Текст книги "Пропавшие"

– Где мать? – спросил Трей, заглядывая в блокнот. – Френки Салливан. Ее так зовут, да? Разве не она подняла тревогу?

– Я велел ей сидеть в доме и ждать, вдруг мальчик вернется. Сказал, что придем к ней.

Трей улыбнулся людям, которым не терпелось уплыть.

– Еще немного, и мы вас отпустим, – пообещал он, а после взял Рори под локоть и отвел в сторонку. – Ты задержал этих людей в преддверии урагана, хотя даже тупому видно было, что на причале пропавшего мальчика нет. А еще ты оставил мать мальчишки одну в наркопритоне, где она может сотворить что угодно. Может, стоило обратиться в службу опеки несколько недель назад? Большинство детских смертей – на совести самих же родителей. Ты ведь знаешь об этом?

Рори уже хотел сказать что-то в свое оправдание, но Трей перебил его:

– Заткнись. Ни слова не говори. Только хуже сделаешь. Я пошел за матерью.

Рори застыл как вкопанный. Трею и так лишь бы унизить кого-нибудь, но, может, его тон связан с тем, что Рори признался в любви Лидии? Что она успела рассказать мужу?

Трей подался ближе и прошептал:

– Больше не думай, у тебя это плохо получается. Лидия правильно говорит, – добавил он, постучав по виску пальцем, – ты тронутый. Возможно, мне стоит даже пожалеть тебя. Проследи, чтобы паром отбыл, потом приходи в общественный центр – будешь до конца дня следовать моим указаниям. И позволь сделать небольшое предупреждение: если вдруг каким-то чудом ты этой ночью сам отыщешь мальчишку, я за тебя возьмусь. Лидия тебя не спасет. Усек?

У Рори пересохло во рту. С него хватит этих обвинений – что этим вечером, что раньше.

– Не крал я твоего сына, – прошептал он в ответ, схватив Трея за локоть. – Сам знаешь. Ты же стоял тогда рядом со мной на пирсе. Я бы просто не успел незаметно выкрасть Оливера. Брешут все. Это ты в тот день оставил его без присмотра. Не забыл? А я делал свою работу.

– Руки убрал.

Отпускать Трея Рори боялся. Чувствовал, что если разожмет пальцы, то сразу же даст детективу по морде и заработает еще больше неприятностей.

– Данбар!

Барб Келли.

– Шаг назад, – велела она, оглядываясь и проверяя, нет ли свидетелей ссоры. Видя, что Рори не спешит подчиняться, она добавила: – Это приказ.

Рори наконец отпустил Трея, и тот оправил на себе куртку и пригладил волосы.

– Не смей больше прикасаться ко мне, – сказал он. – Иначе пожалеешь. И держись подальше от моей семьи.

Барб с улыбкой помахала женщине, следившей за ними в очереди к парому.

– Топай отсюда, Трей, – прошептала она, не разжимая зубов. – Только хуже делаешь.

Трей развернулся и громко произнес так, чтобы все слышали:

– Отличная работа, – и стал подниматься по холму в город.

– А теперь остыньте, – обратилась Барб к Рори, – и помогите мне найти мальчика.

Пит не нашел лучшего времени, чтобы вылезти из джипа. Он, как зомби, двинулся в сторону толпы, уронив на ходу плед и являя всем свою наготу. Несколько детишек с воплями бросились бежать. Кто-то крикнул Питу, чтобы прикрылся. Барб подняла с земли плед и накинула его на плечи Питу. Потом стрельнула злобным взглядом в Рори и спросила:

– Это еще кто такой?

Рори посмотрел на нее из-под мокрых полей шляпы. Он не знал, что ответить. Как он до такого дожил? Как вышло, что он единственный из всей семьи не сломался?

– Пидор, пидор, гомик, пидор, – бормотал Пит.

– Заткнись, а? – обернулся к брату Рори. – Заткнись, пожалуйста.

Пит, почти не открывая глаз, пошатнулся и чуть не упал лицом вниз. Края пледа трепетали на нем; Рори в этот момент хотелось одного: хоть немного поправить дело. Хотелось вернуться во времени, до этого лета, задолго до Четвертого июля, когда он еще мог просто прийти домой.

– Я позабочусь об этом, – сказал он.

– Ему надо в больницу? – спросила Барб.

– Ему просто надо проспаться.

– Он не пьян.

– Нет, пьян, – возразил Рори.

