Текст книги "Приключения профессора Браннича"

Глава 4

Встреча. – Открытие, едва не стоившее жизни лорду Кэдогану

Несколько дней спустя лорд Кэдоган со свойственным ему невозмутимо спокойным видом ехал рысью по направлению к единственной гостинице, находящейся в небольшой бедной деревушке недалеко от Купреша. Ему сопутствовал нанятый в Сараево переводчик. Кроме переводчика за необычайным гостем тянулась группа поселян, напуганных землетрясением, изнуренных голодом и бессонницей. Печальная свита засыпала переводчика рассказами об ужасах последних дней и о новом землетрясении, взбудоражившем накануне всю окрестность. Переводчик передавал каждое слово лорду Кэдогану. На отсутствие впечатлений лорд пожаловаться не мог. Не далее как вчера ночью он проснулся на земле, выброшенный из кровати сильным, неожиданным толчком. Но другие пострадали больше его – лишились крова, имущества, и этим-то несчастным лорд постарался оказать посильную помощь. Один из них, глубокий старик, тронутый участием лорда, разговорился с ним и поведал, что было причиной катастрофы. По его мнению, это была проделка дьявола.

Старое предание говорит, что недалеко от Урбаса есть вход в обширный грот, полный чудес и несметных богатств. Вход этот называется «адскими вратами». На сводах грота висят золотые и серебряные сосульки, а чудовища, живущие в гроте, питаются рудой, которая, перевариваясь, обращается в чистое золото. Грот один только раз в году открывается для всех, кто знает, как проникнуть туда. Во всякое другое время «адские врата» недоступны.

Но и в тот единственный день грозные чудовища, черные псы, жабы, пауки оберегают вход в грот и нужно знать «секрет», с помощью которого можно войти и выйти невредимым. Много смельчаков тщетно пытались проникнуть в пещеру; наконец, недавно нашелся один, который попал туда как раз в тот момент, когда пещера открылась, и вошел. С помощью каких чар он пробрался туда, неизвестно, но факт тот, что ему это удалось. Но «дьявол» взбунтовался, и земля затряслась с такой силой, что в самых отдаленных городах и селах обрушились дома и церкви. Даже скалы с грохотом сорвались со своих вершин, а в том месте, где были «врата», открылась бездонная пропасть. Кто не боялся, мог заглянуть в страшную пропасть, в которой что-то бурлило и кипело, и из которой темными облаками вырывались густые клубы пара.

Лорд Кэдоган внимательно выслушал рассказ.

– Мне все это уже несколько дней известно, спокойно сказал он. – Я затем, собственно, и приехал, чтобы проникнуть в пещеру.

Старик смерил его взглядом с ног до головы.

– Вы хотите войти в «адские врата»? – тревожно спросил он.

– Да.

– Зачем? Ведь раз это золото дьявольское, то вы его не найдете. К тому же уже дня два, как пропасть, слава богу, опять сомкнулась. От нее и следа не осталось!

Лорд Кэдоган не мог скрыть своего сожаления.

– Какое несчастье! – воскликнул он. – Как же к этому относится тот господин, который здесь находится? Он, вероятно, безутешен.

При этих словах, тотчас переданных переводчиком, старик впился суровым, испуганным взглядом в англичанина. Затем он в сердцах плюнул, перекрестился и отошел прочь. В одно мгновение кучка крестьян рассеялась и исчезла вскоре из виду. По-видимому, старик принял англичанина за колдуна или даже за самого черта, сообщника таинственного приезжего, который все еще шатался около «адских врат». Лорд Кэдоган не обратил на это внимания. Он думал лишь об услышанной досадной новости.

«Какая неприятная история! Воображаю, как профессор огорчен, что пропасть сомкнулась», – повторял он про себя.

Тем временем они доехали до гостиницы. Сумерки уже спускались, и бледные лучи месяца освещали глубокие овраги, начинающиеся тут же около гостиницы. Стоящий у дверей человек быстро пошел навстречу лорду и с принужденной веселостью заговорил:

– Приветствую вас! Как у нас говорят, друг моего друга – мой друг! Я уже третий день жду вас. Милости просим в комнату. В эту ночь она будет нашей общей спальней.

