Текст книги "«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года"

«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма
Том III. СССР после 1988 года
Эдуард Камоцкий

© Эдуард Камоцкий, 2016

ISBN 978-5-4483-0577-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть VII.
88—93 годы
Митинговая демократия.
Распад СССР.
Разрушение экономики.
Конец Великого Эксперимента.
На пенсию.
Егор обзавелся семьёй

Еще не наступило время научного исследования практической реализации в Российской империи учения Маркса о коммунизме, причин краха и следствия Великого эксперимента, поэтому повествование об этом полны удивлений, размышлений и недоумения.

Волжское очарование

Кончился еще один этап в моей жизни, а с ним и моя деятельность, как инженера. Наступил этап созерцания и философствования. Жизнь продолжают мои дети.

Еще в прошлом – 1987 году, задумав уйти на пенсию, я в поисках места на Волге объездил на Запорожце турбазы вдоль берега. Я готов был работать на любой, но особенно мне приглянулось место напротив верхнего по течению края острова Голодный, откуда открывался вид на широкое раздолье Волги у села Ширяево.

И, о, радость – турбаза, куда я устроился работать, была на этом, самом лучшем месте Волжского берега.

Расположена она у Царевского кургана, на береговой гряде между протокой Волги, отделяющей остров Голодный от нашего берега, и длинными озерами в старом русле Курумки, потерявшими всякую связь с ней. Домики для отдыхающих поставлены на этой гряде в один ряд между вековыми дубами. На берегу Волги растут осокори в два обхвата, а на берегу озера осины. Берег в этом месте песчаный – наше место исключительное. Выше по течению глинистый обрыв, ниже по течению – илистый, заросший кустами.

Село у кургана издревле звалось Большая Царевщина, потом каким-то интеллектуальным кретинам ударило в голову, что этим славится царский режим и село переименовали в поселок Волжский. Сейчас это звучит издевательски, потому что состоятельные люди скупили Волжские берега, построили там для себя «базы отдыха», и своими заборами отгородили жителей села от Волги. Мне очень интересно, ударит ли в какую-либо новую голову мысль вернуть поселку старое название, или это название останется, как духовный памятник идиотизму. Могу только с определенностью сказать, что жителям всякие переименования доставляют одни неудобства.

Жили мы на улице Производственной, никакого отношения к производству не имеющей, ну назвал ее так какой-то администратор, ну и черт с ним. Производственная, так производственная, но потом появилась благая и очень правильная идея увековечить память, можно сказать, строителя поселка – Николая Дмитриевича Кузнецова. Переименовали бы кинотеатр «Космос», или Дворец культуры «Чайка», построенные заботами Кузнецова, или парк «Юность», и все были бы довольны, так нет, переименовали улицу и доставили людям массу неудобств.

Между прочим, на открытии кинотеатра «Космос» глаза Николая Дмитриевича увлажнились слезами счастья. Многими его хлопотами досталось ему это счастье, и было бы оправдано присвоение кинотеатру его имени.

Или в городе был «Переулок Специалистов». Эти специалисты превратили купеческое поселение с двумя или тремя городскими улицами, не имеющего ни одного высшего учебного заведения, в гигант индустрии и региональный центр образования. А именем Высоцкого назвали бы клуб бардовской песни.

Недавно (в начале третьего тысячелетия) на радио выступал какой-то ученый геральдик с размышлениями о том, какие улицы следует переименовать, чтобы воспроизвести историю.

Дорогой уважаемый ученый, мне совершенно все равно на какой улице я живу: на Мамаевой, или на Дмитриевской;

– на Мокрой, или на Сухой;

– на Кирова, или на Мясницкой.

Лишь бы она осталась той, которая записана у меня:

– в паспорте;

– в водительских правах;

– в праве собственности на гараж;

– в праве собственности на квартиру;

– в праве собственности на 6 дачных соток;

– в 5-ти акциях РАО ЕС;

– в договоре со Сбербанком;

– в договоре с электросетью;

– в договоре с газовой сетью;

– в медицинском полисе,

– в доверенностях

– и т.д., и. т. д. и т. п.

