Текст книги "Квази Эпсилон. Друид"

Глава 4

Остров Бьёрк

Как оказалось, каземат, в котором держали меня, как и предыдущего друида, был больше похож на дворец. И то, что он находился под землей, абсолютно никак не сказывалось на освещении. На стенах полыхали факелы, каменный пол устлан коврами, а комнаты уставлены резной дорогой мебелью. И здесь днем и ночью дежурили три услужливые девушки-НПС, готовые и разминать мне плечи, пока я принимаю ванну, и согревать постель.

Блин, да если бы мне не нужно было искать друзей, если бы он сразу повел себя как человек, а не как хозяин судьбы, я бы остался здесь и даже оклад не попросил. А вот выходит, что не сошлись характерами. После тех, кто в прошлый раз хотел меня сделать своей собственностью, этот Торд просто заигравшийся во власть мальчик, которого некому было поставить в угол. Если бы в Каэн-ар-Эйтролл крутилась хотя бы десятая часть от денег Квази Эпсилон, обязательно нашелся бы тот, кто навел бы здесь порядок. А может быть, и нашелся, просто эти острова находятся в такой клоаке игрового мира, что местному Янг Рогу просто нет до него дела.

С другой стороны, почему Торд не выпишет себе друида с большой Земли? Да, понимаю, в качестве игрового баланса у островитян очень редко рождаются маги, но зато каждый из них на треть превосходит в силе любого жителя материка. Стоит задать этот вопрос моему, как он о себе думает, хозяину. Я почему-то уверен, что он не конченый дурак, и захочет подружиться со мной. Хотя бы ради того, чтобы я не пытался сбежать с таким рвением.

В моей золотой клетке невозможно было определить время суток, однако утром меня разбудила одна из фей, которых приставили ко мне. Она томно, едва ли не мурлыкая, произнесла, что мне стоит собираться, потому что Торд Бычья Голова прислал за мной. Меня поведут на экскурсию в виноградники конунга, а заодно и на меня посмотрят. Во всяком случае, черноволосая дейра, сжав свои коготки на моем паху, пообещала, что если я постараюсь, то ночью постарается она. Судя по цвету волос и светлому оттенку кожи, она была неместной и, возможно, рабыней, но в ее действиях чувствовалось столько огня, что не возникало сомнений – ей все безумно нравится.

Одевшись в качественно выделанную кожаную одежду, я вышел в сопровождении четырех стражей и одновременно конвоиров для дорогого пленника. Хоть подвалы и были хорошо освещены, и конунг не жалел серебра на свечи и факелы для меня, все равно с непривычки на солнце резало глаза. Меня вывели на каменную железную дорогу, вернее к небольшой вагонетке с железной клетью, которая стояла на рельсах.

Торд весьма изобретательно подошел к пресечению побега моего предшественника. Хотя вполне могло быть, что железная дорога появилась уже после его дерзкого побега, для того чтобы следующий говорящий с травами не попробовал тоже сбежать. Возле клетки, в которую были запряжены две маленькие лошадки, больше похожие на пони с густой серебристой гривой, которая едва не касалась земли, стоял сам Торд.

Я не был закован в кандалы, и мой пленитель любезно приоткрыл передо мной дверь железной клетки. Я не стал возмущаться и сел на деревянную лавочку, следом за мной вошел сам конунг и устроился напротив на точно такой же лавочке.

– Как тебе твои апартаменты? – решил прервать наше молчание конунг. Сегодня он был одет в легкую кожаную кирасу с пришитыми на ней железными кольцами. На его поясе висели два небольших боевых топорика, украшенных богатой гравировкой.

– Золотая клетка, в которую ты меня поселил, очень даже ничего. И те три сисястых орнитолога, которые шли в комплекте, тоже, – я сам усмехнулся тому сравнению, которое пришло ко мне в голову.

Торд засмеялся, словно раскатистый гром, от чего наша охраняющая свита резко обернулась и потянулась к оружию.

– Ингрид и Лона уже познакомили тебя с «Тастанской башней»? – произнес конунг со смехом и хлопнул меня по плечу, как лучшего приятеля. Неужели владыка всея острова Бьёрк решил со мной подружиться?