Пита нельзя было везти в больницу. Его же отпустили на поруки.

– Послушайте, – сказала Барб. – Вы знаете, что он принял? На прошлой неделе прибыла партия оксикодона с примесью героина. В Портленде от нее уже с десяток людей скончалось.

– Это не оно, – ответил Рори, уводя Пита к машине. – Не что-то новенькое, во всяком случае.

– Надеюсь. Вам же лучше, обоим, если так.

Глава 6

Эстер опустила маргаритки в вазу, и вода почти моментально окрасилась синим. Вазу Эстер водрузила на середину стола в комнате Моргана. Потом убрала оттуда и поставила на кухонную стойку, затем на стол, на подоконник. Наконец спрятала на холодильник, подальше, лишь бы не видеть.

Кейт сидела у телевизора и смотрела что-то невыносимо веселое, а Эстер пялилась в экран смартфона. Душа требовала приключений, хотя бы метафорических, а что плохого в том, чтобы позвонить человеку, с которым она недавно поговорила? Эстер нашла номер Чарли в журнале вызовов, и ее палец завис над кнопкой вызова. Если она выберется из дома, станет общаться с людьми, попробует разгадать новую тайну, это наверняка поможет исцелиться. Может, дело даже выльется в путешествие в неизвестные края… В этот момент Кейт засмеялась над чем-то, и Эстер ощутила озноб. Холод просачивался в тело. Обволакивал. Вместо того чтобы набрать Чарли, Эстер написала сообщение Моргану:

Ушла с работы пораньше, забрала дите. Так что ты свободен. Увидимся дома.

Еще одна ложь.

Врать становилось все проще.

Эстер отложила телефон на стойку дисплеем вниз, но даже тогда не ощутила покоя, как обычно в последнее время.

Можно загуглить свое имя, и поисковик выдаст ссылки на блоги с прошлогодней историей, в которых рассказывалось об убийствах в разных штатах. Почему люди мусолят одно и то же? Как не поймут, что Эстер Терсби – просто невысокая библиотекарь ростом четыре фута и девять с тремя четвертями дюймов[9]9
  ≈ 150 сантиметров


[Закрыть], ей тридцать семь, и она боится окружающего мира? Она не работала с того августовского дня, когда потеряла Кейт на собачьей площадке, а услышав, как захлопнулся багажник машины, выбежала на дорогу. На бегу она кричала на мужчину за рулем бирюзового «Сатурна». Мужчину, который в страхе заблокировал двери, когда она принялась молотить кулачками по окнам и даже метать камни в заднее стекло машины. Затем Эстер позвонила в службу спасения и орала на диспетчера, пока наконец не услышала вдалеке сирену.

Позднее выяснилось, что Кейт забрела в общественный сад, где сидела по-турецки на клумбе с маргаритками. Ее отыскала Вафля и носом принялась тыкаться девочке в щеку, а та отпихивала бассет-хаунда. Происшествие длилось каких-то пять минут. Самое большее, десять. Эстер же показалось, что прошла вечность. И в итоге все, что произошло зимой, что она старательно хоронила в глубине себя, ожило и вернулось.

Наконец она сдалась и загуглила свое имя. Оказалось, она все еще опережает по популярности Эстер Прин[10]10
  Героиня романа Натаниэля Готорна «Алая буква» (оригинал. «The Scarlet Letter») (1850 г.), одного из столпов американской литературы.


[Закрыть]. Долго это не продлится. Эстер же не знаменитость: может запросто выйти на улицу и прокричать, как ее зовут, – никто и внимания не обратит. Однако в пределах тесного микрокосма – очень шумного, анонимного онлайн-сообщества – она все еще представляла интерес. Члены этого мира писали о том, что она сделала и чего не делала. Ее называли дурной матерью, и тогда хотелось напомнить всем и каждому, что она, вообще-то, даже не мать. Для всех она стала героиней, жертвой и шлюхой, но правда была такова: прошлой зимой, когда Эстер еще занималась поиском пропавших, одна женщина наняла ее отыскать своего брата Сэма, а тот оказался куда опаснее, чем Эстер могла вообразить. Теперь Сэм был мертв, а его друг Гейб отбывал пожизненный срок в федеральной тюрьме в центре Массачусетса. Всю вину – всю, до последней капли – Эстер возлагала на себя. Ей было скучно, хотелось наполнить жизнь историями других людей. Теперь женщины по всей стране хотели Гейба; стремились спасти его, защитить, помочь оправиться, и некоторые думали, что Эстер поможет связаться с ним. Писали ей. Гейб тоже писал. Письма приходили в простых белых конвертах с марками из Девенса[11]11
  Федеральный медицинский центр Девенс – тюрьма в городе Эйер для заключенных, которым требуется долгосрочная медицинская или психиатрическая помощь.