Потому что для замены адреса в этих документах надо писать заявления, получать справки о переименовании и ходить с этими справками по всем перечисленным конторам. А некоторые учреждения еще требуют и копию постановления о переименовании, и все ради чего? Ради того, чтобы «Любитель старины» с картины Маковского был доволен восстановлением исторической справедливости?

Пожалейте нас – ЖИТЕЛЕЙ!

Как и все жители, поселок у Царевского кургана я буду именовать по-старому – Царевщина.

До Царевщины с Управы я за полчаса доезжал на автобусе, а из Царевщины на работу шел, пересекая по насыпной дамбе еще одно старое русло Курумки у подножья кургана, саму Курумку, протекающую под дорогой в полутораметровой бетонной трубе, и чистый заливной луг. Дорога на турбазу идет по лугу в обход леса с расположенными в нем базами летнего отдыха. От автобусной остановки в Царевщине, до вагончика для сторожей на турбазе, минут тридцать – сорок хода (в зависимости от погоды).

В любую погоду – и солнечным утром, и в жестокий мороз, и в дождь, и в снежную пургу и в половодье – мне эта дорога доставляла огромное удовольствие. В непогоду шел, получая удовольствие от преодоления этой непогоды. В хорошую погоду – наслаждаясь красотой природы.

Преодолевая грязь, снежные заносы чуть ли не по пояс, свирепый ветер при тридцати градусном морозе.

Наслаждаясь тишиной и любуясь опушками леса по краям луга, панорамой Сокольих гор за лесом, зеленью лета и красками осени, широким разливом весной и чистой белизной солнечным зимним утром.

«Когда жестоко ветер веет, когда бросает дождь в лицо, когда нещадно солнце греет, тогда и сердцу горячо» (нет, нет, это я не сейчас, это еще в студенчестве на первом курсе, как говорит Евтушенко, «Стихи читает чуть не вся Россия, и чуть не пол России пишет их»). А дальше в тех стихах девятнадцатилетнего юноши, разумеется, были строчки об ожидаемом счастье, и сейчас я шел с предвкушением счастья – я шел писать.

С собой несешь еду для себя на два дня и килограмм крупы и 200 грамм самого дешевого жира для собак. Я еще нес для себя литературу, перо и бумагу.

Режим работы: два дня дежурство, и затем шесть дней дома. Всего четыре сторожа, один из них был еще и директором этой турбазы. Отапливалась сторожка электрическим камином и печкой. Для приготовления пищи была газовая плита на две конфорки. Что-нибудь лучшее придумать было б невозможно.

Первое дежурство, еще до оформления, попало на праздничный день. В этот день на базу приехало начальство во главе с генеральным директором – поболтать, выпить под шулёмку (картошка с мясом) и погонять бильярд. Обслуживал их в большом клубном зале сторож – директор Левин Андрей Яковлевич, который на этот случай приехал специально. В его обязанность входило натопить печку – огромную буржуйку, выдать посуду и потом ее помыть. Варили они сами.

Ко мне в сторожку перед застольем зашел один из приехавших. Еще было светло, избегая душеизлияния, я ушел на берег и присел на поваленный ствол, любуясь Волгой, закатом и Жигулями. Турбаза находится непосредственно перед Жигулевскими воротами, на самом изгибе Волги, где она обтекает Жигули, так что вид открывается в одну сторону чуть ли не до Тольятти, а в другую до окраин Самары. Когда стемнело, и я вернулся в сторожку, гостя не было – он после застолья или гонял шары, или ушел поболтать в вагончик директора, в котором тот летом жил с семьей, и где был телевизор.

В обязанности сторожей входило вечером включить уличное освещение, а утром его выключить. Зимой – почистить от снега дорожки у клуба, у сторожки и у туалета и накормить собак. Летом – открывать и закрывать ворота для проезда машин и выдавать для катания и для рыбалки лодки. Левин все лето на базе, так что, предупредив его, можно было самому без ограничения купаться. В качестве нагрузки для тела, осенью и в половодье я с удовольствием заготавливал на зиму дрова.

