Текст книги "Женившись – не забудьте развестись (сборник)"

Все на продажу (Монолог о браке)

Ему удалось посмеяться, но позже.

К тому времени Кронов начал писать пьесы… В этом – нечто безумное. Молодым людям надо писать стихи. Но зануда Кронов упорно писал пьесы.

И бедняга был потерян для науки. Он так и не стал Нобелевским лауреатом, как обещал ей когда-то…

Однажды, разбирая архив, он нашел сентиментальнейший рассказ о разводе и, выполняя просьбу нобелевского лауреата Григулиса, написал веселую пьеску.

Он так и назвал ее – «Веселенькая пьеска о разводе». По жанру комедия и мюзикл, должно быть…

На сцене – поставленный стоймя гроб. Действующие лица время от времени пытаются его открыть, но безуспешно…

Ибо там находится убиенное тело их брака…

И все действие по сцене ходит Печалька – задумчивый субъект, – который всех спрашивает: «Скажите, мюзикл скоро будет?»

Вообще, в минуты тревожнейших размышлений о судьбах нашего хренового человечества не забывайте спрашивать: «А мюзикл скоро будет?»

Итак, на сцене – кафе «Вареники» времен многажды героя Советского Союза, Героя Социалистического Труда, Маршала Советского Союза Брежнева, который много лет, находясь в полном маразме, успешно руководил самой большой державой мира. И, согласно опросам благодарного населения, признан сегодня самым успешным правителем XX века.

Появляется ОН – герой пьесы.

Он еще молод (25 лет), а на вид – очень молод.

Он усаживается за один из столиков. Мимо его проходит ОФИЦИАНТКА. Он окликает ее, но ОФИЦИАНТКА, не обращая на него никакого внимания, величественно удаляется. Еще не настала эра мобильников. И потому ОН достает мелочь – он ищет две копейки, чтобы позвонить.

Опять появляется ОФИЦИАНТКА.

ОН. Девушка, а девушка!

Но ОФИЦИАНТКА так же молча, так же картинно раскачивая попой, проходит. Тогда ОН поднимается, подходит к телефону-автомату, висящему на стене, и набирает номер. Раздается звонок телефона – и тотчас в глубине сцены появляется женщина средних лет – ЕЕ МАТЬ.

ЕЕ МАТЬ. Алло!

ОН. Как жестко и определенно: «Алло». Не какое-нибудь там мягонькое: «Але».

ЕЕ МАТЬ (снова). Алло!

ОН. Попросите Лену.

ЕЕ МАТЬ (с сарказмом). Ну, во-первых, следует употреблять слово «пожалуйста». К примеру, «Попросите, пожалуйста, Лену». (Молчание.) А кто же спрашивает Лену?

ОН. Вашу дочь Лену спрашивает друг ее юности Ферапонт. Он звонит ей прямо из кафе «Вареники»…

ЕЕ МАТЬ. Вам бы надо знать, остроумный друг ее юности Ферапонт, что Лена разговаривать с вами не хочет и просила ее более не тревожить. (Вешает трубку).

ОН. «Более…» Ха-ха! У нее такой торжествующий голос, как будто она меня бросила, а не ее дочь Лена. (Снова набирает номер телефона.) Серова Геннадия можно?

За столик усаживается МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (настороженно). Это я…

ОН. Геныч! Ха-ха! Это я, Кронов, который Вадим.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК (спокойно). Узнал.

ОН. Ха-ха-ха… Узнал, а чего не радуешься, друг ситный? Это я тебе нанес астральный звонок прямо из юности… точнее из кафе «Вареники», где я пребываю сей момент. Может, появишься и проведем время в приятной беседе?

ГЕНЫЧ (важно). Ну что ж, я зайду. (Вынимает календарь). Я зайду на 15 минут.

ОН. Нет. Ты уж зайди на шестнадцать. Заходи на шестнадцать минут – и никаких гвоздей.

Вешает трубку и вновь усаживается за свой столик, сразу засыпает.

ОН (в зал). Их никого нет. (Жест на сидящих за столиками). Они мираж, плод моей фантазии… Я, видите ли, фантазер… Ах, как облегчает это жизнь… Например, закончил работу позднехонько – магазины, как положено, закрыты, рестораны тоже… А ты шагаешь себе в ночи и преспокойненько в фантазиях поглощаешь какой-нибудь шашлычок по-карски. И ведь наедаешься! Ах, фантазии! Началось у меня это в детстве. Однажды на уроке пару схватил. Возвратился я в детской горести за свою парту. И тотчас – стал мечтать! И уже намечтал я, что получаю совсем не двойку, а высший балл… И расцветился я улыбкой по поводу такой приятности – но вдруг слышу: «Что ж это ты, Кронов, хамишь? Мало того, что двойку схватил, ты еще и смеешься над нами!» Это «учительница первая моя» вознегодовала… Да, трудно порой приходится! Но фантазии, фантазии! И до чего я дохожу порой в этих самых фантазиях! Просто беда! Допустим, сообщают мне, что сослуживец мой Тяпкин-Ляпкин заболел. А я тотчас улыбаюсь. Люди думают, что я бессердечный или идиот. А я просто тотчас вообразил, что мой сослуживец Тяпкин-Ляпкин уже выздоровел и, восстав с одра болезни, радует коллектив своим присутствием… Так что не удивляйтесь, если порой в моменты самые неподходящие я вдруг подарю вам улыбку. Фантазеры – мы все такие!