– Нет, но они обещали сегодня исправиться. Если я сделаю все как надо, – ответил я, припомнив слова, которые сказала мне черненькая Ингрид.

Кунг засмеялся во весь голос, и от его смеха заржали даже небольшие лошадки.

– Тогда, друг мой, тебя ждет воистину незабываемая ночь. И я по-доброму тебе завидую.

«Блин, вот он реально думает, что после всего того, что произошло, после моего пленения, мы сможем стать друзьями?» – подумалось мне, но я ответил: – Это же твои наложницы, почему ты мне завидуешь?

– Все просто, потому что ты еще не испытал этого, а меня этим уже не удивишь.

Подумав, что лучшего момента не представится, я задал вопрос, который мучил меня с нашего предыдущего разговора.

– Торд, ты предоставляешь шикарные условия для Говорящего с травами. Так почему тебе не нанять кого-то с материка? Это у вас, на островах, маги редкость, но на материке, скорее всего, их более чем достаточно. В конце концов, ведь можно платить игроку в реале, – только я это сказал – ослеп.

Значит, это связано с любым упоминанием настоящего мира. Интересно, а главное, доходчиво. Стоит что-нибудь выкрикнуть во время какой-нибудь зарубы про реал, и тебя, как слепого котенка, просто помножат на ноль. И самое главное, ты сам виноват, нужно отыгрывать свою роль и поменьше вспоминать про себя настоящего. Видимо, это и случилось с Тордом тогда, на балконе. Стоило ему вспомнить, вернее, упомянуть, про эфемерность игры, как она ослепила его.

– Никогда не упоминай про другой мир. Ты будто третий день здесь? – назидательно произнес мой собеседник. – Да, ты прав, на материке друидов достаточно. Только они не остгёрды по крови, и здесь их силы со временем исчезают. Только Говорящие с травами нашего народа способны творить магию на островах. У остальных попросту через две или три седмицы перестает восстанавливаться мана.

А, ну теперь все понятно и логично, что никто не идет в наем друидом на острова. Туда плыть примерно полторы недели, еще полторы-две недели можно колдовать и снова возвращаться на большую землю. Бред, конечно. Во-первых, никакого игрового момента, за которым люди и приходят в игру, во-вторых, логично, что платить тебе будут только за работу. По крайней мере я бы тоже не согласился.

Владения Торда в самом деле оказались довольно обширными. Все предгорье было изрезано ступенями для виноградников. Лозы росли, даже цвели, но плодов не приносили. Приходилось конунгу-бутлегеру продавать старые запасы, которые далеко не безграничны.

Если честно, то кроме того оживления семечки, я больше никак не пытался применять свои способности в этом мире. Поэтому первое, что я сделал, так это использовал объемное зрение, чтобы оглядеться, ну и проверить, работает ли оно тут. Как оказалось, мне не нужно было нажимать никаких пиктограмм и иконок. Стоило подумать и захотеть использовать свое умение, как оно срабатывало.

Я закрыл глаза, любуясь очертаниями местных окрестностей. Здесь не было такого слоеного пирога из растений, как на Еве. Все весьма и весьма скудно, в некоторых местах даже встречались голые пятна, не покрытые хоть сколько-нибудь растениями. Действительно суровый край скал и океана.

Ну вот, более или менее размер способности я выяснил и решил попробовать дать какой-то мыслеречевой сигнал виноградным лозам. Вытянул руки и хотел закрыть глаза для концентрации на словах, как заметил вокруг себя ауру зеленого цвета. Она походила на Северное сияние и окутывала все мое тело. И только я подумал о ней, а не о растении, как в то же мгновение все исчезло.

Вот это анимация у Говорящих с травами в этой игре. В Квази Эпсилон никаких спецэффектов для дендроидов не предусматривалось. Все до крайности скучно, но практично, а тут стоит только что-то колдануть, и бах: вокруг тебя Лас-Вегас. Здесь мне определенно нравится все больше и больше.

