Текст книги "Тени в переулке"

Пацаны нагло потребовали сдать им все наличное золото. Тогда корифей зубных протезов вспомнил свою приблатненную молодость, схватил здоровенный кухонный нож и распорол двоим животы не хуже любого знаменитого хирурга.

Слух об этом немедленно разошелся по городу: цеховик, к которому пришли за данью, начал крошить ножом конкретных пацанов.

И тут в Днепропетровск прибыл сам Гольдин, имевший в этом городе огромные финансовые интересы. Он встретился с главным городским цеховиком Аркадием Ковалем и предложил ему оформить подсобниками-грузчиками двадцать человек, которых он пришлет из Москвы.

В Днепропетровск приехали серьезные ребята, все, как один, спортсмены-силовики, а с ними несколько человек со стволами. Видимо, в эту бригаду и вербовал меня Гольдин.

Матрос понял, что перегнул палку. Надо было находить общий язык с теневиками. А Гольдин тем временем встретился с несколькими авторитетными ворами и договорился о сходняке.

Он состоялся в 1979 году в Кисловодске. Впервые за стол переговоров сели воры в законе и короли подпольной экономики. Спорили долго. Одни говорили, что переговоры с фраерами нарушают воровской закон, другие, особенно московские воры, требовали навести порядок в отношениях с коммерсантами.

Доводы были весьма убедительны. Московские воры говорили о новой силе, которая хочет лишить их заработка, о молодых беспределыциках, для которых нет ни ментовских, ни воровских законов. Москвичей поддержали казанские уголовники. Они рассказали, какой беспредел творят в их городе молодые отморозки.

Было решено обложить теневиков данью: десять процентов в пользу смотрящего. Он же обязан будет из этих денег нанимать людей, которые станут защищать цеха от шпаны и отморозков.

Общаки начали расти и достигали сумм свыше миллиона рублей. Хранить такие деньги в одном месте было опасно и нецелесообразно. Поэтому воры стали находить вполне респектабельных граждан, у которых могли хранить свои деньги. Преимущество отдавалось тем, кто имел легальные большие доходы. В основном певцы и музыканты. Естественно, эстрадные.

Деньги клались в сберкассу на предъявителя. Книжка хранилась у весьма популярного в стране человека, а талон – у подлинного держателя общака, который, на воровском жаргоне, «сидел в яме», то есть практически никто не знал, кто он такой.

Грузинские блатняки держали свои деньги у одного из самых высокопоставленных чиновников в Москве. При Андропове против него было возбуждено уголовное дело за взятки. Сотрудники КГБ, проводившие у этого чиновника обыск, были поражены обилием антикварных раритетов, находившихся в многолетнем розыске.

Богатство воровского сообщества постоянно росло. При таких средствах так называемый зонный общак, пополнявшийся в основном за счет карточной игры, стал просто не нужен. С воли вполне могли передать «грев» в любом количестве.

Так закончилась война между теневой экономикой и воровским сообществом, которая вспыхнет с невероятной силой с самого начала перестройки.

Сегодня воры в законы контролируют некоторые банки и общаковая братва заседает в правлениях.

* * *

Основа любого теневого бизнеса – сырье. Чтобы получить его, цеховики тратили огромные деньги. Надо было дать весьма большим людям, но и не забыть о мелких исполнителях.

А под занавес брежневской эпохи с сырьем становилось все сложнее.

Все подпольные цеха и фабрики находились под контролем крупных дельцов типа Якова Борисовича Гольдина. Но многих такая постановка вопроса в корне не устраивала. Особенно под Москвой. Колхозы области благополучно разорялись, и открытие подпольных цехов было просто спасением.

В Орехово-Зуеве, Загорске, Коломне, Дмитрове начали, как грибы после дождя, появляться новые подсобные производства. Они считались дикими и в давно сложившуюся теневую организацию не входили.

