Текст книги "Братство Маргариты (сборник)"

Через пять – пять! – часов боя плотно окруженные «чехи» потеряли выдержку и стали небольшими группами рваться в разных направлениях, чтобы просто остаться в живых. Однако и у группы Вахренева уже не хватало сил добить их.

– «Сибирь», я ранен в голову! – доложил начавший этот бой Серега Попов, вахреневский земляк с Алтая, двухметроворостый умница и красавец. И сколько Вахренев ни надрывался у радиостанции, на вопросы больше не отвечал. А затем на связь вышел солдат из группы Попова – санинструктор Ринат Гафуров:

– «Сибирь», начальник «двухсотый» – пулевое в голову. И еще двое раненых в нашей группе.

– Укрыть тело, раненым оказать помощь, и аккуратно выходите из боя.

Но выйти из боя им не дали. Тот же снайпер, который застрелил Попова, при попытке приближения к его телу убил еще двух – Рината Гафурова и Алексея Мырлаева. Так и лежали потом трое наших ребят рядком, как будто обняв друг друга в попытке закрыть от смерти. Только на следующий день ребята достали этого снайпера и злобно пинали его труп, не в силах убить его еще и еще раз.

– «Сибирь», старший тяжело ранен. Пулевое ранение – похоже, задет позвоночник. Пытаемся помочь.

Старший – это подполковник Ладыгин. Опытный снайпер специально не добивал его, хотя раненый офицер лежал на открытом месте. Кровь фонтаном била из открытой раны на груди, перебитый позвоночник не позволял двигаться. Снайпер ждал, когда солдаты из группы пойдут на помощь командиру. И они пошли. Под прицельным огнем, прикрывая друг друга, они сумели достать и убрать снайпера, но помочь командиру уже не успели – Ладыгин умер от потери крови.

* * *

…К вечеру, когда пошел дождь, они уничтожили пятнадцать «чехов», но остальные и не думали сдаваться. А ночью бой опасен не только тем, что покров темноты дает противнику возможность скрытных и внезапных действий, но и риском самим потеряться в диких горных расщелинах, сорваться в пропасть или в нервном напряжении расстрелять своих же людей, обознавшись в темноте.

– Я «Сибирь»! Приказываю всем выйти из «зеленки», занять оборону по ее периметру.

Замысел был прост – вывести всех из «зеленки», а потом ударом артиллерии по квадрату смешать эту «зеленку» с землей вместе с боевиками, долбанув туда пару сотен 152-миллиметровых снарядов.

Однако команду выполнили все, кроме Кокшина. Руслан доложил, что выйти не сможет, поскольку у него двое раненых, а над ним сидят «чехи», и при попытке выхода он может нарваться на пулеметную очередь, потерять половину группы. Что же, в его словах есть резон, с такими потерями никакая победа не будет оправдана. Хотя – смотря с чем сравнивать. Если хоть треть этих «духов» прорвется в мирный город к школе с детьми, то потери пойдут совсем другие…

Но артобстрел пришлось отменить. И ждать. Ждать в шепоте дождя и в полной темени, зная, что там, на склоне, где весь день шел бой, лежат холодные тела пограничников. Ждать, гадая, где и как «чехи» попытаются перегруппироваться, чтобы пойти на новый прорыв.

Опасная тишина.

Заняв удобные позиции, бойцы тихонько чистят перышки. Война войной, но не мешает подкрепиться. Правда, лишь сухим пайком, и обсушиться уже не получится. Огонь развести – себе дороже. Курят втихаря, продев сигарету сквозь дырочку в форменной кепке, – только так тлеющий огонек не окажется на галочке снайперского прицела. Но спать нельзя – во всяком случае, ему, командиру. Бой – это не та атака, которую показывают в кино, бой – это порой многодневная изнурительная работа со смертельным исходом именно тогда, когда ты расслабился или зазевался…

Четыре часа. Промежуток между тремя и четырьмя часами здесь называют часом волка, потому что в сумеречной мгле, когда все живое спит, именно эти хищники выходят на охоту. Волки и те, кто носит на рукаве шевроны с изображением этого оскаленного зверя.