Значит… (жест в сторону ее матери) это моя теща… Теща, привет! Ха-ха! Презирает… (Появляется пожилой мужчина, усаживается на стул рядом с матерью и сразу закрывается газетой – читает.) Мой тесть… Говорят, ценный работник… Дома всегда погружен в чтение газеты, сокрыт за нею. Так что за годы супружеской жизни я так и не повидал лица тестя. А жаль – повидать лицо ценного работника всегда полезно.

ЕЕ МАТЬ (мужу). Я хочу с тобой посоветоваться: покупать ли Леночке на зиму новую шубу? (Шевеление газеты.) Я тоже так думаю, совсем ни к чему… Мода опять скоро переменится, и тогда…

(Ее мать, жестикулируя, о чем-то говорит мужу, но мы уже не слышим их разговора.)

ОН. Это они так всегда разговаривают: она его о чем-то спрашивает и сама же за него себе отвечает. Тоже, видать, фантазерка.

И тогда появляется ОНА.

ОН. Моя жена… точнее, экс-жена.

ОНА. А это мало кому интересно.

ОН. А уж это я сам решу.

ОНА. А мне наплевать…

ОН. Боже, мы ругаемся с нею даже в мечтах. Бесплотное видение… А я с ней даже в эфемерном виде – ругаюсь… Привычка (элегически). Но теперь для меня и в этом есть очарование. Так сказать, «тени минувшего – счастья уснувшего».

Появляется ОФИЦИАНТКА.

ОН. А вот это – реальность… Я сижу в кафе «Вареники», жду друга Геныча, и мимо меня в десятый раз проходит официантка… (Официантке.) Девушка, а девушка!

ОФИЦИАНТКА остановливается.

ОФИЦИАНТКА (с некоторым презрением). Дальше.

ОН. Вы свободны?

ОФИЦИАНТКА. Нет, замужем.

ОН. Ха-ха, остроумно!

ОФИЦИАНТКА. Вы что, слепой, не видите – стол не убран… Чего зубы скалите?

ОН. Ха-ха! А это я представил, что вы его уже убрали… Значит, «вареники ленивые».

ОФИЦИАНТКА. У нас плита не работает. Только холодные закуски…

ОН. Можно жалостливую книгу?

ОФИЦИАНТКА. А ее нет.

ОН. А где же она?

ОФИЦИАНТКА. А у директора.

ОН. Айда к нему.

ОФИЦИАНТКА. А его нет. Он – выходной! Да ну вас… Ну, что кушать будете?

ОН. Ну ладно! Вареники я как-нибудь воображу… А за это принесите…

ОФИЦИАНТКА. У нас только коктейли.

ОН. Их.

ОФИЦИАНТКА (милостиво). Салат еще могу принести. Один есть. Что рано-то пришли? Жена, что ли, завтраком не кормит?

ОН. Нету жены… Молодой-холостой.

ОФИЦИАНТКА. Остроумничаете все. За что жена-то бросила?

ОН. За что всех бросают? За доброту.

ОФИЦИАНТКА. Значит, коктейль – один? Салат – один… Что, по правде холостой?

ОН. Ха-ха-ха! Понарошку, по правде.

ОФИЦИАНТКА уходит.

ЖЕНА. Хорошо беседуешь. Ничего не скажешь! (С великолепным презрением.) Официантка!

ОН. Ну-ну-ну! Очень хорошенькая официантка, очень современная официантка.

ОФИЦИАНТКА возвращается с коктейлями, ставит их на стол. Сама усаживается в стороне, надевает очки и что-то начинает писать.

ОФИЦИАНТКА (строго). Вот, придумали: листочки заполняем… Выясняют, отчего пьют люди… Причины перечислить, как я их сама понимаю…

ОН. А действительно, отчего же они пьют?

ОФИЦИАНТКА. Отчего не пьют, лучше спросите. От плохой погоды пьют?

ОН. Действительно, предположим, холод или там сырость пронимает или, наоборот, жара…

ОФИЦИАНТКА. А от расстройства всякого? С горя… или с женой там поссорился.

ОН. Или помирился…

ОФИЦИАНТКА. А из-за жилищных условий – разве не пьют?

ОН. А как же… Допустим, тесно соловью в квартире, или, наоборот, слишком просторно.

