Текст книги "Моральные основы отсталого общества"

Монархия – лучший государственный строй, потому что король при ней – хозяин страны. Как хозяин дома, который, когда портится электропроводка, ее чинит. Он как отец заботится о своем народе. Своего ребенка ты всегда любишь больше, чем чужих, и делаешь для него тоже больше. Вот так и король заботится о своем народе. Ему хочется, чтобы народ его любил. Сам-то он народ любит. При республике страна – как наемное жилье. Свет погас, и ничего… дом же не твой. Стены идут трещинами – ну и пусть. Наниматель ничего не чинит. То же самое люди, которые управляют республикой. Им не интересно ничего приводить в порядок. Если что-то в стране идет не так, и их за это прогоняют, им и горя мало – карманы-то себе набить успели.

Позиции умеренных социалистов (Итальянской демократической социалистической партии) в Монтеграно слабы. Так называемые неофашисты (Итальянское социальное движение) влиянием не пользуются.

В Монтеграно не редкость внезапные переходы функционеров из одной партии в другую. Через полгода после того как он произнес приведенную выше тираду, секретарь Монархической партии заявил, что стал коммунистом. А еще несколько недель спустя он снова сделался монархистом.

Не менее удивительным представляется непостоянство избирателей. В избирательном округе, к которому относится Монтеграно, одиннадцать коммун. Какие-то победнее, какие-то побогаче, где-то земля находится в руках большего числа собственников, где-то – меньшего. Глядя со стороны, разница между ними не принципиальна – главное, что все они чрезвычайно бедны и изолированы от внешнего мира. При этом электоральное поведение жителей сильно различается от города к городу. Как видно из приведенной ниже таблицы, в 1953 году коммунисты получили в них от 2 до 46 процентов голосов, а на выборах 1956 года – от 2 до 79 процентов.

Электоральное поведение меняется не только от города к городу, но и от выборов к выборам в одном и том же городе. Например, в Аддо, где в 1953 году коммунисты получили больший процент, чем в остальных городах, до того уверенно побеждали христианские демократы, и они же снова победили в 1956-м. В то же время в городе «F» произошел резкий отток избирателей от центра налево. Такие внезапные перемены – не редкость на юге Италии.

Таблица 1. Доля голосов, отданных за левые, центристские и правые партии на региональных выборах 1953 и 1956 годов в избирательном округе, к которому относится Монтеграно, %

* * *

В Монтеграно и соседних коммунах, стоит человеку занять выборную должность, как избиратели сразу же ополчаются против него. Недавние сторонники заявляют – часто не без оснований, – что, усевшись в начальственное кресло, новоиспеченный чиновник зазнался, печется только о своей выгоде и берет взятки. На следующих выборах или, если получится, раньше они стараются воздать ему по заслугам. Лучший способ растерять друзей в Монтеграно – получить выборную должность.

Письмо представителя низшего класса Монтеграно своему другу за границу дает хорошее представление об особенностях политической жизни городка:

Мэр Винченцо Спомо в самом деле покинул пост. Это случилось месяца два назад. Но он ушел не потому, что сам захотел, а потому что его уволил городской совет.

Как ты знаешь, в совете было две фракции. Вернее, у христианских демократов там было две фракции, у каждой обо всем было свое мнение, и они никогда не могли между собой договориться. Спомо, как всегда, хотел устроить все так, чтобы вышло, как ему надо. Он думал, что все будет, как при прежней власти, но тут пришлось иметь дело с людьми образованными, у которых своя голова на плечах. Он такого не ожидал.

Та к вот совет и заседал. Когда Спомо предлагал что-то такое, что членам совета не нравилось, они раз выступали против, два выступали против, три… пока не добьются своего. И вот как-то на заседании его заставили подать в отставку.

Теперь я тебе кое-что про Спомо расскажу. В городе он никогда никому не нравился. Что хотел, то и делал. Помогал только тем, кому ему самому хотелось помогать. Бумаги, которые присылали сверху, он запирал в стол и даже членам городского совета о них не рассказывал. Это было не просто самоуправство мэра – этого хотели от него те, кто его поддерживал, и если христианские демократы потеряли часть голосов, виноват в этом лично он.

