Текст книги "Другая Россия"

Насколько мне известно, историки не изучали революции как феномен борьбы поколений, довольствуясь лишь фактами без их анализа. Да, большевики или национал-социалисты были очень молодые люди, лишь Ленин (47) и Гитлер (44) были много старше своих товарищей.

Попытаюсь обобщить и констатирую: все победившие революции – это победы детей над отцами, молодежи над средним возрастом.

Лекция четвертая. Все началось с Китая

И во второй половине XX века молодежь не переставала бунтовать и пытаться отобрать власть у отцов. В последний раз все началось с Китая. Это Мао Тзедонг[1]1
  Мао Цзэдун.


[Закрыть] вызвал на авансцену истории хунвейбинов, свою юную красную гвардию. Старый хитрый мудрец Мао, возможно, был искренен в своем ужасе перед новой бюрократией, которую китайский коммунизм создал всего за 17 лет, с 1949 по 1966 год, возродив тысячелетнюю касту толстых чиновников-мандаринов. Возможно, он использовал школьников и молодежь в борьбе со своими политическими противниками, суть не в этом. Он точно положил палец на рану, нащупав ее, – на острейшую проблему всех современных обществ. А именно: молодежь – самый угнетенный класс общества. Возгласив: «Огонь по штабам!» – Мао дал школьникам и студентам право инспекции и наказания чиновников. И китайские пацаны с маленькими красными книжками, взметенными в воздух, фанатичные пацаны насладились до ушей. Водили по всей стране в шутовских колпаках (как с картин Гойи и Босха!) высших чиновников государства, избивали, плевали, пинали и усылали на перевоспитание в деревню учителей и даже премьера Лю Шао-Ци и министров Чжоу Эньлая или Дэн Сяопина. Началось все это в 1966 году и затихло лишь в 1976-м.

Пример был заразителен. В 1968 году, 2 мая, в разгар культурной революции хунвейбинов, когда французские газеты ежедневно приносили вести о многомиллионных рейдах китайских красногвардейцев на офисы китайских начальников, в Париже началась студенческая революция мая 1968 года. На факультете социологии в пригороде Парижа Нантере студенты во главе с двадцатитрехлетним немцем Даниэлем Кон-Бендитом организовали митинг, перешедший в столкновение с полицией. Факультет полиция закрыла, но беспорядки переместились в Латинский квартал, в сердце Парижа, в здания Сорбонны. Ректор обратился за помощью к полиции. Полиция ворвалась в аудитории. Схватки между двумя тысячами студентов и полицейскими продолжались несколько часов. Начались поджоги автомобилей, построили несколько баррикад. 596 студентов были арестованы. Сорбонну закрыли, и полиция встала у входов. Несколько студентов предстали перед судом и получили по два месяца тюрьмы. Но на следующий день студенческие демонстрации возобновились. И столкновения с полицией – 460 студентов арестовано. Студенческие организации потребовали 7 мая вывести полицию из Латинского квартала, освободить осужденных студентов и открыть факультеты в Париже и Нантере.

Интересно, что зачинщиками повсюду выступали студенты гуманитарных факультетов, то есть те, кого больше всего начиняли идеями «западной цивилизации». Любопытно и то, что генерал де Голль прекрасно понял, что ветер дует с Востока. 7 мая он в гневе заявил своим министрам: «Это означает, что речь идет об испытании сил. Мы не потерпим такого положения. Порядок должен быть восстановлен прежде всего… Это дурные студенты не хотят вернуться к занятиям. Они издеваются над возвращением к спокойствию и труду. Они стремятся к китайской культурной революции. Ни за что! Не может быть вопроса об уступках».

Обстановка особенно накалилась к 10 мая. Студенты соорудили в районе площади Эдмона Ростана около 60 баррикад. Над баррикадами черные и красные флаги. Вокруг – несколько тысяч полицейских ждут приказа о штурме. Студенты вооружены коктейлями Молотова и булыжниками. Полицейские вооружены дубинками, большими пластиковыми щитами и газовыми гранатами. В два часа ночи поступил приказ о штурме. Побоище продолжалось пять часов. Итог: 367 раненых, из них 32 тяжело, 188 сожженных автомобилей. Студенты по приказу Кон-Бендита разбегаются. Профсоюзы решают провести всеобщую двадцатичетырехчасовую забастовку протеста. 13 мая начинается всеобщая забастовка и демонстрация. В шествии от площади Республики до площади Дэнфер-Рошро приняли участие более миллиона демонстрантов.

