Текст книги "Летающий джаз"

2

Лев Николаевич Толстой говорил: «Анна Каренина – это я!» А Дюма-сын – что «Дама с камелиями» – это он. А Антон Павлович…

Впрочем, зачем прикрываться именами классиков? Любой автор скажет вам, что написать живой персонаж можно, только забравшись в его шкуру. Даже из шкуры волка в знаменитой крыловской басне «Волк и ягненок» торчат уши автора-гурмана: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать».

Работая над этим романом, я стараюсь попеременно натянуть на себя то юбку Марии, то маршальский мундир Сталина, то летную куртку Ричарда Кришнера, а то погоны майора СМЕРШа Виктора Козыкина. В конце концов, изнутри каждый из них прав для самого себя. Любвеобильность вождя была засекречена до выхода на Западе воспоминаний Веры Давыдовой в книге Леонарда Гендлина «За кремлевской стеной. Исповедь любовницы Сталина». Правда, эту книгу в России принято называть бульварной. Что ж, здесь и мои книги так называли за их эмигрантское происхождение, а потом «Комсомольская правда» написала: «Некоторые считают романы Тополя бульварным чтивом. Ну, в общем, да – купи увесистый том, садись на скамью на бульваре и читай. Но через полчаса ты почувствуешь сдвиг в сознании – “это было со мной и со страной”»…

Челночным операциям «Фрэнтик» на Западе посвящена дюжина книг – мемуары Джона Дина «Странный альянс», исследования Марка Конверсино «Сражаясь с советскими», Глена Инфилда «Полтавское событие», Джона Чемберлина «Фрэнтик Джо» и т. д. Полтавский музей авиации и космонавтики опубликовал свою «Полтавскую историю» возникновения челночных рейсов. В Интернете можно найти сотни фотографий и документальных фильмов, снятых на Полтавской авиабазе американскими и русскими хроникерами, в том числе Семеном Школьниковым, одним из героев этого романа.

Из этого массива исторических материалов совершенно ясно: И.В. Сталин всячески сопротивлялся открытию в СССР американских авиабаз, потому что боялся (и справедливо) человеческих контактов советских людей с американцами. Американцы же этого не понимали и тупо, с истинно американской прямотой лезли в союзники ради скорейшей победы над фашизмом. То есть тут все просто – во всяком случае, так мне казалось до этой главы. Но вот я читаю в мемуарах генерала Джона Дина:

«Доселе иностранцы, въезжающие в Советский Союз, при получении визы подвергались скрупулезной проверке. А по приезде находились под пристальным наблюдением. Но теперь американские солдаты приезжали сотнями – не только те, кто должен был постоянно жить на базах, но и те, кто летел сюда в экипажах наших самолетов при каждой боевой миссии. Советам трудно было заранее проверить их всех, и возникала ужасная угроза того, что капиталистическая Америка использует это для внедрения своих агентов в СССР. Но я не понимал эти страхи Министерства иностранных дел и НКВД, потому что предпочел бы рисковать жизнями своих солдат при их высадке в африканских джунглях, чем при приземлении в СССР без соответствующих документов. Между тем вопрос с получением виз оказался сложнее всего остального…»

Нет, я не буду переводить вам дальнейшее – целых три книжных страницы с описанием мытарств Дина при получении въездных виз на полторы тысячи специалистов технического и медицинского персонала авиабаз в Полтаве, Миргороде и Пирятине. Ведь я пишу эту книгу для русского читателя, который и без моей помощи легко вообразит себе геройский труд сотрудников НКВД, которым пришлось проверять анкетные данные целой оравы янки, свалившихся на их головы в 1944 году. Я скажу только, что НКВД обязало Дина заранее утверждать у них списки всех летчиков, штурманов и авиастрелков, которые челночными рейдами летели в СССР из Италии и Англии. И вот представьте себе эту милую ситуацию: самый первый челночный рейд – операция «Фрэнтик Джо» – была так засекречена, что даже американские летчики узнали, куда, когда и зачем они летят, лишь за три часа до вылета. Но! Для оформления им въездных виз их имена и фамилии, анкетные данные, время прибытия и срок пребывания должны были поступить в советский МИД и НКВД за несколько дней! Чушь? Бред? Идиотизм? Преступное рассекречивание операции, разработанной самим Верховным Главнокомандующим?