Как я уже говорил, в городском совете были две фракции. Семь человек были за Спомо, а одиннадцать – за нынешнего мэра. Когда Спомо увидел, как разделились голоса, и понял, что проиграл, он молча встал и ушел. Разумеется, новый мэр поднялся и принялся благодарить всех, кто за него голосовал, а члены совета хлопали ему и наперебой приветствовали, пока он жестом не остановил аплодисменты – вот как долго это продолжалось.

С этим новым мэром стало лучше – он всех выслушивает, всем отвечает, хочет, чтобы у рабочих людей была защита.

Посмотрим, как пойдет дальше.

И знаешь, что я обо всем этом думаю? Хорошо, что Спомо лишился власти. А то под конец он совсем раскомандовался, как будто он маршал, а все остальные – его солдаты. Он так и решил, что поставлен командовать жителями Монтеграно. Своих любимцев он возвышал до небес, а тех, кто ему не нравился, сживал со свету. Он считал себя сверхчеловеком, и кроме ругани мы от него ничего не слышали. Казалось, к нам вернулись времена феодалов.

Что до жителей коммуны, то они относятся к нему по-разному. Те, кому он сделал что-то хорошее, его поддерживают. Кому он ни хорошего, ни плохого не сделал, просто повторяют, что слышат от других. А эти другие, которые высказывают свое мнение, в основном крестьяне и работники.

Как-то утром водитель автобуса и крестьянин сидели в баре. Водитель сказал, что лучшего главы, чем Спомо, для нашего города не найти. Крестьянин ответил, что по самомнению и посулам ему, возможно, и вправду нет равных, но настоящими делами он похвастаться не может. Тогда водитель автобуса добавил, что кроме того, что мэр отлично подходит для своей должности, «его поддерживают многие влиятельные лица – министр сельского хозяйства, префект и другие. Если мэр слетит [разговор происходил до его отставки], префект пришлет своего уполномоченного, и городу придется платить по 5 долларов в день [на содержание этого уполномоченного], а потом Спомо, так как он секретарь местного отделения Христианско-демократической партии, назначат уполномоченным префекта… В конце концов он будет и мэром, и уполномоченным одновременно, а вам придется ему платить».

Крестьянин отвечал, что это все равно обойдется городу дешевле, чем поездки мэра в отпуска и ненужные траты, которые он делает. Спор этот чуть не закончился дракой.

Я даже не говорю о крестьянах из Нино, которым он обещал провести электричество, но ничего не сделал. Теперь они знать не хотят ни про какого мэра и говорят, что не будут больше ни за кого голосовать, потому что все они [политики] думают только о себе.

Про нового мэра пока сказать особенно нечего – слишком мало еще времени прошло. Одно только знаю точно: советники Вива и Лассо добились, чтобы на зиму были организованы общественные работы – они уже начались, – которые продолжатся два месяца. Для них каждый день понадобится сорок человек, которые будут ремонтировать дорогу и городские стены.

Что про все это думают господа, разумеется, неизвестно. Они скрытные и при нас не болтают.

* * *

В связи с этими наблюдениями за политическим поведением жителей Монтеграно возникает некоторое количество вопросов.

По какой причине они не объединяют усилий для решения насущных местных проблем? Почему, например, ничего не делается, чтобы улучшить ситуацию со школами? Многие из крестьян мечтают, чтобы их дети выбились в люди, поэтому невозможность дать детям образование сильно омрачает им жизнь. Представителям высших слоев она также доставляет неудобства – многие из них хотели бы постоянно жить в Монтеграно, но вынуждены уезжать, так как содержание детей в пансионе обходится слишком дорого. Казалось бы, проблема школьного образования должна стать для жителей коммуны вопросом первоочередной важности, ради решения которого они объединятся в политические партии или предпримут что-то еще в том же роде. В случае если не выйдет добиться от властей постройки средней школы, добровольцы из образованных слоев могли бы преподавать детям дополнительный год или два. Или, в качестве более скромной меры, можно было бы изменить расписание автобуса, чтобы дети из Монтеграно могли ездить в среднюю школу в соседний Бассо. Но ни одна из этих возможностей здесь никогда не рассматривалась.