Лозунги демонстрации: «Де Голля – в архив!», «Де Голля – в богадельню!», «Прощай де Голль!», «Десять лет – этого достаточно!». Дойдя до Дэнфер-Рошро, демонстранты, как заранее было договорено, расходятся. Но группы студентов призывают идти дальше и взять штурмом Елисейский дворец. Умеренные профсоюзы не следуют за ними.

14 мая полиция оставляет Сорбонну. Левые студенты обосновываются в аудиториях. Теперь здесь «критический» или «свободный» университет. Дни и ночи идут митинги. Поют «Интернационал», в руках мелькают красные книжки изречений Мао, их распространяет китайское посольство. Требуют отмены экзаменов, обязательных программ и курсов. Часто ссылаются на Троцкого. Стены Сорбонны испещрены надписями: «Будьте реалистами – требуйте невозможного!», «Запрещается запрещать!», «Воображение к власти!». Объявлена была «непрерывная творческая революция». Сорбонны студентам оказалось мало, и они захватили театр «Одеон», где происходило действо подобное тому, что и в Сорбонне, при участии интеллигенции Парижа. Де Голль 14 мая вылетел с визитом в Румынию.

В тот же день работяги оккупируют завод «Зюд авиасьен», а через два дня заводы «Рено». Остановился транспорт, не работала связь, радио и телевидение. Взбешенный де Голль возвращается 18 мая. 24 мая он выступает по телевидению с бесцветной шестиминутной речью, из которой ясно, что генерал устал и боится. В тот же день в Париже состоялась новая грандиозная демонстрация. Сотни тысяч идут с лозунгами «Де Голля – в отставку!». В Латинском квартале снова стычки, пахнет газом, сотни арестованных. Лидер левых Франсуа Миттеран 28 мая в отеле «Континенталь» огласил предложение о создании временного правительства во главе с Мендес-Франсом, Миттеран – президент, десять министров, не исключая коммунистов. Мендес-Франс же поддер жал студентов-революционеров из Нантера и Сорбонны. 29 мая де Голль исчезает, не явившись на заседание Совета министров. Он почему-то оказывается в Баден-Бадене, на базе французских оккупационных войск. 30 мая он возвращается в Париж. Выступает по радио: «Я принял решение. Я остаюсь». Напуганная баррикадами и черными флагами Франция идет к избирательным урнам 23–30 июня, голлисты приобрели дополнительные 97 мест и имеют теперь в Национальном собрании 358 мандатов из 485. Один из министров-голлистов сказал после выборов: «Партия выиграна, но с генералом покончено». Студенты тоже могли сказать, что «партия выиграна», ибо с генералом они покончили. Де Голль, правда, оставил свой пост только 27 апреля 1969 года, но свалили его таки студенты, хотя сами они оказались неспособны взять власть. Это против старого де Голля и старой Франции было направлено восстание молодежи. Эффективность их бунта признана. Жан Раймон Турну в своей книге «Май генерала» констатирует: «Чувство горечи достигло у него крайней степени… И вот одним движением несколько бешеных из Нантера сумели сделать то, в чем потерпели поражение специалисты психологической войны в 1958 году, создатели баррикад в 1960, бунтовщики в 1961 и главари ОАС в 1962 году». Другое дело, что студенты убрали де Голля, но не голлистов. Следующим президентом стал бывший премьер-министр де Голля Жорж Помпиду.

«Несколько бешеных» нашлось в те годы во многих странах Европы, не только немецкий рыжий студент Кон-Бендит был бешеным. В Германии ведет студенческий вождь Руди Дучке. Судьба его трагична (в то время как Кон-Бендит дегенерировал в старую толстую брюзгу, стал вице-мэром Гамбурга, а впоследствии депутатом Европейского парламента и, конечно, центристом) – в него в том же судьбоносном году стреляет правый работяга-алкоголик. Дучке парализован, в 1980 году погибает в ванной комнате, уже депутат от «зеленых». В Америке бунтовали хиппи, демократическая конвенция в Чикаго закончилась многотысячными потасовками и судом над Джерри Рубином и его товарищами. В 1968 году в Калифорнии произошли революционные убийства, совершенные Чарльзом Мэнсоном и его коммуной. Даже социалистическая Прага попробовала взбунтоваться в 1968 году. Восстание в Праге носило вначале студенческий характер, но мы, русские, восприняли его как попытку чехов уйти из социалистического лагеря, и вмешались русские танки.