Турбаза принадлежала конторе «Стекломонтаж». Бригады этой конторы по Среднему Поволжью, включая Пензу и Южный Урал, занимаются монтажом стеклянных трубопроводов для пищевой, химической и металлургической промышленности.

На турбазе, кроме утепленных строительных вагончиков, в одном из которых сторожка, а другой закреплен за директором, 13 летних домиков и большой двухэтажный клуб. Домики в основном закреплены неофициально за начальством; большую часть лета в них живут бабушки с внуками, которые приезжают после половодья в середине июня и к началу сентября отдыхающие исчезают. В большом двухэтажном здании на первом этаже большой зал с большим бильярдом и несколько комнат. На втором этаже в комнатках останавливаются бригады, приезжающие за зарплатой и новыми нарядами на работу.

Ни шума, ни музыки, ни радио, ни телевидения. Только во второе воскресение августа, во Всесоюзный День Строителя на базе устраивается праздник. Шумит музыка, устраиваются соревнования мастеров – умельцев, которые тут же делают замысловатые стеклянные устройства. Потом небольшая торжественная часть с награждением грамотами за производственные успехи и общее застолье с песнями и танцами.

После праздника большинство отдыхающих разъезжаются. С отъездом отдыхающих и летом, и зимой тишина и полное одиночество. Знакомые сокрушаются: скучно, да и страшно одному. Я бы не стал здесь работать, если бы дежурили по двое. Я пошел сюда читать и писать, а это возможно только в одиночестве. Я был (и есть) графоман. Незадолго до пенсии я начал предлагать вариант памятника Победы, потом развил эти фантазии и описал виртуальные памятники Первой Всемирной Пролетарской революции. Дядя Вячик попросил описать, как мы пережили блокаду, и я постепенно перешел к родословной. Давал советы Горбачеву и даже Первосвященникам Азербайджана и Армении. Рассуждал об архитектуре Москвы, объясняя столичному градоначальнику, что старые европейские столицы не нарушают стиль центра, строя небоскребы в новых микрорайонах на окраинах. Что было бы прекрасно оставить центр Москвы таким, каким он исторически сложился, а советские высотки, доминирующие в своих секторах города, превратить в Храмы Культуры. Чтобы, глянув на высотку, каждый знал, что там есть библиотека, кинозал, театр, гимнастический зал и все прочее, что относится к культуре в широком понимании этого слова от политеизма, до атеизма. Они и по архитектуре напоминают храмы, и построены в то время, когда пытались осуществить утопическую мечту сделать достояния культуры доступными народу.

Я давал советы и философствовал под аккомпанемент завывания ветра и лая собак.

Мой рабочий день начинается с обновления на Волге проруби. Затем приношу два ведра холодной речной воды и начинаю на два дня готовить для себя щи с мясом, а для собак и кошек кашу. Под вечер протапливаю печку. Все остальное время сижу в одиночестве и или читаю, или пишу.

Когда надоедает сидеть, прерываюсь для прогулки. Днем недалеко на лыжах, а перед сном по дороге, пробитой бульдозером для генерального, чтобы он мог приехать погонять шары.

Собаки и кошки отправляются со мной. У нас две собаки: Черныш и Глаша, две кошки и кот. Глаша похожа на спаниеля, она любит, когда ее чешешь за ухом, но сама на ласку не напрашивается. Глаша постоянно шныряет по кустам, а зимой, когда снег еще неглубок, пытается мышковать, бросаясь двумя лапами на то место, где ей послышался мышиный шум. Вместе с ней охотится и Черныш. Это тоже небольшая собака: больше Глаши, но немного меньше лайки, немного удлиненная, но в целом пропорционального сложения с угрюмым взглядом исподлобья и свирепым от этого видом. С чужими собаками дерется он отчаянно, но человека, ни разу не укусил, а Глаша, когда нет отдыхающих, постороннего может слегка и куснуть. Если вне сторожки присядешь на скамейку или на бревнышко, Черныш непременно подойдет и ткнется в колени мордой, выражая этим просьбу приласкать его. Очень приятная собака. И собак, и кошек мы держали на улице. Собак в конуре на два отделения, а кошки зимой залезают под сторожку. В кирпичном фундаменте дыра, а в снежном сугробе, заносившем сторожку по окна, к этой дыре мы прорывали лаз.