Дождались – тишина взрывается пулеметными очередями, ударами ручных и подствольных гранатометов. Эта «музыка», усиленная многократным эхом узкого горного ущелья, способна заставить дрогнуть даже психически неслабого человека.

– «Сибирь», – докладывает Руслан Кокшин, – отражаю нападение.

«Чехи» пошли на прорыв и выбрали для этого как раз ту тропу, на которой осталась группа Руслана. Тропа вела по «зеленке» к государственной границе России, боевики пытались вернуться туда, откуда пришли. Если посчитать, что это как минимум 25 опытных головорезов, то в полной темноте, при двух раненых бойцах, которых ни бросить, ни поднять, шансов на спасение у Руслана практически нет.

И все это понимали – и Кокшин, и вся его группа, и, конечно, «духи», на то и был их расчет.

Но не зря же командир сказал им «С Богом!».

На двадцать метров выше группы Руслана стоял пулеметный расчет – два пацана-первогодка. Даже не услышав, а только почувствовав движение в ближайшей «зеленке», ребята замерли, соблюдая закон маскировки. И через секунду показались «чехи», их головной дозор – первая тройка. Огромного роста лысый боевик с окладистой, как у Хаттаба, бородой мягко шел первым. По властным жестам, осанке и экипировке – командир высокого ранга. В метре за этим двойником Хаттаба, прикрывая его с флангов, кошачьим шагом двигались пулеметчик и снайпер. Стандартная и очень эффективная связка. Предупредить основную группу пацаны уже не успевали – малейшее движение выдаст их с головой. Старший расчета взял «Хаттаба» на мушку, сопроводил его до сокращения дистанции на 10 метров, а затем нежно, как учили, нажал на спусковой крючок.

Сломанные пополам «духи» еще падали, а из «зеленки» боевики уже открыли шквальный огонь. Пацаны-пулеметчики, раненные по нескольку раз, продолжали вести огонь, но боевики, швырнув гранаты, с яростными криками ринулись вперед. Когда в их руки попали тела наших ребят, те уже были мертвы. Однако озверевшие «чехи», даже не экономя драгоценное для них время, продолжали убивать мертвых, тыча ножами им в головы, в глаза, отрезав уши и вырезав звезды на груди.

Это длилось не больше трех минут, но эти минуты спасли жизнь остальным бойцам группы Руслана, дали им возможность взбежать повыше и открыть огонь по «чехам». Так и не смогли «чехи» тихо уйти, растворившись в ночных горах. Вынуждены были оставить десяток своих на верную смерть – на прикрытие, чтобы сковать боем пограничный наряд. Ушли не больше десятка, да и то, спешно форсируя реку, еще двоих потеряли утопшими.

Так был сорван рейд бригады «Эдельвейс» на Грозный, за что Вахренев получил орден Мужества и звание полковника, а сослуживцы сделали ему сюрприз – подарили полковничьи погоны со звездочками из чистого золота. И блестящая военная карьера открывалась перед ним, 31-летним полковником…

Голицыно, 8.15 утра, сегодня и каждый день

Лена заходит в комнату, гладит его по лицу – будит. Он открывает глаза.

– Доброе утро. Как спал?

– Как всегда… А ты?

У нее усталые глаза, но она улыбается:

– Все хорошо. Подъем.

– Да… – отвечает он, не шевелясь.

Лена двумя руками берет его левую руку за локоть и за кисть, медленно поднимает и опускает, поднимает и опускает. Он пытается помочь ей, он приказывает руке подниматься вместе с ее усилием, он мысленно кричит своим мышцам: «Подъем! В атаку! Подъем!»

Но мертвая рука не слышит команд полковника.

Однако они не сдаются. Каждое утро – двадцать минут разминка обеих рук, пальцев, ног и спины.