ОФИЦИАНТКА. Дальше идут праздники… Я думаю их подразделить на личные и общественные…

ОН. Мудрая девушка.

ОФИЦИАНТКА (усмехнувшись). А дальше в голову ничего пока не идет… Я думаю, все остальное надо объединить в один пункт – «захотел человек – и напился».

Он не успел ответить, так как его друг ГЕНЫЧ, выкрикнув во сне «Серов – двадцать первый», просыпается, встает и подходит к его столику.

ОН. Геныч! Пришел!

ГЕНЫЧ (важно). Привет. (Садится.) Ну как ты?

ОН. А ты?

ГЕНЫЧ. Хорошо.

ОН. А вообще?

ГЕНЫЧ. Тоже хорошо.

ОН. Женат?

ГЕНЫЧ. Почему ты так решил?

ОН. На часы смотришь. Только уселся и сразу приник к часам. Вы, женатики, всегда торопитесь. Ну куда ты так торопишься? Ну что там тебя ждет такое развеселое? Поделись… (Официантке.) Может, прервете свою научно-исследовательскую работу и принесете товарищу?

ОФИЦИАНТКА (поднимаясь). Научно-исследовательскую… Ха-ха! Скажете же… Ха-ха! Исследовательскую! Ха-ха! (Уходит).

ОН. Сколько мы с тобой не виделись?

ГЕНЫЧ. Ты учти только, я ведь…

ОН. Я знаю, ты не пьешь. Да ты не бойся, плачу-то я: ведь у вас, женатиков, копейка всегда лишний рубль бережет – тот самый, который…

ГЕНЫЧ (солидно). А ты чего-то все говоришь-говоришь, а я не понимаю. Шутки шутишь, а мне не смешно… Прости, но, по-моему, какие-то плоские у тебя шутки выходят, тебе не кажется?

ОН (насмешливо). Кажется… Кажется. Тсс… Не мешай – я вспоминаю. (В зал.) Сверстник – он был круглым отличником… Он был сладостной мечтой родителей в нашем южном городе-курорте. После школы мы оба поехали поступать в университет, в столицу. И оба поступили.

Входит ОФИЦИАНТКА с коктейлями.

ОФИЦИАНТКА. Мало пунктов получилось… Может, их еще на какие-нибудь подпункты разбить?

ОН. Не порть… «Захотел – и напился» – это классика. (Продолжает, глядя на Геныча.) Но в университете его ожидала метаморфоза… Вы поглядите сейчас на его степенный вид! А всего восемь лет назад в университете он был худ, строен, красив, он открыл, что похож на…

ГЕНЫЧ (торопливо). Алена Делона!

ОН. И все девицы штабелями…

ГЕНЫЧ. Штабелями…

ОН. И его так потрясло открытие собственной привлекательности, что он уже был потерян для знания. Он забросил занятия, он предался удовольствиям, он сошел с ума, он смотрелся во все полированные поверхности. А как он умел разговаривать с девушками!..

ГЕНЫЧ. С любой девушкой…

Появляется ОФИЦИАНТКА с распущенными волосами.

ОН (в зал). Это уже не официантка. Это – моя очередная фантазия.

ГЕНЫЧ (молодцевато). Девушка, а я вас где-то видел – в смысле хочу с вами познакомиться.

ОФИЦИАНТКА смеется.

ОН. Какое начало!

ГЕНЫЧ. Откуда путь держите и куда?

ОФИЦИАНТКА. Кино вчера смотрела.

ОН. Течет-течет беседа!

ГЕНЫЧ (девушке, весело). Кино хорошее?

ОФИЦИАНТКА (хохочет). Хорошее. И конец хороший. Я люблю, когда с хорошим концом.

ОН (в зал). Вы только обратите внимание! Она помирает от смеха, будто он сообщил ей какие-то потрясающие вещи.

ГЕНЫЧ. Главное – не останавливаться. (Девушке.) Смотри, парень длинный идет.

ОФИЦИАНТКА (смеясь). У меня брат тоже длинный.

ГЕНЫЧ. Но покороче меня.

ОФИЦИАНТКА. А у нас на работе есть длинная девица – Комарова ее фамилия, – она в баскет играет.

ГЕНЫЧ. А я знал одного длинного – так он ходить не мог, такой был длинный. Да, я забыл, я ведь участник переписи населения. Так что попрошу… имя… фамилия… телефончик – рабочий и домашний.

(Девушка в восторге хохочет, уходит.) А ты не умел…

ОН. А я не умел… О, застенчивое мое отрочество! О, чувствительность! О, примитивно-греховно-возрастные мысли, которые посещали меня в родном городе-курорте, когда натыкался я глазами на щедро обнаженные тела жительниц нашей необъятной родины. Но нет, вы не имели никакого отношения к мечте о ней… Ее лицо плыло в вышине, в мечтаниях – оно было похоже на лицо Беляевой Люси из четвертого класса родной школы. (ГЕНЫЧ хохочет.) Да, конечно, и она была влюблена в тебя… Ты всегда был обаяшка… В десять лет ты подходил на улице к любой представительнице женского пола, просил пять копеек… и получал в ответ пригоршню монет и ворох восторгов типа: «Ну зачем тебе такие ресницы – отдай их мне!» И когда я, уязвленный твоим успехом, принципиально обращался с подобной же просьбой, то мой облик почему-то порождал у них только недоуменные вопросы: «Сколько тебе лет? А где сейчас твоя мама? А зачем тебе такие деньги?»

