что «человек красив внутри, а не снаружи», что «некрасивые люди обычно добрее и намного лучше красивых» и так далее.

Вполне возможен и такой вариант развития событий, когда люди, в силу тех или иных обстоятельств, вначале получают физиологическое удовлетворение друг от друга, а уже после начинают испытывать также и другие виды. А бывает, очень часто, когда человеку, в определенный момент времени, в силу тех или иных настроений, может оказаться эстетически привлекательным другой человек, которого он раньше не видел и с которым не общался. Это и есть феномен «любви с первого взгляда», когда воображение, истощенное, либо нуждающееся в получении новых эстетических стимулов, начинает работать настолько активно, что человек, которого мы увидели в первый раз в жизни, кажется нам «тем самым», «единственным и неповторимым». На деле создается абстрактная конструкция «идеального человека» и коммуникативные потребности начинают удовлетворяться за счет нее. Знакома ситуация – человек начинает меньше общаться с друзьями и близкими, прежние радости уже не доставляют ему тех ощущений, которые доставляли раньше? Он успокаивается лишь тогда, когда думает о понравившемся ему человеке. Гораздо чаще такой человек становится подвержен депрессиям, поскольку потребность в общении удовлетворяется не в физическом мире, а посредством использования ментального образа – то есть симулякра настоящего общения. Пациент (так я буду впредь именовать влюбленного) постоянно представляет себе, как он общается со своим возлюбленным, как они вместе проживают какие-либо жизненные обстоятельства: празднуют свадьбу, создают семью, занимаются любовью и т. д. Очень часто сознание таких людей настолько увлекается использованием подобных абстрактных конструкций, что всю свою жизнь человек может прожить с созданным идеальным образом возлюбленного, в материальном мире, при этом, оставшись одиноким.