Текст книги "Пропавшие"

В этот миг ее схватили за запястье и дюйм за дюймом втащили обратно на утес. Трей откатился в сторону, увлекая Энни за собой, и она растянулась на нем. Закашлялась, выплевывая воду. Потом слезла с Трея, встала на четвереньки и кашляла до изнеможения, а после рухнула на спину. На лицо, смывая соль, попадая на губы и в рот, падали дождевые капли, и Энни глотала их с благодарностью. Она была благодарна не за то, что спаслась, а просто за то, что жива.

– Энни, Энни, ты как?

Энни посмотрела в глаза Трею: тот смеялся. И правда, Анной же зовут манекен для отработки искусственного дыхания[15]15
  «Воскреси Анну» («Resusci Anne») – манекен-тренажер для отработки сердечно-легочной реанимации, «самая целуемая девушка в мире». Создан в 1958 году норвежским кукольником Асмудом Лаердалом по заказу австрийского врача Петера Сафара.


[Закрыть].

– Заткнись, – ответила она.

Трей лег рядом, лицом кверху.

– Какого хрена ты творишь? Чего побежала-то?

– Не хотела, чтобы Френки нас видела. А еще про Лидию подумала. Она моя лучшая подруга.

– Лучшая? – спросил Трей, подкатываясь ближе.

Свет фонарика слепил, но даже с закрытыми глазами Энни узнала прикосновение Трея, когда тот погладил ее по щеке. Теперь она могла стать другой – веселой, доброй и открытой Энни. Какой всегда хотела быть. В отличие от Лидии и Воуна, Энни понимала: неважно, где ты живешь, люди за тобой всюду следят и делают выводы. И если расслабиться, можно позабыть свою легенду, запутаться в собственной лжи. Однако здесь и сейчас, посреди бури и под покровом ночи, она ощущала себя в безопасности. Наконец. А маяк и до завтра подождет.

Энни погасила фонарь и глубоко поцеловала Трея. Ощутила себя как тогда, в первый раз. Первый раз с Треем… да с кем угодно.

Но первым этот раз, конечно же, не был.

Глава 7

– Дорогая, – обратилась Прачи к Эстер, снимая с холодильника вазу с маргаритками, – эти цветы!.. Они просто ужасны!

– Заткнись, – ответила Эстер, глядя, как Прачи молча достает цветы из посиневшей воды и ножницами обрезает стебли.

Каждое движение – как обвинительный приговор. Прачи, на которой и трико с футболкой «Burger King» смотрелось изящно, просто не смогла удержаться.

– Поставь туда, где считаешь уместным, – попросила Эстер. В этот момент у нее завибрировал сотовый – пришло сообщение от Вэнди Ричардс, которая извинялась, что не сможет прийти: «Появилось одно дело! Простите!»

С Вэнди Эстер познакомилась, когда ее наняли отыскать Сэма Блейна. Вэнди была богата, из видной семьи с Бикон-Хилл, и она помогла Эстер пройти через безумие, разразившееся в СМИ после гибели Сэма. Правда, со временем Вэнди стала редким гостем, а значит, время их дружбы, скорее всего, миновало. И правда, сколько можно обсуждать, каково это встречаться с серийным убийцей? К тому же с прошлой зимы известность Вэнди только выросла, и у нее на пятничный вечер наверняка имелись планы получше, чем ужин в складчину на кухне второго этажа квартиры Моргана. Эстер показала сообщение Прачи, которая как раз закончила подрезать цветы.

– Двигается дальше, – сказала та. – Забывает.

– Жаль, не всем это дается так же легко.

– Только скажи, если я могу как-то помочь, – ответила Прачи, наполняя вазу свежей водой и позволяя повиснуть неловкой тишине.

Эстер рывком открыла ящик со столовым серебром и выгребла оттуда приборы.

Остальные гости собрались в гостиной-студии. Пришли все друзья Эстер и Моргана – кроме разве что Вэнди Ричардс, итого пять человек. Прачи, которая вместе с Эстер и Дафной училась в Уэллсли, и ее супруга Джейн. Джейн была высокой блондинкой, которая несколько часов в неделю преподавала йогу, и чем меньше Эстер говорила с этой парой о деньгах, тем лучше они ладили. Пришла, конечно, и Анджела Уайт. Зимой она, детектив из бостонской полиции, возглавила расследование убийств, связанных с Сэмом и Гейбом, и тогда же подружилась с Морганом. Теперь эти двое почти каждое воскресенье устраивались у телевизора и смотрели спортивные программы. Ее жена, Кэри, была тихой, задумчивой афроамериканкой, соцработницей из Христианского союза молодых женщин в Саут-Энде, а ее шестилетний сын Исайя как-то умудрялся терпеть Кейт, которая всюду следовала за ним по пятам. Из гостиной в кухню протиснулась борзая Прачи по кличке О’Кифи, а следом за ней и Вафля.