ГЕНЫЧ. Регламент старый.

ОН. И уже в десять лет я сказал себе, как Чехов: «Меня не любили женщины!» И я завидовал тебе… И поэтому я так испугался тогда в этом кафе… Ты хоть помнишь, что случилось тогда в этом кафе?

ГЕНЫЧ. А что?

ОН. Серьезно не помнишь? В этом кафе ты познакомил меня…

ГЕНЫЧ. С кем?

ОН. С моей женой, кретин! (В зал, указывая на столик, за которым сидит ОНА.) Она сидела за тем же столиком с некрасивой подругой.

ОНА. Ну почему уж такой некрасивой?

ОН. А вот это загадка: любимой подруге красивой девушки положено быть некрасивой.

ОНА смеется.

ОН. Она хороша!

ЕЕ МАТЬ. Ах, как она хороша!

ОН. На физфаке – на трагически бедном красивыми девушками – многие были в этом уверены.

ЕЕ МАТЬ. Она – красавица!

ОН. Правда, после окончания университета только трое по-прежнему разделяли эту уверенность: ее мать, я и она сама.

ГЕНЫЧ. Хай-класс! (Поднимается.)

ОН. Может, не надо?

Но ГЕНЫЧ уже подходит к ее столику, что-то говорит, и она смеется.

Он еще что-то говорит – и она заливается смехом. Тогда он вынимает записную книжку и о чем-то ее спрашивает.

ОН. Сейчас он запишет ее телефончик. А потом начнет возвращаться в общежитие очень поздно, а потом однажды я спрошу его дрожащим голосом: «Как дела?»

ГЕНЫЧ (оборачиваясь). Гол в ворота Спар така… Счет в эту неделю три ноль. Селявив ка, или «все путем», как говорят трудящиеся. Ты же знаешь – я… «все что шевелится».

Возвращается.

ОНА (вслед). Но все случилось иначе. К несчастью.

ГЕНЫЧ (возвращается, искренне удивлен). Ты знаешь, старый, какая ерунда… Она хочет, чтобы ты подошел.

ОН тотчас вскакивает.

ОНА. Ты сидел такой смешной, растерянный, мне тебя просто стало жалко.

ОН. Так ты сказала потом. И в дальнейшем ты почему-то очень любила меня жалеть.

ГЕНЫЧ (подводя его к столику). Ну, знакомьтесь. «Отец Онуфрий, основатель Онежской обители»…

ОН. Это он так всегда шутил. Почему-то после этой идиотской шутки все девицы умирали со смеху. Но ты не засмеялась. Ты сбросила со лба невидимую прядь и сказала мне… Мне!..

ОНА. Меня зовут Леночка…

ОН (тупо). Очень приятно.

ОНА (со смехом). А я тоже учусь в университете, на биофаке. Вот так… (Продолжая смеяться.) Димка!

ОН. Как ты поразительно меня назвала – «Димка…» Все окружающие звали меня Вадим или совсем нестерпимо – Вадимчик.

Или еще ужаснее – Вадюша! А Димой меня называла только мама. И ты.

ОН и ОНА поднимаются и выходят на середину сцены.

ОН. Мы познакомились…

ОНА. Да…

ОН (в зал). Счастье. Юность. Порывы!.. И в моем дневнике – я вел тогда дневник – появилась запись: «Лена – о.п.», что означало «Лена – очень понравилась». Правда, до этого там было записано «Вера – о.п.» и «Зина – о.п.», и «Галя – о.п.»! Но на этот раз – все серьезно! И на этот раз – взаимность. О! О! О! Я иду, и рядом – она! Счастье! За что?! Нет, я вас спрашиваю: за что такое счастье?! (Целует свою руку, в восторге прикрыв глаза.) Пройдет три года – только три года!..

ОНА. Милый, три года с тобой и не тому научат…

ОН (помолчав). Прости! Не надо! Ведь мы с тобой только познакомились.

Расходятся на свои места.

ГЕНЫЧ (встает). Ну, лады! Посидели, повспоминали – хорошее и дурное…

Хорошее – чтобы сохранить, развить… Дурное – чтобы выявить, исправить. Но пора и честь знать.

ОН (прервал). Послушай, ты сочинял стихи, да?

ГЕНЫЧ. Были! И стихи были, и песни. «Дубинушку» помнишь? (Запел, оживляясь.)