Нет, советская действительность. И никакие замены в уже утвержденном списке не допускались. Если перед вылетом из Италии или Англии выяснялось, что кто-то из экипажа B-17 или «мустанга» заболел, заменить его было нельзя, принимающая сторона грозила отказом в разрешении на посадку.

И это люди летели к союзнику…

«Что касается наших корреспондентов в Москве, – пишет дальше Джон Дин, – я заранее позаботился о том, чтобы они собственными глазами увидели приземление первой американской воздушной эскадры на советскую землю и засвидетельствовали это всему миру прямо с места события. Поэтому я пригласил их к себе, и они согласились избегать в своих репортажах любого негатива. Никитин взялся получить разрешение МИДа на прилет в Полтаву американских и британских журналистов за несколько дней до прибытия первого челночного рейда. И поначалу МИД дал свое согласие. Но буквально в день нашего вылета в Полтаву, в 10 утра 1 июня, выяснилось, что из тридцати журналистов разрешено лететь только пяти. Через несколько минут мне позвонил Билл Лоуренс из “Нью-Йорк Таймс”, его голос кипел от возмущения. Я тут же позвонил Главному Цензору с протестом по поводу решения МИДа. После нескольких телефонных баталий с руководством МИДа квота была увеличена – десять американских и десять британских корреспондентов. Но тут возмутилась Гильдия британских и американских журналистов. Они объявили первую в СССР забастовку с ультиматумом МИДу: или едут все тридцать, или не поедет никто! И это произвело такой эффект, что уже в полдень все тридцать журналистов посадили в советский самолет и отправили в Полтаву!»

Я не знаю, кто в те годы был Главным Цензором, мое знакомство в 1970-х годах с председателем Комитета по цензуре при Совете Министров СССР я описал в своем первом романе «Журналист для Брежнева» еще тридцать пять лет назад.

Но теперь речь идет о журналистах для Сталина, Рузвельта и Черчилля. И я пытаюсь влезть в шкуру чиновников тогдашнего МИДа. Молотов знает, что Сталин дал добро на челночные рейды американской авиации. Американцы согласились бомбить только те цели, которые назвал Генштаб Красной армии. И тридцать (тридцать!) западных журналистов обязались разрекламировать на весь мир эту первую совместную акцию союзников, чтобы, в первую очередь, устрашить Гитлера и японцев нерушимостью союза СССР, США и Британии. Ну, кто в МИДе мог препятствовать этому? Вышинский? Литвинов? Майский? Нет, конечно, они не были идиотами…

И тут я снова вспоминаю свою журналистскую юность. В 1960 году я работал в «Бакинском рабочем», главной партийной газете Азербайджана. В те годы не было ни Интернета, ни компьютеров. Поэтому огромные речи Н.С. Хрущева мы получали из ТАСС сначала «горячими» – так, как он их произносил. И пока наборщики вручную набирали в свинце текст его речи, цензоры и редакторы ТАСС правили его для публикации в завтрашней газете. Но мы-то читали эти речи полностью, без купюр. И вот я помню, как, выступая перед шахтерами Донбасса, возмущенными общим бедламом в стране, Никита Сергеевич сказал: «Если вы недовольны каким-то министром, скажите, я его завтра же сниму! Но я не могу уволить все министерство!»

Какое же воистину собачье чутье на настроение Хозяина должны иметь мелкие чиновники, чтобы заранее становиться в стойку ротвейлера, скалить зубы на любого иностранца и ставить ему палки в колеса даже тогда, когда он, рискуя жизнью, идет в бой против общего врага?

Нет, не зря собачьи головы были отличительным знаком опричников Ивана Грозного…

Но ведь были и другие времена в русской истории. В 1863 году император Александр Второй в знак дружбы с Авраамом Линкольном отправил в его распоряжение две морские эскадры с приказом «быть готовыми к бою с любыми силами противника и принять командование Линкольна». И двенадцать российских фрегатов и корветов целый год находились в распоряжении американского президента, блокировали помощь рабовладельческому Югу со стороны английского флота. А мелодия застольной песни русских офицеров «Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя» стала мотивом американского государственного гимна «Star-Spangled Banner» – того самого, который 18 октября 1943 года слушали на подмосковном аэродроме посол Гарриман, генерал Дин и председатель СНК СССР Вячеслав Молотов.