[Закрыть], что в штате Массачусетс. Только Эстер их не вскрывала и сразу складывала в обувную коробку в дальнем конце кладовки. Моргану про них она тоже не говорила. Хватит ли ей когда-нибудь смелости прочесть эти письма или навестить Гейба в тюрьме, посмотреть ему в глаза и простить за то, что он сделал? Прямо сейчас ей не хватало смелости даже оставить Кейт без присмотра или выбрать продукты к ужину в магазине. Шажок за шажком, да?

Она открыла групповой чат и написала:

Сегодня ужин в складчину! Джейми, с тебя торт!

Потом выключила на телефоне звук и спрятала его в карман. С глаз долой, из сердца вон.

– Идем с тетей Эстер, – позвала она Кейт. В ответ племянница насилу оторвалась от экрана и бросила на нее сердитый взгляд. – Ты же вроде видела этот мультик? Пошли.

– Я не Вафля, – возразила Кейт.

– Нет, ты не собака, – согласилась Эстер, нажимая на пульте паузу и протягивая племяннице руку. – Но все равно идем со мной.

Они поднялись наверх и через комнату Моргана вошли в его стенной шкаф, а оттуда через дверь попали в новую комнату. Раньше тут располагалась личная квартира Эстер, ее гнездо высоко над Сомервиллом, за которое она держалась, даже когда с ними стала жить Кейт. Покатый потолок, крохотная кухня, двухместный диванчик, древний телевизор и видеомагнитофон, грязь и пыль – Эстер приходила сюда и запиралась всякий раз, когда хотела уединиться. Квартира была ее святилищем.

Но в декабре, после похищения, Морган взялся за кувалду и снес стену между квартирами.

А Эстер… Эстер сама попросила его сделать это. Настаивала, что личное пространство, убежище ей больше не нужно. Когда Морган закончил, она вынесла на улицу все личное, оставила коробку с VHS-кассетами у дороги. Сняла со стен кухонные шкафчики и выбросила диван в красно-зеленую клеточку на тротуар, где он, несмотря на объявление в интернете, простоял под дождем два дня, а после его забрал мусоровоз. Стены Эстер выкрасила в белый и постелила бежевые ковры. Финальный мазок на полотно прошлого она нанесла, повесив шторы из «Home Depot»[12]12
  Крупнейшая в Америке сеть магазинов по продаже инструментов и стройматериалов.


[Закрыть]. Квартира стала просторной и настолько обычной, насколько могла сделать ее Эстер в стремлении все забыть.

Сейчас из кладовки она достала коробку с письмами от Гейба. Уселась на вершине узкой лестницы и осмелилась вскрыть один конверт. Ковер на полу все еще пах новьем. Жаль, что Морган забрал сегодня Вафлю с собой на работу: лучше бы пёсель семенил всюду за Эстер, норовя забраться к ней на колени.

– Посему ты пласесь? – спросила Кейт, присаживаясь рядышком и смахивая слезинку с щеки Эстер.

Эстер выдавила улыбку.

– Соринка в глаз попала.

Кейт взяла было из коробки конверт, но Эстер выхватила его, будто племянница могла пораниться об него, будто Гейб мог через бумагу дотянуться до нее из тюрьмы и причинить вред. Эстер захлопнула коробку, убрала подальше и написала Чарли:

Пришлите ее полное имя, номер социального страхования и дату рождения. А еще ваше совместное фото. Посмотрю, что можно сделать.

Как только пришли запрошенные сведения, Эстер за десять минут пробила бывшую Чарли по базам данных. Два года назад женщина перебралась в Мэн, сменила имя и добилась судебного запрета на контакты с неким Дэрилом, который поразительно напоминал «Чарли».

Эстер набрала ему:

Отъебись.

Отключила телефон и больше не включала весь вечер.

К тому времени, как Энни обогнула поворот к сияющему маяку, солнце уже село. Дождь так и хлестал, а тут, на открытом месте, вдоль берега, вовсю дул сильный ветер. Волны бились о гранитный пляж, и морская вода начала заполнять бухту, накрывая пристань при маяке. Довольно скоро он, как и большая часть острова, будет отрезан от внешнего мира, и до утра искать пропавшего мальчика станет небезопасно. Скоро время выйдет.

