Текст книги "Меня зовут Клементина"

МЕНЯ ЗОВУТ КЛЕМЕНТИНА

Все эти люди приходят ко мне в дом. Кто– то чаще, кто– то один раз в год. Иногда я путаю, кто приходит чаще. Но конечно, я их замечаю. Один из них живёт в моём доме постоянно. Кажется, это мой муж.

Когда бы я ни вышла из своей комнаты, я знаю – он где– то поблизости. Это хорошо, ведь сама я вряд ли справилась бы с обилием вещей, которыми заполнены все комнаты. Иногда я не понимаю, зачем их так много. Наверное, поэтому большую часть времени я провожу, перекладывая их с места на место. Каждое утро я надеваю чёрные гамаши и красивое цветастое хлопковое платье. На голову повязываю лёгкий хлопковый платок. Каждый день – одно и то же. Зачем нужны все другие вещи – сейчас я не могу сказать. Чтобы занять себя чем– то, я сажусь на стул и ровными слоями раскладываю ту одежду, которая есть в моём доме.

В нём я живу очень– очень много лет. Сначала кладу платье. На него потихоньку складываю носки, перчатки, колготки. Сверху накрываю всё треко, брюками, юбками. Ещё одно платье сверху. Слой получается внушительный. Если после понадобится что– то, просто так ни за что не найти.

Также в доме полно других разных мест. Туда легко помещаются носки, платочки, газеты. Их удобно укладывать слоями, накрывать чем– нибудь сверху. Даже если кто– то сядет сверху, почувствовать, что внутри что– то есть почти невозможно.

Рядом с моим домом большой огород. Раньше я работала там до потери сил, но сейчас сил не осталось вовсе. Поэтому когда я заканчиваю перекладывать вещи в моём доме, я беру костыль и обхожу огород по узеньким тонким дорожкам и вокруг дома. После сажусь на лавочку и отдыхаю.

Когда мой муж говорит, что пора обедать, мы идём на кухню. Меня зовут Клементина, и мне 81 год. Раньше я могла приготовить столько еды, что хватало на всю семью, 10– 15 человек. Когда наступало лето, дети и внуки съезжались в мой дом и оставались здесь надолго. Сейчас, даже когда наступает лето, не приезжает никто. Наверно потому, что я стала совсем старой и разучилась готовить, или потому, что у каждого свои дела.

Мой муж чистит картошку и кидает её в кипящую воду. Потом мы обедаем. Мне нравится варёная картошка. Она горячая и вкусная, и её можно есть с чем угодно. Потом мы пьём чай. Я сама мою посуду, аккуратно расставляю тарелки в шкафу и иду в зал. Там мы смотрим телевизор. В нём можно увидеть очень много людей. Они улыбаются и приветливо говорят с тобой. В наш дом редко кто– то приходит, и большую часть времени поговорить почти не с кем. Поэтому я делаю телевизор погромче и внимательно наблюдаю за этими людьми.

Ещё улыбчивые и приятные люди есть в журналах и газетах. Их также много в нашем доме. Обычно по утрам, когда я просыпаюсь и заправляю свою кровать, я беру журналы с прикроватного столика и раскладываю на покрывале и на окнах. Так в моей комнате становится веселее. Молодые красивые девушки и парни смотрят на тебя, и уже не чувствуешь себя так одиноко. С ними тоже можно поговорить, если станет совсем скучно. Только вот ответить они не могут.

А когда– то у меня были братья и сёстры. Они жили отдельно, и у каждого была большая семья. Сейчас их уже нет в живых. Мои родители умерли и того раньше. Пройдёт какое– то время, и мне также придётся умереть. Сейчас я об этом почти не думаю. И мой муж наверное тоже. Зачем думать о том, что настанет ночь, если она настанет и так. Вот так мы и живём в нашем старом доме. Каждый день мне дают пить таблетки. Я пью их. Я не могу сказать, что не стану их пить и что из– за них моя голова болит еще сильнее, потому что давно не могу сказать всего, что думаю.

Почему– то слова путаются на языке и получается сказать не больше трёх слов из того, что хотелось. Поэтому таблетки я пью регулярно, три раза в день. Сейчас для меня проще выпить их, чем объяснить, чего я хочу.