Затем Лена берет его под спину и сажает в кровати. Это не так-то легко, в нем больше 90 кг живого веса плюс 7 титановых позвонков и штырей в шейном отделе. Но за четыре года ежедневных процедур у Лены появилась сила в руках и исчезли слезы в глазах, даже когда он просит ее выплакаться, она отрицательно качает головой.

Теперь предстоит операция посложней высадки парашютного десанта – пересесть с кровати в инвалидное кресло. Лена кладет себе на плечо его правую руку, в которой за четыре года тренировок удалось возродить жизнь в пальцах и в кисти, обнимает его за талию и – поскольку он уже может стоять на ногах от трех до семи секунд – поднимает на ноги, тихонько разворачивает и медленно, очень медленно сажает в кресло.

Выдох!

– Поехали…

Лена везет его в туалет и в душ. Душ он принимает, сидя в кресле, – Лена трет его мочалкой и моет, чистит ему зубы и бреет щетину на щеках и на голове.

Затем вытирает, одевает, пересаживает в инвалидное кресло с электромотором и – пока он смотрит по телику новости – готовит завтрак: кофе и тостики с сыром.

Сам он есть еще не может – левая рука не поднимается вовсе, а правая только сантиметров на 15, и Лена кормит его, как малого ребенка.

Но в 9.40 он кладет правую руку на пульт управления инвалидным креслом и катит в этом кресле к своему рабочему столу, к компьютеру. Он включает компьютер, и ровно в 9.45 через Интернет выходит на работу.

Первую половину дня полковник Вахренев работает бизнес-аналитиком по заказам крупной аналитической фирмы.

Алтай, июнь 1993

Ленина мама и отец Сергея – одноклассники, и летом 1993-го, когда выпускник Московского высшего пограничного училища Сергей Вахренев приехал с отцом-генералом на побывку к бабушке в алтайскую деревню Майма, полдеревни были званы за праздничный стол, в том числе вся Ленина семья. С этого дня стройная кареглазая красавица и статный молодой офицер еще год переписывались, а потом Лена решилась – прилетела к Сергею на Камчатку, на его первую погранзаставу, и стала его женой.

Через год, в 1995-м, родился Денис, а еще через несколько месяцев они – уже втроем – уехали в Москву, в Академию федеральной пограничной службы России.

Чечня, 1999 год

Аналитика – это его призвание, не зря сразу после академии его направили в оперативный отдел Штаба Северо-Кавказского военного округа. В ту пору граница Чечни с Грузией была огромной – на 88 км – дырой, и через эту дыру оттуда, из Грузии, потоком шли в Чечню наркотики и оружие, а из Чечни в Грузию – рабы, проститутки, нефть и золото. Под руководством начальника штаба Вахренев стал одним из основных разработчиков строго секретной операции «Аргун», призванной законопатить эту дыру, зашить ее и задраить.

Операция готовилась не один месяц, нужно было с воздуха и с земли определить все до единого маршруты боевиков, координаты их высокогорных баз и складов. И только после этого по всем этим точкам был нанесен ракетный удар. А вслед за этим массированным зубо– и горно-дробительным ударом на высокогорные базы и на головы опешивших боевиков были с помощью «Ми-8» и «Ми-24» выброшены 400 десантников, и половиной этих штурмовых групп командовал майор Вахренев. «Чехи» яростно защищались, но были просто смяты элитными ДШМГ и позорно бежали, оставив все ключевые высоты и перевалы, тонны оружия, снаряжения и наркотиков. Операция прошла настолько успешно, что все 88 км границы перешли под контроль российских войск, за что Хаттаб собственноручно расстрелял несколько чеченских полевых командиров, а Вахренев получил свою первую боевую награду – медаль Суворова.

