Текст книги "…и его демоны"

Восставшая обезьяна

«После завтрака» затягивалось. Он впопыхах съел невкусную, несолёную рисовую кашку и такой же невкусный, несолёный салат, не стал пить чай, потому что руки у него тряслись и чай мог пролиться на кровать, проглотил сердцевину двух («бриошей»?) комков теста с начинкой из фруктов и стал ждать перевода в «стационар».

Ждал с нетерпением по одной простой причине. Председателя, как важного, известного больного, поместили впритык к местоположению командования реанимацией, к командному пункту.

Столы (два), компьютеры, шкафы и шкафчики с медикаментами, челночно снующие мимо медсестры и доктора, всё это создавало ненужный трафик вокруг него. Он устал от их суеты, спать в таком месте было невозможно, тем более профессор объявил его переезд в стационар «после завтрака».

К тому же Председатель чувствовал себя зверем в зоопарке. И если зверь хотя бы мог встать на лапы и удалиться в заднее помещение, где его никто не будет видеть, Председатель полусидел, полулежал у всех на виду, в нелепом шутовском одеянии: в чулках и в распашонке, в по виду девичьих больничных трусах. Полголовы обриты, из головы идёт красно-белый шланг, направляясь к флакону, притороченному справа к краю кровати.

Между тем сменилась обслуживающая команда, её возглавляли особенно отвратительная Фаина Ивановна, женщина со злыми чертами упитанного лица, обрамлённого в каре черноволосой причёски, и сгорбленный, с движениями посетителя ТЦ «Европейский», – Рустам. Фаина Ивановна занялась тем, что вначале объявила о пропаже из компьютера неких данных о больных (или может быть даже об одном больном), и вся команда начала неистово искать эти данные. И в компьютере, и в бумажном виде – они обшарили все шкафы. Между тем больные харкали, стонали, сопели и были предоставлены сами себе.

«Все это выглядит как Дантов Ад. А Фаина Ивановна и Рустам – демоны», – отметил Председатель. В Аду, впрочем, отшторили окна и успели впустить дневной свет.

Не найдя данных, Фаина Ивановна обвинила в их сокрытии предыдущую смену: в частности медсестёр Свету и Дашу. За ними пошли, видимо, туда, где персонал переодевался, в надежде, что они ещё не покинули центр.

Пока их не привели, Председатель услышал нелестную характеристику его медсестры. Он узнал, что живёт она в области и что у неё есть ребёнок, прижитый неизвестно от кого, и что девушка легка на знакомства, понимай случайные связи.

«Так я именно такой её и понял», – сказал себе Председатель, именно поэтому и позвал: «Ты, иди сюда!»

Привели Свету. Она переоделась. На ней были зелёные брюки, ещё более подчеркивающие грушу её попы и очень неплохую при этом длину ног. Ну потому что увлекательных поп немало, а если ножки не длинны, то девочка выглядит приземистой. Председатель подумал, что у Светы, должно быть, нежный чуть вспухший живот, и даже вздрогнул от нахлынувшей похоти.

Они там ссорились, но нежная медсестра правильно не распалялась, а что-то ворковала убедительное в ответ. Ушла. Фаина Ивановна и Рустам залезли в компьютер и долго шарили там, обмениваясь нелестными ремарками о моральном облике Светы и Даши. На побегушках у них была совсем по виду школьница, звали её Мария. По тону фраз, брошенных Рустамом Марии, Председатель вычислил, что Рустам совокупляет эту Марию, что она этим фактом гордится и служит ему верой и правдой, возможно, отключит больного от жизненно важных капельниц, если Рустам прикажет. И в тюрьму пойдёт ради него.

Когда бесовка Фаина Ивановна ушла в подсобное помещение (Председателю были видны там матрацы, на них, он предположил, члены дежурной команды реаниматоров могли при необходимости отдохнуть, забыться сном на час-другой), Председатель обратился к демону Рустаму:

– Пора меня переводить, амиго!

– Я должен померить вам температуру, давление.

– Ну так я готов…

Кавказцы обычно разговаривают с русскими с этаким пренебрежением. Щепотка пренебрежения прозвучала и в голосе Рустама.