До ближайшей больницы в Потенце – пять часов на автомобиле. Жители Монтеграно много лет жалуются, что власти никак не построят больницу у них в коммуне. Врач и еще два-три местных жителя писали в Рим, настаивая, что городку необходима больница, но больше для ее появления не делалось и не делается ничего. Никто из кандидатов на муниципальные должности не поднимает «больничный вопрос» в ходе предвыборной кампании, никто не пытается организовать скоординированное давление на власть. Не заходит разговора и о посильных для коммуны временных мерах – о том, например, чтобы оборудовать карету скорой помощи, которая доставляла бы экстренных пациентов из Монтеграно и окрестных городков в больницу в Потенце.

Можно было бы привести еще массу примеров того, как жители Монтеграно ничего не предпринимают для решения насущных проблем, которые в некоторых других странах заставили бы людей сплотиться для совместных действий[12]12
  См., например, рассказ Лоренса Уайли о том, как боролись за доступность школьного образования жители коммуны на юге Франции: Wylie L. Village in the Vaucluse. Cambride, MA: Harvard University Press, 1957. P. 223–227.


[Закрыть].

Вопрос, почему люди ничего не предпринимают, влечет за собой еще ряд вопросов. Почему политические партии настолько безразличны к местным проблемам? Почему в Монтеграно нет «политической машины» или хотя бы одной устойчивой и дееспособной партийной организации? Чем объясняется, что в очень похожих, на первый взгляд, городах так по-разному распределяются симпатии к левым, центристским и правым партиям? Чем объясняется изменчивость поведения электората от выборов к выборам? Почему, едва заняв выборный пост, должностное лицо теряет доверие сторонников?

Оставшаяся часть книги посвящена поиску ответов на эти конкретные вопросы и, что важнее, на более общий вопрос: в чем причина политической несостоятельности этой коммуны?

Глава 2
Готовые ответы

В Монтеграно и вообще в Италии на вопросы, заданные в конце предыдущей главы, обычно дают шесть ответов, каждый из которых по своему очень привлекателен с точки зрения здравого смысла.

1. Большинство жителей Монтеграно страшно бедны. Многие не едят ничего, кроме хлеба, да и того не вдоволь. Даже состоятельные обыватели – бедняки по американским меркам. Городок не может позволить себе ни газеты, ни событий, о которых газета могла бы сообщать. Крестьянин на заре отправляется в поле и возвращается домой уже затемно. Когда крестьянин идет на работу мимо кузницы, кузнец уже должен быть на месте. В настолько бедном обществе на политическую жизнь не остается времени.

2. Крестьянин невежественен, как его осел, а ремесленник едва ли образованнее. Каждый третий мужчина в Монтеграно и две из трех женщин не умеют ни читать, ни писать. Некоторые крестьяне никогда не бывали дальше соседнего городка, до которого от Монтеграно четыре мили. Столь невежественный народ не может иметь понятия о том, чего можно добиться политическими средствами, и не способен осмысленно выбирать между партиями и кандидатами. Крестьяне, пишет Карло Леви, «не были фашистами, как не были бы либералами или социалистами или кем-нибудь еще, потому что эти дела их не касались, они принадлежали к другому миру и не признавали всего этого. Что им было за дело до правительства, до власти, до государства? Государство, какое бы оно ни было, это „те из Рима“»[13]13
  Levi C. Christ Stopped at Eboli. Harmondsworth, Middlesex, England; New York, N.Y.: Penguin Books, 1982. P. 52 [Леви К. Христос остановился в Эболи: Очерки. М.: Издательство иностранной литературы, 1955. С. 72].


[Закрыть].

3. Политическое поведение отражает классовые интересы и противоречия. Верхи не спешат вести коммуну к прогрессу, поскольку живут за счет эксплуатации крестьян, возможной лишь при условии, что те пребывают в нищете и невежестве[14]14
  По словам Карло Леви, «настоящий враг, отнимающий всякую свободу и всякую возможность существования для крестьян, – это мелкая буржуазия деревень, морально и физически выродившийся класс, неспособный выполнять свои функции и живущий только мелким грабежом и вырождающимся традиционным феодальным правом. Пока этот класс не будет подавлен и заменен, нечего и думать о решении южной проблемы» (Ibid. P. 176 [Там же. С. 216]). Следует помнить, что наблюдения Леви сделаны во время ссылки, куда его отправили в 1935 году, и что его книга, прекрасно известная высшему классу Монтеграно и других южноитальянских городов, явно произвела на читателей немалое впечатление. Во всяком случае, в 1955 году любопытно было слышать, как ее сочувственно цитируют представители городской верхушки, правда, имея в виду скорее не свой родной город, а другие и особенно в период правления фашистов.