Энни остановилась, вспоминая тот день, когда было намного теплей, чем сегодня, когда приливом нагоняло лишь струйку плотной солоноватой воды из бухты. Стоящие на приколе парусные лодки осели на песчаной отмели, склонив мачты под углом в сорок пять градусов, а послеполуденное солнце палило песок вперемешку с галькой. Энни шла по илу в шортиках и паре старых кроссовок, тонула в грязи, из которой с шипением вырывался сернистый газ. Ярдах в пятидесяти от пляжа она вилами набрала в плетеную корзину бушель[13]13
  Мера объема сыпучих продуктов и жидкостей. В США – 35,24 литра.


[Закрыть] моллюсков. Работала она быстро – штраф за нелегальную добычу устриц был тридцать пять долларов. Астрономическая сумма для Энни.

Набрав крупных раковин, она пошла вброд к берегу, но там уже сверкали голубые огни патрульной машины. Сердце у Энни ушло в пятки. Как он так быстро приехал? Откуда узнал? Энни спрятала корзину за купой прибрежных водорослей, а Рори уже шел к ней, одетый, несмотря на жару, в плотную форму. Он остановился, смерил ее взглядом – присмотрелся к грязным кроссовкам и вилам на песке.

– Ты что, тут весь день? – спросил он.

– Где-то час, – ответила Энни и улыбнулась. Больше ей ничего не оставалось.

И хотя она была на пять лет старше Рори, в ее арсенале еще оставался инструмент под названием красота. Энни верила, что сохранила достаточно от прежней себя и умеет создать видимость здорового, преуспевающего представителя среднего класса.

– Я вас вроде в городе видел, – заметил Рори. – На Дне независимости. Прямо перед тем, как паром чуть не врезался в пристань.

– Я тогда ушла, – ответила Энни. – Не люблю толпу. Никто ведь не пострадал?

– От столкновения – нет. – Рори сдвинул шляпу на затылок и заткнул большие пальцы рук за ремень. По виску у него сбежала капелька пота. – Никого тут больше не видели?

– Здесь только я да чайки.

Рори оглядел горизонт.

– Ну, хоть эти лодки не на плаву, – сказал он, добавив: – В городе пропал мальчик. Фейерверк отменен, как и световое шоу. Полиция штата проверяет все лодки, которые заходят к нам и уходят. Нам нужны все, так что бросайте устриц, переодевайтесь, следуйте за мной и радуйтесь, что я не выписал вам штраф.

Энни накрыло волной облегчения. Рори дождался, пока она выбросит устриц назад в море, а потом повез ее в город, не выключая мигалок и рассказывая, что пропавший мальчик – это Оливер, сын Лидии.

– Это у которой пекарня? – уточнила Энни.

– Ага. Знаете их?

– Не особенно. А ее муж на острове?

– Трей? Да, он здесь. Детишки вечно убегают и теряются. Потеряться тут можно где угодно, верно? – сказал Рори, однако морщины на лице выдавали его тревогу.

– Готова спорить, что ничего страшного, – сказала Энни. – Но буду рада помочь.

– Итан!

Энни тряхнула головой, прогоняя воспоминание. За шумом ветра она расслышала, как кто-то выкрикивает имя мальчика, потом из-за поворота, вспарывая сумрак, показались лучи фонарей, а следом – небольшая группа из четырех человек. Когда они приблизились, Энни вспомнила почти все лица под капюшонами дождевиков, хотя имен этих островитян не знала.

– Есть успехи? – спросила она.

– Нет, – ответила одна женщина. – А ты что тут делаешь?

– Мне надо в дом.

Женщина оглянулась на одного из мужчин в группе.

– В котором живет Итан, – быстро, даже поспешно уточнила Энни. – И я тоже.

– Ну да, ты же одна из этих, – уходя, сказала женщина.

Хотелось закричать, чтобы она знала: Энни – тут, она настоящая, – но сама Энни только молча смотрела вслед исчезающей в лесу группе добровольцев. Когда она стала одной из «этих»? Когда так изменилась? Началось все еще до острова, но с приездом сюда только ухудшилось. Энни снова вспомнила тот день, Четвертое июля. Тогда не надвигался шторм. Тогда не грозила такая опасность.