Не спеша Рустам остановил компьютер, в котором он продолжал шарить, и принёс измеритель давления. Не спеша напялил измеритель Председателю на руку, надул повязку, измерил.

– Ну как?

– Удовлетворительно.

– У вас тут как в тюрьме!

– Почему?

– Там тоже ждешь всё время конвоиров, когда они соизволят привести или отвести тебя. Нельзя ли побыстрее? Я ведь уже разместился в палате шесть, там у меня вещи, чего я тут, как дикий зверь, по койке мыкаюсь.

– Мы должны оформить ваш перевод из реанимации в стационар, – сообщила бесовка Фаина Ивановна, появившись.

– Так оформляйте…

– Я освобожусь и отвезу вас. (Рустам.)

– Вы можете отсоединить меня от кровати, наконец?

Рустам наклонился над пристёгнутым к кровати флаконом, очевидно, не особо соображая, как его отстегнуть. Бесы Рустам и Фаина Ивановна, дошло до Председателя, пусть и числились докторами, по сути исполняли функции нацистов-нормировщиков, считали работу, выполняемую медсестрами, загоняли сведения в компьютер. Отстёгивать Рустам не умел либо, исполняя обязанности нормировщика долгое время, забыл, как это делается.

– Смотрите, там нужно повернуть ремешок так, чтобы он прошёл в пазы. Увидели?

Флакон отстегнули. Председатель зажал его в правой руке, так как в левой у него был мобильный телефон.

Рустам отошёл в боковую комнату, так что стал не видим с койки Председателя. Туда же вошёл бородач в синем халате, и они там забубнили. Председатель надеялся, что бородач пришёл, чтобы затолкать его койку в лифт и доставить в палату шесть стационара.

Ничего такого. Бородач вышел и ушёл.

Председатель обратился к Марии, бежавшей мимо с постным лицом: «Мария, профессор сказал, что после завтрака меня доставят в стационар. Так переводите же. Уже второй час пошёл после завтрака».

– Мы должны оформить ваш перевод в стационар. (Бес Фаина Ивановна из своего каре укоризненно смотрела на него.)

«Ах ты жирная тварь, кусок нацистки», – подумал Председатель.

– Так делайте же, вы уже час мне талдычите о вашем документе, его можно сделать за десяток минут.

– Мы ещё не померили вам температуру.

– Так меряйте! («Жирная нацистка, – мысленно добавил он. – Делай! Меряй!»)

– Рустам! Рустам!

Подошла Мария с градусником. Глаза у неё были испуганными.

– А где Рустам?

– Поехал встречать больного.

«Ну да, смылся с места назревающего скандала. Чурки, они такие», – подумал Председатель. Померив температуру, все опять застыли.

– Значит, так, – сказал Председатель. – Сколько этажей до стационара?

– Два вниз. (Мария подавленно.)

– Давайте мне сопровождающего, и он меня спустит в стационар.

– Это противоречит нашим инструкциям.

– Тогда везите меня, дьявол вас побери, на кровати.

– Мы не можем переместить вас на этой кровати. (Бесовка Фаина Ивановна.)

– Что?

– Эта кровать принадлежит этому этажу, реанимации, и она не должна по инструкции покидать реанимацию.

…Стали собираться врачи, медсестры, несколько больных. По их виду можно было определить, что они покорны, как приготовленные к закланию на бойне коровы. Но поскольку происходило ЧП, они стеклись и тупо наблюдали за происходящим.

– Я сейчас встану, сам пойду в лифт и доберусь до стационара.

– Вы не должны этого делать. Существует инструкция.

– И что глаголет ваша инструкция?

– Из стационара должны подняться на наш этаж с их койкой, мы переместим вас на койку стационара, и вас отвезут.

– Так где же они?

– Мы им звонили. Ждём!

– Звоните ещё! Мне пробуравили череп в двух местах. Удалили огромную гематому. Я оперирован, я хочу чтобы из вашего Бедлама меня переместили в палату, за которую я заплатил. Я там усну, наконец.

– Мы ждём. Они не спешат.

– Так спустите меня туда на вашей драгоценной кровати, чтоб вам пусто было, нацисты. Там перевалите на их кровать и возвращайтесь к себе и к своим кроватям.