[Закрыть]. Низшие классы ненавидят высшие и горят желанием поквитаться с ними. Сотрудничество между классами невозможно, притом что без него всякое начинание обречено.

4. Трудящиеся, у которых есть свой, сколь угодно маленький участок земли, стоят за сохранение статус-кво. Те же, кто землей не владеет и потому зависит от крупных работодателей, делают ставку на коллективное действие, единственный реальный проводник которого – Коммунистическая партия. Так, крестьяне Монтеграно, в большинстве своем мелкие землевладельцы, консервативны или политически индифферентны, а крестьяне из окрестностей Бассо, почти поголовно работающие по найму в крупных хозяйствах, поддерживают коммунистов. Таким образом, различия в политическом поведении объясняются особенностями системы землепользования в той или иной местности.

5. За века угнетения у крестьянина выработалось патологическое недоверие к государству и вообще к любой власти. «Для крестьян, – пишет Карло Леви, – государство гораздо дальше, чем небо, и гораздо вреднее, потому что оно против них»[15]15
  Ibid. P. 52 [Там же. С. 73].


[Закрыть].

6. Житель итальянского Юга – мрачный фаталист. Он считает, что положение его безнадежно и ему лишь остается терпеливо и безропотно дожидаться новых несчастий[16]16
  Ibid. P. 129 [Там же. С. 162].


[Закрыть].

Все эти объяснения очевидным образом предполагают необходимые действия. Если политическая несостоятельность южных коммун объясняется нищетой, значит с ростом доходов повысится и их политическая состоятельность. Если ее причина в невежестве, значит политическая состоятельность вырастет вместе с улучшением доступа к образованию. Если все дело в патологическом недоверии к государству, то его может переломить последовательное развитие системы государственного социального обеспечения. Решением проблемы могло бы стать и предлагаемое Карло Леви подавление и замена класса «сельской буржуазии» или масштабные начинания (вроде La Cassa per il Mezzogiorno, «Кассы Юга», государственного фонда развития южных областей), которые убедили бы южан, что их положение не так уж безнадежно, а также, вероятно, некая комбинация одного и другого.

Каждое из приведенных объяснений в чем-то справедливо, но ни одно из них полностью не соответствует фактам и ни одно из них – равно как и все они вместе – не позволяет спрогнозировать, как жители Монтеграно поведут себя в той или иной ситуации.

Крестьянин, действительно, ужасающе беден, но нищета никоим образом не мешала бы ему два или три дня в месяц поработать на благо коммуны, например помочь в ремонте сиротского приюта. Нищетой он оправдывает неделание того, чего бы так и так делать не стал. Крестьянин печально объясняет, что не ходит по воскресеньям к мессе, потому что на заре ему надо быть в поле. Но все его поле – жалкий клочок засеянной пшеницей земли, на котором кроме трех недель в году делать нечего. Практически любой житель Монтеграно мог бы без ущерба для заработка посвящать треть своего времени общественным проектам.

Сходным образом, политическая неискушенность крестьянина не объясняется одним лишь невежеством. Из сорока двух крестьян, которым был задан вопрос, за что на словах ратуют коммунисты, только у одного не было собственного мнения на этот счет. Большинство же отвечали вполне вразумительно. Двадцать шесть человек сказали, что коммунисты выступают за равенство; остальные ответы – «за мир, свободу и труд», «чтобы у всех была работа», «против церкви», «чтобы отобрать все у богатых» и так далее – тоже показали, что крестьяне, по большей части, понимают, о чем идет речь. Некоторые – как, например, крестьянин по фамилии Прато, – даже пускались в рассуждения:

Они говорят, что разделят всю собственность так, чтобы досталось каждому? Но что они собираются делить в Монтеграно? Если землю, то только ту, что принадлежит барону. А она у него вся разбита на арендаторские хозяйства. Они большие, и их, наверно, можно было бы поделить. Но надо учесть, что с каждого такого хозяйства кормится с десяток семей – это круглый год. А еще прибавить поденщиков, которых в сезон нанимают арендаторы. Кто поручится, что, если землю поделить, всем будет лучше? Кто поручится, что она будет лучше возделываться и прокормит больше народу?