Я еще раз попробовал сконцентрироваться, но теперь старался не закрывать глаза и не обращать внимания на окутывающий меня зеленый, с проблесками других цветов, свет. И в самом деле краем глаза увидел, как вокруг меня заклубилась аура и потянулась от рук к ближайшим виноградникам. Растения оживали, и без того большие виноградные листы увеличивались до таких гигантских размеров, что ими теперь можно легко покрывать капот автомобиля. Ближайшие растения покрывались россыпью мелких цветов. И постепенно радиус цветов вокруг меня увеличивался. Правда, происходило это все всего минут пять от силы, а потом все спецэффекты начали ослабевать и в конце концов сошли на нет.

«Не знаю, наверное, мана кончилась», – подумал я. В Квази Эпсилон никаких условностей, типа маны, не было. Там все предельно просто: пока можешь стоять на ногах, ты можешь управлять растениями. Да, были такие моменты, когда, например, при крафте, я в прямом смысле этого слова терял сознание. Но стоило прийти в себя, и я снова был готов творить.

– Вот и все на сегодня. – Меня подхватил под руку конунг и помог забраться обратно, в клетку на дрезине.

Стража к тому моменту успела прицепить маленьких, а главное, послушных лошадок с другой стороны дрезины, и мы постепенно поехали обратно. А вот у меня подкашивались ноги от бессилия, будто я загрипповал, только без таких симптомов, как лихорадка и головная боль. Просто ослаб.

Силы ушли, но глазами, я все также, старался изучать все в округе, сравнивая с тем, что я видел зрением дендроида. Мне пригодится любая информация, когда я буду выбираться отсюда. Выбираться и наказывать тирана и деспота, который так старался стать моим другом. В моем рукаве, поддерживаемая нетвердой ладонью, лежала ветка виноградной лозы.

Пограничье Аркрума и диких степей. Замок Анна

Приказ был: «Поднять руки вверх!», однако Гриша положил их на затылок за голову, как в боевиках. Не знаю, как-то привязался этот стереотип.

Рыцари не стали испытывать судьбу, и самый старший из них, тот, что был со щитом и мечом, сначала спрятав оружие в богато украшенные ножны, теперь потянул к нему руку, которую вдруг окутал голубой туман.

Дальше Гриша действовал просто на рефлексах. Футбольный фанат схватился за древко вил крестьянина и дернул на себя. Конюший, как и ожидалось, не отпустил свое орудие труда и, увлекаемый рукой Спартака, последовал в сторону за вилами, став для него живым щитом. Дальше Гриша вырвал у крестьянина вилы и толкнул его грудью прямо на руку рыцаря. Тот напоролся на клубы голубого тумана. Но ничего не произошло, бородатый конюший не взорвался, не воспламенился и не застыл ледяной статуей. Он просто потерял сознание и упал.

Вряд ли его убило, скорее всего тот туман именно парализовывал или выключал жертву. Но Гриша не собирался допускать и этого. Поэтому, как только мужик упал на грязную солому кулем, он запустил в рыцаря вилы. Тот не стал уворачиваться и грудью принял летевшее орудие труда, испачканное в конском навозе. Естественно, никакого вреда вилы рыцарю не причинили, просто отскочили от брони. Только на это попаданец и не рассчитывал.

Другие рыцари не стали ждать, когда незнакомец вновь нападет или попытается сбежать, и стали теснить его в угол. Тогда Гриша решил – хватит тянуть: выпустил оба скрытых клинка из тыльных сторон ладоней и кинулся на ближайшего рыцаря, намереваясь всадить оба лезвия в неприкрытые броней глазницы шлема. И тут все пошло не так. Гриша подскочил к своей жертве ближе, чем нужно было для одного точного удара, но буквально увяз в воздухе, который вокруг младшего из рыцарей стал подобен киселю. Молниеносные движения Спартака из Квази Эпсилон замедлились до скорости обычного человека. Причем чем ближе Гриша приближал лезвия к открытому забралу рыцаря, тем медленнее становилась его рука.