Председатель сидел, как восставшая обезьяна, на кровати с бортиками, а вокруг, серьёзные и тусклые, стояли жители реанимации.

– Мы не можем, я же вам объяснила. У нас инструкции. (Бесовка Фаина Ивановна.)

Председатель, сжимая флакон с кровью, сотрясая шланг с кровью, ведущий из его головы, нажал на телефон Дмитрия.

– Дима, эти фашисты из реанимации вот уже два часа не переводят меня в стационар. Набери профессора и расскажи ему, что тут происходит. Пусть он наведёт порядок!

Дмитрий попытался его успокоить, но Председатель был дико зол, столкнувшись с их внутренним абсурдом. Он отключил Дмитрия.

– Так, – сказал он. – Или вы меня везёте вниз на два этажа ниже немедленно, или я разнесу сейчас ваш барак к такой-то матери!

Председатель увидел, что при этих его словах глаза у доброй половины его аудитории внезапно потеплели. Вероятно, у них у самих появлялось такое желание разнести барак к… такой-то матери.

– Я, между прочим, в тюрьме сидел за государственные преступления. – Председатель осмотрел аудиторию. Бесовка Фаина Ивановна молчала, вид у неё был подавленный.

Ситуацию разрешило появление койки из стационара, которую толкали две незлобливого вида, но абсолютно неэнергичные женщины.

Их койка была чуть ниже койки реанимации. Прижимая к груди флакон с кровью, Председатель свесился на локте над прибывшей койкой и упал на неё. На него возложили одеяло.

По дороге он въедливо издевался над двумя сестрами, объясняя им, что пациент – главное действующее лицо в их фашистско-медицинской мистерии, а не инструкция.

Ещё он схватил горсть леденцов, леденцы встретились ему по дороге при остановке у лифта, и с наслаждением стал поедать леденцы один за другим.

Его ввезли в палату шесть с жёлтым сломанным стулом, добавили подушек и ушли.

С кровати стало видно, что на балконе дома напротив (Председатель вдруг вспомнил адрес: Выползов переулок) висит труп молодой девушки с ярко накрашенными алыми губками. Она смотрит на него милостиво. «Ты ведь приходил на кладбище. Спасибо. За это я тебе ночью помогла. Поживи ещё».

Он приходил на кладбище в годовщину её смерти. Принёс цветы. Она в свою очередь сделала так, что он остался жив сегодня.

Out

Через два дня после операции его подвергли ещё более суровой атаке демонами, чем в первый раз.

Да и окружение было суровее. Запуганная женщина, толкавшая его кресло, уступала места в лифте всем, всем, всем, провезла его по этажам и коридорам фашистско-европейского центра в сопровождении Серёги из Химок («Это чтоб вы меня не обидели и не толкали», – объяснил Председатель присутствие Серёги).

Откуда-то выскочила вышколенная – так её назвал Председатель – «убийца в белом халате» – вертлявая девочка-медсестра с твёрдым блокнотом на пружинах и задала ему тучу вопросов: «Были вы оперированы и когда?», «Есть ли у вас хронические болезни?» и так далее, и, наконец, заставила его расписаться, что он берёт на себя ответственность за атаку демонов во время МРТ.

Только когда эта атака началась, он понял, почему такие предосторожности. Атака была в сотню раз более страшная и интенсивная. Все подземные и космические хрипы и вопли были мобилизованы.

Атаки наплывали, немедленно другие следовали: зубовный скрежет самого дьявола сменялся рядовыми воплями ведьмы, рожающей Антихриста, затем вопли сменялись скрежетанием ногтей мертвецов по стёклам одиноких хижин. А далее (он представил), раскорячившись, Вельзевул тщился испражниться, и зелёное дерьмо хлестало по раскалённым стенам Ада и шипело на них. Длилось это добрые полчаса, то есть вдвое больше, чем первый его МРТ.

Председатель лежал, закрыв глаза, несколько раз взглатывал, ощущал каждую косточку тела и чувствовал, как грязная кровь из его мозга по капле высасывается в пластиковую канистру в боковом кармане его вафельного (он был сделан из материала, из которого шили в его детстве вафельные полотенца) халата.