Большинство крестьян одобряют идею социального равенства. Но они не настолько простодушны, чтобы принимать декларации коммунистов за чистую монету. Четырнадцать из них, отвечая на вопрос о заявляемых коммунистами целях, уточняли: одно дело, что те говорят, и другое – чего в действительности добиваются. Коммунисты, по мнению этих крестьян, используют рассуждения о равенстве, чтобы самим прийти к власти:

Они якобы хотят, чтобы мы все были равны и для этого собираются установить равенство по всей Италии. Но понятно же, что до нас им дела нет, и на самом деле они заботятся о каких-то своих интересах и хотят всем распоряжаться.

Очевидно, что метания избирателей от коммунистов к их против никам и обратно неправильно объяснять тем, что крестьяне будто бы не представляют последствий победы Коммунистической партии. Крестьяне и тем более ремесленники вполне себе их представляют – не хуже, а, возможно, и лучше, чем американский рабочий класс. «Италия, – заметил один из ремесленников, – слишком бедна, чтобы позволить себе роскошь коммунизма».

В истории американского фронтира немало примеров того, как люди не менее, а то и более бедные и невежественные, чем жители Монтеграно, проявляли редкостную способность к самоорганизации и взаимовыручке. Так, например, сто лет назад на месте упомянутого в начале первой главы городка Сент-Джордж была лишь песчано-каменистая пустыня, где жила горстка убогих индейцев, питавшихся грызунами. При всей бедности природных ресурсов итальянского Юга они гораздо богаче тех, что на месте будущего поселения обнаружили мормоны. Но так сложилось, что еженедельная газета в Сент-Джордже, как и во многих других поселениях на линии фронтира, издавалась еще в те времена, когда вся его экономика сводилась к кустарным ремеслам и натуральному сельскому хозяйству, а большинство жителей еле-еле по слогам разбирали напечатанные в ней заметки.

Если бы крестьяне Монтеграно испытывали некую мистическую или сентиментальную привязанность к земле, если бы они жили «в своем особом мире», не видя ничего за его пределами и не желая этот свой мир покидать, их правильнее было бы сравнивать с индейцами, а не с первопроходцами Дикого Запада. Но они, за малым исключением, ненавидят землю, полностью отдают себе отчет в существовании большого человеческого общества и отчаянно хотят быть его частью.

Классовый антагонизм также не объясняет политического поведения жителей Монтеграно. В противном случае следовало бы ожидать, что крестьяне предпримут какие-то совместные действия против высшего класса. Но ничего подобного нет и, видимо, не намечается. Тем не менее отношения между классами и стратами неявным, непрямым, трудно уловимым образом глубоко влияют на состояние общества. Точно так же как нищета и невежество, они задают, так сказать, общие условия формирования причинного фона.

Патологического недоверия к государству крестьяне Монтеграно не питают – оно у них, скорее, «нормальное» и «здоровое». На вопрос: «Что за люди сейчас во власти?» крестьяне обычно отвечают: «Да разные». Вот для примера несколько показательных ответов:

Вы про палату депутатов? Там большинство у христианских демократов. Христианские демократы получше других будут – они не только о себе думают… пытаются помочь людям. А остальным только бы своего не упустить.

Вы имеете в виду военных, генералов там всяких, и папу с его кардиналами? Среди них и хорошие люди есть, и плохие.

Главный в правительстве сейчас Пелла. И правильно – Пелла умный. Не был бы умным, его бы не сделали главой правительства. На этом месте всегда только очень умные сидят.

Иногда крестьянин готов искать помощи у государства. Восемнадцати из них был задан вопрос, что они будут делать, если некто одолжит у них 3 или 4 доллара и откажется отдавать. Все, кроме пятерых, сказали, что отведут должника к начальнику карабинеров. Остальные не стали бы обращаться к правосудию, но не по причине патологического недоверия к государству, а из-за нежелания наживать врагов.