А сырье доставать надо. Вот здесь-то им на помощь и пришли ребята из тихих подмосковных городов.

Олег Самарин, уволенный из армии за гибель подчиненных на учении, собрал пятерых битых ребят, и они решили заняться абсолютно новым промыслом.

Самарин заводил знакомство на железнодорожных пакгаузах, с диспетчерами автохозяйств. Он продал дачу своих родителей, поэтому деньги у него имелись. Нужных людей он «заряжал» определенными суммами, и они давали ему наводку, для каких цехов приходят грузы.

Дальше все было делом техники. Они перегоняли вагоны на другой путь, а автофуры останавливали на дороге, выкидывали водителей, перегружали сырье на свои машины и увозили на склад в поселок Кучино под городом Железнодорожным. Склад оборудовали на старом кирпичном заводе. После этого сырье продавалось вновь организованным цехам.

Олег Самарин и его ребята быстро «поднялись». У них появились машины, одеваться они стали в финский дефицит.

Самарин, увозя сырье у цеховиков, даже подумать не мог, что имеет он дело не с тихими техноруками, больше всего на свете боявшимися ОБХСС, а с отлаженной и жестокой подпольной машиной.

Дела подмосковного бизнеса были весьма небезынтересны Борису Яковлевичу Гольдину, поэтому он решил принять экстренные меры. Созвонился и встретился со знаменитым вором в законе Черкасом, нарисовал ему леденящую душу картину чудовищных безобразий, творимых беспределыциками в Подмосковье. И добавил, что многие не могут платить положенные десять процентов, так как цеха стоят.

Через некоторое время на дачу в Снегирях, хозяином которой был Лев Ефимович Цадиков, приехали незваные гости. Их было трое. Двое крепких ребят остались у машины, а вполне прилично одетый человек лет пятидесяти вежливо постучался на террасу.

Лев Ефимович завтракал по утреннему времени с семьей.

Гость поздоровался, извинился за беспокойство, пожелал приятного аппетита. Цадиков немедленно предложил ему чашку кофе со сливками.

– Дело у меня к вам неотложное, Лев Ефимович, – сказал гость, допив кофе. И, обратившись кжене хозяина, добавил: – Вы уж извините, нужда у меня к вашему мужу служебная, так что мы пойдем пошепчемся.

Они вышли с террасы, направились к симпатичной бревенчатой баньке, построенной в виде старого русского терема.

– Симпатичная банька, дачка славная, семья у вас, Лев Ефимович, хорошая. Не жалко будет все сразу потерять? – с холодным спокойствием спросил гость.

И тут Цадиков понял, с кем имеет дело. У него за спиной уже была одна ходка на зону, поэтому, несмотря на переливающийся двумя цветами фирменный костюм, на итальянские мокасины, он сразу же понял, что перед ним авторитетный вор.

– Значит, не хотите потерять семью и нажитое? – снова спросил гость.

– Ни в коем случае.

– Тогда ответьте мне всего на один вопрос. Откуда берете сырье?

У Цадикова сразу же улучшилось настроение. Он незамедлительно назвал фамилию и имя подельника.

Гость любезно поблагодарил и даже оставил телефон, пообещав всяческое содействие в случае неприятностей.

А новоявленный атаман разбойников Олег Самарин готовил новую операцию, сулившую необыкновенные деньги. Из Узбекистана должны были прийти вагоны с хлопковым сырьем для одной из полулегальных фабричонок.

Милиции он не боялся. Точно знал, что цеховики туда не пойдут. Их отбойщики ему тоже были не страшны, вся его бригада была вооружена пистолетами и готова пустить их в ход в любую минуту.

В тот вечер он в ресторане на станции Салтыковка ужинал с нужным человеком со станции Москва-Сортировочная. Ресторан на станции Салтыковка славился своими цыплятами тапака.

Олег широко угощал своего гостя марочным коньяком и замечательными цыплятами. К их столику подошел швейцар.