А еще иногда меня сажают в такси и везут в больницу. Там меня смотрит врач в белом халате. Потом он выписывает новый рецепт на новые таблетки, и мы возвращаемся в наш кирпичный дом.

Вот так мы и живём. Дни проходят один за другим, почти не отличаясь друг от друга. Когда приезжает моя дочь, она варит обед, моет в доме пол, разговаривает со мной. Я слушаю её и часто улыбаюсь. Мне очень стыдно за то, что я больше не могу приготовить её любимое блюдо и накормить её. А ещё за то, что она должна постоянно ездить со мной к врачам и отпрашиваться с работы. Когда я теряю свой костыль, моя дочь ходит по всему дому и огороду вместе с моим мужем, и обычно кто– то из них успешно его находит. Потом мы садимся обедать все вместе. Так намного веселее. Наша дочь рассказывает о том, что произошло у неё на работе, и всегда говорит очень громко. Потом она обычно уезжает к себе домой, и всё продолжается по– старому. Время снова идёт своим чередом. Если бы только она могла жить с нами всё время, может быть я не забыла бы всего, что знала.

Когда наступает вечер, я пью чай и иду в свою комнату. Раньше я всегда читала перед сном, но сейчас я почти не понимаю того, что написано. Я долго лежу с открытыми глазами, а потом засыпаю. В моём окне на чёрном– чёрном небе видны звезды, которые висят над нашим огородом. Сколько я помню, они были там всегда. Наверное, когда я умру, они тоже там будут. А больше всего мне жаль, что я не могу сказать того, что должна, потому что мне кажется, все смеются надо мной. Но я очень благодарна моему мужу за то, что он живёт со мной и помогает мне во всём, хотя он, в отличие от меня, помнит всё и ничего никогда не теряет.

Меня зовут Клементина. И когда– то мне было 28 лет. Тогда я и мой муж только поженились, наши маленькие дети бегали во дворе нашего дома, и впереди у нас была целая жизнь.

NOT ME.

AND NOT MY CAMERA.

Случилось так – в объектив моей фотокамеры попал ты. В тот день у меня не было цели запечатлеть тебя. Я просто шла по городу и фотографировала. Всё подряд. На земле у выхода из метро в самой пыли и грязи сгорающего от жары мегаполиса сидели бездомные. Их грязные босые ноги стёрты в мозоли, одежда обтрёпана, свалявшиеся волосы падают на давно немытые лица. Глаза уставлены в одну точку, губы как на автомате произносят заученную фразу «подайте кто что может ради Христа». На фотографии движений их губ не разобрать. Они словно замерли навсегда, протягивая руку. Вот женщина в белом платке склонилась, чтобы кинуть монету. Другие– спешат по неотложным делам. Их в большом городе всегда достаточно. Как правило, для того, чтобы не думать о том, что происходит рядом с тобой. Я тоже не думаю. Я просто иду по городу и фотографирую. Всё подряд.

Единственное спасение от жары – там, где не светит солнце. Спускаюсь в метро. Камеру держу наготове. В подземке всем абсолютно всё равно. Будь у меня в руках граната, обвязанная бантиком, никто не заметит. Главное – сохранять невозмутимый вид.

Люди столпились у платформы в ожидании поезда. Дежурная метрополитена в рупор объявляет о том, что за ограничительную линию заходить нельзя. Но в этом городе каждый сам себе хозяин. Никто не двигается с места. Впрочем, на фотографии это видно как нельзя лучше. Фигуры замерли, поток воздуха, вызванный приближающимся поездом, развевает волосы, взгляд высокого мужчины в сандалях и летних шортах устремлен в темноту тоннеля. Там пока трудно разобрать что бы то ни было. Ни очертаний вагона, ни тем более лица машиниста не видно. Лишь яркий свет разрезает темноту триллионами мелких лучей и застывает на лицах.

На моей фотографии они как прежде ждут. Главное, что поезд совсем рядом, и все они знают, что ждать осталось недолго. Мы заходим в вагон, и из одного конца города попадаем в другой. Находясь под землей, перестаешь чувствовать запахи. Кто– то перестает чувствовать вовсе.