Последним пришел Джейми Уильямс. Он зашел в квартиру, как к себе домой, с розовой коробкой из пекарни «У Линделла» в огромных ручищах, от чего та казалась крохотной, как и маленькая белая собачонка по кличке Бутч, семенившая следом. Джейми поселился в квартире на первом этаже, где раньше жила Дафна, сразу как выписался из больницы, куда угодил с пулевым ранением. Ранением, за которое Эстер по-прежнему винила себя. Теперь же почти каждый вечер Джейми поднимался к Моргану и ужинал с ними, обычно оставаясь еще и на посиделки.

Эстер приняла у него коробку, приподнялась на цыпочках и поцеловала в щеку.

– Спасибо, – сказала она.

Джейми ответил не сразу. Он всегда медлил с ответом, на который ему требовалось время.

– Да… это так… пустяки.

– Дождь идет?

– Слабый.

– Вот вам и буря, называется, – сказала Эстер. Ураган все-таки сменил курс и двинулся в сторону моря, к штату Мэн, ответив на все предосторожности и панику лишь неравномерными дождями да порывами ветра.

– Джейми, красавчик! – приветствовал его Морган. – Пивка?

Джейми достал себе из холодильника две бутылки светлого пива «Jack’s Abby».

– Красивые… цветы, – заметил он и направился в гостиную к Моргану.

– Народу больше, чем год назад, – сказала Прачи. – Есть новости от Записки?

– Как думаешь, где она? – спросила Эстер.

– Кто ж ее знает… Дафна – такая Дафна, – сказала Прачи, нежно потрепав Эстер по плечу.

Все пятнадцать лет, прошедшие с момента, как они втроем окончили Уэллсли, между Прачи и Дафной царил хрупкий мир, гарантией которого была только Эстер, а той иногда казалось, что Прачи даже рада исчезновению Дафны.

– Кушать подано, – громко сообщила Эстер, доставая одноразовые бумажные тарелки.

Все откликнулись на приглашение, принеся пиццу, жареную курицу и овощи, тайскую лапшу, набор закусок… Еды хватило бы человек на двадцать. Прачи встала в очередь на раздачу, как обычно, не устояв перед искушением быть первой. Когда все переместились к столу, разливая по стаканам вино и воду, передавая по кругу салат, Эстер наложила себе макарон с сыром и глянула, как утонченная Прачи и кроткая Джейн вгрызаются в ломти мяса и отрывают от курицы ножки. За лето они успели побыть и вегетарианцами, и веганами, и посидеть на белковой диете. Эстер прямо чувствовала на себе осуждающий взгляд Прачи, когда брала кусочек пиццы с пепперони, но поспешила отмахнуться от неприятного чувства. Кейт с Исайей поели и отпросились из-за стола. Анджела подняла тост за Моргана, и когда атмосфера дружеского тепла наполнила комнату, Эстер закрыла глаза, нежась в ощущении любви и близости. Эти люди, все до единого, заботились о ней, о чем надо бы помнить. С какой стати последние несколько недель она жила в страхе и ощущении одиночества? Почему даже сегодня это чувство не покидало ее, ведь она могла обратиться к любому, кто сидел за этим столом? Открылась бы она им? Устроила бы из праздника встречу анонимных алкоголиков и признала, что у нее проблемы?

В комнате вдруг стало тихо, и Эстер, открыв глаза, увидела, что все смотрят на нее.

– Может, тебе нужны перемены? – предложила Прачи.

– Можем вместе помедитировать, – сказала Джейн.

– Или в тир сходить, – вставила свое Анджела, обнимая Эстер за талию. – Ты сама не своя, – добавила она. – Что у тебя стряслось?

– Мы хотим с тобой поговорить, – сказал Морган. – О работе. И о садике Кейт.

– Что происходит? – спросила Эстер.

Позади нее в гостиной что-то упало, и Анджела прикрикнула на ребят, чтобы не носились по квартире, как кони.

– По-моему, это был О’Кифи, – заметила Джейн.

– Мы делаем это, потому что заботимся о тебе, – заверила Эстер Кэри, супруга Анджелы.