На остальных это магическое поле не действовало. Поэтому старший из рыцарей подошел с ленцой к Грише, двигавшемуся словно при замедленной съемке и пытавшемуся повернуться ко второму противнику, и с усилием рубанул его щитом, который больше напоминал массивную железную дверь. Не было ни бара хитпоинтов, ни значков дебафов оглушения и стана, однако бывший футбольный хулиган вновь вспомнил ту встречу в Битцевском парке с «Конями». Когда он чувствовал себя рок-звездой и Брюсом Ли одновременно, уклоняясь, почти вальсируя, между такими неповоротливыми фанатами центрального спортивного клуба армии. Он ошибся всего один раз, но этого хватило, чтобы мгновенно уйти в нокаут, получить сотрясение. И потом неделю двоилось в глазах.

Вокруг все заходило ходуном. Гриша спружинился, чтобы, вытянувшись в прыжке, кинуться на главаря, и метился в открытое забрало. Однако его молниеносное движение было так же, как и ранее, лениво перехвачено закованной в латы рукой рыцаря со Львом на груди. Рыцарь сжал кулак, рука Гриши предательски хрустнула, но закричать от боли он не успел. В голову, словно таран, снова прилетел щит, отправив Спартака на респаун.

Гриша открыл глаза и понял, что стоит на четвереньках на круглой мраморной плите с высокими колоннами по периметру, образующими ротонду-беседку, архитектурным стилем напоминающую греческую. На белых мраморных колоннах был выложен мозаикой уже знакомый Красный лев. Этого льва он видел на полотнище в том месте, где появился, и на тряпичных накидках поверх лат рыцарей, только что обнуливших его. Голова болела фантомной болью, а сердце, подстегиваемое адреналином боя, все так же бешено колотилось, призывая организм к действию. Вот только атаковать здесь было некого. Видимо, это точка респауна, на которую его выбросило после смерти.

Сразу за выходом обнаружилась палатка, на которой лежали белые халаты-балахоны, украшенные эмблемой красного льва на манер средневековых знамен. Да, после смерти здесь он возродился только в исподнем. В исподнем и с торбой за спиной. Быстренько переодевшись, Гриша решил, что возвращаться за своей одеждой не стоит. Тем более что его крутая броня, в которой он был в Квази Эпсилон, здесь почему-то превратилась в обычные шмотки.

Спартак накинул капюшон на голову и старался не попадаться на глаза людям, ища выход в этом лабиринте каменных коридоров. Но, как назло, выход на свежий воздух все никак не попадался, не попадались и окна, через которые можно было выбраться, ну или хотя бы определить, на каком этаже он находится.

Поплутав еще минут десять в этом каменном лабиринте, Гриша наконец понял, почему ему не встретилось ни одного окна, а коридоры освещали именно факелы, горевшие через один. Петляя, он забрел в широкий зал, другой конец которого представлял из себя круглый люк в стене, с металлическим рулем. Определенно, это было не что иное, как сейф или сокровищница. Слишком уж похожий дизайн, а еще охрана и… Это явно не силовой или электромагнитный щит. Определенно, здесь, где здоровые мужики машут железяками и носят неудобные кастрюли, именуемые латами, присутствует и магия. И скорее всего то, что он перед собой увидел, не что иное, как магический купол, защищающий вход в сокровищницу.

Отступать оказалось слишком поздно, позади него с гулом, раздающимся по каменным коридорам, упала железная решетка, преграждая путь назад. Караул, охранявший сокровищницу, тоже давно заметил его, но не атаковал, видимо, имея приказ не пропускать к сокровищнице никого. К ним, должно быть, сейчас уже спешила подмога, гремя по ступеням латами. И она вот-вот прибудет сюда. Но нет, как оказалось, прекрасно достанут и оттуда. Лиловая молния дугой вылетела из сложенной в странную распальцовку руки и ударила в грудь Гриши.

Очнулся Гриша не на точке возрождения, как ожидал, а связанным и сидящим на жестком стуле с прямой спинкой. Его руки пристегнули кожаными ремнями к подлокотникам, а ноги к ножкам стула. Шею к спинке стула прижимал ремень, не давая вырваться. Осмотреться вокруг было проблематично.