Когда организовались поисковые группы, Лидия оказалась на передовой. Она стояла рядом с Треем возле общественного центра и твердым голосом описывала людям Оливера, показывала его фото на экране телефона. Для Энни мальчик выглядел как и тысячи других детишек, чьи портреты мелькают на объявлениях о розыске, выделяясь только глазами и веснушками, как у матери.

– У него вьющиеся волосы, – уверенно говорила Лидия. – Гуще, чем у любого четырехлетки. Он был одет в красное с белым и синим. Ему нравятся жуки.

Энни специально записалась в поисковый отряд Лидии, и остаток дня две женщины искали Оливера плечом к плечу, выкрикивали его имя. Часами рыскали в песке, камнях и прибрежных водорослях, пока не начался прилив и бухту не залило. Потом вода отступила; летнее солнце уже садилось, и они вернулись на этот самый неровный берег. Крепло пришедшее вместе с сумерками отчаяние, но тут какой-то мужчина из их группы прокричал со скалистого утеса невдалеке:

– Он здесь! Я нашел его!

Лидия сорвалась с места, молотя воздух руками и оскальзываясь на мокрых камнях. Энни оставалось только бежать следом, но к тому времени, как они были на месте, мужчина понял, что ошибся.

– Простите, – сказал он, бросая бесхозный американский флаг с края скалы, где и нашел его.

В какой-то момент Энни показалось, что Лидия вот-вот сломается. Женщина отделилась от группы и пошла к морю. Ветер дул ей в лицо, трепля волосы, и тогда Энни встала рядом. Набравшись наконец смелости, она заговорила:

– Я понимаю. Знаю, каково это.

Лидия скривилась.

– Да откуда? Откуда тебе знать?

Энни выпрямилась и посмотрела на океан. Там, над горизонтом, завис лунный серп.

– Я дочь потеряла, – едва слышно прошептала она. Говорить этого не хотелось, и Энни уже жалела о сказанном. – Прости. Чего я о себе-то…

В лунном свете глаза Лидии блестели, и Энни не знала, чего ждать: то ли Лидия сейчас взорвется, мол, чего лезешь ко мне, то ли разрыдается. Однако в воздухе между ними словно повисли невысказанные вопросы: что случилось? когда? обошлось? Отвечать на них Энни не хотела. Лучше было, когда люди сами догадывались.

Лидия взяла ее за руку, как старый друг перед лицом взаимной потери, и крепко сжала, впиваясь ногтями в ладонь.

– Ты права. Не надо.

Потом у Лидии зазвонил телефон.

Момент единения прервался. Вместе с поисками.

Звонил Рори – сообщить радостные вести: он нашел Оливера уснувшим на борту яхты в порту. Проснувшись, мальчик поведал историю о шариках, гориллах и о том, как за ним по причалу гнался огромный паук. Как его ни спрашивали, он не мог рассказать, кто похитил его… или что. А позднее, когда Лидия попыталась вытянуть из Энни детали ее истории, она сумела отговориться, сказав:

– Тебе повезло. Просто помни, что у твоей истории счастливый конец.

Налетевший с океана ветер чуть не сбил Энни с ног. Очнувшись, она напомнила себе, что те события закончились несколько месяцев назад, и, поправив капюшон, пошла прочь от маяка.

За очередным поворотом начиналась заросшая гравийная тропинка, ведущая в заросли деревьев, а в сотне ярдов от нее, в густых рододендронах, стоял викторианский особняк, ставший Энни на последние три месяца домом. Почти все окна заколотили фанерой, на обшитом вагонкой фасаде еще держались хлопья розовой краски, а то, что некогда, наверное, было роскошной лужайкой, хранило очертания садов. Энни поднялась к двери по краю крыльца, чтобы прогнившие ступени не провалились под ее весом, и окружающая дом веранда приветствовала ее громким скрипом. Энни открыла тяжелую дубовую дверь и вошла в затененную прихожую.

– Ау! – крикнула она в тишину.

В переднем салоне с десятифутовыми потолками, каменным очагом и замусоренным полом дождь лил сквозь прорехи в крыше на широкие половицы, вскрывая секреты дома. Сырой воздух пах пеплом, плесенью и собаками, которые тут давно уже не жили. Обои на стенах – а кто-то любил этот дом, раз выбрал розовые с золотым цветы, – отошли, обнажая штукатурку и деревянные планки там, где висели давно пересохшие масляные светильники. В доме были комнаты, переходящие в другие комнаты, гардеробы на ржавых замках и туалеты со сливным рычагом на цепочке. Воду для них приходилось таскать ведрами из старого колодца во дворе.

