Автор книги: Эдвард Слингерленд
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Старайся не стараться: взращенная естественность
Знание того, каким образом мы осваиваем новый навык вроде вождения автомобиля, важно для понимания стратегии у-вэй, которой следовали Конфуций и Сюнь-цзы. Если люди хотят жить в гармоничном обществе, они должны освоить конфуцианский Путь: ритуалы и познания чжоуской династии. У разума есть сила осознать Путь, но этого мало. Нужно зайти дальше простого понимания Пути и жить им. Рассудочное мышление должно стать чувственным. Конфуцианцы пытались достичь этого, тренируя воплощенный ум до тех пор, пока сознательно выученные действия можно будет выполнять в состоянии у-вэй, как мы выжимаем сцепление или шнуруем ботинки.
Рассмотрим фрагмент “Цюань сюэ”. Сюнь-цзы описывает, как люди перешли от естественного состояния к цивилизации. Естественному состоянию свойственно ничем не сдерживаемое чувственное мышление. Результаты плачевны, в чем легко убедиться, взглянув на страны, где разрушились институты власти. Положение спасли, объясняет Сюнь-цзы, легендарные совершенномудрые правители: “Ваны-предки питали отвращение к смутам, поэтому они создали [нормы ритуала] и долга, чтобы [в соответствии с ними] разделять [людей], удовлетворять их желания и стремления. Добиться того, чтобы желания не превосходили [возможности] вещей [их удовлетворять], а вещей всегда было бы достаточно для удовлетворения желаний, когда и желания, и вещи соответствуют друг другу и взаимно растут”. Здесь мы видим интересную последовательность чувственного – рассудочного – чувственного мышления. Совершенномудрые правители древности питали отвращение к хаосу естественного состояния. Их чувство неприятия – типичная чувственная реакция. Но, руководствуясь этой эмоцией, они прибегли к рассудочному мышлению. Как, учитывая ограниченность ресурсов, распределить их между людьми с разными нуждами и возможностями? Решением явилось создание поддерживаемой ритуалом социальной иерархии, которая обеспечивала людям доступ к ресурсам в зависимости от их пользы для общества.
Современные западные философы сказали бы, что цель достигнута: вы поняли условие задачи, решение найдено, и теперь все, что нам нужно – донести до каждого эту мысль. Сюнь-цзы на этом не остановился. Для него рациональное решение – лишь первый шаг. Следующая ступень – научить людей изменить свои желания в соответствии с этим решением. Демонстрируя куда более тонкое понимание когнитивных способностей человека, чем современные западные философы, Сюнь-цзы утверждает, что привитие норм требует замедленного сознательного контроля. Чтобы быть психологически эффективными, плоды рассудочного мышления (как лучше распределить ресурсы) должны быть встроены в чувственные сенсомоторные процессы (через ритуал и обучение).
Ритуалы – это в основном выработка навыков – от того, как проводить важные публичные религиозные мероприятия, до того, как одеваться, входить в комнату, есть пищу и общаться с родителями. Старшие и высокопоставленные получают лучшие куски мяса и места поудобнее, а молодые и незначительные учатся откладывать удовольствие. Дети всегда уступают родителям, справляются об их здоровье определенное число раз в день, не уезжают за границу и не принимают важных решений, не посоветовавшись с ними. Конфуцианский ритуал, таким образом, охватывает и религиозные церемонии, и то, что мы называем хорошими манерами. У каждого есть предписанная ритуалом социальная роль, более точно – комплекс ролей, определяемых ситуацией: в зависимости от обстоятельств и окружения вы можете быть чиновником, мужем, сыном или отцом, младшим или старшим, учителем или учеником. Каждая из этих ролей имеет точно определенный спектр приемлемого поведения, обязанностей и привилегий. Освоение ритуала сопровождается учебой, которая предполагает заучивание классических текстов с последующим коллективным обсуждением их смысла и актуальности. Это дает ученику и цитаты, и полезные в разговоре обороты, и примеры для подражания, и советы по взаимодействию с людьми.
Ранний конфуцианский ритуал и учеба кажутся экзотичными и архаичными: трудно представить себе настолько строго регламентированную жизнь. Вот несколько примеров образцового ритуального поведения Конфуция из книги “Лунь юй”:
В жару он надевал легкую одежду из тонкой грубой ткани и всегда носил ее поверх рубашки.
Он носил черный кафтан с халатом из каракуля, белый – с дохой из пыжика и желтый – с лисьей шубой.