Справедливости ради следует сказать, что смогисты, «Самое молодое общество гениев», начали бунтовать в Москве еще в 1965–1966 годах. Многотысячные аудитории собирали их поэтические выступления. Пытались они проводить и политические акции. Была их босая демонстрация к западногерманскому посольству, был список «литературных мертвецов», прибитый к двери Центрального дома литераторов. Вождем их был Леонид Губанов, умерший в возрасте 37 лет от последствий алкоголизма. Но мало кто знает, что из рядов СМОГа вышли и очень заметные диссиденты: Владимир Буковский (в свое время цена ему была высокая. Чекисты обменяли его на председателя Компартии Чили Луиса Корвалана), Вадим Делоне (участвовал с Горбаневской в демонстрации против ввода советских войск в Чехословакию в августе 1968 года, позднее умер в Париже), менее заметные диссиденты В. Батшев и Кушев. Репрессии обрушились на СМОГ уже в 1966 году. Когда я появился в Москве 30 сентября 1966 года, я немедленно нашел смогистов и сошелся с ними (эпизод описан в моей книге «Иностранец в Смутное время»). Однако в России тогда уже вовсю свирепствовала брежневская (после хрущевской оттепели) реакция: помню, что В. Батшев и художник СМОГа Н. Недбайло были в ссылке в Красноярском крае.

В 1969 году поднялся кампус университетского городка Беркли, что в Калифорнии. Покойный профессор Симон Карлински рассказывал мне, что к нему в класс, он вел занятие по Маяковскому со студентами-славистами, явились революционные студенты, разъяренные тем, что он не выполнил приказания прекратить занятия. Карлински наехал на студентов, заявив, что читает лекцию о революционном поэте. Комитетчики вынуждены были согласиться с ним: «Продолжайте, товарищ!»

60-е годы вообще были годами молодежными. Было модно быть молодым. И впервые молодежь противопоставила себя как возрастная группа – суровым, квадратным (на английском сленге тех годов – square people) отцам. Выходили фильмы с юной бесовкой Брижит Бардо, был сверхпопулярен фильм Микеланджело Антониони «Blow up» («Увеличение») с юным главным героем – преуспевающим модным молодым парнем-фотографом (модная тогда профессия), – с девочками-моделями. 60-е годы были также годами небывалого возвышения молодежных рок-групп: «Битлз» и «Роллинг стоунз» доводили обожателей до умопомешательства. Вокруг говорили о молодежной культуре.

Революций, однако, нигде не получилось. В Китае разгул хунвейбинов прекратил сам Мао, Конфуций в нем победил революционера. Не сразу, уже в начале 70-х хунвейбины были постепенно выведены из городов в провинцию, где тихо угасли, выращивая рис и свиней. Китайское чиновничество понесло потери (западные источники называют безумные цифры от 1 до 9 миллионов жертв культурной революции, однако верить им нельзя. «Огонь по штабам!» имел целью не уничтожение чиновников, но лишение их власти), но выжило. Пятикратно подвергшийся публичным унижениям Дэн Сяопин вернулся, его вернули к власти из деревни, где он ухаживал за лошадьми. Мао умер в 1976 году.

В Париже президентом стал Помпиду, а после него Жискар д’Эстен, тоже голлист. Они восстановили лишь на один месяц пошатнувшуюся власть среднего возраста. Иногда можно услышать, что якобы Ги Дебор и его коллектив ситуационистов были идеологами мая 1968 года. Это не соответствует действительности. Спорно даже просто влияние «ситу ационистов» на эти события. Разве что ничтожно малая часть самых легких лозунгов, такой как «Под мостовой – пляж!», по слухам, «ситуационистский». Ни Ги Дебор, ни Курт Вангхейм не были ни лидерами, ни идеологами мая 1968 года в Париже. Точно так же не был лидером и Герберт Маркузе, хотя книгу его «Одномерный человек» читали, но ничего от влияния довольно тяжелой и скорее high brow философии Маркузе в событиях мая 1968 года в Париже и в позднейших бунтах в Праге, в Германии и в США не прослеживается. Скорее это были стихийные, плохо осознанные волнения самого работоспособного призывного возраста по поводу своей роли в жизни общества. Подчиненной старшему возрасту роли. А толчок и пример дал Мао, мудрый Мао, де Голль уже свидетельствовал (книгу о де Голле я обнаружил в тюремной библиотеке, и цитата из де Голля: «Они стремятся к китайской культурной революции» – подтвердила мое собственное ранее вынесенное суждение), что хунвейбины – отцы студенческого бунта в Париже в мае 1968-го.