– Это ваш «москвич» стоит у ресторана?

– Да, – удивился Олег.

– Его какие-то люди пытаются открыть.

Олег выскочил из ресторана и увидел, что в салоне его машины горит свет, и двух мужиков увидел. Он бросился к машине, но сзади его ударили по голове. Очнулся Олег на старом кирпичном заводе, там, где у него был склад отбитого сырья.

– Очухался? – спросил его человек лет пятидесяти. – Ты, парень, беспредел сотворил, а за это отвечать надо. Вон сколько чужого добра свинтил.

Наутро рядом с железнодорожным переездом нашли разбитый «москвич». Водитель Самарин был мертв. Экспертиза показала, что он, прежде чем погиб, принял огромную дозу спиртного.

Кисловодское соглашение выполнялось неукоснительно. Много позже, во время перестройки, теневой бизнес превратится в легальный и тайные кровавые разборки станут достоянием прессы.

* * *

В 1980 году по моему сценарию снимали фильм «По данным уголовного розыска». Действие его происходит в 1942 году, поэтому натуру для съемок искали особенно тщательно.

Позвонил режиссер Валера Михайловский и радостно сообщил, что они для одной сцены нашли потрясающее место и я должен немедленно оценить найденную натуру.

Я приехал на Чистопрудный бульвар, в знакомый дом. В третьей квартире, где была знаменитая «мельница», гримировались актеры.

Прошло тридцать лет, и никого не осталось. Валька Грек сгинул, словно растворился, Борю По Новой Фене убили после знаменитого катрана в Новосибирске. А в комнате, где Боря делал свою последнюю ставку, художники выстраивали декорацию воровской «малины».

Вот и вся история.

ОБЩАК

Конечно, можно проехать еще одну остановку и выйти прямо у входа в Дом кино, но я выхожу у дома, в котором вырос.

Нет, меня не мучает острое чувство ностальгии и я не «ищу детство», просто мне приятно идти через этот чахлый сквер, мимо памятника Ленину, у которого нынче бесстрашно собаки поднимают лапы, а когда-то их хозяева за это вполне могли попасть в список неблагонадежных.

Сквер такой же, как много лет назад. Правда, теперь я не встречаю здесь знакомых. То ли перестал их узнавать, то ли разбросала их жизнь по разным городам и весям.

Ничего здесь практически не изменилось. Только на площадке под моим бывшим балконом настроили гаражей. А раньше здесь по вечерам танцевали, а днем играли в домино.

И приходил сюда крепенький мужичок, дядя Костя, живший в соседнем доме по Кондратьевскому переулку.

* * *

Была война, поэтому стучали костяшками или больные, освобожденные от армии, или мужики в возрасте, работавшие в депо на станции Москва-Белорусская, которые заступали на работу в вечернюю смену.

Играли на интерес, ставили на кон мятые рубли и трешки.

Мы любили дядю Костю. Он был веселым и добрым.

Летом он приходил во двор в одной шелковой синей маечке. Тогда в нашем городе прижилась такая мода, и мы с трепетом разглядывали наколки на его руках, спине и груди.

Ну, конечно, он был моряком. Наверняка, боцманом на большом корабле, обошедшем полсвета. Мы сами это придумали и свято верили в его морское прошлое.

К нам во двор приходили с Тишинского рынка огольцы, так назывались приблатненные пацаны. Они носили кепки-малокозырочки, смятые гармошкой прохоря, так именовались сапоги, и обязательно морские тельняшки.

Они хвастались перед нами своими воровскими подвигами, показывали перья – финки с наборными из плексигласа ручками.

Огольцы приходили играть с нами в пристенок и расшибалку и, конечно, выигрывали у нас мелочь, которую мы собирали на кино или петушков на палочке, которыми торговали бойкие бабки рядом с рынком.

Однажды в самый разгар игры появился дядя Костя. Он только взглянул на огольцов, и те исчезли, словно растаяли.