Для дома у него был длинный меховой халат с коротким правым рукавом. Во время сна всегда пользовался коротким одеялом в половину своего роста.
Сидел на коврике из толстых шкур лисицы и енота. Когда кончался траур, надевал на пояс все подвески. Всегда носил лишь юбки, сшитые из обрезков ткани, за исключением случаев, когда участвовал в какой-либо торжественной церемонии.
Когда шел выразить соболезнование, не надевал халата из каракуля и черной шапки.
Он не садился на циновку, постланную криво.
Когда он залезал в повозку, то держался прямо, ухватившись за веревочные поручни.
В повозке не оглядывался, говорил неторопливо и не показывал руками куда ехать.
Идея до такой степени регулировать свое поведение многим покажется дикой. Мы не уделяем внимания ритуалу, а когда задумываемся о нем, в голову приходит лишь дурное.
Но ритуал не настолько чужд нам, как можно подумать. Мы считаем, что дети, выросши, должны идти своим путем, но осуждаем ребенка, который не сумел выкроить время, чтобы поздравить мать с днем рождения. Мы считаем странной сложность древних предписаний касательно одежды, но никогда не пришли бы на важную деловую встречу в спортивном костюме. Когда вы в следующий раз появитесь на людях, подумайте, как много из того, что вы делаете и говорите, заранее определено: то, как вы обращаетесь к людям на улице и в магазине, как приветствуете друзей или коллег, как ведете себя с незнакомцами и со знакомыми людьми. Конвенции, пронизывающие даже нашу довольно вольную жизнь, могут казаться малозначительными, но попробуйте прожить без них хотя бы день. Например, сходите в магазин и, не встречаясь глазами с продавцом и не поздоровавшись с ним, просто бросьте деньги на прилавок и потребуйте то, что хотите купить. Вы скоро станете изгоем и будете дурно влиять на социальную жизнь. Существуют убедительные доказательства того, что незначительные жесты, интонация и мимика могут изменять настроение окружающих, которое распространяется кругами.
У Конфуция и Сюнь-цзы привитие культурно-нравственных норм нередко сравнивается с отделкой или перестройкой плохо сконструированной личности с использованием в качестве инструментов ритуала и обучения. Ритуал, например, “подравнивает” наши эмоции, сдерживая чувства, которые, по сути, слишком сильны. Непреодолимое желание ребенка, чтобы его нужды удовлетворялись, превращается в ясное понимание того, чего именно должно хотеть и ожидать. А малоразвитые эмоции усиливаются, “полируются”. Лень или страх часто перевешивают наше чувство возмущения несправедливостью, но конфуцианцы считали, что силу духа можно развить путем правильного обучения. Современным ученым есть что сказать об этом аспекте конфуцианского ритуала. Изучение эмоций показывает, что общественные установки и направленное осознание играют ключевую роль в превращении инстинктивных реакций в зрелые. Например, младенцы рождаются со способностью улыбаться, когда испытывают удовольствие. Это простая рефлекторная реакция. Не достигнув возраста нескольких месяцев, они не способны улыбаться кому-либо, чтобы добиться ответа или поделиться своим ощущением счастья. Еще позднее они получают способность улыбаться в ответ на воображаемое счастье (слушая сказку, например) или на чужое счастье (эмпатическое). Этот процесс поддерживается рассказами, искусством, подражанием и литературой.
Конфуцианский взгляд на обучение может оказаться полезным. Например, мы почти не осознаем, до какой степени зависим от историй, которые помогают понять, как себя вести. Верующие люди опираются на обширный комплекс притч. Например, девиз “Как поступил бы Иисус?” важен для многих американцев. Но и у людей нерелигиозных есть свои тексты. Например, пытаясь научить нашу дочь справляться с эмоциями и правильно взаимодействовать с другими детьми, мы с женой часто обращаемся к повести “Чарли и шоколадная фабрика” Роальда Даля. Чарли, идеал доброго и щедрого мальчика, и Верука Солт, отбившаяся от рук испорченная девица, оказались в этом отношении особенно полезными. Оклика “Верука!” оказывается достаточно, чтобы пресечь эгоистичное поведение моей пятилетней дочери, и, когда она задумывается, совершать или не совершать хороший поступок, мы просим ее подумать, что бы сделал Чарли на ее месте. Девиз “Как поступил бы Чарли?” еще не так популярен в сравнении с “Как поступил бы Иисус?”, но служит той же цели.