Правда, оба правителя – и президент Линкольн, освободивший рабов, и император Александр, освободивший крепостных, – были убиты своими же свободными гражданами.

…Так и не сумев найти корни российского чиновничьего антиамериканизма, я на мотив американского гимна «Star-Spangled Banner» тихо напеваю:

 
Голос смолк старика,
Дремлет берег крутой,
Лишь играет река
Перекатной волной…
 

И, переходя к следующей главе, вижу черную итальянскую ночь, две сотни гигантских четырехмоторных «боингов» – «летающих крепостей» на замаскированных аэродромах в Бари и в Гербини и летчиков, выстроившихся у каждого борта. Главный интендант дивизии бегает от экипажа к экипажу, сверяет их имена со списком, утвержденным советским МИДом, и каждому вручает разработанную в НКВД «Памятку о поведении при посадке в СССР».

3

Далеко не каждый мужчина помнит свой первый оргазм, но нет летчика, который не помнит свой первый взлет. Миллионы лет мы, люди, были, как муравьи, прилеплены, пришиты, прикованы к земле, из поколения в поколение ползали по ней на четвереньках или ходили на двоих, и максимум, что могли – это подпрыгнуть на полтора-два метра, да и то лишь на одну секунду. И только сотню лет назад, 17 декабря 1903 года, Орвилл Райт, младший брат изобретателя Уилбура Райта, на их первом самолете, больше похожем на бумажную этажерку, оторвался от земного шара на целых двенадцать секунд!

С тех пор для любого летчика эти двенадцать секунд ВЗЛЕТА и ОТРЫВА от земли не только сродни кайфу такого же по продолжительности мужского оргазма, но и выше, ярче, упоительнее его. Когда при разгоне скорость вашего самолета достигает скорости отрыва, и вы незначительным движением ручки управления двигателями отрываете самолет от Земли и выходите в набор высоты – вы больше, чем Мужчина, вы король Вселенной, вы Орвилл Райт и Юрий Гагарин.

Генерал Айра Эйкер впервые сел за штурвал самолета всего через пятнадцать лет после Орвилла Райта, но и в 1944-м, даже и в тысячный раз отрываясь от земли, он испытывал (хотя и не показывал) все тот же мальчишеский кайф отрыва и полета. Потому что когда одним движением руки вы поднимаете в воздух тридцатитонную махину, нафаршированную пулеметами, бомбами и людьми, то что, кроме гордости и восторга своим могуществом, вы можете испытывать?

А если по вашему знаку за вашей спиной взлетает не одна такая махина, а сотня?

2 июня 1944 года в 6:55 утра 130 тяжелых стратегических бомбардировщиков B-17 «летающая крепость», наполнив ревом небо Адриатики, взлетели с итальянских аэродромов и взяли курс на северо-восток, на восходящий над морем солнечный июньский рассвет. По приказу генерала Эйкера они летели таким плотным строем, что пилоты из своих кабин видели друг друга. «Вы должны понимать, что мы будем первыми американскими бойцами, которые ступят на русскую землю, – объявил им Эйкер на инструктаже, когда они с изумлением увидели на карте черную стрелу маршрута их полета через Адриатику, Югославию и Венгрию до СССР, но без разворота для возвращения в Италию. – По тому впечатлению, которое вы произведете на русских, они будут судить обо всех одиннадцати миллионах наших солдат. И чрезвычайно важно нашим полным и точным выполнением этой операции заслужить у них уважение и уверенность в нас как в союзниках. Мы должны не только уничтожить авиазавод в венгерском городе Дебрецен и железнодорожный узел, на котором стоят сейчас 200 вагонов с запчастями к “мессерам”, но и привезти русским фотографии этой бомбежки, чтобы у них не было никаких сомнений в эффективности нашей авиации».