У нас он отобрал битки, сработанные из старинных монет, забросил их и сказал:

– Увижу, что играете на деньги, – уши оборву. Сначала научитесь зарабатывать, потом начинайте шпилить. А пока вы у мамок по карманам двугривенные воруете, об игре забудьте.

Много позже я часто читал, как воры собирают пацанов, рассказывают им истории о шикарной блатной жизни, учат пить, играть, запутывают и посылают на дело. В нашем доме и в соседних переулках жило много блатных. Но никто из них ничему плохому нас не учил.

Видимо, не только мы, мальчишки, любили моряков. Я сам видел, как у дощатой пивной в Кондратьевском Сашка Косой, главарь местных карманников, почтительно кланялся дяде Косте, да и другие лихие люди с Тишинки с большим уважением относились к нему.

В конце ноября 1946 года я возвращался из школы по Большому Кондратьевскому, мне нравилось ходить именно здесь, так как в переулке серьезные пацаны играли с лохами в три листика.

– И только на туза! И только на туза! Как туз, так и денег картуз! – кричал банкомет, зазывая желающих попытать счастья.

Но на этот раз никто не приглашал на игру, да и вообще переулок был пуст, только в самом конце у нашего двора собралась огромная толпа.

Я нырнул под арку соседнего дома и, протиснувшись в щель между двумя сараями, проник в соседний двор. У дома, где жил дядя Костя, стоял фургон «скорой помощи», милицейский мотоцикл и «эмка». Суетились милиционеры в синих шинелях и таинственные люди в штатском.

Тут-то я и узнал, что дядю Костю убили.

А вот за что? Я пытался разузнать у мужиков из нашего двора, но они отвечали удивительно однообразно:

– Подрастешь, узнаешь.

Некоторую ясность внес мой дружок Витька Яшин из дома, где жил покойный. Он таинственно поведал мне, что дядю Костю убили за клад, который он прятал.

Конечно. Все ясно. Моряк нашел на дальнем острове сокровища и закопал их, естественно, рядом с домом. Об этом прознали неведомые люди, а возможно, и хозяева клада и убили старого боцмана.

Немедленно было принято решение искать клад. Под этим делом, говоря языком Тишинки, подписались я и два моих другана.

Мы экипировались, как следует искателям кладов. У каждого пацана в те годы был трофейный немецкий фонарь, лопаты мы сперли в кочегарке нашего дома и, как стемнело, рванулись в экспедицию.

Копать решили рядом с домом. По ноябрьскому времени земля была мерзлой и поддавалась с трудом.

Первую яму мы копали допоздна, в кровь сбив ладони. Но это нас не остановило.

Дома наврали, что ладони сбили на турнике и брусьях, и, надев перчатки, пошли рыть вторую яму.

За этим занятием нас и застал дворник Миша по кличке «Четвертинка».

Он погнал нас, норовя достать метлой. Слава богу, что было темно и лиц наших он не разглядел.

После позорного бегства идея кладоискательства отмерла сама собой.

Что же случилось с дядей Костей, я узнал много позже.

* * *

В 1958 году в МУРе меня познакомили с замечательным человеком, майором Алексеем Ивановичем Ефимовым. Он был живой историей Московского уголовного сыска. В 1920 году Леше Ефимову было всего пятнадцать лет, когда он стал младшим агентом угрозыска.

В те годы так именовались оперативные уполномоченные. За раскрытие убийства учительницы Прониной в Мелекессе, куда по личному указанию Сталина была направлена бригада из МУРа, Ефимов получил орден «Знак Почета». В 30-е годы стать орденоносцем было высокой честью.

В 1941-м он ушел на фронт. Сражался, как надо. Пришел домой с орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени. Просто так эти отличия не давали.

Алексей Иванович был живой энциклопедией московского преступного мира. Он знал массу интересных историй.

В одних он принимал участие сам, другие знал от своих коллег.