На свет факелов вышел мужчина в богато украшенной, явно не предназначенной для настоящего боя, броне, на латном нагруднике был рисунок из красных рубинов в виде Льва. Рядом с ним ожидалось увидеть как минимум одного палача, который будет пытать его.

По крайней мере, так думал Гриша. Однако рядом с ним оказался маг. Скорее всего это был именно маг: белый балахон с широкими рукавами, украшенными рунической вышивкой по манжетам. А вот других атрибутов мага: волшебной палочки или посоха, с каким-нибудь кристаллом размером с кулак, не было. И в прошлый раз маг, который метнул в Гришу молнию, не использовал никаких магических костылей, просто выпустив ее с кончиков пальцев. Электрическая дуга, кстати, была лиловой, словно фиалки, а не привычной ярко-желтой.

Старший ордена, как его про себя определил Спартак, выглядел не менее колоритно. Абсолютно лысая голова, усыпанная давно зарубцевавшимися шрамами и ожогами. Шикарные бакенбарды, спускающиеся до нижней челюсти и заканчивающиеся почти в волевой ямочке на подбородке. По такому виду вряд ли можно предположить, что тот, кто стоял перед Гришей, является библиотечной крысой или другим бюрократом на службе у ордена. А вот украшенные, как парадный мундир, доспехи, говорили о том, что этот бравый вояка давно променял остро заточенный меч на перо и чернильницу. Кстати, черные следы от чернил мелкой россыпью украшали его латы.

Что же это получается? Выходит, он все-таки в игре, если не умер, а возродился на точке воскрешения. Только это какая-то другая, непонятная игра. И уж точно не Квази Эпсилон. Потому как у Гриши отсутствовали все настройки интерфейса, даже карты не имелось. Но здесь имеются маги, значит, это игра. Ну или какой-то другой параллельный мир. Даже эту идею Спартаку сейчас отметать было рано. Он не был фанатом книг в целом и фантастики в частности, но, как и вся молодежь, прекрасно знаком с творчеством Голливуда и таких мастодонтов как DC и Marvel. В любом случае нужно больше данных, чтобы более-менее разобраться в окружающей ситуации.

– Как тебя зовут? – произнес лысый офицер ордена с красным Львом на груди. В его голосе не было угрозы, только какая-то усталость.

– А что это за игра? – Гриша ответил вопросом на вопрос, и в ту же секунду ослеп.

Это очень испугало парня, но никакой боли не было. Просто как будто кто-то выключил свет. Собеседник не изменил себе и таким же, абсолютно безжизненным и уставшим тоном, повторил свой вопрос, проигнорировав слова про игру.

– Как тебя зовут? – произнес, судя по голосу, все тот же лысый рыцарь.

– Спартак, – ответил Гриша, назвав свое игровое имя. Последние месяцы именно оно стало его именем, а не то, что дали ему при рождении родители.

– Скажи, Спартак, ты герой? – задал совершенно неожиданный вопрос собеседник.

Через минуту зрение вернулось, и Гриша так и не смог понять, было ли это магическим воздействием или чем-то другим. Ожидаемо было, что его спросят о чем угодно: как он пробрался к сокровищнице, кто его нанял или на кого он работает, и прочие фразы из боевиков про мафию и злых русских. Поэтому вопрос про статус героя вогнал Гришу в ступор. А может, собеседник спрашивал про Спартака, того, что нагибал весь средневековый Рим?

– Спартак герой, – ответил Гриша, не совсем понимая, чего хочет от него пленитель.

– В таком случае, Спартак, тебе придется подождать мастера Ордена Меча и Розы. Разговаривать с тобой не в моей юрисдикции, – произнес с каким-то даже облегчением этот лысый рыцарь. – Тебе все же придется ответить на вопросы о себе.