Кроме того, конфуцианство помогает заполнить пробелы в современном понимании соотношения научения и мышления. Сейчас на Западе в особом почете нестандартное мышление: все мы, как “Эппл”, хотим “думать иначе”, чем другие. Если бы конфуцианцам понадобился рекламный слоган, он звучал бы так: “Думай как древние”. Они считали, что мудрость, содержащаяся в классических трудах вроде “Книги песен и гимнов” (“Шицзин”), должна составлять основу психической жизни. Поэтому Конфуций сравнивает того, кто не знает “Шицзин”, с человеком, который “встал лицом к стене и ничего не видит”. Более того, понять значение “Шицзин” – нелегкая задача, нельзя уловить смысл древнего текста, сидя в одиночестве в своей комнате. Чтобы правильно понять конфуцианскую классику, ее нужно помещать в определенный социальный контекст и изучать под руководством мудрого наставника, в компании других учеников.
Акцент на традицию, преклонение перед авторитетом и коллективизм идет вразрез с философией Просвещения. Рене Декарт в “Размышлениях о первой философии” (1641) провозгласил, что нельзя принимать на веру ничто из того, чему учат в школе. Единственным способом отыскания истины, утверждал он, служит самостоятельный поиск, логическое выведение из первых принципов. Эта идея, привлекательная и глубоко укорененная в нашей культуре, почти наверняка неверна. Мы изначально настроены получать знания из культуры, мы абсолютно зависимы от нее, и это качественно отличает нас от других животных. Мы одобряем творческий подход и новаторство, но не замечаем, в какой степени художник или бизнесмен обязан идеям и усилиям других людей, ныне живущих и умерших. Например, технологическая “магия” Стива Джобса зависит от существовавших до него технологий и идей. В более глубоком смысле его творческий импульс мог возникнуть лишь в социокультурной среде Кремниевой долины в конкретный исторический момент. Таким образом, взгляд древних конфуцианцев на научение и мышление (как и в отношении многого другого) более точен, чем тот, что мы унаследовали от европейского Просвещения.
Можно воспринимать такое предпочтение древней мудрости индивидуальному мышлению как реакцию на опасность неконтролируемого чувственного мышления и неточность рассудочного мышления. Поскольку у нас всех есть пределы, конфуцианцы оставляют в системе место для поддерживающих факторов среды, которые будут направлять нас по прямому и узкому Пути. Можно представить их в виде подпорок вдоль дорожки в боулинге для детских вечеринок: они позволяют даже самым маленьким участникам почувствовать восторг от нескольких сбитых кеглей и особенно важны, когда у ребенка еще не хватает сил прокатить шар до конца, не вступая на дорожку.
Но современных читателей “Бесед и суждений”, вероятно, сильнее всего удивляет – и отпугивает – крайний культурный консерватизм Конфуция. Как мы видели, он не садился на циновку, постланную криво, и дал следующий ответ ученику, спросившему о том, как стать благородным мужем: “Не смотри на то, что чуждо ритуалу. Не внемли тому, что чуждо ритуалу. Не говори того, что чуждо ритуалу. Не делай ничего, что чуждо ритуалу”. Конфуций думал, что гармония в обществе зависит от того, следуют ли люди определенным культурным моделям во всех областях жизни. Так, он считал, что музыка древних Шао и У является лучшей, правильно сочиненной музыкой, в отличие от аморальной “поп-музыки” Чжэн, ценимой его современниками. Тексты Чжэн, судя по “Шицзин”, довольно вольные, и хотя мы не знаем, какая именно музыка их сопровождала, это, скорее всего, был простой запоминающийся мотив. Они исполнялись смешанными группами из мужчин и женщин и поощряли половую распущенность. Это знакомо обеспокоенным родителям всех наций и эпох. Для Конфуция музыка Чжэн была все равно что Элвис Пресли для поколения моих родителей или рэп для нашего собственного. Типпер Гор без колебаний снабдила бы ее предупреждающей наклейкой.