Эстер взбесил ее тон терапевта. Вот тебе и на, друзья сами устроили ей сеанс психотерапии. И ладно бы, но идея принадлежала не Эстер, не она сейчас управляла процессом. Ей устроили ловушку, и это нехорошо. Эстер вскинула руку, подзывая Кейт. Сперва она не хотела ругаться при детях, но потом передумала: хрен с ним.

– Это что, долбаная интервенция?

Кейт улыбнулась.

– Дёлбанвенция, – повторила она.

– Долбаная! – подхватил Исайя.

– Вот спасибо тебе, – сказала Анджела.

Эстер встала, уронив бумажную салфетку на пол, а Кейт вцепилась ей в ногу. Подбежала Вафля и подхватила салфетку; О’Кифи и Бутч принялись гоняться за ней вокруг стола, по гостиной и кухне.

– Милая, – обратился к Эстер Морган.

– Дело в том, что… – начала было Анджела.

– Дорогая, – сказала Прачи. – Признай, что ты ведешь себя как сумасшедшая!

Джейми не сказал ни слова, и в кои-то веки Эстер взбесилась из-за его молчания.

– Да пошли вы все к черту, – сказала она. – Вечеринка окончена. Буря не пришла, так что валите.

Переступив через лавку, она направилась к лестнице. Проходя мимо буфета, взяла себе два кусочка пиццы и, сложив их друг на друга, зло посмотрела на Прачи.

– Обожаю углеводы, – сказала Эстер и впилась в корочку.

Она отнесла Кейт наверх, с трудом удерживаясь от того, чтобы обернуться и взглянуть в лица притихших гостей. Тех, кто по-настоящему любил ее. Не было только Дафны, которая единственная по-настоящему ее понимала.

Рори с Питом так и жили в доме, в котором выросли. Это был фермерский дом с многочисленными пристройками, сооруженный одним из первых на острове и стоящий на самой окраине города. Каждый год Рори красил одну из стен в красный цвет, но к тому времени, как спустя четыре года он обходил дом кругом, ветер и стихии успевали стереть краску. В сарае Лидия держала лошадей, а на лугу они с Рори играли еще в детстве.

Рори остановил джип у черного хода и помог Питу войти в дом. На кухне он сразу ощутил себя как в прошлом, хотя почти каждый вечер ужинал прямо за стойкой, порой чуть ли не из микроволновки. За годы, с тех пор как родители умерли, Рори ничего в доме не поменял. Висели на стенах те же фотографии, устилали полы те же коврики, и все та же мебель стояла по комнатам. Не поменялось ничего даже в спальне у Рори: все те же две односпальные кровати и постеры с «Властелином колец». Уезжая отсюда в восемнадцать лет, он и не думал о возвращении.

Рори провел Пита наверх по узкой лестнице в его комнату и помог лечь. У Пита, похоже, начался отходняк. Едва его голова коснулась подушки, как он закрыл глаза и промямлил:

– Спасибо, что помог, – и глубоко вздохнул.

Рори сел в кресло и некоторое время смотрел, как мерно дышит брат.

– Что в том доме? – спросил он.

– Ничего, – ответил Пит.

– Уверен?

– Это было на один раз.

– Ну ладно, – произнес Рори и стал ждать, пока Пит уснет.

Наконец он встал и обыскал ванную, которую они по-прежнему делили с братом, заглянул в аптечку, в бачок унитаза, в бельевой шкаф. Не найдя ничего, отправился искать в других частях дома, пока наконец не отыскал заначку синих таблеток в шкафу у родителей, в кармане маминой пуховой парки. И смыл таблетки в унитаз.

Когда отец умер, Питу было шестнадцать. Как и Рори, Пит в старших классах ездил в школу на материк, так что Рори было несложно оставлять по выходным Портленд – и друзей, которыми он там обзавелся, – и приезжать домой. Надо было как-то отмазывать Пита от органов опеки, но в планы Рори не входило нянчиться с шестнадцатилетним оболтусом. Просто семья важнее всего. И все же Рори так легко закрывал глаза на тревожные звоночки. Как когда стали пропадать деньги из дома, а оценки Пита пошли под откос. Как можно ожидать от ребенка, потерявшего обоих родителей на протяжении года, что он станет зубрить алгебру? Сигналом к пробуждению стал случай с паромом. В тот день Пит мог убить кого-нибудь. Сегодняшний день уже второй сигнал, а значит, и впрямь пора что-то делать.

Вернувшись в спальню, Рори швырнул пустой пузырек на кровать.