Из столовой Энни прошла в кухню, но не успела сделать и нескольких шагов по черно-белому плиточному полу, как ощутила чье-то присутствие. Сглотнув, она обернулась. За длинным столом в догорающем свете сидел мужчина. По темной кленовой столешнице перед ним были разбросаны печеньки из коробки «Butter Nutter»[14]14
  Сэндвич-печенье в форме арахиса, с прослойкой из арахисового масла.


[Закрыть].

Энни почти испугалась при виде его, но в этом доме жильцы менялись постоянно: одни приходили, другие уходили; каждый тут занимался чем вздумается – в одиночку или в компании. Как ни хотелось Энни поддаться инстинктам, велевшим бежать, она заставила себя успокоиться. Даже при виде жидких волос до плеч и покрытых татуировками рук мужчины. Даже при виде того, как он, будто дикий зверь, пихал в рот печенья.

– Привет, – сказала Энни так, будто они встречались уже тысячу раз.

Но останавливаться не стала, продолжая идти к запасному выходу. Надеясь добраться до него, убежать.

– Рыжая! – окликнул ее мужчина, поднимаясь и роняя изо рта крошки печенья. Двигался он быстро, быстрее, чем ожидала Энни. – Ты здесь какими судьбами? – спросил он, загородив ей путь.

Он был высокий и худой, в старой концертной футболке. В скудном свете было непонятно, седые у него волосы или просто светлые.

– Портленд, – сказал он, дыша арахисовым маслом. – Я тебя помню. Ты с Эмили тусовалась!

Эмили осталась в другой жизни, в той, что была до острова, когда Энни пару месяцев жила в Портленде. Точнее, существовала. Эмили толкала наркоту и потребляла сама, так что Энни пришлось уйти, и в конце концов она оказалась тут. Она вспомнила и этого патлатого: бездельник, что обносил заброшенные дома на окраине города. Энни как-то видела его на перекрестке – он нес микроволновку обратно в «Walmart». О нем всякое говорили: будто бы он торгует оружием, сутенерствует, продает наркоту, – так что Энни старалась держаться от него подальше. Те же истории она слышала и о других людях, а они бог весть что слышали о ней. В мире без закона и доверия правда имела много личин. Здесь, в доме на острове, ты свою правду творил сам.

– Мир тесен, – ответила Энни. – Скоро здесь будут копы. Ты ведь знаешь, да? Они обыщут дом и всех, кого встретят.

– Точняк, – ответил патлатый, козырнув от виска двумя пальцами. – Спасибо за предупреждение. Надо отыскать племянника. Я Сет, брат Френки. Прибыл на пароме сегодня днем. Раз десять, наверное, прополоскался.

– Где она?

– В буре. С ума сходит. Реально с ума сходит.

– А ты бы как себя вел? На ее-то месте.

– Так и я с ума схожу. Найду сестру, вот только сперва пообедаю. Ну, а раз сюда скоро нагрянут копы, то надо спешить. – Схватив сразу три печенья, он съел их одним махом. – Голодная? – спросил Сет.

Энни покачала головой.

– У меня и другое есть, если тебе надо.

– Не люблю, – отказалась Энни. – Удачи сегодня, – добавила она, направляясь к служебной лестнице. Поднявшись к себе в комнату – чулан с единственным окошком, – она захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, постаралась унять дыхание. В догорающем свете дня уперлась пятками в половицы, а спиной – в плотное дерево. Не важно, что привело сюда этого человека, не важно, насколько Энни покорилась судьбе, с Сетом – или как его на самом деле – наедине она не останется.

Никогда.

И только услышав, как захлопнулась дверь черного хода, Энни позволила себе расслабиться. Осела на пол и подползла к матрасу. В июне, когда тут было битком, эта комната, заваленная ящиками и комодами, единственная оставалась свободной. Из самого высокого комода Энни соорудила перегородку, приволокла с чердака матрас в потеках воды и устроила себе спальное место. Сейчас из ящика комода она вынула черный рюкзак, заныкала в кармашек деньги, полученные от Воуна, и достала предоплаченный телефон. Села на матрас спиной к стене и подтянула колени к груди. Аккумулятор на телефоне почти сел, но Энни все же отбила сообщение:

Это я. Я на острове Финистерре в штате Мэн. Приезжай за мной.