Он похлопал себя по латным наколенникам и, скрипя доспехами, стал направляться к выходу. А вот тот, кого про себя Гриша окрестил магом, вскинул рукава так утонченно, словно пианист. Было в этом что-то из тех действий, которые совершают великие мастера своего дела – хирурги, моющие руки перед операцией, дирижеры, крутящие дирижерскую палочку и так далее…

Маг подошел к Спартаку и неспешно протянул сдвоенный указательный и средний пальцы к вискам заложника. Гриша попытался вырваться и начал крутить головой, хоть это и приносило боль, царапая кожу на шее. Увы, сбросить их ему не удалось, и когда холодные пальцы прикоснулись к вискам, парень провалился в воспоминания.

В первом воспоминании Грише всего семь лет, он стоит на линейке и держит в руках букет цветов. Букет очень красивый. На спине висит новый школьный ранец, в котором любовно сложены книжки и тетрадки, карандаши, фломастеры, ручки и еще много чего из канцелярских принадлежностей.

Какие-то незнакомые взрослые говорят с крыльца школы в микрофон, а остальные хлопают. Вокруг нетерпеливо топчутся сверстники, но их немного. Потерянные дети, из которых, как догадался Гриша, и будет состоять его класс.

Вот одноклассник начал первым задирать остальных, в том числе и Гришу. Ну как начал, попробовал. Смахнул учебники с парты и хотел было смахнуть пенал, разбросать карандаши и фломастеры по классу, но не получилось. Большой пластиковый пенал, выполненный в форме грузовика, перекочевал со стола в кулак первоклассника Гриши Бубнова, чтобы стать оружием в маленьком детском кулачке. Гриша бил раз за разом, пока к нему через весь класс не подбежала учительница. Грише удалось немногое: только толкнуть задиру, а затем раза четыре или пять с размаху приложить по голове обидчика увесистым пластиковым пеналом-грузовиком.

Следующее воспоминание: когда отец забухал и начал рукоприкладствовать в семье. К этому все долго шло, и о начале домашнего насилия уже повзрослевшего тринадцатилетний парень не знал. Затем в пьяном угаре отец назвал его «сучьим выб***ком», и сказал, что он не его сын. Это стало настоящим шоком, он всегда гордился своим отцом, старался равняться на него. Быть как папа! И вот оказывается, что он не его отец! Домой в последнее время не сильно хотелось возвращаться и смотреть на «пьяное тело», которое не прочь было приложить ему затрещину, и, судя по синим рукам матери, ей тоже доставалось.

Все решилось, когда однажды отчим перебрал и не рассчитал силы. Как итог, через сорок минут во дворе дома стояла скорая, а мать, прижимая к себе сломанную руку, собирала документы, чтобы уехать в травму. Руку следовало загипсовать и обколоть обезболивающими. Когда железная дверь захлопнулась и послышался шум вызванного матерью лифта, в голове у Гриши что-то произошло. Он твердо решил, что теперь глава семьи он, а не то «пьяное тело», которое спит в родительской комнате.

Решение проблемы тоже пришло само собой. Подросток зашел на кухню и открыл холодильник. Там стояла початая бутылка водки, и это был первый раз, когда Гриша попробовал алкоголь. Горло неприятно обожгло непонятно почему, но парень решил, что именно алкоголь поможет ему в задуманном. Затем, Гриша взял табурет у холодильника и пошел в свою комнату за одеялом.

И вот настал тот момент – пан или пропал. Гриша сидел на принесенном табурете с одеялом в руках перед спящим отчимом. Голова непривычно кружилась под действием алкоголя, но никакого страха не было. Только уверенность: он это заслужил! Одеяло, брошенное сверху на пьяное тело, пускающее слюни на измятую подушку, раскрылось, словно парашют, и затем спланировало. Отчим даже не проснулся. Ну вот и хорошо. Гриша взял табуретку за ножку и с силой опустил предмет мебели на выпирающий силуэт под одеялом. Затем еще и еще раз. Тогда Гриша и не собирался его убивать, сознательно не бил в верхнюю часть тела, чтобы ненароком не попасть в голову. Если он умрет, это будет слишком просто. А он должен мучиться.

Нет, это не было состоянием аффекта, которое описывают многие как беспамятство. Парень все прекрасно понимал, а еще он понимал, что за это ему грозит, но иначе он просто не мог. Он не мог молчать, не мог не ответить и не мог не наказать.