Разминаясь вечером прогулкой, я иду в сторону Царевского кургана. Луна освещает снежные наносы на его изломанной людьми вершине, и кажется он настоящей высокой горой. Неподвижный морозный воздух то ли отдыхает после метели, то ли замер перед новой. Собаки и кошки носятся вокруг меня, играют в догонялки, играют в прятки, только что, в снежки не играют.

Если во время прогулки послышался лай собак с соседней базы, то наши собаки с лаем уносятся на встречу, а кошки сначала бросаются ко мне, потому что чужие собаки это враги, а потом осторожно выглядывают из-за снежного бруствера и с любопытством смотрят, что там, в снежном поле делается. Вволю налаявшись, собаки возвращаются, и мы гурьбой идем домой. Я опять сажусь писать и философствовать.

На ужин готовлю рыбу с жареной картошкой, или сосиску с тушеной капустой. Утром на завтрак яичница с колбасой и остатками вечернего гарнира.

Перед сном на подушку надеваю свою наволочку и стелю свои простыни. Сплю одетым, чтобы можно было, если залают собаки, быстро накинуть верхнюю одежду и выйти посмотреть. Это бывает крайне редко.

Собаки лают очень часто, весной и осенью они разговаривают через озеро с собаками соседней базы, зимой они с ними встречаются на льду и устраивают дружеские побоища. Но у Глаши есть бесценный дар – по ее лаю можно определить, лает ли она на человека, или это перелаивание со знакомыми собаками. На человека она лает, подвывая, и только тогда надо выйти из сторожки и посмотреть, что это за человек. Обычно это рыбак. Сторожа мы материально не ответственные, мы только присутствуем, чтобы на базе был живой человек. Для озорников и тех, кто замечает то, что плохо лежит, этого достаточно, а для грабителей здесь нет стоящей поживы. Да вообще никакой.

Тишь да гладь, да божья благодать.

В половодье не залитой остается только гряда, на которой расположены домики. Для сторожей это горячее время путины. Очень колоритной фигурой был сторож с близкой к нам базы. Во время половодья он шнырял вдоль всего берега, а так как я в первые годы не рыбачил, то он и наш берег не оставлял без внимания и иногда, перекинуться парой слов, подплывал к сторожке. Плавал он на своей плоскодонке, сидя на корме и управляясь одним веслом. Одет был в полушубок, чуть ли не на голое тело – ну настоящий куперовский герой. Был он балагур и острослов: однажды видит, что его сеть зацепила рыбоохрана,

– Эй, вы что делаете?

– Твоя, что ли?

– А если не ваша, так зачем трогаете?

Года через два он погиб. Морозным зимним днем пошел он в Царевщину, хорошо там поддал и пошел обратно. Разыгралась метель, пробиваться через сугробы было тяжело. Видно, устал он и, не доходя метров двадцать до своей теплой избушки, прилег, да так и замерз с недопитой бутылкой в кармане.

Во время разлива база оказывается на острове, и в день смены вахты сторож утром на лодке отправляется к Царевскому кургану. Собаки страшно недовольны тем, что их покидают и бросаются за лодкой вплавь. При сравнительно небольшом разливе, они доплывают до островка на полпути, а при большом разливе с полпути вынуждены поворачивать за новым сторожем назад. Это повторяется изо дня в день, из года в год. Казалось бы, должны знать, чем дело кончается, так нет, когда сторож отчаливает, воют и затем бросаются за лодкой вплавь. Страшно, что ли им оставаться одним?