Этот культурный консерватизм приводил к всеобъемлющему и долгосрочному контролю над всеми элементами окружения ученика, направляя его поведение и мысль в одобренное древними русло. В современных условиях подобная “культурная ригидность” выглядит архаичной и чуждой. Но с точки зрения современной психологии стратегия культурного погружения вполне разумна. Существует обширная, хотя и довольно противоречивая, литература о фиксированной установке (прайминге): изменении поведения человека с помощью превращения слова или понятия в более существенное почти незаметным способом. Участники, которые разгадывали головоломки со словами, относящимися к старикам (“Флорида”, “седой”, “морщины”), выйдя из лаборатории, шли медленнее других, а те, кто имел дело со словами, имеющими отношение к вежливости, дольше ждали, прежде чем перебить другого. Люди, разгадывающие словосочетания о помощи, чаще поднимали предмет, который ронял экспериментатор. Те, кто фиксировался на социальной роли “профессора”, куда лучше выполняли задания, касавшиеся общих знаний, чем те, кто не фиксировался, а те, кто фиксировался на роли “футбольного хулигана”, справлялись хуже других. Этот эффект распространяется и на физические действия, что помогает нам понять, как и почему ритуалы так хорошо работают. Люди, которые держат ручку в зубах, чтобы изобразить улыбку, как в мультфильмах, более склонны радоваться, чем другие – то есть искусственная улыбка делает нас счастливее, по крайней мере на время.
Отношение всего этого к конфуцианскому обучению очевидно. Чтение книг о сдержанных и грациозных людях может сделать вас сдержаннее и грациознее. Скромное поведение, уважительное обращение и должная поза, вполне вероятно, сделают вас скромнее, вежливее и обходительнее. Когнитивные исследования феномена ритуала все еще в зачаточной стадии, но теперь у нас есть предварительные экспериментальные доказательства того, что ритуальное поведение оказывает эффект на манеры и эмоции и может играть важную роль для групповой самоидентификации и установления доверия. Когда интенсивные мультимедийные ритуальные тренинги, санкционированные религиозными авторитетами и осуществляемые в течение всей жизни, сочетаются с умственным погружением в классику, возникает крайне эффективная программа концептуального и поведенческого фиксирования установки.
Так что отделка и перестройка личности играют в конфуцианской стратегии видную роль. Может показаться странным, что люди, желавшие легкости и изящества, добивались этого, будучи скованными этикетом и культурой. (Как мы увидим, даосы считали, что Конфуций действительно перегнул палку.) Но конфуцианский Путь говорит не только о сдержанности и ограничениях. Как известно скульпторам, за грубой обработкой следует точная, а затем и шлифование. В понятиях конфуцианского саморазвития эти последние шаги представляли собой совместное пение и танцы. Такая групповая активность служила последней ступенью отделки и переделки, создавая в результате конфуцианского благородного мужа.
В одном из конфуцианских текстов периода Борющихся царств отмечается, что музыка отличается “своей способностью проникать внутрь и трогать душевные струны”. Та идея, что музыка, “проникая” в людей, непосредственно влияет на эмоции, встречается во многих древнекитайских текстах – как и идея, что связь открыта в обе стороны: слушая чью-либо музыку, можно точно и быстро понять характер ее автора. А обилие народных песен на бытовые темы вроде возделывания земли, ткачества или буколической любви в “Книге песен и гимнов” объясняется тем, что правители Чжоу отправляли специальных чиновников путешествовать по стране и записывать музыку и песни простолюдинов, чтобы понять, что у тех на уме. Губернатор провинции N может доносить, что дела идут прекрасно, но если люди, работая в поле, поют блюз, становится понятно, что ситуация требует более тщательного рассмотрения. (Современным эквивалентом является ежедневный дайджест китайских микроблогов, предоставляемый правящей элите.)
Идея диагностики общественных настроений через изучение популярной музыки вовсе не безумна. Эксперименты показывают, что люди довольно точно распознают гнев, грусть, счастье и другие эмоции, передаваемые музыкальным произведением, даже если оно относится к совершенно неизвестной им культуре. Эффект распространяется и в обратном направлении: слушая яростную музыку, мы становимся злее, а печальная заставляет нас обниматься с бутылкой и припоминать свои ошибки. Поэтому оркестры агрессивными маршами “заводят” выходящих на поле регбистов, а люди для свадьбы или другого счастливого события выбирают в первую очередь веселую танцевальную музыку.
Кроме того, говоря о социальной роли музыки, следует помнить, что она почти всегда предназначена не для одной пары ушей и сопровождается танцем или синхронизированными движениями. Эта совместная физическая активность служит не только эффективной передаче определенных эмоций, но и объединению людей. Западные религиоведы, например Эмиль Дюркгейм, рассуждали о том, что сплоченность, порождаемая музыкой и танцами, является причиной их широкого применения в религиозных традициях по всему миру. Ритуальные песнопения и строевые песни использовались в течение всей истории, чтобы порождать и выражать единение. Я больше всего люблю хаку, старинный военный танец, в исполнении сборной Новой Зеландии по регби. (Вбейте New Zealand All Blacks haka на “Ю-Тьюб”.) Эта квинтэссенция праведного гнева и насилия не только сплачивает команду и дает ей энергию и решительность, но и запугивает противников.