Он думал, он не выдержит. Но сил в нём оказалось больше, чем он представлял себе.

Демонов отогнали.

– Можете вставать. – Женщина, наклонившаяся над ним, была некрасива, непропорционально высока, и, чёрт, где они набрали таких бледных уродов!

– Все выдерживают этот вселенский ужас? – спросил Председатель женщину.

– Некоторых приходится исследовать под наркозом, – сказала женщина.

Вошёл доктор – его звали Алексей, знал Председатель, ассистент профессора, делавшего ему операцию. Доктор показал большой палец. Доктор был доволен и улыбался.

– Во!

«Во!» означало, что его сегодня выпишут. Главный тест – МРТ – он прошёл, видимо, гематому высосали, а что осталось, возможно, разбрызгалось по стенкам его черепа.

Серёга из Химок, трижды судимый, не понял, что атака бесов длилась полчаса. Ему показалось, что меньше.

– Я слышал голоса, как из мультфильма.

Из фильма ужасов, Сергей, из фильма ужасов.

Пропутешествовав в обратном направлении: Серёга, Председатель в кресле, робкая женщина, толкавшая кресло с Председателем, они возвратились в палату номер шесть. И стали ждать доктора Алексея.

В медицинских евро-фашистских застенках всё не быстро. Пока ждали, он несколько раз взглянул на канистру с его мозговой кровью. Это была вторая канистра уже, поскольку кровь в мозге, по-видимому, стала иссякать, то и в канистре её плескалось немного, граммов двадцать. Зато пластиковая трубка была забита кровью, разделённой кусками воздуха.

Председатель никогда не был шокирован видом крови, но от сознания, что это кровь из его мозга, ему было противно. Кровь Председателя была редкая, четвёртой группы, обладателей такой крови в мире всего один миллион, и все они почему-то связаны с Палестиной. По преданию, кровь четвёртой группы АВ+ была у Иисуса Христа.

Доктор Алексей, наконец, явился вместе с медсестрой в зелёной марлевой повязке, влекущей тележку с разнообразными медицинскими приспособлениями. Доктор Алексей предложил ему на выбор: он вытащит из его головы дренажный клапан и затем зашьёт раны под местным наркозом новокаина, что будет всё равно больно, одни уколы новокаина в голову – больно очень. Либо вытащит дренажный клапан и зашьёт рану без наркоза, что будет тоже больно, но, по его мнению, менее больно.

– Давайте без наркоза, Алексей.

– Я всегда считал вас необыкновенно сильным человеком.

Председатель только несколько раз ойкнул тихо, пока ему тащили из черепа клапан и зашивали раны. Он сидел спиной к застеклённой стене, выходящей на дом его умершей подруги, и время от времени скашивал туда глаза. Нет ли её на балконе?

Дело в том, что мёртвые давно были для него так же реальны, как живые, настолько он был далёк от живых.

Судите сами, дамы и господа, двадцать лет Председатель живёт под добровольным домашним арестом и покидает помещение, где он заточён, только в сопровождении охраны… И до сих пор не сошёл с ума… Или сошёл, но не понимает этого…

Пришёл профессор, делавший ему операцию, подписал его выписку, пошутил. Председатель подарил профессору свою книгу «Plus Ultra», а доктору Алексею подарил книгу стихов. По старшинству и по иерархии.

Спустился вниз к зомби в бухгалтерию его старший охранник Дмитрий, и вернулся. Оплатил. Похвалился, что поймал их на намеренной ошибке в их пользу.

…Председатель переоделся из медицинского евро-фашистского комплекта в свой, во всё чёрное. С удовольствием отметив, что он способен сам надеть брюки и туфли, правда, он чувствовал, что слаб, но координация движений в основном вернулась в нему. Походил по палате осторожно. Покосился на «её» балкон.

Несомненно, её дух сейчас на этом балконе. Здесь ей было хорошо, не на кладбище же её духу мёрзнуть. Во время посещения дворца императора Павла в Гатчине экскурсовод сказала, что в подземном ходе посетители и служащие не раз замечали привидение.