– К моему сожалению, я вижу, – ответил лорд, – что телеграф отлично исполнил свою работу и лишил меня удовольствия представиться славному мужу. Мне остается лишь подтвердить известное уже, должно быть, вам от нашего общего друга, а именно, что я весь в вашем распоряжении.

– Наоборот, это я в вашем распоряжении, лорд, и всей душою был бы рад развеять вашу тоску и помирить вас с жизнью.

– Благодарю вас! Вы очень любезны, профессор! Что слышно у «адских врат?» Я ведь приехал затем, чтобы заглянуть вместе с вами вглубь земли.

По лицу геолога пробежала тень.

– Вы напоминаете мне о печальной действительности, – сказал он, и на минуту воцарилось молчание.

– Ваше молчание, профессор, подтверждает печальную новость, которую я слышал…

– Ах… не растравляйте моей раны!

– Значит это правда, что отверстие закрылось?

– Увы, это правда!

– Но вы все-таки видели его?

– Видел, но только издали… Клубы пара тучами вырывались из земли и мешали близко подойти. Правда, следы разрыва остались и даже на довольно значительном расстоянии…

– И то хорошо!

– Да что мне из того? – сказал палеонтолог. – Проникнуть внутрь нельзя, а в этом вся суть. Мне говорили, – и это сильно смахивает на сказку, – что до моего приезда один смельчак спустился в открытое тогда еще отверстие и рассказывал чудеса о том, что видел там. Я даже сам говорил с этим героем, но разве можно в таком важном деле полагаться на чужие слова? Ввиду сказанного, я отсоветовал своим коллегам ехать сюда и теперь сам наблюдаю следы разрыва и ищу трещину, через которую можно было бы пробраться вглубь земли. Но я очень сомневаюсь в том, что мне удастся ее найти.

Лорд принялся утешать ученого.

– Отчаиваться не надо! – воскликнул он. – Если хотите, давайте вместе искать!

– Конечно, – ответил профессор. – Мы завтра, как встанем, немедленно отправимся на поиски. Разрыв, то есть, вернее, следы его, начинаются под самой деревней, почти около нашего дома в глубине оврага. Это место полно страшных легенд и преданий. Ни один из здешних жителей не говорит о нем без ужаса. И вы, лорд… Хотя, как мне известно, вы изрядно поднаторели в поиске всяких впечатлений и вас уже ничем на этом свете не удивишь, но и вы, вероятно, почувствовали бы нечто новое, очутившись в этом овраге ночью, когда лунный свет придает каждому предмету фантастические очертания. Итак, решено, – завтра мы вдвоем предпримем поиски. А тем временем, милости просим в комнату – вам пора отдохнуть и подкрепиться после утомительного пути.

Когда новые знакомые уничтожили незатейливый ужин и исчерпали все текущие темы, геолог открыл дверь и провел лорда в соседнюю комнату, загроможденную палеонтологическими экземплярами.

– Неужели вы все это богатство набрали в этой деревушке? – спросил лорд.

– О, нет! Коллекция составлялась мало-помалу, в разных местностях. Теперь я предметы сортирую и упаковываю для отправки в дальний путь. Большая часть уже в сундуках. У меня есть некоторые экземпляры, на которые я не натешусь.

– Что же, вы сделали какое-нибудь необычайное открытие?..

– Увы, нет! Я вношу лишь самую скромную лепту в сокровищницу науки. Я нашел несколько окаменелостей для нашего музея, и из них мне особенно дорог экземпляр пещерного льва.

– Когда же это в Боснии жили львы? – спросил лорд Кэдоган.

– Можно сказать недавно!

– Сколько же лет тому назад?

– Да всего несколько тысячелетий, – ответил профессор. – Сущая малость.

– Действительно, малость, – улыбаясь, проговорил лорд. Ирония, звучащая в этих словах, не ускользнула от профессора.