Как косяк трески, готовый к нересту, толпа людей скапливается у входа на эскалатор. Отливающие светом плавники быстро двигаются, чтобы побороть морское течение – люди в толпе покорно ждут, пока настанет их очередь. Хотя, ждут далеко не все. Кто– то пролезает без очереди, кто– то поднимается пешком, не желая терять драгоценное время. Если подумать, в жизни всегда так и происходит. Слева – яркий красочный плакат привлек внимание маленького мальчика. Мужчина в деловом костюме с портфелем возглавляет восхождение тех, кто не привык ждать. Все остальные – неподвижно стоят, поддавшись неведомой силе, неумолимо двигающей их вперёд. Каждый из них давным-давно забыл о том дне. Но только не я. И только не моя камера.

Мне кажется, вещи обладают долгой памятью. Время не исчезает, а просто идёт по кругу. Человек ещё не осознал, что изобрёл. Гаждеты третьего тысячелетия, упростившие нашу жизнь в десятки и сотни раз, обладают силой, о которой пока не знает никто. Так, как из памяти человека невозможно стереть ни одно событие, даже то, о котором он сам кажется уже забыл, – невозможно стереть информацию из памяти какого– то устройства. Даже если периодически нажимать на кнопку “DELETE”, чтобы её почистить. Где– то глубоко– глубоко, на стенках микросхем оседают коды из чисел – слова, звуки, изображения. Именно там замирает время, за которым все хотят угнаться. Так и моя камера хранит воспоминания обо всех, чьё изображение хотя бы на долю секунды было передано на её матрицу. Глаза, жесты, улыбки, обрывки фраз.

В древние времена люди боялись фотографироваться. Считали, что с каждым сделанным снимком время их земной жизни сокращается. Думаю, в какой – то степени они были правы. Каждая камера, в объектив которой вы попадаете, сохранит воспоминание о вас. И даже если ваша жизнь ничем не примечательна для остального мира, она уникальна, и информация, которая остается после вас на микросхемах фотоаппарата, будет отличаться от других. Ничто не проходит бесследно.

В тот день случилось так – в объектив моей фотокамеры попал ты. Тогда у меня не было цели запечатлеть именно тебя. Я просто шла по городу и фотографировала. Подумала – этот день будет не вернуть, и это единственное, что я могу сделать. Я надела сандалии, вышла из дома, села в автобус, доехала до станции метро. На земле у входа в метро сидели бездомные. Домой я вернулась уже под вечер. Теперь этот день мне никогда не забыть. На снятых кадрах оказались сотни лиц, десятки событий и судеб. Я внимательно вглядывалась в каждого. Ничего, казалось бы, особенного. Обычные сцены из жизни шумного мегаполиса. Но чем больше я пересматривала снимки, тем чаще обращала внимание на тебя.

Проходило время, и мне казалось, мы встречались с тобой до этого. Мимоходом на улице, на собрании в университете, в прошлой жизни – не знаю. Твоё лицо снилось мне, я искала его в толпе. Мне хотелось увидеть тебя и понять, что в тебе такого особенного. Но если живёшь в городе с населением в десятки миллионов человек, будь уверен, того, кто сидит с тобой рядом в метро, ты больше никогда в своей жизни можешь не увидеть.

Мне повезло. Я знаю, как ты выглядишь. Моя камера знает о тебе и того больше. Когда– нибудь, я знаю что так оно и будет, хотя бы потому, что сейчас в этом смысл всей моей жизни, мы встретимся вновь. Именно поэтому я повсюду ношу свою камеру. Даже если я не узнаю тебя, она обязательно распознает килобиты твоей информации из тысяч других, и даст мне знать.

Когда это будет – завтра, через неделю, месяц, через десять лет – я не знаю. Но знаю одно – если ничего не делать, ничего и не будет. Вот почему каждый день для меня особенный. Ведь я знаю то, чего не знают и не хотят знать другие – он больше не повторится. Никогда не будет точно, таким как был. Может быть, кто– то о нём никогда и не вспомнит больше. Но только не я и только не моя камера.

АЛИ

– Это молоко верблюд, очень хорошо для кожа, давай попробуй, надо сюда помазать.