– Ну да, это он. Его убили в Михайловском замке в Петербурге, привидению там неуютно и неприятно и, может быть, страшно находиться. Поэтому он переносится сюда, где у него были хорошие годы и дни, – пояснил Председатель.

Экскурсовод посмотрела тогда на Председателя подозрительно, не мог же он сказать ей, что он свой в мире привидений, в параллельных мирах. Что он подолгу разговаривает со своими тремя мёртвыми жёнами и с мёртвой матерью, ругает их и ругается с ними, как с живыми. С мёртвыми мужчинами он не разговаривает. Почему? Не знает. Может быть, потому же, почему женщины ведьмы. У них сверхъестественные способности? Может быть.

Везти его домой приехал ещё один Сергей – старший лейтенант. На неисправном отечественном автомобиле. Демоны овладели и водителем, и автомобилем. Из центра в центр Москвы они добирались более часа, их отвлекли, завлекли и сманили далеко от адреса Председателя. И старлей Сергей был сам не свой, он бормотал несвязное, о каком-то левом повороте, которого так и не было.

«Ну да, демонам левый поворот убрать ничего не стоит», – сказал себе Председатель.

Всё же кое-как они доехали. Видимо, демоны не хотели его отпускать. Очень полюбили или был нужен.

– Чёрт те что… Какая-то «Майская ночь, или Утопленница», – бухтел Председатель, открывая дверь в своё жилище. И это среди бела дня… Ехать более часа до места жительства, которое находится в пяти минутах езды…

Подарки

Квартира стала ему чужая. Закрыв за охранниками двери, он осторожно посетил обе комнаты, и большую, и библиотеку. Посидел в молчании на чёрных креслах, постоял у картин. Пришёл к выводу, что после его смерти всё это сгребут да и выбросят к чёртовой матери, за исключением, может быть, пары-тройки картин, написанных маслом, тот, кто будет убирать за ним следы его жизнедеятельности, решит, что масляную живопись, может быть, возможно будет продать.

После операции светлая, выходящая на две стороны дома окнами квартира показалась ему низенькой и подслеповатой. На самом деле дело обстояло не так, даже в ванной комнате наличествовало окно, что вызывало подобие удовольствия его подруги. Вот прихожая, где он два раза упал как подрубленный, действительно была крошечная, с искусственно низким потолком.

Председатель с осторожным недоверием осмотрел прихожую. У его парижской давней пассии Жаклин де Гито на её rue de Savoy только помещение для обуви было раза в три больше. «Но ты не работаешь в гламурном доме моды, как Жаклин, – напомнил он себе, – да и тут тебе не Франция, а страна, только что заведшая у себя модный социальный строй, капитализм, тут всё дорого».

Он осмотрел место, где он падал, головой к двери ванной. Торцы дверного проёма, множество вертикальных торцов, опасное место. Затянуть бы все эти вертикальные линии мягкой толстой обивкой… То есть по пословице бы поступить: «знать бы где упадёшь, соломки бы подстелить».

Интересно, кто жил в этой квартире до него, и как этот мужчина, эта женщина умер-умерла? Председатель представил себе, что он (она) упал на том же месте, где уже дважды падал он, и погиб. Спрашивать у владельца квартиры, Сергея Аркадьевича, не было смысла, он не захочет сказать, да, возможно, и не знает, судя по договору о квартиронайме, квартира отошла к нему лишь шесть лет тому назад. Видимо, от какого-то родственника. А в целом здесь за чуть менее чем столетие («дом был построен неизвестным архитектором где-то в двадцатые годы», – узнал Председатель из книги «Архитектура Авангарда, 1920–1930 годы») могли скончаться и, непременно, скончались человек пять. Ну три.

Комнаты обе были позитивны. Они выходили окнами в небольшой, но густой липовый сквер. Сейчас ещё рано, но в апреле пойдёт зелень, в зелени начнут возиться воробьи. Жизнь забурлит после зимней спячки. Меньшая из комнат имела дверь на террасу, никто из последних владельцев квартиры, слава Богу, не догадался её застеклить. На террасе весной и летом плясало солнце, вкось туда били московские дожди. В некоторые солнечные уикэнды Председатель и его подруга загорали на террасе и пили вино. В меньшей комнате у Председателя одна стена до самого потолка была отдана библиотеке.