Набрала по памяти номер и чуть не нажала кнопку «отправить», как много раз до этого, в надежде, что получатель – наверное, единственный во всем мире, кто тоскует по ней. Но, как и в предыдущие разы, она удалила текст. Так лучше. Энни пока не готова. Пока еще нет. Да и будет ли?

Дверь в спальню открылась.

Окруженная темнотой, Энни ахнула. Шагов она не слышала. Нашарила под матрасом палку и, подсвечивая телефоном, выглянула из-за стены-комода. Оказалось, это Френки – она украдкой протиснулась в дверь.

– Ты меня до смерти напугала, – попеняла Энни соседке.

Френки сделала еще один осторожный шаг, шмыгнула носом и зажгла фонарик. Ей было чуть за двадцать: невысокая и в теле, как девчонки из колледжа, которые кутят ночи напролет. На Френки была все та же пара джинсов, в которых она заселилась в дом. С ее волос цвета помоев капала вода, а от нее самой пахло сыростью и немытым телом.

– Твой брат приехал, – сообщила Энни.

– Брат? – хрипло переспросила Френки.

– Сет.

– А, мы уже виделись.

– Я тебе так сочувствую, милая, – сказала Энни. Френки она почти не знала, и за все время, что они прожили под одной крышей, они едва ли перекинулись парой фраз, но «милая» звучало как нельзя уместно. – Уверена, все образуется.

Френки утерла нос тыльной стороной кулака. Энни и рада была бы предложить ей салфетку, но самое лучшее, что было у нее в распоряжении, это собственные рукава.

– Он временами такой засранец, – сказала Френки. – Я про Итана. Заблудился, поди. Или спрятался где-нибудь. Думает, что это прикольно. Я заглянула в колодец… – Она не договорила, запустив руку в карман. Достала две таблетки, раскрошила их ложкой, разделила пудру на дорожки и вдохнула одну. – Это окси, – сказала она с намеком, как бы предлагая угоститься. Грусть в ее глазах уже притупилась.

Энни покачала головой, и тогда Френки вдохнула вторую дорожку. Не спрашивая разрешения, скользнула на матрас рядом с Энни.

– Коп велел мне сидеть тут и ждать.

– Трей? – уточнила Энни.

– Трей, – тихо подтвердила Френки, улыбаясь.

– Ты его знаешь?

– Мы все знаем Трея.

– Он тут бывал?

– Не он. Другой.

– Рори, что ли?

– Он добрый, – сказала Френки, но Энни в это верилось с трудом. Рори наезжал на нее с того самого дня, как она сюда приехала, а еще он, как подозревала Энни, хотел бы, чтобы обитатели особняка убрались восвояси. Впрочем, на его месте она хотела бы того же.

– Он рассказывал, как раньше гулял по всему острову, – продолжала Френки, – и возвращался домой поздно ночью. Хотел успокоить. Но он не понимает.

– Ну, в городе развернули полномасштабную операцию, – сказала Энни, внезапно увидев во Френки мать и ощутив вину. – Теперь Рори точно тебя понимает.

Буря снаружи усилилась, кружа вихрями вокруг дома; дождевые капли молотили по крыше. Однако сквозь шум Энни расслышала, как внизу что-то упало. Погладив Френки по сальным патлам, она сказала:

– А вот и копы. Посиди тут, я спущусь и гляну. Лучше избавься от всего, чего им не стоит при тебе находить. И еще, говори им все, что знаешь. Ложь только навредит.

– У меня секретов нет, – пробормотала Френки.

– Тайны есть у всех. Копы их рано или поздно узнают. – Прихватив палку, Энни спустилась вниз. Позвала в темноту: – Кто тут?

В передней, ударив по глазам, вспыхнул яркий свет, но Энни не стала показывать страх и просто заслонилась рукой.

– Кто тут? – снова спросила она и наконец разглядела знакомый силуэт Трея.

Энни чуть не выругалась. С тех пор как Трей вернулся с материка, она его еще не видела. Он наконец погасил фонарь, и комната погрузилась в кромешную тьму.

– Торопишься? – неожиданно близко прошептал Трей. – Собралась куда-то?

Он обыскал Энни. Он был из тех, кто упивается властью, пуская ее в ход при любой возможности.

– Я слышала, как кто-то пришел, – сказала Энни. – Спустилась посмотреть.

– Где мамаша?