Именно с этой миссией произвести впечатление на русских генерал Айра Эйкер и командующий Пятнадцатой авиационной армией генерал Натан Твининг из многотысячной армады своих бомбардировщиков и истребителей выбрали the best of the best – проверенные в самых сложных боевых операциях авиационные соединения. И сформировали из них Пятую ударную бригаду или, по американской терминологии, Пятое Крыло. Теперь справа от Эйкера летел полковник Форд Лойер – в июле 1943-го его орлы первыми бомбили и подавили яростную немецкую оборону в Сицилии, а пять недель назад, 23 апреля, в клочья разнесли авиазавод Мессершмитта в Винер-Нойштадт. За Лойером полковник Герберт Райс вел летчиков, отличившихся боевыми операциями во время «Большой недели». А слева плотным каре шли асы полковника Франка Аллена, известные точными бомбежками германских подводных лодок, и эскадрилья полковника Пола Бартона, бомбившая немцев в Африке, Германии, Чехословакии, Австрии и Греции.

Иными словами, все 130 экипажей B-17 были стопроцентно готовы к выполнению операции «Неистовый Джо», но, к неведению генерала Эйкера, больше всех был готов капитан Рой Хогг, командир 318-й эскадрильи истребителей Р-51 «мустанг», бригады сопровождения и прикрытия. Хогг, имевший на своем счету четыре сбитых фашистских истребителя, приготовился на двести процентов – выбросил всю амуницию из ящиков у правого борта своего самолета и доверху заполнил их пачками презервативов. Его эскадрилья должна быть во всеоружии не только при встрече с люфтваффе, но и с русскими женщинами! Неистовствовать так неистовствовать!..

Капитан Хогг и 70 «мустангов» 325-й бригады истребителей под командованием полковника Честера Сладера вылетали с итальянской авиабазы в Амендоле чуть позже бомбардировщиков. Стратегия американцев заключалась в том, чтобы первыми выпустить тихоходные B-17 и дать им возможность приблизиться к вражеской территории. Обнаружив на своих радарах эскадру одиноких, без прикрытия, бомбардировщиков, немцы обрадованно высылали на перехват небольшую группу истребителей Ме-109, но как раз к этому моменту подлетали скоростные «мустанги» и сверху набрасывались на фашистов, навязывали бой. А «летающие крепости» тем временем спокойно уходили бомбить выбранные объекты…

На сей раз была выбрана та же тактика, а кроме того, синхронно с началом челночного рейда «Frantic Joe» началось наземное наступление американской армии на Рим, и Восьмая авиационная армия вылетела из Англии на бомбежку Берлина…

Ричард Кришнер возбужденно озирался в B-17s, на фюзеляже которого было голубой краской выведено «Yankee Doodle». Не менее броские надписи, да еще с голыми красотками во всю высоту фюзеляжа, были и на других бортах – «Dragon Lady», «French Kiss», «Forever Amour» и т. п. Но Ричарду было не до этих надписей. Он не был на борту «летающей крепости» с июля прошлого года, и теперь с какой-то неожиданной даже для себя сентиментальностью вдыхал тот особый запах смеси горючего, пороха, брони, бомб и машинной смазки пулеметов, который не то существует в действительности, не то мнится всем пилотам боевых самолетов. Он знал, что надышаться этим запахом нужно сейчас, в первые полчаса полета над Адриатикой, пока генерал Эйкер не увел свою армаду на недосягаемую для немецких зениток высоту, где придется надевать кислородные маски и подключать электрический подогрев одежды. Конечно, как ему ни хотелось, но в пилотской кабине, где Айра Эйкер сидел у штурвала и, покуривая черную сигару, властно держал правую руку на рычагах управления двигателями, а второй пилот лейтенант Гейтс следил за приборами, Ричарду места не было. И возле штурмана, который под спаренным пулеметом носовой турели скрючился над своими картами, сверяя по ним курс эскадры и расстояние до Дебрецена, или возле инженера-механика, следившего за расходом топлива с видом банкира, теряющего деньги во время Великой депрессии, тоже не устроишься. Зато во чреве самолета – пусть даже тесно забитом бортовыми пулеметами, ящиками боезапаса, запчастями на случай боевых повреждений, громоздким оборудованием для фотосъемки бомбовых ударов и стеллажами с двухсоткилограммовыми бомбами у бомбового отсека – можно было протиснуться к бортовым стрелкам-пулеметчикам. Поскольку «Янки Дудль» Эйкера вылетал из Бари на юго-востоке Италии, а Вторая бригада бомбардировщиков полковника Лойера, в которой прежде служил Ричард, – из Сицилии, поговорить со своими однополчанами Ричард не успел и теперь хотел хотя бы у пулеметчиков выяснить, кто еще остался в армии из тех, с кем воевал он год назад. К сожалению, сказали ему пулеметчики, почти никого – редкие счастливчики, выполнив норму в 25 боевых вылетов, улетели домой, раненые валяются по госпиталям или, как сам Ричард, перешли на тыловую службу, а остальные погибли во время зимних бомбардировок Германии и трагических первых рейдов «Большой недели». Век стратегических бомбардировщиков, даже таких надежных, как B-17, недолог – пять-шесть боевых вылетов и, как при игре в русскую рулетку, тебя уже сбили. Разве Ричард не знает это по себе?