Али старательно наносит густую массу на левую щёку Наташи.

– Надо оставить так на 10 минут. Потом сравнивать. Это молоко верблюд. Очень хорошо для кожи. Становиться очень молодой. Есть духи. Хочешь духи? Королифа Нефертити, королифа Клеопатра.

Али даёт понюхать разные бутыльки с душистой водой и надписями с арабской вязью.

– Тебя как зовут, Наташа?

– Лена.

– 100 миллилитров всего 10 долларов. У нас самый дешевый. Мой брат привозить из Каиро. В старом городе 40 доллар, на рынке 30 доллар, у нас самый дешевый. Почему не купишь, 10 долларов – это что, дорого? Купи, на удачу, денег нету Али.

– Потом купим, когда уезжать будем, надо деньги экономить.

– Точно купишь, обещаешь? Есть масло жажоба, сандал, лаванда. Каталог смотри. Можно выбирать, пробовать. Разные бутыльки наливать. Не надо смывать. Молоко верблюд делать кожа совсем молодой. Красивая будешь. Муж Россия есть?

Моя жена from Ливия. Работать армия. Армия, Кадзафи, знаешь Кадзафи? Армия таф– таф.

Ноу президент Ливия.

Жестом Али приставляет воображаемый пистолет к виску, стреляет.

– Кадзафи, армия таф– таф, нету больше жена Али.

Босые грязные ноги Али, стёртые в мозоли, загорели частично. В декабре в Египте продолжается лето. Днём до заката солнца температура 24-27 градусов. Ночью дуют ветра и становится холодно. Но на зимнюю одежду денег тратить не приходится никому.

– В Арабеск в Иран, Египет, Тунис – всё плохо. Мумбарак знаешь? Нету сейчас Египет президент.

– А дети есть у вас?

– Двое детей. Они сейчас у mother, в Каиро.

– У бабушки, у вашей матери?

– Да, у бабушка, два сына.

В Египте для туриста открыты любые двери. Туристу рады, его встречают с радостным взглядом и распростертыми обьятиями, ему заваривают чай в лучших восточных традициях и усаживают на самое почетное место. Каркаде, гуава, желтый чай, лимонник. Цены, итак низкие, каждый турист старается сбить по инерции.

– Почему не купишь? На удачу! 10 доллар – это разве много?

Экономический уровень страны определить очень просто. В местных магазинах кроме чая, фруктов и дешевых сувениров нет ничего. Уровень самих магазинов также далек от высококлассного. Кто– то продает масла, духи, крема, кто– то полотенца, тапочки для купания на кораллах, водолазные маски, кто– то – статуэтки с изображением древних египетских фараонов и пирамид, брелки, магнитики, крошечные саркафаги с малюсенькими аккуратно завернутыми в бинты уменьшенными копиями мумий древних царей, кто– то – специализируется на чае и специях. На этом перечень товаров заканчивается, и все остальные лишь в точности повторяют ассортимент предыдущих.

– Работа что? Египет нравиться? Муж Россия есть?

Время в Египте течёт по– особенному. В декабре темнеет часа в четыре, город покрывает тьма, холодный ветер начинает дуть сильней. Тогда туристы покидают свои отели и отправляются за покупками. Там они обязательно остаются на чай у кого– нибудь из местных торговцев. Так коротать декабрьские вечера в чужой стране гораздо приятнее.

– Кадзафи знаешь? Армия таф– таф. Нет больше жена Али.

Глаза Али не меняют своего выражения. Он продолжает твердо смотреть перед собой, время от времени поднимая стакан с чаем и делая глоток. Королифа Нефертити, королифа Клеопатра, Лейла, Фатима, жожоба, сандал. 10 доллар – это разве много? Работа что? Муж Россия есть?

Молоко верблюд очень хорошо для кожа, давай попробуй, надо сюда помазать. Надо оставить так. Потом сравнивать. Это молоко для кожа. Станешь очень молодой. Мой брат привозить из Каиро. У нас самые дешёвый.