– Наверху. Дай ей немного времени, – попросила Энни, вспомнив о таблетках, которые вынюхала Френки, и решив оказать соседке хотя бы малую услугу. – Она пока не в состоянии ни с кем говорить.

– Пока все ищут ее сына?

– Ты понятия не имеешь, каково это, потерять ребенка, – сказала Энни и даже в темноте увидела, как Трей прожигает ее взглядом. Он все же знал. Оливер ведь и его ребенок.

– Вот что я тебе скажу, – произнес Трей. – Не все родители в такой ситуации спешат заторчать. – Он снова зажег фонарь и провел лучом света по замусоренному полу. – Не представляю, как тут вообще можно жить?

Энни промолчала. Согласившись, она унизилась бы.

– Ну ладно, – спустя секунду произнес Трей. – Скажи, ты знаешь Френки? Знала ее в Портленде?

– Может, видела где-нибудь, но знакомы мы не были.

– Как она тогда нашла этот дом?

– Так же, как и я. Кто-то в городе подсказал. Это же не тайна какая-нибудь.

– Да уж, – согласился Трей. Привалился спиной к стене и сполз на пол. Похлопал по доскам рядом с собой.

Энни поняла намек, и тут, в этом доме, по уму, ей следовало бы принять приглашение. Но только не сейчас. Это было бы неверно.

– Мы не одни, – напомнила она.

– Разве Френки не упоролась?

Трей потянулся к Энни и едва коснулся ее, но она шарахнулась, как от удара током. Отошла к лестнице.

– Пойду приведу ее, – сказала она, обернувшись.

Поднялась, пробежала по коридору, спустилась по служебной лестнице в кухню, где еле-еле открыла подтопленную дверь черного хода. Выскользнула через узкую щель в ночь. К тому времени глаза уже привыкли к темноте, и она сумела отыскать путь через заросли деревьев. Трей окликнул ее, но ветер унес его слова. Энни бежала. По дорожке. К пляжу. К маяку. Время еще оставалось.

Впереди раскинулся берег: каменистые утесы и острые скалы. Вода в бухте бурлила, волны бились о неровный гранит, круто уходящий вниз, а посреди шторма горел свет маяка. Энни опоздала. Перешеек исчез под темными водами. Слышно было, как Трей завел двигатель пикапа, скользнули по земле лучи фар. Тогда Энни бросилась к скалам. Вода проникала под дождевик, а в это время где-то позади остановилась машина, хлопнула дверь.

Порывом ветра Энни чуть не сбило с ног.

На берегу вспыхнула и запрыгала точка света – это Трей зажег налобный фонарик и бежал к Энни. Тогда она устремилась дальше, по облепленным рачками валунам, пока не оказалась на пляже. О берег бились пяти– и шестифутовые волны. Вода набегала на песчаный берег и лизала ноги Энни, как бы пытаясь засосать ее в море. А где-то там, в темноте, был Трей.

Энни знала это место. Приходила сюда ночами в поисках мидий и устриц, когда голодный желудок не давал уснуть. Сейчас, перепрыгивая с камня на камень, она вообразила, как летним днем здесь строят песочные замки Френки с Итаном, как к ним подбирается прилив.

Энни сбило волной. Кругом грохотала вода, а ее руки увязли в холодном песке, таявшем как карамель. Промокнув насквозь, Энни через силу проползла вперед, заставила себя встать и отступить. В этот момент появился Трей.

– Энни!

Она почти слышала его запах: сандаловое дерево, табак, нотка корицы.

Нельзя было оставаться с Треем наедине. Только не сейчас.

Вот он прошел мимо ее укрытия, и она проделала остаток пути по тропинке. Подкралась к краю утеса и свесилась с него, ища опору для ног. В расселину в этот момент с ревом хлынула ледяная вода. Сдирая руки об острые раковины рачков, Энни повисла, подождала, пока вода схлынет, и спустилась еще на пару футов. Но вот накатила еще волна, и в этот раз Энни оказалась под водой. От холода легкие в груди чуть не лопнули. Наконец Энни, глотая соленые брызги, отдышалась. За спиной у нее мерцал маяк. Энни представила, как разжимает пальцы, отдаваясь волне, как уносится с ней в океан, и вода заполняет легкие, разбивает ее тело о камни. Наступят ли тогда мир, тишина и покой? Энни вообразила день, не наполненный сожалениями… Нет, бороться она не перестанет, никогда. Будет, несмотря ни на что, цепляться за любую надежду.