На вопрос, что бы они сделали, узнав, что соседи прячут больного, от которого все могут заразиться опасным заболеванием, двенадцать крестьян ответили, что сообщат врачу (он же – местный санитарный инспектор). Восемь человек не стали бы ничего предпринимать – но опять же не оттого, что патологически не доверяют государству, а потому, что не хотят «унижать» семью больного и совершать поступок, который соседи будут им долго припоминать[17]17
  На вопрос: «Что бы вы сделали, если бы узнали, что кто-то собирается покончить с собой?» большинство ответили, что постараются его отговорить; несколько чело век сообщили бы об этом семье потенциального самоубийцы, считанные единицы обратились бы к полиции или к врачу. Священника никто из крестьян не упомянул.


[Закрыть].

Четырнадцати крестьянам (в том числе нескольким женщинам) был задан вопрос: «Что бы вы сделали, если бы увидели, что полицейский избивает человека, который не совершил ничего плохого?» Ответы были такими:

– Попытался бы объяснить полицейскому, что он не прав (четыре ответа)

– Пожаловался бы начальнику карабинеров (три ответа)

– Ничего, потому что представителю закона перечить нельзя (три ответа)

– Врезал бы ему пару раз (четыре ответа)

Страх перед властями не является специфической крестьянской чертой: многие из крестьян их совсем не боятся, тогда как некоторые представители других социальных групп боятся, и еще как. Один из самых высокообразованных жителей Монтеграно, коммунист – директор школьного округа, на вопрос про полицейского, избивающего невинного, ответил, что вмешался бы, только если бы жертвой оказался его друг или родственник. Полицейские, объяснил он, могут отомстить любому, кто вздумает им мешать.

Многие крестьяне видят в государстве друга: по их словам, если они когда-то и получали помощь, то только от него.

Версия, что действовать жителям итальянского юга не дает их мрачный фатализм, не объясняет, почему, все-таки решив что-то предпринять, они поступают так, а не иначе. Не согласуется она и с тем, что при необходимости индивидуального поступка никакие отчаяние и фатализм не мешают крестьянину его совершить. К примеру, многие крестьяне Монтеграно стараются ограничить рост своего семейства, чтобы их дети получили лучшее образование и имели больше возможностей продвинуться вверх по социальной лестнице. Так ведет себя человек, уверенный, что может в важнейших для себя вопросах воздействовать на ход событий. Есть все основания полагать, что пессимизм южан распространяется только на коллективные, а не на индивидуальные действия; южный крестьянин, в таком случае, скорее реалист, чем фаталист.

Электорального поведения жителей Монтеграно приведенные в начале главы версии тоже не объясняют. Часто приходится слышать, что за коммунистов больше голосуют там, где выше демографическая нагрузка на природные ресурсы (то есть где безысходней и распространенней хроническая нищета), ниже уровень образования (в особенности там, где больше неграмотных) и больше процент безземельных работников. Но, судя по данным о Монтеграно и окрестностях, эти факторы никак не сказываются на числе голосующих за коммунистов. Как мы видим в таблице 2, неграмотность выше всего в коммуне, где коммунисты в 1953 году получили меньше всего голосов; там, где популярнее всего коммунисты, плотность населения лишь незначительно выше средней; а доля наемных сельскохозяйственных работников наиболее высока в самых консервативных коммунах.

Надо также отметить, что версии, о которых идет речь, не объясняют метаний избирателей от левых к правым и обратно, и могут даже оказаться несовместимыми с наблюдаемыми фактами. Так, например, в Аддо на одних выборах большинство избирателей проголосовало за христианских демократов, на следующих – за коммунистов, а потом снова за христианских демократов; при этом, разумеется, в промежутках между выборами уровень благосостояния и грамотности, а также система землепользования в коммуне не менялись.

Таблица 2. [Избиратели Монтеграно и окрестностей, 1953, %]

Два фактора – бедность и классовый антагонизм – хотя сами по себе и не объясняют политической несостоятельности жителей Монтеграно, важны в качестве исходных условий ее формирования и потому заслуживают подробного рассмотрения. Этому и будут посвящены две следующие главы. Затем мы предложим свое альтернативное объяснение.