I FIND YOU

– Любая девушка в Египте, которая работает на курорте, потом не сможет удачно выйти замуж. Эта работа не считается очень хорошей. – Валид останавливается, чтобы сделать затяжку. Большинство арабских мужчин не курит табак. Но курить кальян – совсем другое дело.

– В этой песне поётся о том, что девушка встретила парня, и они полюбили друг друга. Теперь они могут переписываться и звонить друг другу каждый день. Пока они помолвлены, они узнают друг о друге всё, что нужно, познакомятся с родителями. А через год или два, если никто из них не передумает и не разорвет помолвку, поженятся.

Девушка и парень в национальных костюмах выходят на открытую площадку. Они пластично движутся под музыку и держат друг друга за руки.

– Конечно, и она тоже выйдет замуж, – произносит Валид, указывая на танцовщицу посредине сцены, – но только за такого же как она.

Порывы сильного ветра поднимают полы одежды танцоров, бросают пряди волос на лицо девушки. Гирлянды мигают на ветру, ветром сдувает со стола салфетки.

– А в этой песне парень поет о том, что завел аккаунт на фейсбуке и хочет добавить в друзья девушку. Она такая красивая, что он влюбился в неё без памяти. Но она не отвечает ему, и он не знает, как ему быть.

– А это танец бедуинов.

Одетые в белые национальные костюмы парни танцуют, встав в два ряда. Валид произносит фразу, делает затяжку и продолжает непрерывно следить за действием. Вслед за бедуинами на сцену выходит египтянка в открытом одеянии. Широкая юбка с разрезами едва прикрывает её обнаженные ноги, босые ступни передвигаются в такт звучащей мелодии.

– Никто из сидящих здесь не думает о музыке. Все думают о её теле.

– Мне нравится здесь. Мои родные живут в Каире. Я далеко, но я могу звонить им каждый день. Мне здесь хорошо. До этого я работал в ресторане. Я итальянский шеф– повар. Могу готовить почти все итальянские блюда. Какие угодно. Но сейчас не сезон и там мало платят. Поэтому я перешел работать в торговлю. Мне нужно там поработать. Я должен узнать, как там всё изнутри устроено, потому что в будущем хочу открыть свой собственный магазин. Это лишь дело времени. Я говорю на арабском, английском, но сейчас я знаю, что мне нужно учить русский. Сюда приезжает очень много туристов из России.

Постой, можно я спрошу у тебя кое– что прямо сейчас? Это очень серьезно. Но ты можешь ответить мне завтра.

Все эти дни, когда ты приходила ко мне в магазин, и мы учили русский, мне было очень хорошо. Я так радовался тому, что ты приходишь ко мне, что мы можем просто поговорить, что с удовольствием готовил все уроки. Мы разговаривали, и до этого дня ты была для меня только моей учительницей. My teacher!

Но сегодня, когда мы пошли гулять, когда мы сидели там, в кафе, когда ты рассказала о своей семье, я понял кое– что. Я понял, что мы тобой очень похожи, что мы с тобой думаем одинаково. You understand me?

Я живу далеко от своей семьи, а ты – далеко от своей. Нам обоим нравится такая жизнь. I like your mind! I like you! То, что ты рассказала мне сегодня о своих родных, как ты о них рассказала – больше о тебе ничего знать и не надо. Я уже итак знаю всё, что нужно мне. Мне этого достаточно. Я тебя нашёл. Ты понимаешь? I find you! Именно такой я всегда представлял себе девушку, на которой женюсь. Like you! Мы с тобой, конечно, знакомы совсем недолго, но это ничего. Сегодня или завтра мы можем обручиться. Потом ты уедешь. Мы будем писать друг другу и звонить каждый день. Ты можешь приехать ко мне ещё, я познакомлю тебя со своими родителями, сёстрами, ты можешь остаться жить у них сколько захочешь. Если потом кто– то из нас передумает, мы можем разорвать помолвку. А если нет – поженимся через год или два. Когда мы станем мужем и женой, ты можешь не работать совсем. Или можешь работать. У нас в Египте женщина может выбирать. Если не захочешь, я буду содержать тебя. Если захочешь, будешь работать где угодно. Можешь делать всё, что захочешь. Там, у родителей, у меня есть свой отдельный дом. Мы можем жить там, или ты можешь оставаться там в любое время. Никто тебе ничего не скажет. Через месяц я пришлю тебе 500 долларов, и ты приедешь ко мне опять. Хорошо? За это время мы познакомимся поближе, я найду тебя в Интернете, я буду звонить тебе! You understand me? Я точно смогу открыть своё дело, поверь мне: если я чего– то захочу, я обязательно сделаю это. Тогда ты сможешь оставаться дома с детьми, и тебе не придётся работать.