Но это было лишь началом самой главной и самой трудоемкой работы – развертыванию погранслужбы на всех этих 88 километрах скал, ущелий, высокогорных зарослей и пропастей. Взвалив на себя по 40 кг экипировки плюс пулеметы, автоматы, гранатометы, средства связи и сухой паек, они уходили на заснеженные высокогорные перевалы, где сооружали свои блокпосты и заставы, жили в палатках при 20-градусном морозе, кормили вшей, спали по 4 часа в сутки и отражали попытки боевиков отбить границу…

Голицыно, сегодня и каждый день

Да, аналитика – это его призвание, и теперь, когда во всем его большом и молодом теле ему подчиняется только мозг и кисть правой руки, это еще очевидней. К сожалению, секретность заказов на аналитику крупных фирм сродни секретности армейских операций, и потому я не имею права рассказывать о том, чем конкретно он занимается первую половину дня. Зато…

– Здравствуйте! Я администратор компании «Ваш репетитор». Как у вас прошло занятие с учителем?

– Знаете, мы не очень довольны…

Да, после обеда Вахренев включает «Skype» и выходит на свою вторую работу.

– Пожалуйста, уточните, в чем проблема.

– Понимаете, репетитор – студент МВТУ, он очень молод, и наша дочь в него влюбилась. Сделайте что-нибудь.

– Понял. Не огорчайтесь. Я переведу его на другой заказ. А вам пришлю репетитора-женщину.

Или:

– Сергей Васильевич, дорогой, это профессор N. Вы меня назначили репетитором к пацану, который беспрерывно сует в нос все, что попало! Палец, карандаш, свечку! А сегодня засунул степлер, и этот степлер сломался! Переведите меня от него…

…Будь я хозяином телеканала, я бы сделал Вахренева телевизионным репетитором всех детей России…

Но в 16.00 в комнату снова заходит Лена и говорит, что все, рабочий день окончен. Да он и сам чувствует, что устал немерено, спина задубела и саднит, а голова гудит. Он выключает компьютер и поворачивает свое кресло к кровати. Лена опять поднимает из этого кресла все 90 кг любимого мужчины, тихонько разворачивает, осторожно сажает на кровать и укладывает на отдых.

В это время приходит Денис – после школы и секции рукопашного боя. Высокий и стройный пацан с выправкой потомственного, в третьем поколении, офицера первые навыки самбиста получил от отца еще в семилетнем возрасте и собирается тоже стать пограничником. Потому что граница – это и у деда-генерала, и у отца-полковника нечто святое, почти сакральное.

Хинган, Дальний Восток, китайская граница, 9 июня 2005 года

С ночи зарядил проливной ливень, просто стена дождя.

Но встреча с китайскими пограничниками была назначена загодя, и не может командир русского погранотряда из-за какого-то дождичка звонить китайским коллегам и переносить встречу.

Служебный «уазик» полковника Вахренева выехал из военгородка на рассвете и, тараня ливень, покатил в горы. По дороге Вахренев планировал проверить несколько таежных погранзастав – в его подчинении на 650 км русско-китайской границы было почти 3000 солдат и офицеров. Он сам сидел за рулем, водитель с биноклем и оружием сидел рядом, сзади ехали его штабные офицеры.

Дорога, как вы понимаете, не асфальт и даже не щебенка, а размокшая колея, проложенная вдоль границы по таежному бурелому, горным осыпям и скальнику. Местами потоки дождевой воды превратили ее в бурые реки, полные мусора и грязи. По этим потокам «уазик», натужно ревя, карабкался все выше и выше, полз от одной заставы к другой. Набросив плащ-палатку, Вахренев принимал рапорты начальников застав, бегло осматривал караульные помещения и катил дальше – время поджимало.

На очередном перевале переднее колесо «уазика» попало в яму, закрытую водой, и машина, кувыркаясь, сорвалась с обрыва в двадцатиметровую пропасть.

Упали на крышу, но боли он не почувствовал никакой, поскольку при переломе шейного отдела позвоночника пресекаются все нервные каналы, связывающие мозг с телом. Просто понял, что не чувствует ни рук, ни ног и не может шевельнуться, поскольку тела уже не ощущает. А затем и вообще потерял сознание – легкие перестали подавать в мозг кислород.