Он знал. Глотнув горячий кофе из термоса одного из пулеметчиков, он устроился на ящиках с лентами пулеметных патронов калибра 12,7 мм, закутался в свой меховой костюм и под гул четырех двигателей мощностью 1200 лошадиных сил каждый тут же уснул. Если их атакуют «мессеры», стрельба из заряженных пулеметов его разбудит…

4

ПОЛТАВА. 2 июня 1944 года

Между тем Полтава готовилась встречать долгожданных гостей. Хотя во избежание немецкого радиоперехвата никто даже шифровкой не сообщил генералу Дину о вылете авиабригады, тем не менее еще 1 июня в Полтаву вместе с тридцатью американскими и британскими корреспондентами прилетели представители Генштаба ВВС – генерал-лейтенант авиации Дмитрий Грендаль и генерал-майоры Николай Славин и Степан Левандович. Еще одним самолетом прибыли Аверелл Гарриман с дочкой Кэтлин и с ними генерал Джон Дин и дюжина дипломатов и членов Военной миссии.

В отличие от московских чиновников, Полтава отнеслась к союзникам очень радушно. Вот выдержка из секретной переписки американской Военной миссии в СССР со Штабом командования войсками США в Европе:

«На 2 июня 1944 года постоянный состав персонала Восточного командования представлен [в Полтаве] 158 офицерами и 1017 военнослужащими рядового состава, а также 2 офицерами и 12 служащими, временно прибывшими для установки сигнальной аппаратуры. Поведение американского персонала очень похвально. По прибытии все прослушали лекции о правильном поведении, дисциплине и неразглашении секретной информации. Никаких сложностей не возникает в общении с местными жителями. В действительности отношения крайне сердечные. Русские проводят вечеринки по любому поводу, на них даже трудно отвечать адекватно. Например, когда 4-я группа персонала прибыла поездом, русские не только предоставили матрасы и постельное белье, но и шампанское на всех! Иными словами, московская бюрократия для Полтавы не характерна. Американские военные чувствуют себя в городе свободно и легко братаются с русскими».

Это радужное донесение я мог бы слегка оттенить секретными донесениями СМЕРШа о немедленной отправке на фронт советских женщин-военнослужащих, вступивших в преступную «неслужебную» связь с американцами. Бывший начальник оперативного отдела базы полковник Н.Ф. Щепанков вспоминает: «Все мы были молоды. А это время любви. Одну нашу девушку из инженерного батальона едва не увезли в Америку. Потянулись друг к другу сердца, и американец взял русскую к себе на борт бомбардировщика. Но кто-то доложил об этом контрразведчикам, и девушку ни американский летчик, ни мы больше не видели».

Но я не хочу портить праздничную обстановку встречи с первой авиабригадой союзников. Все и так нервничали, понимая, что от успеха первого рейда американцев зависит дальнейшее советско-американо-британское военное сотрудничество, на создание которого потрачено столько сил, нервов и средств. Если немцы перехватили бомбардировщики и сорвали бомбардировку Дебрецена или из-за испортившейся погоды рейд отменен, русские военные начальники, у которых и так постоянный скепсис на лицах, поставят крест не только на все последующие челночные рейды, но и на создание американских авиабаз на Дальнем Востоке, столь нужных для разгрома Японии.

Тем временем погода в Полтаве действительно ухудшалась – с ночи зарядил дождь, к утру он перешел в сплошной ливень.

А сообщений из Италии все не было.

А небо чернело и чернело.