Однажды было такое большое половодье, что залило всю гряду, всю землю на базе, и мы перешли на второй этаж клуба. Лестница на второй этаж наружная, и на лестничной площадке второго этаже из листа шифера и фанерки я устроил для собак и кошки укрытие от дождя и частично от ветра. Но собаки прятались там только от сильного дождя, а остальное время или сидели в лодке, или лежали на ступеньках лестницы. При таком половодье собак и кошек надо было на лодке вывозить на ближайший островок для выгула. Кот эти вылазки пропускал и вообще появлялся только во время кормежки, в отношении туалета сам как-то управлялся. Кошки к приглашению покататься на лодке относились очень самостоятельно – иногда с удовольствием садились в лодку, а иногда, если какую-либо из них посадишь насильно, выпрыгивает и вплавь возвращается к лестнице.

В том году у нас еще был кем-то подкинутый щенок. Он с нетерпением ждал выгула, по мере приближения лодки к берегу его нетерпение возрастало, и при первом толчке о берег он начинал мочиться в лодке. Только после того, как его несколько раз за это огрели веслом, у него стало терпения хватать.

Во время одного из таких выгулов всего состава, кроме кота, Щенок на островке разыгрался, и ему стала подыгрывать молодая кошка. Они по очереди выпрыгивали из лодки, и собрать всех вместе никак не удавалось. Даже старые собаки, видя, что отправление задерживается, опять выскочили из лодки и продолжили обшаривать кусты в надежде чем-либо поживиться. Молодая кошка, играя, спряталась от меня за пенек – и выглядывает, а когда я стал к ней подходить, бросилась от меня и гигантским прыжком перемахнула на соседний островок. Я чертыхнулся, собрал остальных и погреб на базу, однако, высадив всю компанию, я еще раз чертыхнулся и погреб за оставшейся.

За время, пока кошка была одна, ее поведение совершенно изменилось. Она не только не убегала от меня, а наоборот, призывно мяукала стоя на пеньке у самой воды. Как только лодка коснулась берега, кошка вскочила в лодку, вскочила мне на плечо и, вцепившись в меня когтями, так, что через рубашку когти меня достали, прижалась к моей щеке, продолжая мяукать. По лестнице кошка поднималась вместе со мной, не отставая и не опережая меня. Я зашел в помещение, закрыв за собою дверь, а кошка встала перед дверью и стала звать меня из-за двери. Не обратив внимания на вынесенную еду, она терлась о мою ногу, а когда я стал ее поглаживать, улеглась на подстилку, каждый раз поднимаясь за мной, как только я переставал ее ласкать.

Через несколько минут все прояснилось. Именно в это время для кошки наступил срок рожать, и она принесла четырех котят.

Как жалко, что я поехал на остров за этой кошкой, теперь на наши головы свалилось проблема избавления от этих лишних котят.

Впрочем, проблемы никакой и не было, был опыт предков, недаром есть фраза: «топят, как слепых котят».

Оставлять в живых можно только тех котят, которых кто-то возьмет на содержание, обеспечивая им сытую жизнь. Грешно обрекать живое существо на мучения голодом. Все мы знали фразу о слепых котятах, но только один среди нас был порядочный человек, который не только знал, но и делал то, что надо делать, не перекладывая неприятную работу на других.

Однако необычность ситуации, вызванная большим половодьем, помешала и ему поступить рационально. Озабоченные ситуацией, кивая друг на друга, мы отдали проблему на волю случая: «К зиме видно будет».

Проблема перенаселения земного шара перед человечеством стоит острее, чем проблема избытка кошек, или собак, и решать эту проблему человек должен сам, а он и эту проблему отдал на волю случая, хотя зима демографического взрыва, и его первая ударная волна в виде терроризма, уже наступает. Есть биологический закон, согласно которому для каждого биологического вида наблюдаются два порога численности этого вида. Порог минимальной численности, ниже которого субъекты чувствуют угнетенное состояние, и у них снижается активность. И порог максимальной численности, выше которого у субъектов формируется чувство дискомфорта и агрессивность. У человека дискомфорт реализуется массовым появлением однополых браков, как биологическим проявлением борьбы с перенаселением, а агрессивность – терроризмом. Но правители, чтобы подданных было побольше, призывают: «Рожайте, рожайте», оправдывая это безнравственным доводом о необходимости кормить стариков.