Как-то в разговоре Ефимов сказал, что сразу после войны Тишинский рынок был его территорией.

Я немедленно вспомнил дядю Костю.

– Помню, – Алексей Иванович рассмеялся, – конечно, помню, только никогда моряком он не был. А плавал только в порт Ванино, по этапу.

Дядя Костя, Константин Дерябин, по кличке «Тихий», был авторитетным вором, естественно в законе. Он держал общак всех уголовников, промышлявших на Тишинке. И замочили его за этот общак.

Так уж случилось, что молодость моя проходила не среди студентов консерватории, а в самом криминальном центровом замесе. Я уже достаточно хорошо знал блатные примочки. И что такое общак, и кому доверяют воровские кассы взаимопомощи. Кроме того, мне было известно, что вора, посягнувшего на общак, найдут и замочат, если даже он скроется в логове белых медведей на Северном полюсе. Сыскная работа у блатных поставлена не хуже, а может быть, и лучше милицейской.

– Алексей Иванович, – засомневался я, – кто же мог поднять руку на содержателя общака?

– А кто главный враг воров? Кто из уголовников не живет по их законам и режет их на зонах?

– Бандиты.

– Правильно. Замочили Тихого бандиты. Замочили и взяли воровскую кассу.

– Так просто?

– Нет, история была непростая.

* * *

То, что произошло, было весьма типично для послевоенной Москвы. Три молодых человека, все закончили школу в мае 44-го года, были отправлены в училище, где готовили младших лейтенантов.

Три месяца. Одна звездочка на погоны – и фронт.

Им повезло, они не испытали горечь отступления и тяжесть затяжных оборонительных боев. Они наступали. Сражались храбро. Получали ордена и медали и пришли в освобожденную Европу.

Все трое оказались в Австрии. Даже истерзанная войной Вена показалась им совершенно другим – прекрасным и сказочным миром. Кабаки, женщины, машины и красивые тряпки – все было в этом мире, и он разительно отличался от аскетической московской жизни.

Летом 46-го года их уволили. Они приехали в Москву с мотоциклами и чемоданами, полными шмоток. Да и деньги у них были. Троица познакомилась в одном из коммерческих ресторанов. Замечательные послевоенные московские компании. Красивые, заждавшиеся кавалеров девушки, манящий полумрак «Коктейль-холла» и горящие люстры коммерческих кабаков.

Они могли поступить в институт, фронтовиков принимали на самых льготных условиях. Могли пойти работать. Но на фронте они привыкли к опасности и особому офицерскому положению. А тут еще поверженная Европа вспоминалась со своими соблазнами. Какая уж учеба и тем более работа на заводе!..

За год фронтовой жизни они научились распоряжаться чужими жизнями и не очень опасаться за свою. Так в Москве появилась новая дерзкая банда.

Есть такой фильм «Улица полна неожиданностей», выпущенный на экран в 1958 году. Один из основных сюжетных ходов – ограбление кассира. По сценарию фильма, кассир идет в банк, где получает чемодан денег и с ними топает на работу. Теперь, когда деньги возят на броневиках с охраной, кадры из фильма смотрятся как ненаучная фантастика.

Но я ответственно говорю, что именно так в те далекие времена получали и носили деньги. Иногда кассира сопровождал веселый сослуживец, ушедший на это ответственное задание с тайной мыслью уцепить пивка по дороге.

Первым делом троих лейтенантов было ограбление кассирши завода «Электроприбор» на Новослободской. Чтобы сократить дорогу, она ходила проходными дворами. Вот там-то ее стукнули по голове и забрали чемодан. Взяли весьма приличную сумму. Взяли и начали тратить.