– Я говорю, – поспешил объяснить он, – о породе вымершей. Ныне живущие львы до недавнего времени были в Европе нередкими гостями. Классические предания гласят, что во Фракии львы чувствовали себя, как дома. Как известно, они не раз нападали на верблюдов войска Ксеркса. Возвращаюсь к моему льву и повторяю: все позавидуют мне, когда я выставлю его скелет в большом зале музея. Понимаете, все косточки налицо! Правда мой лев составлен из костей нескольких львов, но это уже не моя вина. Раз ни один из них не сумел сохраниться в целости, они должны были все вместе послужить к воссозданию их типа.

– Отсутствующие косточки вы, вероятно, без большого труда заменили косточками их невинных жертв – антилоп, лошадей…

– Перестаньте! – воскликнул геолог, с деланным раздражением затыкая уши. – Мой скелет безупречен. Если хоть одна косточка окажется чужой, я отказываюсь от своего звания ученого. Точность в науке – прежде всего, любезный друг. Минули уже времена таких ученых, которые складывали скелеты змей и драконов из костей медведей, ихтиозавров и мамонтов. Минули времена таких академиков, как Генриен, который доказывал, пресерьезнейшим образом что праотец наш Адам был вышиной в тридцать восемь с половиной метров, а Ева – тридцать семь! Минули уже времена Вольтера, который писал в своем «Философском словаре», что присутствие морских раковин на вершинах известковых Альп объясняется тем, что когда-то через эти горы проходили богомольцы в шляпах, украшенных раковинами, и что эти раковины по дороге осыпались с их шляп и остались там до нынешних времен… Минули времена ученых, уверенно и серьезно заявлявших миру, что окаменевшие рыбы – не что иное, как те рыбы, которых привередливые повара богатых римлян выбрасывали за окна кухонь[1]1
  Статья об этих знаменитых рыбах вышла в Париже, в 1746 г. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. В настоящее время мы не занимаемся хитроумными выдумками. Мы научились подходить к науке с трепетом и благоговением, и наш девиз – точность! Точность прежде всего!

– Не волнуйтесь, профессор. Я вовсе не думал делать неосновательных упреков вашей науке. Я преклоняюсь перед ней. Чему я удивляюсь, так это только тому, что вы так неохотно открываете перед непосвященными тайны прошлого. Хотя с другой стороны, я не могу не сознаться, что при всем моем доверии к науке и ученым, я все же недоумеваю, каким путем вы узнаете, что такая или иная косточка принадлежала такому-то зверю. Я не могу понять, каким образом вы воссоздаете целый скелет какого-нибудь животного, давно уже исчезнувшего с лица земли, и даже обстоятельно описываете образ его жизни. Ведь ни один ученый целого неповрежденного скелета этого животного не видел. И, тем не менее, я уверен, что вы говорите меньше, чем знаете…

– Благодарю вас, лорд, от имени всех моих товарищей за веру в могущество науки. Это поощряет к борьбе с препятствиями, которые мы встречаем на тернистом пути к познанию природы. Ах! Я должен с глубокой скорбью сознаться, что мы не уклоняемся от сообщения добытых истин. Мы говорим все, что знаем, но знаем пока, к сожалению, очень мало. Природа страстно оберегает свои тайны и охраняет их всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Мы же теперь как огня боимся прежних фантазий. Если мы чего-нибудь не знаем, то имеем смелость в этом сознаться. Скажу больше: мы с гордостью, смиренно заявляем, что не знаем таких вещей, которым много лет тому назад произносились уверенные приговоры. Надо уметь отказаться от заманчивых предположений. Это, если хотите, жертва великого подвига, но жертва и подвиг необходимы: в них сила и залог наших дальнейших успехов… Однако вам пора и отдохнуть, лорд. Покойной ночи! Завтра утром мы возьмемся за работу.

– Покойной ночи, профессор!

* * *

Лорд Кэдоган не мог уснуть. В ушах его звучали слова знаменитого профессора о сомкнувшейся щели, и мысль его блуждала там, где народная фантазия строила причудливые замки таинственной красоты и поэтических страхов.