В до индустриальный период дети не отрывались от родителей, и питались из общего котла. В ХIХ веке десятки людей должны были трудиться, чтобы прокормить одного пенсионера, поэтому пенсию получали только чиновники. В ХХ веке производительность труда так выросла, что достаточно было уже только несколько тружеников, чтобы прокормить пенсионера, и пенсию стали получать все. В ХХI веке производительность труда позволяет одному труженику прокормить несколько пенсионеров, и численность людей на земле может быть стабилизирована, но развитые страны с завязанными глазами скатываются в общество потребления вещей и, чтобы увеличить производство этих вещей (услуг), даже увеличивают пенсионный возраст. А если бы они прозрели, то стремились бы к обществу потребления свободного времени. Сейчас эта фантазия из идеалов коммунизма, провозглашенных Марксом, но, может быть, человечество осознает себя, и «Человек разумный» станет «Человеком сознательным», который встанет на этот путь через 100 или 1000, или 1000000 лет. Жизнь продолжается… (А пока еще и вид «человек разумный» не сформировался?)

Через несколько дней старая кошка принесла мертвого котенка и заботу о четырех котятах взяли на себя две кошки, не деля их на своих и чужих.

Заметила котят и ворона с соседнего дерева. Первые дни, когда котята требовали непрерывного присутствия матери, все было спокойно, но когда котят можно было изредка оставлять, ворона сумела дважды полакомиться.

У оставшихся двух котят кошки дежурили не оставляя их одних ни на минуту. Котята, между тем, подрастали и стали ползать по подстилке, а иногда и за подстилку. Кошка котятам призывно мяукала; ворона ждала удобного случая.

В конце концов, кошки посовещались, и пришли к выводу, что ворона такой момент найдет – котят надо было спрятать.

Сторожа были бы благодарны вороне, но кошки одновременно взяли по котенку за загривки, спустились по лестнице со второго этажа и затем вплавь, с котятами в зубах, отправились к домику, в котором летом стоят холодильники для хранения продуктов отдыхающими. Чердак этого домика кошки считали своим т.к. в домике никто не жил, и кошек никто не гонял. Кроме того, этот домик стоял рядом со сторожкой, и кошки могли следить за сторожем, чтобы не прозевать кормежку.

Плыть им пришлось метров тридцать. На крыльце домика, которое уже частично освободилось от воды, кошки передохнули, и затем по вертикальной дощатой стене занесли котят на чердак этого домика. Котята были спасены, это был подарок детям живущим летом на базе. Да и нам пока что.

Отдыхающие на базе дети, когда появляется возможность и в их среде возникает такая идея, выстраиваются в очередь, чтобы подержать котеночка в руках, чтобы его погладить. Пушистые комочки очаровывают всех.

– Да… Нина, ты уже долго его держишь.

– Сейчас отдам.

– Давайте считать.

– Ну, это неинтересно.

Внезапно интерес пропадает, котенок опускается на место, а дети срываются и убегают, заразившись новой идеей. Котята играют и с детьми, и без детей. Бесконечное разнообразие игр, поз, движений.

Вот они прижались к земле в позе готовности к атаке, затем срываются с места, мчатся навстречу друг другу, одновременно прыгают, сталкиваются грудью и, отталкиваясь друг от друга лапками, шлепаются на землю. Только что вслух не хохочут. Любоваться ими можно бесконечно. Кто-то из великих – то ли Гёте, то ли Гейне, то ли Гегель сказал, что человека от животных отличает то, что человек способен играть. Не видел он наших котят.

Если у сторожки лежит собака, то котята пытаются поиграть с ее хвостом. Но Черныш, вильнув два, три раза хвостом, уходит, а Глаша может и рыкнуть.