Как рассказал мне Ефимов, дядя Костя только к нам во двор приходил в парусиновых штанах и маечке, в свет-то он выходил совершенно иначе. Дядя Костя любил гулявую московскую жизнь. Зимним вечером, надев подшитые кожей валенки и старенькую телогреечку, он выходил из дома. Трамвай довозил его до цирка, проходными дворами он добирался до Колпачного переулка. Там нырял в подъезд маленького двухэтажного дома и своим ключом открывал входную дверь. В квартире из двух комнат жила некая старушка. У нее дядя Костя снимал комнату. Он не жил в ней, она была его гардеробной. Здесь Костя Тихий переодевался. Надевал дорогой костюм, ботинки по погоде, пальто или плащ по сезону.

Исчезал веселый старичок в ватнике. Из подъезда выходил барин, подлинный нэпман.

Любил дядя Костя посидеть с дамой в коммерческом ресторане, по летнему времени солидно пройтись по аллеям сада «Эрмитаж», послушать оркестр Леонида Утесова, отдохнуть на открытой веранде на втором этаже ресторана.

Его знали в деловых кругах, он безошибочно оценивал ювелирку, разбирался в драгоценных камнях, поэтому и получил в мире деловых другую кличку – «Каменщик». К нему московские деловые относились с уважением. В этом мире ценили наличие денег и уверенности.

Слабостью его были женщины, и он тоже пользовался у них успехом. Он был весьма недурен, прекрасно одет, богат и щедр. Своим любовницам он дарил украшения, благо в общаке их было достаточно.

Путь дяди Кости и молодых разбойников пересекся совершенно случайно. Одна из дам «солидного человека» закрутила роман с молодым парнем. Они часто бывали в ресторанах, крутились в веселых московских компаниях. Однажды дама рассказала любовнику о человеке по кличке «Каменщик», видимо, солидном ювелире. Поведала своему другу, что мужик этот с большой копейкой.

Три новоиспеченных бандита после удачного дела с кассиршей не решались больше посягать на госсобственность и искали по Москве зажиточных спекулянтов. Дядя Костя как нельзя лучше подходил им по всем параметрам.

В очередной раз, когда дама встретилась со своим солидным поклонником, лейтенанты «пропасли» его до Колпачного переулка. Все срослось, адрес они установили. Пришло время действовать.

Они совсем было собрались уходить, как из подъезда вышел некто в телогрейке и валенках, только кепочка серого букле была та же.

Лейтенанты решили проводить переодетого делового и довели его до Кондратьевского переулка. В армии им крепко-накрепко вдолбили, что начинать атаку можно только после тщательной разведки обороны противника.

Они выяснили, что в Колпачном деловой по кличке «Каменщик» не живет, там он держит свои вещи. Значит, лабазы его каменные находятся в Кондратьевском.

Никто не знает, как они добыли общак. Видимо, дядя Костя пригрозил супостатам и рассказал, на что они посягнули. Но воровские правила мало волновали бандитов. Они все взяли и кончили дядю Костю.

* * *

Через несколько дней в Зоологическом переулке собрался сходняк воров, державших Тишинский рынок. Утрата общака была серьезной ситуацией. В криминальную «кассу взаимопомощи» каждый вор приносил часть украденного.

Кто нес деньгами, кто ценностями, кто мануфактурой. Из этих средств поддерживались родственники воров, находящихся на зоне, отчислялись суммы на похороны, на адвокатов, главное – на «грев» тех, кто сидел в Бутырке или Таганке.

Дядя Костя, хотя и был держателем воровской казны, сам распоряжаться ею не мог. Решения о пособиях принимались на сходке общаковой братвы, своего рода правления этого своеобразного банка. Эти же люди устанавливали, кто из блатных крысятничает, утаивает свои доходы. Таких вызывали на правило, и часто приговор был однозначен – смерть.

Лихие деньги хранились в Большом Кондратьевском переулке, поэтому и разборка была предельно строгая. Сходняк поручил общаковой братве найти убийц и вернуть деньги и ценности.