В комнате было душно. Из окна доносился шум насекомых. Какие-то таинственные звуки носились в воздухе, дразнили и манили наружу. Лорд Кэдоган вскочил с постели и вышел из гостиницы.

Перед ним лежал овраг. Свет луны скользил по его склонам, тщетно стараясь осветить разрытые стены, и манил за собою лорда. Он пошел за ним… Чем глубже он уходил в овраг, тем более он поддавался очарованию природы.

Овраг внизу был гораздо шире, чем наверху. Черные пятна на меловой поверхности скал казались в этом мраке недоступными свету луны входами вглубь земли, из которых вот-вот покажется какой-нибудь страшный призрак и спросит смельчака: «Зачем ты пришел смущать наш покой в столь поздний час? Это пора нашего владычества – иль ты не знаешь?». Лорд Кэдоган наслаждался новыми впечатлениями. То ему казалось, что за ним бегут не один и не двое, а тысячи, легионы людей: это был отзвук его собственных шагов, раздающийся во сто раз сильнее в ночной тишине. То ему казалось, что стены оврага сходятся в вышине и готовы замуровать его живьем. Он все более углублялся в лабиринты оврага, совершенно не думая о том, что вернуться, быть может, будет нелегко, и вдруг, не заметив крутого склона, полетел куда-то вниз. Пролежав несколько мгновений, он поднялся и огляделся по сторонам. По-видимому он покинул главное русло оврага, попал в какую-то боковую ветвь и дошел почти до самого конца ее.

Желая рассмотреть положение этой ветви, он уперся плечами в большой камень, высунулся наружу и залюбовался художественным лабиринтом скал. Он поднял глаза к небу, желая найти знакомые ему созвездия, как вдруг почувствовал, что подпорка его погружается куда-то, тонет… Он инстинктивно перенес вес на другую ногу и удержал равновесие. Затем быстро повернулся и увидел огромное отверстие на том самом месте, где перед тем лежал камень. В ту же минуту раздался грохот камней, срывающихся со стен пропасти.

– Вот оно опять – это счастье, которое везде меня преследует! – воскликнул лорд. – Двойное счастье: и шеи не свернул и случайно нашел то, что тщетно искал профессор. Я у таинственного отверстия!

Это была тревожная ночь. Сделав свое открытие, лорд Кэдоган немедленно разбудил геолога, и оба они тотчас же отправились в овраг, где убедились, что действительно лорд случайно нашел отверстие, оставшееся, должно быть, после второго землетрясения.

Глава 5

Станислав. – Минерало-геологическая лекция. – У «адских врат». – Подземная экскурсия

На следующий день лорд Кэдоган проснулся поздно. Было уже около десяти часов. Кроме него в комнате был еще Станислав, слуга и неразлучный товарищ геолога. Это был чудесный парень: в меру услужливый, в меру веселый и любопытный и чрезвычайно искренний и преданный.

Он еще мальчиком попал из родительского дома в услужение к профессору и быстро освоился с новыми условиями жизни. Он выучился чужому языку и вскоре стал правой рукой ученого.

В четырнадцать лет он из простоватого мальчугана превратился в дельного лаборанта и постоянного спутника в научных экскурсиях профессора. В то же время он был и его лакеем, поваром, секретарем и заботливым опекуном. Он чистил сапоги, жарил бифштексы, складывал и склеивал кости, приводил в порядок рукописи, но умел, в то же время, десять раз в течение одного часа навлечь на себя гнев профессора. В последнем отношении он был просто неподражаем. Нисколько не смущаясь вспышками геолога и резкими выговорами, он невозмутимо продолжал склеивать обломки костей пещерного медведя с обломками костей гиены, отдавал в переплет страницы разных рукописей и утверждал, что все содержится им в полном порядке.

О своих делах и делах профессора он говорил всегда во множественном числе: мы экзаменовали студентов, мы заплатили портному, мы открыли скелет обезьяны, нам удалось вступление к лекциям и так далее. Профессор ничего не имел против этого сотрудничества, лишь бы все было в порядке.