А Левитан уже который день вещал, что: «в районе севернее Яссы наши войска успешно отбили все атаки пехоты и танков противника. На остальных участках фронта – без существенных изменений». Переводя с языка Совинформбюро, это означало, что Красная армия не то увязла и в Яссах и по всей линии фронта, не то переводит дыхание и – дай бог! – готовится к чему-то серьезному…

Начальник Управления спецопераций Генерального штаба КА, руководивший связями Генштаба с американской Военной миссией, генерал-майор ГРУ Николай Славин, принявший накануне фронтовые сто грамм, скептически махнул рукой и ушел спать в генеральский вагон-люкс, что стоял в стороне от аэродрома. Генерал Дин беспомощно смотрел ему в след. Поскольку открытие Второго фронта постоянно откладывалось, русские генералы и особенно Славин все чаще насмехались над членами американской Военной миссии. Однажды, еще в феврале, Дин, вспылив, даже поспорил со Славиным на дюжину бутылок водки, что американское вторжение в Европу состоится не позже мая месяца. И – проиграл, два дня назад вынужденно поставил Славину два ящика «Московской особой». Понятно, что теперь у Славина было чем заняться в свободное время.

Гарриман, Дин и остальные американцы тоскливо томились в штабе Перминова и Кесслера. Здесь же слонялись корреспонденты «Правды», «Известий», «Красной Звезды», «Комсомолки», американские и британские журналисты, которые обещали генералу Дину писать только позитив.

Лишь на сигнальной вышке и у края ВПП московские кинооператоры, накрывшись вместе с камерами плащ-палатками, да американские техники и армейские полицейские в прорезиненных плащах, выставленные в оцепление аэродрома, стойко дежурили под разверзшимися небесными хлябями. А по краям летного поля четыре взвода советских солдат героически сражались с водой, потоками заливавшей костры. Им приходилось постоянно подливать в эти костры солярку, которая отчаянно дымила…

И еще один настырный мужик в сопровождении двух сержантов с автоматами прошел под дождем по вязкой полтавской грязи от своего «козла» к подъезду американского офицерского дома. Не стоптав эту грязь с сапог, он поднялся по лестнице на второй этаж, кулаком застучал в дверь девятой квартиры. Откуда он знал, что из трех американских обитателей этой квартиры двое с раннего утра ушли в штаб, а третий – майор Стивен МакГроу – остался дома для «неслужебной» встречи с возлюбленной, – это в его рапорте не отражено, а гадать я не хочу.

Совершенно секретно

Комиссару государственной безопасности Юхимовичу С.П.

РАПОРТ

2 июня 1944 г. в 9:00 утра мной был нанесен визит в квартиру майора американских ВВС Стивена МакГроу, которую он занимает совместно с двумя другими офицерами Штаба американских ВВС в Полтаве. По моим сведениям, в квартире в это время находилась Мария Журко, находящаяся с майором МакГроу в незаконной половой связи. 30 апреля с. г. М. Журко, работающая в столовой советско-американского штаба авиабазы, подписала обязательство сотрудничать с Полтавским управлением СМЕРШ, но за истекший месяц никакой нужной нам информации не поставила.

На мой стук в дверь квартиры майора МакГроу никто не отвечал в течение десяти минут. Затем дверь открылась, и Мария Журко, будучи полуодетой, впустила меня в квартиру и заявила, что я срываю ей вербовку майора МакГроу в качестве нашего агента. После чего ко мне вышел майор Стивен МакГроу, хорошо владеющий русским языком. Он заявил, что, будучи сыном русских дворян, эмигрировавших в США в 1917 году, он согласен сотрудничать с нашей разведкой и снабжать нас секретной информацией, а именно чертежами бомбардировщика «боинг-17», аналогов которым нет в СССР. Но при условии: никаких прямых с ним контактов, а всю связь держать только через Марию Журко.

В связи с этим прошу ваших инструкций для дальнейших действий. Дополнительно сообщаю, что в преступной неслужебной связи с американцами находятся почти все полтавские женщины, работающие в штабе Перминова – Кесслера, а также многие из работающих на строительстве авиабазы. На сегодняшний день мною привлечены к сотрудничеству и подписали обязательства только часть из них, а именно тридцать девять человек. Однако это количество может быть увеличено, если иметь в виду возможность вербовать с их помощью американцев для дальнейшего получения нужной нам информации не только во время их пребывания в Полтаве, но и потом, после нашей победы над Германией.

Начальник Полтавского управления СМЕРШ

Майор госбезопасности В. Козыкин.

Полтава, 2 июня 1944 г.