Но слава Богу, водитель отделался ушибами, а его штабные офицеры вызвали вертолет, и он очнулся уже в Хабаровском госпитале, в реанимации. Очнулся и понял, что не может даже пальцем шевельнуть, не то что головой.

– Практически от меня остались только мозги, все остальное было уже не мое. В горле трубка, через которую аппаратом качали в легкие воздух, в плече, под ключицей тоже трубка, через нее подавали в сердце дофамин, чтобы оно продолжало работать. Ну и в животе катетер с мочеприемником. При таких травмах уже не живут, доктор Сахно, начальник реанимации, мне так и сказал: ты, говорит, меня слышишь? Я ответить не могу, только ресницами моргаю. Он говорит: пока живой, поспеши выбрать квартиру для жены и сына, у тебя, говорит, есть на это пару недель. А сам жену ко мне не пускает – зачем, мол, ее травмировать, все равно я уже не жилец, так пусть она меня помнит молодым и красивым, а не овощем на каталке. Ну вот, я лежу один, а это реанимация – каждый день то справа кто-то умер, укатили в морг человека, то слева. И соответственно, места у стенки освобождаются. А я в центре, посреди палаты – эдакая голова профессора Доуэля, все вижу и понимаю, а тела как бы и нет. Медсестры: давай мы тебя к стеночке передвинем. А я мычу: нет, у меня место счастливое, я же тут не умираю. Смотрю – на соседнюю койку девушку привезли после автомобильной аварии, у нее перелом шейных позвонков еще хуже, чем у меня, – у нее еще и зрение отказало. То есть она лежит, как и я, не шевелясь, но в темноте, ничего не видит. Я смотрю на нее и думаю: так мне же повезло! Я – зрячий! Короче, врачи знали, что у меня нет шансов выжить, но я-то этого не знал! И стал бороться за жизнь, как лягушка на дне кувшина, которая воду в сметану сбивала, чтобы выбраться. Не знаю, что помогло – то ли, как у Джека Лондона, жажда жизни, то ли то, что я мастер спорта по рукопашному бою, призер армейских олимпиад и не привык сдаваться. И вот неделя проходит – я не умираю, вторая, третья. Через месяц Сахно говорит: «Ты, мужик, чего, жить собрался?» Я ему ресницами – мол, ага, конечно. А он такой: «Ну тогда запомни: если не заставишь сердце и легкие самостоятельно работать, то через три недели они напрочь атрофируются, и ты навсегда овощем останешься, на искусственном дыхании и дофамине, ты меня понял?»

Вахренев понял. Но как заставить сердце работать, а легкие дышать? Он стал пытаться шевелить плечами – по тысяче попыток каждый день. Врач посмотрел-посмотрел на это и стал отключать аппарат искусственного дыхания – для начала только на 30 секунд, пока Сергей не начинал задыхаться. Потом чуть дольше, дольше…

Так они принудили легкие работать и, как заржавевший мотор, с тысячной попытки запустили сердце.

А Лена…

В тот день, когда случилась беда, она на штабной машине примчалась с китайской границы в Хабаровск, в госпиталь, но Сахно не пустил ее к мужу, сказал, что Сергей не хочет ее видеть. Конечно, она не поверила и несколько дней провела в регистратуре, пока доктор не понял: такая мужа не бросит. Позже он объяснил ей, что если жена, поглядев на увечья мужа, больше к нему не приходит, то такие пациенты через несколько дней угасают и умирают.

После недельной осады Лена пробилась к Сергею – сначала ее пустили к нему буквально на несколько минут.