– Я нашел, – сообщил он. – И выбросил.

Пит сел.

– Где? – спросил он.

– Сам знаешь.

– Это, наверное, мамины. Видишь, этикетка с рецептом старая.

К отговоркам Рори привык. Сперва он слышал их от матери, которая хотела избавления от боли. Потом от отца, мечтавшего забыться.

– В следующий раз, – предупредил он Пита, – отправишься в больницу и будешь иметь дело с последствиями.

– Следующего раза не будет.

Будет.

– Надеюсь, – ответил Рори, задумавшись. В голову пришла одна мысль. – Ты не знал пропавшего мальчишку? Ему четыре года, живет в особняке. Ты ведь туда сегодня ходил?

Пит покачал головой и закрыл глаза.

– Уверен?

– Я просто гулял.

С наркотиками так – приходится постоянно врать. Пит врал о том, что принял, а Рори – о том, что знал и видел. От такой привычки запросто не избавишься.

– Сегодня будь осторожен, – сказал Рори и ушел.

В общественном центре он встретил Барб Келли. Та изучала карту острова вместе с полицейским, который с ней прибыл.

– Это Нейт. Нейт, это Рори. Рори, нам нужно ваше знание острова, – сказала она, растягивая гласные. Ох уж этот откровенный новоанглийский акцент.

В Мэне полицейское управление напоминало узкое сообщество, и Рори знал, что у Барб есть муж, учитель математики в старших классах, и двое детей младше пяти лет. Детектив Келли производила впечатление покладистой домохозяйки, однако никто, даже Трей, не мог сравниться с ней по количеству раскрытых дел. Единственное, что сдерживало карьерный рост Барб, – это ее собственное упорное нежелание сдавать экзамен на лейтенанта.

– Так и будете стоять там, как мороженая рыба, или поможете? – спросила Барб.

– Прошу прощения, – ответил Рори.

– Не стоит, только не в мою смену. Дома все уладили?

Рори кивнул.

– Надеюсь, что так, – сказала Барб. – Время седьмой час. Давно пропал мальчик?

– Где-то в три сорок пять, – доложил Рори. – По крайней мере, тогда меня нашла его мать.

– У нас часа два-три, прежде чем буря обрушится на Финистерре со всей силой. Остров, может быть, и маленький, но сегодня мы не сможем обыскать его целиком, даже если задействуем всех жителей.

Рори подошел к карте.

– До высшей точки прилива у нас еще часа два, но уж когда она наступит, мало не покажется. Я попросил Воуна Робертса отправить людей на Малый Эф, где живет мальчик. На случай, если он и правда заплутал.

– А если его похитили? – спросила Барб.

– Тогда он может быть где угодно. Но давайте будем предполагать лучшее, раз уж помогают гражданские.

– Чутье у вас правильное, – похвалила Барб, оборачиваясь к Нейту. Она что-то сказала ему, и он, кивнув, вышел наружу.

– Кстати, куда так поспешно уехал Трей? – спросила потом Барб.

Рори все еще кипел после того, как Трей унизил его на пирсе, но в глубине души понимал, что лейтенант прав. Надо было задержать Френки Салливан. Изолировать ее и подробно расспросить о сыне, о жизни, выведать подноготную, но Рори так не поступил и тем самым подверг риску все дело и жизнь Итана Салливана. И оправданий этому не было. Если пацан не заблудился, то его мамаша окажется в центре истории. Ни в чем из этого Рори признаваться Барб не хотел, сколь бы терпеливо она ему ни улыбалась. Однако детектив умела ждать признаний даже от самых упертых подозреваемых, и до тех пор, пока Рори ей не ответит, подозреваемым он для нее и останется.

– Он хотел забрать Френки Салливан для допроса, – произнес наконец Рори.

– Один за ней отправился?

– Да, насколько я знаю.

– Его нет уже больше часа. До особняка ехать минут пять, верно? А его жена – она где?

– Не знаю, – ответил Рори. – Я же только пришел.

– А она ничего, – заметила Барб. – Жена Трея.

Рори осекся. Он слишком доверился детективу, подпустив ее к себе чересчур близко, и вот она уже намекает на то, говорить о чем ему не хотелось.

– Так говорят, но я не замечаю. Мы с ней слишком давно знакомы.

– Это сколько?

– Всю жизнь. Мы росли по соседству. Играли в поле между нашими домами.