Так же как и среди парижских товарищей майской революции, среди хиппи серьезных идеологов не обнаружилось. Тимоти Лири, «пророк ЛСД», с его идеологией наркотиков, конечно, выглядел несерьезно. Кен Кизи с романом «Полет над гнездом кукушки», опубликованным в 1961 году, впоследствии экспериментировал с наркотиками и жизнью в коммунах – в лидеры не вышел. Мэнсон запятнал движение хиппи в криминале.

70-е годы, особенно их первая половина, скорее по инерции продолжали быть молодежными. В 1975 го ду в Лондоне на Кингс-роуд родилось движение punks («юный хулиган» – на сленге 40-х годов). Однако, хотя рыжий, как Кон-Бендит, Малколм Макларэн был способен создать стиль и создал стиль «молодого хулигана», панки ограничились стилем как идеологией, лишь добавив туда стихийного анархизма. Революционеры 60-х годов, захотевшие продолжить борьбу в 70-х, в основном ушли в радикальную политику, и эта дорога привела их, германских пацанов в RAF, итальянцев в «Красные бригады». Что до французов, то самым радикально крутым оказался Поль Гольдман (брат певца Жан-Жака Гольдмана) – лысый крепыш. Он был застрелен при экспроприации банка в 1973 году. В том же году была запрещена организация «Автономов», эти ребята в масках участвовали во всех демонстрациях любого толка и превращали их под конец в схватки с полицией.

В ноябре 1974-го я увидел молодую Италию с красными флагами. Мне было 31 год, но внешне, длинноволосый, в мятых джинсах, я выглядел на двадцать лет с небольшим и отлично вписывался в те 70-е годы и в ту страну. Италия кипела, демонстрации происходили каждый день, запах слезоточивого газа висел над Римом. Помню, пошел в Римский университет, где мне назначил встречу покойный профессор Анджело Мария Рипеллино. А в университете была битва студентов с полицией. Мне так понравилось!

Улетали мы из Рима рейсом PANAM в Нью-Йорк аккуратно 18 февраля 1975 года, в день, когда Мара Каголь освободила своего мужа, вождя «Красных бригад» Ренато Курчио из тюрьмы. Проникла она туда еще с четырьмя товарищами: все вытащили автоматы, и охрана легла на пол. Наш рейс задержали: искали бомбу. Все пассажиры должны были опознать свои чемоданы, их выставили на летное поле. Мой чемодан с книгами оказался взломан, естественно, он был самым тяжелым, где еще, как не в самом тяжелом чемодане, нужно искать бомбу «Красных бригад»?

Нью-Йорк, конечно, был город для серьезных бизнесменов среднего возраста и пожилых, но там был Lower East Side, где бродил и рождался среди детей восточноевропейских эмигрантов американский Punk. Мало кто в этом разобрался, но ведь я написал «Это я, Эдичка» в 1976 году и «Дневник неудачника» в 1977 году в Нью-Йорке, в сущности внутри punk-движения, в эстетике панка. Были и личные связи – я спал с Mereline Mazure – девочкой-фотографом, она училась в школе «Вижуал арт» и была авангардной девицей: фотографировала беременных, водила меня в (тогда еще они были вне закона) S and M клубы. В апреле 1977 года я познакомился с Julie Carpenter, а она была дружна с Maryanne – подружкой Марка, Markie из группы Ramones, и он же был музыкантом у punk-звезды Ричарда Нэлла (его самый известный альбом Blank Generation), так что я в этом во всем жил. А еще больше влияла атмосфера: газета Village Voice – объявления о выступлениях панк-групп в CBGB, напечатанные белым шрифтом на черном фоне, они и сегодня стоят у меня перед глазами. Безработный, я ходил на лекции анархистов, в CBGB, бродил по Lower East Side с девочками с лиловыми волосами, по St. Marks Place, присутствовал на собраниях Socialist Workers Party. Я бунтовал и искал банду себе подобных. Если б Америка была более революционной, я был бы более революционен уже тогда.