Она поселилась рядом с госпиталем (благо сын проводил летние каникулы на Алтае у бабушки), уволилась с работы («Все равно в банке все смотрели на меня, как могильными венками засыпали») и на два с половиной месяца превратилась в больничную сиделку при муже. Хотя он не чувствовал своего тела, его стали мучить фантомные боли – так у человека с ампутированными ногами вдруг возникают боли в ногах. Его мучили боли в спине, и, помимо стандартных процедур по уходу за лежачим, нужно было постоянно переворачивать его в кровати со спины то на один бок, то на другой.

– Я лежал бревном весом под сто кило, она бралась двумя руками за край простыни, упиралась ногой в кровать и тащила простыню на себя…

Через три месяца даже скептик доктор Сахно решил, что с такой женой и при такой силе воли он – черт возьми! – может выжить. И отправил их обоих в «Голубое» – Центральную клиническую больницу по восстановительному лечению под Москвой.

«Голубое», Московская область, 2005–2007

Я считаю, что для таких жен правительство обязано учредить особый орден «За милосердие» или просто «За героизм». Потому что медаль «За отвагу», орден Мужества или звезду Героя мужчина может получить за короткий, порой даже минутный подвиг, за отчаянный порыв смелости и спонтанную храбрость. Но как оценить подвиг женщины, которая годами и круглосуточно привязана своей любовью к мужу, прикованному к постели или к инвалидному креслу?

Я где-то слышал о курсах подготовки молодых мам к рождению ребенка. На них девушке дают в руки пятикилограммовую куклу, которую невозможно отложить ни на минуту – кукла начинает орать и пищать, как дитё. Те, кто смог 24 часа продержать эту куклу на руках, получают сертификат «будущей мамы» и уверенность в том, что справятся с обязанностями матери.

Лена уже четыре года неотлучно ухаживает за Сергеем, она буквально достала его с того света, выносила и выходила на своих руках, и в «Голубом», помимо ритуального ухода – умыть, накормить, убрать, – с первого дня и на протяжении полутора лет ежедневно возила его из палаты в спортзал. Там вместе с опытными инструкторами она часами занималась с ним лечебной физкультурой – поднимала и опускала ему руки и ноги в надежде вызвать в них хотя бы пассивный импульс, чтобы потом этот импульс перешел в активную форму. По тысяче раз каждый день, даже когда у нее самой был грипп и температура.

И через полтора года правая рука Сергея ответила, стала шевелить пальцами!

– А еще у меня была беда – голос. Трубку из горла вытащили, пробую говорить, а голос писклявый, как у девочки! Ужас! Полковник с голосом педика! Что делать? И стал я на все «Голубое» песни петь. «Броня крепка и танки наши быстры!», «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих», «Вставай, страна огромная!». Такие песни, как вы понимаете, невозможно петь педерастическим голосом. И голос вернулся…

А еще через два месяца Лена позвонила в Хабаровск доктору Сахно:

– Дорогой Александр Всеволодович, Сережа встает!

И он действительно начал вставать – опершись на Ленино плечо и на плечо инструктора, он даже смог пройти от одной стены палаты до другой!

И тогда к нему стали возить «спинальников» и «колясочников» из других палат. Тех, кто сдался, впал в депрессию, махнул на себя рукой. Одним из таких был дагестанец-спецназовец старший сержант МВД Ибрагим N., кавалер ордена Мужества, получивший в бою такую же, как у Сергея, травму позвоночника. Пылкий кавказец, он сказал Сергею в упор:

– Я нэ буду жить! Я был тигр по жизни! А теперь я никто. Нэ хачу жить!

– Если ты по жизни тигр, – ответил ему Сергей, – то ты и в инвалидном кресле будешь тигр. А если ты по жизни осел, то и на двух ногах будешь осел.

Эта простая мысль так глубоко поразила Ибрагима, что он тут же позвонил родственникам в Дагестан и объявил, что он был, есть и будет тигром! И сегодня у него уже работают обе руки, и там, в Дагестане он строит дом, растит с женой их дочку и даже в инвалидном кресле «строит» всех своих родственников!