Старомодно, конечно же, держать библиотеку в наши дни, это ретро-удовольствие могут позволить себе только интеллигентские династии, сохраняющие семейные книги в нескольких поколениях, да одинокие чудаки. Председатель в несколько приёмов пытался урезать свою библиотеку, начал с того, что выбросил или раздал все имеющиеся романы, поскольку он не выносил их как жанр, затем избавился от части англоязычных книг (те же романы и переводы с французского на английский). Однако эти две или три чистки не помогли. За это же время ему надарили ещё книг, и библиотека в конечном счёте разрослась, а не сократилась. Председатель плюнул и решил, что final solution его библиотеке принесут те же люди, которые спустят его труп в мамином одеяле по лестнице. (Почему в мамином одеяле? А труп его матери в 2008-м снесли в таком же одеяле с четвёртого этажа в Харькове его охранники. У подъезда на двух табуретах труп матери ожидал гроб. Хлипкий такой, одноразовый, для крематория, дешевенький.)

Бродя по квартире, слабый после операции Председатель вовсе не выглядел грустным, он был вполне себе доволен настоящим моментом, он не погиб на операционном столе, не стал идиотом в результате операции на мозге (а ведь грязная кровь омывала его мозг), соображал правильно и крепко.

Разумеется, всё произошедшее с ним в эти дни разрушало его планы. Не то чтобы у него было огромное количество планов на будущее. Только познакомившись с понравившейся ему подругой, он сухо сразу же сообщил ей: «У меня нет будущего. Я слишком старый парень, чтобы иметь будущее. Следовательно, и у нас с тобой нет будущего».

Сообразительная подруга согласилась: «нет будущего». И они стали встречаться.

Произошедшее с ним в эти дни разрушило его планы на его смерть. Он почему-то фанатично верил, что в конце концов среди его врагов отыщется смельчак (или смелая организация), которая его физически уничтожит. Ну, застрелит или взорвёт. И он спокойненько отправится в Валгаллу к одноглазому полковнику Одину.

«Мать, мать и мать, туды его!» – выругался Председатель и направился в кухню, куда, собственно, и стремился мысленно ещё из евро-фашистской больницы. Дело в том, что на подоконнике окна в кухне стояли две бронзовые фигуры богинь мудрости и мщения, привезённые из Тибета, принадлежащие древней религии бон, там стояли две дакини. Северная и Южная. Одна из них, опрокинув череп, пила человеческий мозг!

Дакинь подарил ему приятель из Петербурга, странноватый парень, увлекающийся Тибетом, религией бон и всей этой чертовщиной. А в большей комнате у Председателя висела прямо-таки икона Махагалы, божества защитника буддизма. Махагала – свирепый Бог войны. Во времена баснословных подвигов барона Унгерна в Монголии (он захватил её столицу Ургу) монголы называли Унгерна Махагалой, пришедшим спасти Монголию – страну буддизма.

Председатель пришёл убрать дакинь. Они – свирепые, возможно, не признали в нём своего и вот набросились на его мозг. Для любого другого человека такое предположение было бы нездоровым и выглядело бы диким суеверием. Но Председатель устроен по-иному. Для него как раз такие «суеверия», такие причинно-следственные связи и были реальными, а обычное человеческое какое-то там объяснение, ну, например, «сердечная недостаточность», было лишь следствием работы невидимых воль. «Не признали, – бормотал Председатель, – что же вы, sisters, меня не признали», укладывая дакинь в картонную коробку и затягивая коробку шнуром. Затем он вынес их в коробке на террасу. И поставил там пока.

Если они начнут убивать воробьев в липовом саду либо заставят засохнуть липовый сад, придётся отнести древних хулиганок подальше, решил Председатель. Чтоб не безобразничали.

Он не испытал панического страха перед не узнавшими своего страшными девками-демонами и не пенял им за содеянное с ним. Не приняли за своего. Ну, ничего не поделаешь. Председатель был фаталистом.

Не стал подозревать и парня, подарившего ему дакинь. Тот хотел сделать Председателю подарок, но не учёл слепой ярости древних девок.