Справедливость требует сказать, что Станислав имел некоторое право на доверие, так как геология была ему отчасти знакома. Самой сильной его стороной являлась петрография. Минералы, которые ему по долгу службы часто приходилось разглядывать – ибо на нем лежала обязанность сметать с них пыль, приносить и уносить обратно в музей – очень его интересовали, и он приобрел о них препорядочные знания.

Палеонтология также не была совершенно ему чужда благодаря тому, что он очень любил читать надписи на разных окаменевших экземплярах. Но когда он произносил греко-латинские названия, было презабавно слушать, как он умудрялся их коверкать.

Таков был Станислав.

– Доброго утра, лорд! – произнес он, когда лорд открыл глаза.

– Доброго утра! – зевая, ответил тот.

– Как вам спалось, лорд? – непринужденно продолжал Станислав. – Я уже здесь часа два сортирую минералы. Поглядите-ка, какой прелестный образчик известняка…

– Известняка? Это что же такое, во имя всего святого?

– Это, лорд, такая осадочная порода, которая состоит из камешков, спаянных меж собой минеральной массой. Горные породы, как вам должно быть известно, делятся на осадочные и массивные или кристаллические. Первые образовались из осадков на дне морском и называются также слоистыми; вторые – как, например, гранит, лава, порфир, – происхождения огненного.

– Ты, как я погляжу, занятный парень, – заметил англичанин и сел на кровати. – Говоришь, словно книжку читаешь.

Станислав взял со стола другой камень и поднес его лорду.

– Это также осадочная порода, – продолжал он с возрастающим оживлением. – Именуется она песчаником, так как состоит из зерен кварца, связанных минеральным веществом. Если вещество это – глина, то песчаник называется глинистым; если же кремневая масса – то кремнистым.

– В самом деле? – проговорил лорд, с любопытством глядя на Станислава. Тот почувствовал, что произвел впечатление и небрежно прибавил:

– У нас полные шкафы таких песчаников… А вот, извольте взглянуть, аммонит. Полюбуйтесь… Что за дивный экземпляр! Видали ли вы что-нибудь подобное по красоте?

– Скажи лучше, где профессор, – буркнул англичанин, которому болтовня Станислава начинала уже надоедать.

– Ушел! Разве он может усидеть дома, да еще когда на дворе такая славная погода? Вероятно, забрался куда-нибудь со своим молотком и придет нагруженный, что твой носильщик. Сколько у меня потом труда с укладыванием в сундуки всех этих минералов, костей и окаменелостей, одному только богу известно. И вдобавок – за каждую мелочь выговор!..

– Куда же пошел профессор? – прервал его лорд.

– Разве вы не знаете? Ведь он нашел ночью отверстие.

– Это я знаю!

– Ну так вот он туда и пошел!

– Почему же ты мне сразу этого не сказал? – в сердцах воскликнул лорд и, быстро одевшись, побежал к месту своего вчерашнего открытия.

Там он застал небольшую группу боснийцев. Двое лежали над отверстием и внимательно прислушивались к чему-то. Несколько человек громко спорили и жестикулировали. Лорду показалось, что они чем-то очень встревожены и недовольны. Между ними находился и его переводчик, который объяснил ему, что профессор, несмотря на протесты собравшихся боснийцев, решил спуститься вглубь земли и обещанием щедрой награды соблазнил одного молодца спуститься вместе с ним. Оба уже часа два находятся в «адской дыре» и, вероятно, уже поплатились жизнью за свою смелость. Все это переводчик рассказывал в сердитом тоне, а боснийцы, хотя и не понимали по-английски, вставляли в его рассказ недовольные возгласы. Но прежде чем рассказчик успел закончить, один из лежащих на земле людей быстро вскочил и крикнул:

– Идут!

Он не ошибся. Через несколько минут снизу донесся шум и человеческие голоса. Лорд Кэдоган наклонился над отверстием.

– Победа! Радуйтесь, лорд! – крикнул ему оттуда профессор. – Трещина уходит глубоко в землю, глубже, чем я смел надеяться!

– Изменник, изменник! Ушли, ничего мне не сказав! – гневно воскликнул лорд.