Давай сядем сюда. Подожди, не уходи никуда, я сейчас.

Арабское небо будто нависает над головой. Яркие звёзды кажутся на расстоянии вытянутой руки. Полумесяц, словно кусочек жёлтой дыни, уютно расположился между светящимися комочками. Листья финиковых пальм шелестят на декабрьском ветру в темноте.

– Дай мне свою руку, – вдруг раздается голос появившегося из темноты Валида, – левую. Мы можем обручиться прямо сейчас! Это кольца из моего магазина. Я надену кольцо на твою руку, а ты – на мою. Это не значит ничего. Это просто знак того, что мы хотим быть вместе. Понимаешь, я раньше не встречал такой как ты! You understand me? Ты не такая! I like your mind! Дай мне свою руку!

Если после кто– то из нас передумает, мы можем запросто разорвать помолвку. Здесь в Египте все так делают. Ты можешь не давать мне ответа сейчас. Подумай до утра. Завтра я буду ждать тебя. Я могу взять выходной на целый день, и мы поедем на Наама Бэй или пойдём на пляж. Просто побудем вдвоем. Когда ты улетаешь? У нас будет целый день!

Все эти дни, когда ты приходила ко мне в магазин, и мы учили русский, мне было очень хорошо. Я так радовался тому, что ты приходишь ко мне, что мы можем просто поговорить, что с удовольствием готовил все уроки. Мы разговаривали, и до этого дня ты была для меня только моей учительницей. My teacher! Но сегодня, когда мы пошли гулять, когда мы сидели там, в кафе, когда ты рассказала о своей семье, я понял кое– что. Я понял, что мы с тобой очень похожи, что мы с тобой думаем одинаково. You understand me? Больше о тебе ничего знать и не надо. Я уже итак знаю всё, что мне нужно. Мне этого достаточно. Я тебя нашёл. Понимаешь, я до этого не встречал такой как ты.You understand me? I find you!

SALSA

Ты спросил, хочу ли я научиться танцевать salsa. Да я просто мечтала о том, чтобы кто-то просто спросил меня об этом.

Ровно день. Ровно столько прошло с того момента, как я узнала о твоём существовании. Просто зашла на сайт. Просто увидела твоё фото. Просто написала. Обычно я этого никогда не делаю. Обычно я просто не нахожу на таких сайтах тех, кому тут же хочется написать. Обычно. Но вот я увидела тебя, и что– то во взгляде твоих глаз сказало, это можешь быть ты.

Такое дело – твоё второе фото, которое ты разместил под первым, было не очень. Если бы оно было первым, если бы оно стояло под заголовком твоего объявления, я ни за что не написала бы тебе. Но оно было вторым, и я написала. Вчера. А ты тотчас ответил. Сказал что– то приятное и спросил про сальсу. Я как раз думала об этом недавно. Даже если ничего не выйдет, может быть просто станцуем вместе. Может быть.

Прошел только день. А я уже целые сутки думаю о тебе. Думаю не о том, как ты выглядишь, нет. Только о том, что ты пишешь. И о том, что это так похоже на меня. Приятный сюрприз.

Сейчас говорить рано, да и просто не нужно, что это, для чего это и зачем. Но ведь это как ни крути хотя бы совпадение. В нужный момент зайти на нужный сайт, написать нужному человеку. А до этого долгие годы думать о том, что встретить свою судьбу можно в любую секунду, в любой точке этого мира, в любой момент, нужно только верить, сильно верить всею силой души, и ждать.

Никто ведь не знает точно, как и где это бывает. Но люди находят друг друга. Эквадор, Куба, Испания, Бали, Индонезия, Ямайка. Миллионы, миллиарды людей шлют письма, нажимают на кнопки и верят. Долгие годы ложатся спать одни, пекут пироги и заказывают пиццу в одиночку. И вот однажды, в августе или апреле просто заходят на нужный сайт в самое обычное время.