Вокруг Председателя жили непростые люди и дарили ему непростые подарки.

В феврале 2005 года на празднование дня рождения к Председателю среди ещё полусотни гостей пришёл один из его издателей Борис (издательство ультра-ультра-культурное Emergency Exit) и привёл с собой своего друга, театрального продюсера, режиссёра, главу всяких жюри и путешественника по Африке.

Продюсер подарил Председателю более чем полуметровую – 56 см – африканскую деревянную скульптуру беременной лысой худой женщины. От вздувшегося живота ещё выпирал вперед какой-то острый шип. Груди у скульптуры были козьи.

День рождения (Председателю исполнилось тогда всего 62 года) был шумным, многочисленным и по сути последним, который Председатель отмечал.

Скульптура беременной лысой ему понравилась до такой степени, что Председатель поставил её возле своей постели. Жил он тогда на Нижней Сыромятнической улице, в пустынном районе, немногочисленные аборигены называли район «Сыры».

Продюсера Председатель быстро потерял тогда из виду. В апреле того же года, то есть меньше чем через два месяца, Председатель познакомился с актрисой. В те годы, возможно, под влиянием фильма «Ночной портье», Председатель всех своих подруг имел обыкновение оболванивать под ноль при помощи машинки Moser. Уговорил он и актрису. Ей очень шла её голая новая голова. Попутно он ещё влюбился в актрису.

Но только через год, когда актриса забеременела от него, Председатель обнаружил её сходство с африканской скульптурой. Обнаружилось одновременно, что у актрисы был многолетний роман с театральным продюсером, подарившим ему скульптуру лысой беременной. Даже и не роман, но трагическая любовь многих лет, поскольку театральный деятель этот был женат.

Поразмыслив, Председатель пришёл к выводу, к которому единственно и возможно было прийти. Продюсер, подарив ему скульптуру лысой беременной, совершил мистический поступок, в образе скульптуры он подарил ему свою возлюбленную. Екатерина, так звали актрису.

Тут было от чего даже испугаться, от такого подарка. Твердо веривший в сосуществование нашего материального мира с мирами параллельными (переход есть, но не для всех доступен), Председатель не испугался.

Прошло два, что ли, года. По причинам низшего, земного происхождения Председателя и Екатерину отнесло друг от друга. Находясь в состоянии дрейфа и на самом деле поиска женщины, в котором он сам себе не признавался, Председатель однажды позвонил театральному продюсеру, члену жюри, путешественнику по Африке и пришёл к нему в гости.

Продюсер напоил и накормил Председателя и, узнав о его разрыве с женщиной, которую он фактически навязал, подсунул в виде африканской скульптуры, вдруг ушёл в одно из помещений, где у него хранились африканские скульптуры и вернулся со… скульптурой.

Вырезанная, видимо, из щепки какого-то особо твердого африканского дерева, это была фигурка женщины, в самом широком месте достигавшая всего лишь 20 миллиметров, а высотою она была в 200 миллиметров.

Преувеличенная стилистическая худоба фигурки напоминала скульптуры итальянца Джакометти. Грудки были козьи, черты лица, в отличие от лысой беременной, ярко выраженные африканские: большие выпуклые глаза, вздутые губы, чуть видимый лишний подбородок на длинной шее. На голове женщина имела символический груз и придерживала его рукой.

– Снова дарите мне женщину?

– Возможно, – улыбнулся продюсер и путешественник по Африке. Было это не то в 2008-м, не то уже в 2009 году. В августе 2009 года в квартиру Председателя (он тогда уже жил на 3-й Фрунзенской) вошла сейчашняя его подруга. Весом менее 50 килограммов, рост 174 сантиметра, длиннющие ножки, щиколотку Председатель мог охватить пальцами, мог сомкнуть вокруг щиколотки пальцы.

Большие выпуклые глаза, длинная шея, козьи незначительные грудки. Единственное, что поскольку новая подруга была лишь наполовину еврейка, по отцу, то у неё отсутствовали пухлые губы, унаследованные евреями от смешивания с африканцами. Согласно теории Председателя, евреи вообще-то древние египтяне.