 
На физфак поступал,
Все экзамены сдал,
На физфаке не жизнь, а малина.
Только физика – соль,
Остальное все – ноль.
А геолог, филолог – дубина!
 

Ну насчет того, что филолог, геолог – дубина, это, конечно, был перебор…

ОН. Нет, другие стихи. У тебя были стихи про поколение «Поколение…» Ну как там?

ГЕНЫЧ. А, все мы сочиняли стихи в свое время… Так сказать, есть время сочинять стихи… и шалить и есть время… Вот так, старый, перед последним курсом собрал все свои стихи, марки, джинсы и отослал в город-курорт младшему брату! Как мы острили в третьем классе: «Хорошенького понемножку, как сказала бабушка, вылезая из-под троллейбуса».

Это ты у нас всегда воспарял… А я еще в университете понял: в нашем с тобой деле, чтобы стать кем-то, нужно вкалывать по двадцать четыре часа в сутки… как ты… или вовремя сказать о себе: я не Оппенгеймер, я не Курчатов – я рядовой работник научного фронта, обладающий хорошим здоровьем и настроением… Значит, звони. Учти – по воскресеньям мы играем в карты у меня… И нам порой очень нужен третий для игры в преферанс, так что хватай бутылочки три пивка – и милости прошу! Слушай, старый, но я все-таки не понял, зачем ты меня позвал сюда?

ОН. Понимаешь… Я хотел тебе все рассказать. Это мне необходимо сейчас… как третий для игры в преферанс! Но когда ты вошел, я сразу понял, что все зря. Я не смогу тебе рассказать, как я хочу!.. Для этого мы слишком хорошо знаем друг друга.

ГЕНЫЧ уходит в глубь сцены и садится за свой столик и тотчас засыпает.

А в это время официантка обходит столики и, не обращая внимания на сидящих, будто не видя их, сервирует столики.

ОН. Зачем так много рюмок?

ОФИЦИАНТКА. Вечером сервируют в три стекла: фужер, винно-водочная и коньячная рюмки… Вы что, со мной познакомиться хотите?

ОН. А я уже был с вами знаком. Вот только вспомню…

ОФИЦИАНТКА. Это все так говорят. У меня фигура красивая, а лицо не очень. И пристают ко мне все на этом основании… Красавцы, потому, что фигура у меня красивая… И некрасавцы – тоже не церемонятся, потому что физиономия у меня не блеск… Вам «Южную ночь» или «Космос»?

ОН. «Космос» – вечный порядок. Лицом в космос, лицом к порядку…

ОФИЦИАНТКА. Они все одинаковые. Ну и болтун вы! (Ставит коктейль.)

ОН (кивнув на коктейль). Может, за компанию?

ОФИЦИАНТКА. Нельзя, у меня кислотность… Так устала… А вы не вспомнили, откуда вы меня знаете?

ОН. Вспомню… Вспомню… Я сегодня буду вспоминать массу нужных вещей и эту заодно.

ОФИЦИАНТКА отходит, садится на свой стул, надевает очки и продолжает писать.

ОН (жене, шепотом). Я тебя жду. Я пришел. Это наше первое свидание.

ОН встает. Она тоже поднимается и медленно движется к нему по сцене, отсчитывая шаги.

Часть первая
Рай

ОН. Это – рай. (Она останавливается.) (В зал.) Она всегда считала шаги… Она верила, что, если выйдет определенное число шагов – будет удача…

ОНА (считая). Двадцать восемь… Двадцать девять… (Делая крохотные последние шажки.) Тридцать… Слава богу, тридцать!.. Я не опоздала?

ОН. Нет… (В зал.) Потрясающе! Она опоздала всего на двадцать семь минут.

ОНА. Только не бери меня так сильно под руку, а то останутся синяки – у меня руки какие-то ненормальные…

ОН (в зал). О, как хорошо! В этом – признание моей силы и ее девичьей слабости и в этом понимание, как прелестна и женственна эта ее слабость. Рай! Рай!

ОН (в зал, почти поет). Это – эра прикосновений! Нам всюду с нею слишком просторно. Нам всюду слишком много места… Мы…

ОН и ОНА садятся на один стул, читают невидимую книгу.

ОН (придвигаясь к ней). Тебе не тесно?

ОНА. Ну что ты! А тебе?

ОН. Нет, нет! (Придвинувшись.) Я переворачиваю страницу, если ты прочла?

ОНА. Да, переворачивай.

ОН (вдавливается плечом в ее плечо). Ты прочла?

ОНА (вздрогнув). Да.

ОН (еще придвинувшись). Тебе не тесно?

ОНА Ну что ты! А тебе?

ОН. Нет, нет! Ты прочла?

ОНА (не слыша). Да-да…

ОН. Тогда я переворачиваю страницу.

Стук часов. Время.

ОН (прекрасно). А вот он – первый поцелуй…

Они целуются.

Стук часов. Время.

Они целуются.