После никто из них не знает, очередная ли это ошибка, сбой системы, самовнушение или помутнение сознания, но какое– то время, сутки, двое, неделю, до того момента, пока они не встретили этого человека в реальной жизни, пока не разочаровались или не поняли, что им наконец– то повезло, – до этого самого момента они снова живы, снова верят в мечту, снова молоды и счастливы. Просто этим вечером Бог, в этот момент их жизни ответил на их молитвы. Хотя бы на короткие семь дней.

Ты спросил, хочу ли я научиться танцевать сальсу. Просто спросил, хочу ли я научиться танцевать сальсу. Просто спросил. Но в этих словах было что– то, что не дает мне забыть тебя вот уже 24 часа. А ведь ты просто спросил, хочу ли я научиться танцевать сальсу.

Просто спросил, хочу ли я научиться танцевать сальсу.

Просто спросил.

САМАЯ ЛУЧШАЯ В МИРЕ ДОЧЬ

– Ни за что не связывай с ней свою жизнь. Вот увидишь, ты непременно пожалеешь об этом. Ещё вспомнишь о том, что я тебе говорила, и подумаешь, и почему я дурак её не послушал? Ведь предупреждала же! Заранее знала! Конечно, знала. Кому как не мне знать о ней всё? Всё до мельчайших подробностей. Ведь я её вырастила. Сама, вот этими руками заплетала ей косички, водила в сад. Да она была самой красивой девочкой в группе! Другие вон, на работу торопятся, хвостик завязать дочери некогда! А я каждое утро, да не было и дня, чтобы я этого не сделала, заплетала дочке косы. Да, она моя дочь. Именно поэтому никто кроме меня не знает, что для неё хорошо и что плохо. И конечно, я желаю ей только добра. Хочу, чтобы дочка вышла замуж, нарожала детей. Да не за кого попало, а за самого достойного. Обязательно за русского! Ну, или на крайний случай, за немца. Чтобы у него была достойная работа, квартира, машина, дача, чтобы могли себе позволить отдыхать заграницей, чтобы дети жили в достатке. Да ведь этого хочет любая мать. Не так ли? Каждая мать не желает для себя ничего, лишь бы дети её были счастливы. Этого хочу и я тоже.

Только вот, кажется, дочка моя этого совсем не хочет. Или, по крайней мере, делает всё возможное, чтобы этого не случилось. Никак не хочет работать по специальности. И как её втолковать, что так она сможет получить стабильную работу и не волноваться, что завтра окажется на улице? Целыми днями бегает по городу, работает по договору, гарантий никаких нет! Безусловно, она утверждает, что это именно Её, её призвание. Без этой работы она не сможет жить. Её непременно нужны все эти встречи, презентации, звонки с утра до поздней ночи. Да на неё же смотреть стало невозможно! От неё остались только кожа да кости!

Я уже перестала говорить ей обо всём этом. От неё же ничего не добьёшься.

– Я так живу! – вот её ответ на все мои возражения.

Она так живёт. Да живёт ли она? Ей некогда прочитать книгу, ей некогда полчаса потратить на полноценный обед, ей некогда выспаться.

Конечно, она не одна такая. Молодёжь в больших городах мчится вперёд– туда, вдаль, к большим заоблачным целям, к миллионным долларовым счетам в банке, к 2– тысячной строчке в своём портфолио. Дни, недели, годы проводит в стенах деловых высоток, жадно глотая крупицы офисного кислорода, расслабляясь с наушниками в ушах в прохладе подземки.

Нет, ни за что не связывай с ней свою жизнь. Настоящие дочери уважают своих матерей, они прислушиваются к тому, что говорит им их мать – женщина, девять месяцев носившая их под сердцем, кормившая их грудью, не спавшая месяцами ради них. Настоящие дочери иногда оглядываются назад, настоящим дочерям стыдно за то, что они делают.

Конечно, этот мир не изменишь. Все будут бежать вперёд ещё быстрее, ставить перед собой всё новые и новые цели. Только мы стареем и не понимаем того, что происходит.