Приближалась осень, разъехались отдыхающие со своими детьми, котята, развлекая нас, играли сами с собой. Кошка, перестав их кормить, потеряла к ним интерес, и если какой-либо котенок приближался к ней, то шипела на него, отгоняя. Появлялась она редко. С котятами надо было что-то делать, они уже никому не были нужны. А ситуация еще более усложнилась.

Теплым осенним днем в открытой двери сторожки показалась кошка с новым маленьким котенком в зубах, который уже не был слепым, который широко открытыми глазами с любопытством смотрел на открывшийся для него большой мир. Кошка, глядя на сторожа, положила перед ним котенка и побежала к двери. Котенок растерянно заплакал, кошка вернулась, лизнула его, успокаивая, и шмыгнула за дверь. Начал накрапывать все сильней и сильней дождь. В это время в двери показалась кошка еще с одним котенком на руках. Сторож растерялся, – что делать, не выгонишь же в дождь мать с ребенком на улицу. Я вспомнил картину «Сикстинская мадонна». А котята еще не знали, что жизнь жестока и с доверием смотрели на мир.

Семь кошек!!!

Каким-то летом, несколько мальчиков и девочек в возрасте от пяти до двенадцати лет сбились в кружок и о чем-то тихо и сдержанно говорили. Потом старшие подошли ко мне и поделились своей озабоченностью. Они нашли прикопанного мертвого котенка, и, в осуждение тех, кто его лишил жизни, вырыли могилку, сделали из веточек крестик и перезахоронили котенка. Для них это была игра. Рассказывая о похоронах, они, между прочим, сказали и такое:

– Конечно, мы понимаем, что нельзя оставлять всех котят, кто их потом возьмет, а все равно жалко.

– Конечно, жалко, но что делать?

– Да, мы понимаем…

Через некоторое время, тем же летом, эти же ребята, гуляя по лесу, наткнулись на рыжего котенка, который, увидев их, отчаянно замяукал и пошел к ним. Естественный порыв души – помочь бедняжке, и дети повели его на базу.

Хозяева базы – взрослые кошки и собаки отнеслись к чужаку с враждебностью, сдерживаемой присутствием людей, а два щенка, до поры обитающие в тот год на базе, стали лаять и прыгать вокруг котенка, одновременно дружески виляя хвостом, – для них это был новый друг и повод для игры. Котенок на всю эту кутерьму отвечал бесстрашным шипением и по отношению к взрослым, и по отношению к щенкам и бросился к поданной еде, каждый раз выгибая спину, если кто-либо приближался.

Из того, что котенок пошел к людям, было понятно, что он рос и воспитывался среди людей, а потом эти люди отнесли его в лес и бросили: «Может, к какой базе прибьется, не убивать же».

Ну а на базе что с ним делать? Сторож сказал детям, чтобы кто-либо из них взял котенка себе. Дети пошли к родителям, и родители уговорили их отнести котенка обратно в лес, потому что «вероятно, хозяева котенка приезжали на машине отдохнуть в лесу, и потеряли котенка. Они, мол, обязательно вернутся и заберут его». Дети с облегчением поверили этой лжи и отнесли котенка за ручей, чтобы он не мог вернуться на базу. Убить жалко, да и просто невозможно, а вот в лес отнести, может быть, на мучительную голодную смерть можно: «С глаз долой – из сердца вон». А котенок истошно кричал за ручьем: «Помогите, помогите…» и наиболее жалостливые молили: «Хоть бы его кто-нибудь сожрал быстрей». Не скажешь же детям: «Надо его убить». Котенок-то смотрит на тебя с доверием.

Можно ли разделить безгрешное и безнравственное лицемерие.

Качества, развившиеся у человека в процессе эволюции, рациональны. Одним из таких полезных качеств является жалость, жалостливость. Но во всем нужны такт и мера.

Без меры должна быть только забота о жизни и здоровье уже родившихся людей.

Чтобы не было жалко, щенят и котят топят новорожденными. Люди берегут себя от переживаний, и топят их, пока они не смотрят в глаза людей и еще не вызвали к себе теплые чувства со стороны людей.