– Знаете, в «Голубое» каждый день поступали тяжелые, – рассказывает Вахренев. – Кто с поломанным позвоночником, кто без ног. Я их проверял на прочность таким анекдотом. В реанимации пациент говорит врачу: «Доктор, я ходить буду?» Доктор: «Под себя будешь». – «А плавать буду?» – «А это уж как будешь ходить…» Ну, кто смеялся, тот, я считал, будет бороться за жизнь, а кто кривился…

Еще одним «коллегой» и другом Сергея и Лены стал в «Голубом» старший лейтенант Z. из Краснодара. 31 декабря 2004 года в Чечне, в бою с боевиками он во время атаки получил пулевое ранение – пулеметная пуля калибра 7,62 мм прошла через челюсть в позвоночник. То есть состояние такое же, как у Вахренева, – все тело парализовано, кровь заливает горло. А вокруг – бой не на жизнь, а на смерть.

– Лежу на земле, все вижу и слышу, – рассказывал он Сергею и Лене, – а ни позвать кого, ни шевельнуться не могу. Тут кто-то из наших мимо бежит, видит меня на земле и говорит: «Да, плох ты, братан! Но потерпи, счас мы их сделаем и вернемся». Шарах мне антишоковый укол пентанола и дальше побежал. Ну, у меня от пентанола крыша поехала, а вокруг народ все воюет, пулеметы грохочут, гранаты рвутся. Тут второй бежит: «Ты как? Худо тебе? Потерпи, братан!» Шарах мне второй укол пентанола и дальше побег, в атаку. Я лежу, думаю: третья доза пентанола смертельна, но как им сказать?

Старлея, как и Вахренева, выходила, вынянчила и вернула к жизни его жена.

– Она у него маленькая, хрупкая. Как она 100-килограммового мужа на себе таскала – это надо было видеть! – говорит Елена Вахренева. – Два года мы с ней в «Голубом» за своих мужей боролись, потом она его в Краснодар увезла, но мы до сих пор созваниваемся – и с ними, и с Ибрагимом. У старлея тоже левая рука еще не работает, но правой он уже может сам и есть, и телефонную трубку держать…

Когда-то, лет сорок назад в очерке Василия Пескова об одном сибирском, кажется, охотнике-инвалиде меня поразила и на всю жизнь запомнилась простая мысль. Песков писал, что когда рядом с нами живут такие люди, то можем ли мы – зрячие, здоровые, с двумя руками и на двух ногах – жаловаться на жизнь, скулить, предаваться отчаянию или укорять судьбу за какие-то трудности или кризисы!

И до тех пор пока в России есть такие женщины, как Лена Вахренева и ее подруги из Краснодара и Дагестана, все мужчины-иностранцы должны и будут завидовать российским мужчинам и… увозить отсюда русских жен. Да, это никакая не новость, сотни лет иностранные короли и принцы увозили из России русских невест, а теперь это приобретает и массовый характер – может быть, потому, что мы недостаточно их ценим, даже Президент выделил таким женам-подвижницам аж 1200 рублей в месяц – президентское пособие по уходу за их героями-мужьями!

Уважаемые Дмитрий Анатольевич и Светлана Владимировна, вдумайтесь: кавалер ордена Мужества, старший лейтенант и боец специального назначения, выполняя приказ своего Президента и Главнокомандующего по защите Отечества, отдал Родине ровно половину своего тридцатилетнего тела, парализованного теперь от груди до пят. Его молодая жена, выполняя обязанности круглосуточной, без выходных и отпуска, сиделки по уходу за Героем, не может отлучиться от него ни на час, то есть не может устроиться ни на какую работу – разве что бросить его и уйти к другому, здоровому. И вот за эту, повторяю, жертвенную вахту до конца своей жизни она получает 1200 рублей в месяц, то есть сорок рублей за 24 часа круглосуточной работы или меньше двух рублей в час!

Нет, я понимаю, что Родину, Президента и мужа любят не за деньги. И все-таки 1200 рублей президентского пособия – это не слишком ли скромно для Президента-то России?