ОН. Это – уже тысяча первый… (Ей.) До свидания!

ОНА. До свидания. (Целуются.) Ну хватит, хватит! (Целуются.) До свидания. (Смех.)

ОН. До свидания. (Целуются.)

ОНА. Во сколько завтра ты позвонишь? (Целуются.)

ОН. Я позвоню тебе завтра в семь. (Целуются.)

ОНА. Да, в семь я уже буду дома. (Целуются.)

ОН. Я знаю. В семь я тебе и позвоню. (Целуются.)

ОНА. Ну все… все… в семь… (Целуются.) В семь. (Целуются.)

ОН. В семь. (Целуются.) Ты запомнила – в семь?

ОНА. Все, все запомнила – в семь. (Целуются.)

ОН. И не опаздывай – в семь! (Целуются.)

ОНА. Ага, не опоздаю – в семь. (Целуются.) (Счастливо.) Мой подбородок горит, как семафор, ты его совсем уничтожил… (Целуются.)

ОН (гордо). В семь, да? (Целуются.)

ОНА. В семь! В семь! (Целуются.)

ЕЕ МАТЬ. Поразительно! Два студента! Хоть бы слово разумное сказали!

Стук часов. Время.

Он (в зал). Я уже привык к ней. Мне уже казалось естественным, что эта красивая девушка почему-то из всех окружающих предпочитает меня. И теперь…

ОНА. Не смей об этом! Не надо!

ОН. Ты права… Прости.

Стук часов. Время.

ОН (шепотом). Ты меня любишь?

ОНА. Ты знаешь…

ОН (шепотом). Тогда почему же…

ОНА. Я не хочу об этом! Перестань! Перестань! (И тут же после паузы почти испуганно целует.)

ОН. Нет! Нет! Так нельзя! Получается так печально… Видимо, когда-то я еще недово-образил! (Задумчиво оглядывая.) Теща… тут… И тесть на месте… «Тени минувшего, счастья уснувшего». Геныч – под боком… Нет, нужно что-то повеселее… Ну конечно же, Нептуна! Он! Он всегда улыбался! (Призывно кричит Нептуна.)

И тотчас, расталкивая нашу лирическую пару, на сцену врывается новое действующее лицо. Официантка тотчас срывается со своего стула навстречу ему с криком «Нету мест, гражданин», но появившееся столь внезапно лицо с ответными криками «Почему нет, я, может, диссертацию защитил – и справляю! Я, может, в министерство опаздываю и поужинать пришел!» убегает от официантки. Внезапно он останавливается и с криком «А я материально тебя заинтересую!» хватает стул официантки и с этим стулом, победно восклицая «А мне заняли! А меня здесь ждут!» устремляется к нашему герою.

ЛИЦО (плюхаясь на стул). Кто это? Как фамилия? Уж не Жареный ли это?

ОН. Нептун?! (В восторге. Хохочет.) В столице?

НЕПТУН. Обижаешь!

ОН. Вообразился?!

НЕПТУН. Обижаешь!

ОН (официантке). Это Нептун… Мы с ним сидели за одной партой в 4‑м классе. (Растроганно.) Здорово, Нептун!

НЕПТУН. Здорово, Жареный! (Целуются.)

ОН (официантке). «Жареный» – это потому что я – Кронов. А Нептун…

НЕПТУН. Обижаешь, я сам речь тяпну. (Официантке.) А Нептун, потому что я в четвертом классе выпил на спор чернила за три рубля шестьдесят две копейки.

ЕЕ МАТЬ. Какой милый молодой человек!

ОН. Нептуша, ты совсем не изменился. И как ты вовремя! Мне надо обязательно кому-то все рассказать. (На официантку.) Я вон к девушке приставал…

НЕПТУН. Ах ты Мопассан!

ОН. Дон Жуан.

НЕПТУН. Ну да, Мопассана у меня в четвертом классе Троллейбус отобрала… Ты помнишь, старый, нашу классную руководительницу Троллейбус? Еще ее звали «Ампиратырь» – за толщину.

ОН. Нет, как хорошо, что я тебя вообразил! Я вон девушке все надоедал своими «лирическими» воспоминаниями… Я боялся, что просто недотяну тут один. Нет, как ты вовремя! Нептуша, ты пришел ко мне на помощь из детства.

НЕПТУН. Прямиком оттуда! (Элегически.) И даже пораньше: мы ведь ходили с тобой в один детсадик.

ОН. Да, мы оба были в продленке…

НЕПТУН. А ты помнишь – город-курорт, детсадик номер три. Вечер. Лунный свет. Нас всех высадили на горшочки, и я сижу на своем и придумываю считалочку: «Как дам по башке, так уедешь на горшке…» И тут же проверяю ее на тебе, сидящем рядом…

ОН. Игры детства! Женат?

НЕПТУН. Был комендант.

ОН. Значит, тоже развелся?