– Вы так сладко спали, что мне совестно было будить вас, – оправдывался профессор.

– Неправда! Это из зависти! Вы хотели первым проникнуть в пропасть, и за это вы, как только выйдете, получите достойное возмездие.

– Но я и не думаю выходить, пока не доберусь до дна пропасти. Быть может, найдется другой выход, и тогда мы не скоро встретимся.

– Прекрасно, прекрасно, ищите другой выход, – здесь вы мой пленник…

Тут подбежал запыхавшийся Станислав и, услышав конец разговора, весело сказал:

– Вы забыли, лорд, что и я существую на белом свете.

Лорд почувствовал, как гнев его проходит.

– Далеко вы уходили, профессор? – спросил он, успокоившись.

– Я был на глубине трехсот метров! – донесся из отверстия голос профессора Браннича. – Теперь я нахожусь от вас на расстоянии примерно пятидесяти метров.

– А дорога удобная?

– Да, для мух – очень удобная.

– Подождете меня?

– Нет, вам, лорд, незачем рисковать здоровьем, а быть может и жизнью…

– Но ведь вы же рискуете! – не сдавался лорд Кэдоган.

– Я – другое дело. Я исполняю свой долг. К тому же для вас, как для человека неопытного в такого рода экскурсиях, опасность особенно велика.

– Вы, очевидно, меня совсем не знаете, профессор, – горячо заговорил лорд. – Я и не в таких ямах бывал. На острове Ява, где вулканов столько, сколько в лесу грибов, я посетил четыре неизвестных мне до того кратера. Я спускался в вечно клокочущий Гунунг-Гелунгун и не испугался даже вулкана на острове Сумбава.

– Как? Вы спускались в вулкан Тамбора, который в 1815 году встряхнул весь индийский архипелаг и покрыл его пеплом[2]2
  Извержение вулкана Тамбора на индонезийском острове Сумбава, которое началось 5 апреля 1815 г. и продолжалось примерно до 15 апреля, считается наиболее сильным когда-либо наблюдаемым извержением вулкана. Оно непосредственно стоило жизни 90 тысячам человек. Массивный выброс пепла в атмосферу, составивший 150 км², вызвал эффект вулканической зимы в северном полушарии, который ощущался на протяжении нескольких лет. Для распространения пепла по земной атмосфере потребовалось несколько месяцев, поэтому в 1815 г. последствия извержения в Европе еще не ощущались столь сильно. Однако в марте 1816 г. температура продолжала оставаться зимней. В апреле и мае было сверхъестественно много дождей и града. В июне и июле в Америке каждую ночь был мороз. В Швейцарии каждый месяц выпадал снег. Необычный холод привел к катастрофическому неурожаю. 1816 год вошел в историю как «Год без лета», до сегодняшнего дня он остается самым холодным годом с начала документирования метеорологических наблюдений. В США его также прозвали «Eighteen hundred and frozen to death», что переводится как «тысяча восемьсот насмерть замерзший». (Примеч. ред.)


[Закрыть]?

– Да, я был на дне его кратера…

– Да вы после этого прямо герой, лорд! – воскликнул удивленный профессор. – Сдаюсь, сдаюсь… Я сейчас же выхожу наверх, чтобы нам вместе собраться в дорогу.

– Не трудитесь, профессор, – отозвался лорд Кэдоган. – Подождите меня там, – охота вам без нужды идти триста метров взад и вперед? Я сам принесу все, что нужно.

– Как пожелаете, лорд. Берите побольше масла для ламп, захватите съестных припасов, магнит и веревочную лестницу. Я пришлю к вам своего молодца – он понесет вещи и проводит вас ко мне.

– А про меня вы совсем забыли? – обиженно спросил Станислав, наклоняясь над ямой.

– Я не забыл про тебя, милый мой, но ты должен остаться наверху. Ты не вынесешь адской жары, которая ожидает нас на глубине.

Станислав чуть не прослезился и принялся так страстно уверять, что вынослив к жаре, что профессор в конце концов уступил и позволил ему спуститься вниз вместе с лордом.