На следующий день приехала скорая, полиция и прочие радости жизни. Его, как неуравновешенного подростка, поставили на учет, но зато он добился своего: отчим уехал и дал матери развод. На память он получил третью степень инвалидности и больше дюжины переломов.

Дальше вспоминались многие и многие похожие случаи, когда Гриша впадал в холодную ярость. Драки на выездах и стадионах, в подъездах и лесах за городом. Потом пошли воспоминания Квази Эпсилон, в которых его холодная Боевая Ярость множилась на технологии двадцать шестого века с импульсными клинками и кибернетическими усилениями тела. Бой на Альфа Нове, сражение с Гремучником на Еве, Малая арена и Арена у Скипидара. Каждый бой, словно сжатый до концентрата эмоций, промелькнул в голове.

Гроссмейстер крепости Анна, мастер Гершвальд, был игроком 201-го уровня, класса «Мастер меча», сейчас практиковался на тренировочной арене, размахивая деревянным мечом, в окружении шести своих учеников. Ученики были НПС, но это не значит, что они хуже владели оружием. Вшестером они заставляли игрока, выбравшего стезю Рыцаря Аркрума, орудовать мечом всерьез.

На манеж тренировочной площадки, огражденный тюками с сеном, вышел мастер Арсл. Арсл являлся неписем и адептом школы Тайной магии и только что он увидел то, что не мог осознать. Только что он проник в сознание и воспоминания пленника, который пытался ограбить, казалось, неприступную крепость. Вот только его воспоминания были не настоящими, их просто не могло существовать.

– Мастер Гершфельд. – едва повышая голос, произнес маг, чтобы привлечь внимание гроссмейстера крепости. Гершвальд умылся из деревянной кадки, и маг подал ему грубое льняное полотенце.

– Что с лазутчиком, Арсл? – забасил гроссмейстер, промакивая бороду полотенцем.

– Мастер, я не знаю. Мне кажется, либо он сумасшедший, либо над его воспоминаниями поработали.

– Он ничего не помнит?

– Напротив. Он все помнит, вот только само содержание. Гроссмейстер, я видел его воспоминания. Это лазутчик, невероятно кровожадный, и он Герой. Так что теперь понятно, как он попал в сокровищницу. Через алтарь Возрождения, – озвучил свои выводы маг школы Тайны.

– Ты не в первый раз сталкиваешься с такими. Насколько я знаю, тебя вряд ли можно пронять видом человеческой крови.

– Меня смутили не кровь и не суть его воспоминаний. Больше другого меня поразили декорации, где происходили его воспоминания. Мастер, я видел колесницы без коней, мечи, сотканные из чистого огня, и железных големов. Мне кажется, что кто-то больной извращенной фантазией изменил его воспоминания, чтобы запутать нас.

Вот тут мастер цитадели задумался, чисто на автомате вытирая уже сухой торс. Дело в том, что у игрока или, как их называют НПС, героя, невозможно считать воспоминания, не принадлежащие к миру Каэн-ар-Эйтролл. А вот сейчас, судя по словам Арсла, он видел наш мир, наполненный автомобилями. А чем еще может быть колесница без лошадей? С железными големами тоже более-менее понятно, скорее всего это какие-нибудь роботы или грузовики. Вот только это не могло попасть к неигровому персонажу.

– Надеюсь, ты записал его воспоминания? – гроссмейстер поинтересовался чисто для галочки. Все маги Тайны записывают изъятые воспоминания, ведь зачастую они и понятия не имеют о значении полученных сведений, в которых разобраться могут только посвященные люди.

– Как предписывает инструкция, мессир, – вполне ожидаемо ответил Арсл и вынул из широкого рукава прозрачный кристалл с голубыми и желтыми всполохами в центре.

– Ну что ж, посмотрю его у себя, – произнес гроссмейстер крепости, с напускным безразличием укладывая кристалл в карман.

Гершвальд нарочито медленно собрал вещи и пошел в свою комнату замка, а сам едва удержался от того, чтобы не сорваться на бег и быстрее посмотреть на содержимое кристалла памяти. Непрост этот игрок, ох не прост.