НЕПТУН (хохочет). Ну! И Фирсов из «Б» тоже… И Коляныч Грязнов тоже. Разведенка какая-то! Високосный год… Но многие женились!.. Вот братья Двоскины – они ледчиками теперь работают, лед возят на мотороллере… Так братья Двоскины, наоборот, женились…

ОН. Братья Двоскины?!

НЕПТУН. Ну! И завели себе говорящих попугаев на халтуру – «Для дома, для семьи». Ходили себе с попугаями в выходные по школам, по яслям, концерты давали… Ну а потом братьям Двоскиным дали новую квартиру, напротив судового профсоюза, а окна не закрываются – город-курорт. И повело: раньше попугаи все советовали детишкам: «Лена, учись на пятерку»… Такие хорошие были попугаи… А как судовой профсоюз въехал, про пятерки и про Лену скажут и прибавят… Ну детки мрут от смеха… РОНО вмешался…

ОН (хохочет). Ну, Нептуша… Ну какой судовой профсоюз?! Ну какие попугаи?! Ну почему ты такой врун?

НЕПТУН. Обижаешь… Как говорит мой дружок шофер первого класса Ромашко:

«В городе-курорте врунов нет, в нем – фантазеры». Но на одном настаиваю: братья Двоскины женились!

ОНА выражает явные признаки нетерпения, демонстративно громко отодвигает стул, нервно передвигает столик.

ОН (ест). Сейчас… (воркующе.) Ау!

НЕПТУН. Кто такая?

ОН (нежно). Она.

НЕПТУН. Кобра?

ОН. Кто?

НЕПТУН. Это я так свою называл… Сначала – комендант, потом – кобра урод-ли…

ОН (негодующе). Замолчи!

НЕПТУН. Ну это было просто кодовое название… Детки-то у тебя есть?

ОН. Есть. А у тебя?

НЕПТУН. Обижаешь: дочка. Сделал ее фотку. Я ведь в фотоателье работаю… И под стекло к себе на стол положил…

ОН. И я – тоже!

НЕПТУН. Разные чебурашки иногда ко мне приходят – дочку под стеклом увидят, нет претензиев… Живешь-то как в бытовом отношении?

ОН. Раздельно.

НЕПТУН. А мы сначала жили вместе. Дочь звала меня «любимый папочка Федя». А нового – «любимый папочка Ваня»… Но я терпел! Я три месяца терпел – не разменивался. Все ждал – думал, пройдет у нее эта фаза!

ОН. И я – тоже ждал!

НЕПТУН. А теперь все – разменялся!

ОН. И я тоже!

НЕПТУН. Начал новую жизнь. Уделяю много внимания физкультуре, занимаюсь изотермической гимнастикой – руками стены двигаю. В институт готовлюсь. Пора! Ничего – выдержим, я оптимист!

ОН. А я… какой я оптимист, Нептун!

НЕПТУН. Ха-ха, Дима!

ОН. Ха-ха, Федя!

ОН. Нет, как мы с тобой похожи! И как хорошо, что ты пришел вовремя!

НЕПТУН. Обижаешь!

ОН. Старый, сейчас нам надо держаться вместе!

НЕПТУН. Будем кучковаться, Димьян!.. За кучку, за нее. (Пьют.)

ОН (жене, нежно-нежно). Ау!

НЕПТУН. А я думал, ты меня не признаешь! Большой ученый, творческий парень, в министерства, небось, разные – как к себе домой.

ОН. Да, Нептуша, творец я… Творю все время. Просыпаюсь посреди ночи – плохо с сердцем – и первая мысль: утром не смогу творить. Засыпаю – и снова под утро вскакиваю в холодном поту: боже мой, не выспался, значит, не смогу творить! С женой поругаюсь – опять боюсь: выбьюсь из творческого состояния. И так все время: смогу творить – не смогу творить! Смогу – не смогу! Творить – не творить! А когда жить-то, Федя?

НЕПТУН (о своем). Ну… Я ей не изменял! Потому что мне было хорошо с моей коброй… И я боялся встретить женщину получше ее и все испортить!

ОН. И я тоже.

ОНА (смеется). Ап!

ОН (ей). Рай! Перестань! Ты понимаешь – у нас рай!

ОНА смеется.

НЕПТУН (продолжает упоенный). А вот вечерами… Я не знаю, чем сейчас заниматься вечерами… Вечерами я ведь прежде воспитывал дочку…

ОН. И я тоже…

НЕПТУН. А теперь как ее воспитывать – она теперь путает меня с дядей Ваней… Но когда я увидел его, я удовлетворился: во-первых, он ниже меня ростом, во-вторых, у меня техникум, а у него – «десять классов с братом на двоих», в-третьих, делает торшеры для халтуры, и я для смеха заказал ему торшер – и он взялся!

ОН. И у меня – тоже.