И вот у кошки утопили котят. Кошка не может понять, куда девались ее дети. Она непрерывно входит и выходит из помещения, где были ее котята, раз за разом обнюхивает подстилку, где были ее котята, и непрерывно мурлычет. Зовет, – может, откликнутся, может, вернутся. Где? Где мои котята? Хоть бы одного, хоть бы на время оставили.

После того, как котята перестают сосать кошку, кошка теряет к ним интерес, и котята становятся ничьи. У больших котят нет ни родителей, ни родственников. Их исчезновение заметит только человек. Казалось бы, оставь кошке одного новорожденного котенка, чтобы не мучиться, слушая две-три недели постоянное ММУУРР страдающей кошки, а когда он подрастет и станет ненужным ни кошке, ни человеку, тогда и уничтожай. Боже мой, да как убить котенка, который смотрит на тебя открытыми глазами? Вот и топят слепыми всех.

Американский гуманист, кажись, Стейнбек, был во время войны во Вьетнаме поражен тем, что хорошие, добрые американские парни бросают бомбы на вьетнамских женщин и детей. Объяснение для себя он нашел в том, что летчики не видят глаз своих жертв. Они уничтожают не людей, а объекты.

Я могу отдать приказ о казни, но не могу свершить эту казнь. Так, кто палач? Тот, кто отдает приказ, или тот, кто, находясь на службе, исполняет приказ? Кто убийцы?

Никто не хочет быть убийцей, и мы, оберегая свою совесть, переходим границу.

Безнравственно строить приюты для бездомных собак и кошек, когда бездомному человеку переночевать негде, безнравственно в этих приютах кормить собак и кошек, когда нищие роются в помойках. Подла мораль: «Лучше собакам, чем людям». Но все ли люди – люди?

Красива, гуманна – мысль заботы о голодном бездомном человеке, ставшем жертвой болезни или мошенничества, но как отделить эту жертву от паразита не желающего работать. Как отделить жертв от паразитов.

Милосердие не отделяет, если оно милосердно. Для отделения есть другие службы, а для милосердия есть только один критерий: живому существу плохо.

Между прочим, безнравственно строить приюты – тюрьмы и по отношению к животным, лишая их свободы. А, что (?) – может мыть, лучше усыпить, чтобы они не мучились от голода или потери свободы?

В не закрывающемся подвале нашего дома, где дворники хранили песок для посыпки зимой дорожек, весной ощенилась приблудная дворняжка. У слесарей сантехников, бывающих в этом подвале, не поднялась рука на щенят. Да и с какой это стати брать грех на душу; наплевать им на это; не их это забота. А в начале лета мать вывела своих щеночков на двор. У детворы нашего двора появились живые игрушки. Взаимная любовь установилась мгновенно. И дети, и щенята играли друг с другом самозабвенно. Глядя на них, радовалась беспородная сучка, и позволяла детям делать с собой что угодно: и водить ее на задних лапах, держа руками передние, и садиться на нее, когда она лежала.

Через год в подвале могло оказаться уже пять или десять симпатичных собачек, но как лишить детей радости – возможности ласкать и быть обласканными этими живыми игрушками. Не надо лишать, надо регулировать. Бесхозные собаки уже стали частью городской фауны, как воробьи – без них уже будет ощущаться некоторая пустота, но среди людей не должно быть диких бесхозных собак. Стая собак опасней для человека, чем стая волков, потому что человек для волков это опасность, а для собак источник корма. Какое-то начальство должно задуматься, как лучше распределить имеющиеся деньги, но диких собак быть не должно. Мы сейчас живем несравненно лучше, чем жили люди сто лет назад – стиральных машин не было, да что век, еще несколько десятилетий назад не было мобильных телефонов. Так давайте самую что ни на есть малую часть средств, из затрачиваемых на разработку новых благ, направим на такое благо, как регулирование численности бесхозных собак, чтобы все собаки, в том числе и дворовые, стояли на учете, в том числе и на ветеринарном, чтобы не было тюрем для собак и кошек, чтобы они были индивидуальны.