В 1977 году в Нью-Йорк приехал и жил в Chelsea Hotel Сид Вишес. По ящику его показывали шипящим, морщащим нос, матерящимся. Сам экстравагантный, он был с Нэнси – вполне ординарной прыщавой девкой. Всю их историю можно было наблюдать время от времени по телевизору. Я пошел в Chelsea Hotel, хотел там поселиться. Мне сказали, что очередь расписана на годы вперед, и чуть посмеялись над плохо говорящим по-английски эмигрантом. Однако посмеялись не очень, а вдруг этот наглый чудак станет вторым Энди Уорхолом, Lower East Side был полон всяких приезжих уродов. В 1977-м погибла от OD Нэнси, Вишеса арестовали. Среди аристократической богемы и панк-бомонда мнения разделились: одни считали Сида убийцей, другие – Господом Богом punk-movement, которому все позволено. Я чувствовал, что со смертью Нэнси Вишес вошел в клан таких небожителей, как Рембо или Лотреамон. Так и случилось, в 1978 году Вишес сам скончался от OD. Несколькими годами раньше в Париже так же трагически расхлябанно умер Моррисон.

На самом деле это был конец. Империя Юности просуществовала с 1966, с призыва Мао «Огонь по штабам!», до 1978 года – до смерти Vicious. Только в этот промежуток времени молодежь была осознана собой и другими как класс, с особыми запросами и потребностями. Они были близки к тому, чтобы навязать свои привилегии миру. Но этого не произошло.

Симптоматично, что еще даже более ранний кумир молодежи Элвис Пресли срочно умер в 1977 году, успел уложиться во временной лимит. Только все более редкие взрывы и террористические акты «Красных бригад» и рафовцев вплоть до середины 80-х годов еще напоминали время от времени о надеждах европейской молодежи захватить власть.

А что в современной России? Прежде всего констатирую: все попытки и правых реформаторов (СПС, «Яблоко»), и левых реставраторов СССР (Зюганов, Анпилов) подмять под себя молодежь не удались. Виртуальная, «продвинутая», «вихлястая», материально обеспеченная молодежь в ярких штанах, милая сердцам Кириенко и Немцова, не существует еще в нашей бедной и очень крестьянской стране. А суровая, корявая, заскорузлая, слепо преданная марксистскому догматизму молодежь в бушлатах, шинелях, тулупах – уже не существует. Пытается построить молодежь путинский блок «Единство» и путинские пиаровцы: Сурков и К^о, но затея обречена на неуспех. Ибо берут юношей и девушек не равными партнерами, а обслугой: на роли бессловесных помощников, охранников, лакеев и исполнителей воли чиновников. Даже удовольствие ксерокопирования или расстановки бутылок с минеральной водой на съездах «Единства» достается немногим. За мелкий прайс студенты, конечно, наденут майки с логотипом кого угодно и помашут флагами, но это сдельная работа, а не политическая партия.

Молодежь так не хочет. Прислуживать взрослым ей неинтересно. Она хочет сама. Она хочет найти в политической партии изменение своей жизни, найти судьбу. Начинающему в жизни юному человеку более всего близок лозунг «Кто был ничем, тот станет всем!». Ибо придя в сознательный возраст 14 и более лет, пацаны только об этом и грезят: волшебным образом, сразу, одним прыжком стать «всем». Потому они обожествляют эпохи, в которые это было возможно. Эпохи революций, когда шестнадцатилетние командовали полками, а двадцатилетние – армиями.

Эпоха конца 80-х – начала 90-х годов вначале представлялась части наших молодых людей такой эпохой. Но надежд она не оправдала. Постепенно демократическая революция была затушена испугавшимися ее партаппаратчиками. Посторонние энтузиасты, свергавшие с шумом памятники, стали не нужны и даже опасны. Реставрировалась чиновничья власть.

Государство Путина нагло отказывает своей молодежи в справедливой доле общего пирога власти и благосостояния. А ведь это его работа: государство изначально должно балансировать классы, возрасты и доли пирога. Но так как управление государством тоже осуществляется средним возрастом, то чего от них ожидать?! Молодежь – жертва в этом государстве. Все тяжести свалены на нее. Средний возраст управляет и командует, дети и старики едят за счет родителей и прошлых заслуг, а всех тащат на себе те, кого в объявлениях о приеме на работу зазывают: «Требуются здоровые молодые люди в возрасте до 35 лет». От них требуется также безропотно отдавать свои жизни и конечности в войнах, развязанных средним возрастом. В прямом и переносном смысле молодежь есть самый угнетенный класс современного мира. Как у Маркса таковым был пролетариат, так в современном мире место пролетария заняла молодежь.