Музыка порождает у слушателей эмоции и одновременно служит доказательством того, что человек чувствует то, что должен. Музыка и танец, кажется, обходят хитрую сознательную психику, воздействуя непосредственно на чувства. Ученые лишь недавно занялись изучением этого, но некоторые экспериментальные работы уже подтверждают догадки и древних конфуцианцев, и современных религиоведов: групповая деятельность вроде музыки, танца или марширования помогает транслировать эмоции, способствует групповой самоидентификации и облегчает межличностное взаимодействие, даже если мы говорим о студентах, впервые встретившихся перед экспериментом в искусственной, бедной стимулами среде лаборатории. Это тип экстаза (буквально ec-stasis, пребывание вне себя), который, как надеялись конфуцианцы, позволит благородным мужам совершить переход от рационального самоконтроля к спонтанной, но аккуратно направляемой радости Пути. Восторг, внушаемый величественной музыкой, воплощает, с точки зрения конфуцианцев, финал долгого самосовершенствования: человек приходит в совершенно новое место, которое, тем не менее, кажется ему очень знакомым.
Конфуцианское у-вэй: в цивилизации как дома
Несмотря на культурный консерватизм, конфуцианский взгляд на цивилизацию все же оптимистичен. Зигмунд Фрейд (выберем его как западный контрпример) считал противоречие между чувствами и рассудком непоправимой трагедией современной жизни. Мы были несчастны в естественном состоянии, поскольку мир, в котором все позволяли своему Оно (чувственному мышлению) делать что угодно, был хаотичным, непредсказуемым и жестоким – даже для тех редких личностей, которым повезло оказаться на вершине социальной пирамиды. Цивилизованная жизнь лучше для всех, но она имеет свою цену: все должны либо подавить, либо сублимировать большую часть инстинктивных желаний и жить под пятой рассудка. В результате появляется состояние, которое Фрейд называл Unbehagen – “недовольством” или “неудовлетворенностью”. Оно также означает физический дискомфорт. Если вы отправляетесь в заброшенный старый дом и у вас волосы встают дыбом, когда вы задумываетесь о привидениях, – это Unbehagen. По Фрейду, цивилизованный человек живет как раз в таком старом доме.
Конфуцианский идеал цивилизованного человека противоположен человеку Фрейда, охваченному Unbehagen. Конфуцианская стратегия нацелена на усиление самоконтроля: одобряемое рассудочным мышлением поведение делается более приемлемым, когда превращается в “естественное”, спонтанное. Конфуцианский благородный муж чувствует себя в цивилизации как дома, не ощущая при этом беспокойства. В “Цюань сюэ” описывается, как конфуцианское учение может взять контроль над телом ученика, изменив его психику: “Все, что воспринимает его слух, он откладывает в сердце, и это затем, распределившись по телу, выявляется в его манерах и поведении: он сдержан в разговоре, осторожен в поступках. Все это может служить примером для других”. На этом этапе сознательный контроль уже не нужен. Всякое действие благородного мужа свободно, непринужденно – и при этом абсолютно правильно. “Мудрец следует своим желаниям и полностью удовлетворяет свои чувства, контролируя их с помощью [правильных] принципов, – объясняет Сюнь-цзы. – Зачем ему «заставлять себя» быть «терпеливым» и «беспокойным»?”. Смысл в том, что для человека вроде Конфуция в возрасте семидесяти лет вся строгость древней культуры становится подобна воде для рыбы – совершенно незаметной и абсолютно комфортной.
Таково у-вэй конфуцианцев. Идея замещения изначального трудного характера новым, социально приемлемым, кажется идеальным решением проблемы взаимодействия людей в больших сообществах. Сам Конфуций к семидесяти годам превратился в идеально социализированного человека: изящного, в совершенстве владеющего этикетом и при этом абсолютно естественного и искреннего. Впрочем, изучив историю ранних конфуцианских текстов, мы обнаруживаем, что самосовершенствование не всегда протекало просто. Более того, иногда кажется, что на каждого выходящего из жерновов самосовершенствования Конфуция, непринужденно изящного и искреннего, приходился десяток подражателей, которые умели говорить и даже делать правильные вещи, но не обладали внутренней убежденностью истинного благородного мужа.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?