НЕПТУН. Как было хорошо вечерами, Димьян! Вечерами… я смотрел на свою кобру и законно желал ее в пределах Гражданского кодекса, вечерами я воспитывал свою дочку, читал научную фантастику, играл в домино с соседями, не выходя из дома… У нас хороший дом – такая слышимость, что запросто играли, не выходя из квартир, – всей лестницей… И футбол так же слушали: один телевизор включит… И дома мир – кобра не ругается, никуда не ухожу…

ОН. Держись, Нептун… (Ей.) Ау!

НЕПТУН. Что это ты – «ау» да «ау»?

ОН. «Ау» – это крик людей, ищущих друг друга… «Ау» – подай голосочек через темный лесочек… То, Нептун, то… (Ей. Совсем по-голубиному.) «Ау»… Я приехал с картошки… я стою на вокзале… и звоню тебе… Рай! Эдем! Лилеи! И уже качается на ветке то самое яблоко…

Стук часов. Время.

Телефонный звонок.

ОНА (поднимает трубку). Алло!

ОН. Я приехал.

ОНА. Димка! Димка! Димка!

ОН. Очень скучала?

ОНА. А ты? А ты?

ОН. Да! Да!

ОНА. Тогда я тоже… А где ты сейчас?

ОН. На вокзале. У меня отросла борода.

ОНА. Я знала! Ты должен был сделать эту глупость.

ОН. А ты хочешь повидать мою бороду?

ОНА (поспешно). Ну так я и знала… (Серьезно-разумно.) Уже поздно, Дима…

ОН. Они тебя не выпустят?

ЕЕ МАТЬ (ее отцу). Они – это мы…

ОНА. При чем тут они? Их нет… (Остановилась.) То есть они есть… Они… на даче. А я… спать ложусь… (Торопливо.) Ты мне позвонишь завтра?

ОН. Сейчас… сейчас… Я соскучился. Я…

ОНА (растроганно). Очень?

ОН. Да, да! Если не придешь, я сам приду.

ОНА (счастливо). Ну. Сумасшедший… Ты пойми – я страшная, голова черт знает в каком виде… Ты меня любишь?

ОН. Да, да! Ну ты придешь?

Молчание.

ОНА. Ну… на минутку… Погляжу на бороду и… Но учти, к 12‑ти я должна быть дома… а то они…

ЕЕ МАТЬ (отцу). Это мы.

ОНА… позвонят с дачи и будут волноваться… Уговор?

ОН. Уговор!

ОНА. Ты скучал?

ОН. Да, да!

ОНА. Нет, скажи словами.

ОН. Скучал!

ОНА. А ты меня любишь?

ОН. Да! Да!

ОНА. Нет, ты скажи словами.

ОН. Я тебя люблю.

ЕЕ МАТЬ. Пошли-поехали…

ОНА. Что это ты там…

ОН. Это я тебя в трубку целую.

ОНА. Звонишь – с вокзала?! Там бог знает кто брал эту трубку… Сумасшедший! (Он целует трубку.) Не смей! Не смей больше! А ты сейчас тоже скучаешь?

ОН. Тоже. Приходи! Приходи!

ОНА. А может, не надо, а?

ОН. Ой! Ну тогда я…

ОНА. Ну хорошо! Жди, я быстро… Где всегда… Ты меня любишь?

ОН. Да! Да!

ОНА. Словами…

ОН. Люблю! Люблю!

Стук часов.

ОН. Я жду ее… Она быстро.

Стук часов.

ОН. Она – быстро… Она – очень быстро…

Стук часов.

ОНА (надевая косынку перед невидимым зеркалом). Ну что делать, я не умею торопиться… Наверное, потому, что у меня с детства пониженное давление…

ОН. Да. Так она говорила всегда… Наверное, поэтому она всегда собиралась загадочно долго… А у меня, видимо, повышенное давление, поэтому я все делал очень быстро… Когда мы потом поженимся и будем вместе завтракать, я все буду съедать мигом, а потом испуганно глядеть, как она там копается.

Стук часов. Время.

ОНА. Ради бога, прости… я немного задержалась… Боже, какая борода! (Целуются.) Все… Теперь-то конец моему злосчастному подбородку! (Целует его, нежно.) А нос-то какой холодный, как…

ОН. Если бы ты еще задержалась…

ОНА. Ой-ой-ой! Немножко подождал и…

ОН. Ну, иди под крыло! (Обнимает ее за плечи. Мужественно.) Это кто у меня такой маленький?

ОНА (изо всех сил инфантильно). Это я… (Целуются.)

ОН. Это кто у меня такой красивенький?

ОНА. Это я…

ЕЕ МАТЬ. Поэзия: Тютчев.

ОН. Это кто у меня такой… симпатюльеп?

ОНА. Это я.

ЕЕ МАТЬ. И фантазия – ну прямо «Я помню чудное мгновенье».

Стук часов. Время.

ОН. Я провожу тебя до парадного… А то во дворе наверняка хулиганы… (Идут.)