Теперь у каждого в кармане 3G модем, заменяющий собой человеческое сердце. Люди, бегущие вперёд, мечтающие о долларовых счетах, вы плачете в кинотеатрах?

Когда в последний раз вы смотрели на созвездие Большой Медведицы? На зарево рассвета? И Красочный закат? Не случится ли так, что в тот момент, когда вы достигнете всего, к чему стремились, рядом уже не будет тех, с кем вы делали свои первые шаги?

Да, конечно же, ради всего святого прошу тебя, свяжи, свяжи с ней свою жизнь! Расскажи ей обо всём, о чём я рассказала тебе, вырви её из цепких объятий офисных лап и увези подальше за город. Укутайтесь в плед и молча, лежа в траве, целую ночь, встретьте рассвет.

Она совсем не плохая. Она самая лучшая на этой Земле, ведь она моя дочь. А знаешь, зачем она работает и день и ночь, почему ей некогда остановиться и подумать? Да потому что рядом нет тебя. И она боится, что если остановится, хоть на секунду, останется далеко позади. А другие безвозвратно уйдут вперёд.

На самом же деле только так ты сможешь её догнать. Ведь кому как не мне знать о ней всё? Всё до мельчайших подробностей. Ведь я её вырастила. Сама, вот этими руками заплетала ей косички, водила в сад. Она была самой– самой красивой девочкой в группе.

Она самая– самая лучшая дочь в мире.

РЕДАКТОРША

Она всегда приходит самой последней. Хотя должна приходить за час до начала. Она и сама знает это. Я уже много раз говорил ей об этом. Ведь знает, что на неё будут кричать и ругаться, и всё равно каждый раз приходит минут за пятнадцать.

Сегодня она влетела как вихрь. На ней было белое в красный горох платье. На поясе – красный ремень. А волосы как всегда собраны в конский хвост. По обыкновению она посмотрела на меня и, улыбнувшись, протянула флешку.

– Здесь титры и фотографии, – выпалила она. – Папка называется «20 марта».

– Я понял, – сказал я, не сводя глаз с её лица. – Ты как всегда поздно. И как всегда прекрасна, – хотел добавить я. Но промолчал.

Она опустилась в кресло рядом со мной и мы стали смотреть фотографии и нумеровать титры, – наше привычное занятие. Смотрели в Яндексе, как правильно написать название театра. Хотя ведь это её работа. А я помогаю ей, и даже не думаю противиться.

Украдкой я смотрю на неё. И всегда наблюдаю за тем, как она реагирует на разные вещи. Если речь в программе заходит о чём– то грустном, она переживает и сидит очень неспокойно. А я повидал на своём веку не одну редакторшу, и могу сказать, что все остальные вообще об этом и не думают.

Два часа эфира проходят быстро. Иногда нам удается поговорить о чём– то своём. Как– то она рассказала о фильме, который советует посмотреть. А я спросил, что она в нём находит.

Она имеет обыкновение задавать много вопросов. Может быть, она думает, мне это неприятно, но вообще– то я предпочёл бы отвечать на её глупые вопросы всю свою жизнь.

В конце она встает, и обычно уходит. Также быстро как пришла. И уже через минуту перестаешь чувствовать аромат её духов. Однажды она забыла на моём столе браслет. Теперь я ношу его с собой, и всегда жду, что она снова влетит как вихрь и, улыбнувшись, протянет мне флешку. Но больше она не приходила. Ни в этот, ни в следующий раз. Вместо неё пришла другая редакторша. Она никогда не улыбается и никогда не задает мне вопросов.

Однажды я спросил у неё, а куда делась та, другая, то есть ты. И вот тогда я узнал, что ты уволилась. И понял, что теперь ты никогда не придешь, и мы не будем спорить о том, как правильно написать название театра.

Ты всегда, всегда приходила последней. Хотя должна была приходить за час до начала. Эх, если бы только ты пришла ещё хотя бы раз! Хотя бы раз влетела за пятнадцать минут до начала! Тогда я сам проверил бы все твои титры, лишь бы на тебя не кричали, а после сказал бы то, что так и не успел сказать.