Это мы не ведали о двойной жизни дяди Кости, а его коллеги по нелегкому воровскому «труду» знали о нем все. Его развлечения были его личным делом, воровских законов Костя Тихий не нарушал. С ментами дел не имел, был не женат и вел, как бы сказали в свое время, антиобщественный образ жизни. А то, что он шикарно одевался, гулял в кабаках и шалил с дамами, вполне соответствовало воровской морали.

Решено было искать через баб. Надо сказать, что официанты в ресторанах знают о своих постоянных клиентах очень многое. Они-то и вывели блатняков из общаковой братвы на дам дяди Кости. С ними была проведена определенная работа, и одна из них призналась, что рассказала о богатом поклоннике своему молодому кавалеру.

Даме пообещали неприкосновенность и приказали вызвать приятеля. Проследили, как он вошел в квартиру подруги, и стали ждать. Бывший лейтенант уходил под утро. На площадке на него набросились трое. Но парень на фронте видел и не такое, он разбросал воров и выдернул пистолет. Действовал он по самому привычному принципу: хорошо стреляет тот, кто стреляет первым. Одного из нападавших он убил, второго ранил, а третий все-таки успел полоснуть его ножом и скрылся.

Жильцы вызвали милицию. Дом находился в одном квартале от 64-го отделения, поэтому опера прибыли стремительно. На лестничной клетке они обнаружили труп и двух раненых: одного из пистолета, второго – ножом.

Раненый вор честно поведал оперу МУРа, который взял дело в свою разработку, что они фраера не штопорили, а хотели отвезти его на правеж из-за пропавшего общака.

Пока раненый лейтенант лежал в больнице, в доме его произвели обыск и обнаружили драгоценности и деньги. К нему в больнице приставили хорошенькую медсестру-агента. Та весьма кокетливо и многозначительно ухаживала за больным, и у них начался легкий флирт.

Однажды раненый попросил ее позвонить по телефону, дал номер и велел передать, что он в больнице. Интуиция не подвела сыщиков: у раненого были сообщники. Оперативная группа выехала по установленному адресу и арестовала еще одного бывшего лейтенанта.

При обыске у него нашли оружие, ценности, деньги. Но лейтенант спокойно сказал, что деньги у него от продажи машины, вывезенной из Австрии, а ценности он тоже добыл в качестве трофея в далекой Вене.

Лейтенант жил в Сокольниках, в собственном доме, доставшемся от родителей. Опера начали искать улики в сарае и даже в деревянном туалете во дворе. И нашли фибровый чемодан, на котором была прикреплена бирка завода «Электроприбор».

Кассирша безошибочно опознала свой чемодан среди других.

Лейтенант все взял на себя. Ему грозила высшая мера, так как экспертиза установила, что дядя Костя был убит из его оружия. И это лейтенант взял на себя.

И пошел по делу об убийстве и нападении на кассиршу один. Второй был привлечен за превышение пределов необходимой обороны, повлекшее за собой убийство. Но он был фронтовик, орденоносец, а потерпевшие имели богатое криминальное прошлое, так что большой срок ему не грозил.

А третьего они не сдали, как ни давили на них опера.

Наверно, если бы дядя Костя не приходил в наш двор играть в домино, я так и не узнал бы эту историю. И не стал бы докапываться до всей правды о воровских общаках.

* * *

Я иду через свой старый двор, выхожу в Большой Кондратьевский переулок. Здесь на месте деревянных домов стоят кирпичные здания, однообразные и серые, как казарма.

Нет флигелька, в котором жил таинственный человек дядя Костя, да много чего нет. Но место, где мы копали ямы, разыскивая клад, сохранилось.

Я иду и вижу, что под лучами солнца что-то тускло блеснуло. Наклоняюсь, поднимаю с земли чуть позеленевший пятак сорокового года. Он лежит на орле. А значит, по нашим старым приметам, должен принести мне фарт.

Я беру его, протираю, кладу в карман. Кто его знает, а вдруг принесет?