– А такой вспыльчивый вы тоже всю жизнь? – спросила Барб, а когда Рори принялся было оправдываться, накрыла его руку своей: – Послушайте, вы же человек. Один человек не может оказаться всюду одновременно. Возможно, сегодня вам нужно было быть на пирсе, а остальное уладилось бы само. Я бы тоже оставила мать одну. Ну, утащили бы мы ее на допрос, а вдруг в это время Итан вернулся бы? Мне бы такой поворот не понравился. И соболезную вам по поводу брата. Тяжело, поди, приходится?

Рори хватило ума не отвечать и держать рот на замке, пока Бар не обратила его внимание на доску объявлений.

– Как насчет домов? – спросила она. – Почти все уезжают отсюда в конце сезона. А лодки? Первый раз вы пропавшего мальчика нашли в лодке.

– Почти все суда сейчас в сухом доке, а дома почти все пустуют, – ответил Рори. – Пока есть время, надо искать на улице. Потом займемся строениями. Если Итан правда забрался в пустую хижину, ему тогда хотя бы стихия не страшна.

– Прямо с языка сняли. Останетесь тут со мной, поможете руководить штабом.

– Что? – Это же родной дом Рори. Он хотел наружу, в бурю, возглавить поиски, делать хоть что-нибудь, а не торчать здесь, замещая кого-то. А еще ему хотелось раз и навсегда доказать жителям острова, что слухи про него и Оливера беспочвенны. – Вам кто-то что-то наплел про меня и того, первого мальчика? Трей небось?

– Погодите. Вы знаете местность. Знаете людей. Если возникнет экстренная ситуация, мне нужен будет человек, который поможет отреагировать. Быстро.

– Ну-ну.

Барб выгнула бровь и убрала за ухо светлую прядку.

– Скажу один раз. Слушать или не слушать – дело ваше. Не знаю и знать не хочу, что у вас с Треем за терки. О вас я слышала хорошее, и не забывайте, что я была на острове Четвертого июля и видела, как вы нашли первого пропавшего мальчика. Вы поступили именно так, как и должны были поступить, что бы там кто ни болтал.

Значит, сплетни уже и до материка добрались. Что, интересно, полиция штата теперь считает правдой?

– И что же болтают? – спросил Рори.

– Какая разница? Это же неправда? Вы что, действительно умыкнули мальца, одновременно пытаясь предотвратить аварию с паромом? На глазах у половины города? Разве такое возможно? Если не считать мотива и средств, была ли у вас возможность? В тот день на остров искать ребенка Трея примчалась половина полиции штата. Если бы что-то из слухов было правдой, кто-нибудь из нас это выяснил бы. И скорее всего, я. Потому что я чертовски хороша в своем деле. Для меня все эти разговоры – пустая брехня, и если вы о ней забудете, то и она забудет о вас. Сегодня мы с вами берем ситуацию в свои руки, только перестаньте уже вести себя как идиот. Оставьте это Трею. Ясно вам? Мне вы нужны собранным, особенно когда привезут на допрос мамашу.

– Трей меня и близко к Френки не подпустит.

– Если Трей вас ни в грош не ставит, платите той же монетой. Иначе нельзя, только так он станет вас уважать. Можете попрактиковаться в паре со мной. Я всегда играю в доброго копа, так что вы сегодня будете козлом. Охуевшим козлом.

Рори рассмеялся.

– Нравится, как я ругаюсь? – спросила Барб. – Знаете что? Мне известны все ругательства, даже самые грязные. А если у Френки Салливан есть какие-то тайны, их надо выведать. Сегодня же. Даже если мне придется произносить слово на букву «п». Вы ведь жили с ней на этом острове. Что скажете?

– Я ее почти не знаю. Она приехала-то пару недель назад.

– Из ниоткуда?

– Люди у нас прячутся.

– Есть мысли, от чего она бежала?

– Нет, просто у меня такое впечатление создалось при виде Энни.

– Что за Энни?

– Еще одна беглянка, появилась тут неожиданно, чуть раньше Френки.

– Что с наркотиками? С теми, которые принял ваш брат. Эти женщины как-нибудь с ними связаны?

– Наркотики на острове уже давно, и это уже ваша забота. Наркотой занимается полиция штата. Я-то местный.

– Один – ноль в вашу пользу, – признала Барб. – А эта Энни… От чего она бежит?

Если Рори что и знал об Энни и Френки, так это то, что на острове им – и бедам, которые они принесли, – не место.

Дверь в общественный центр с треском распахнулась, и внутрь вбежал Нейт:

– Дерево упало! У пивоварни. Прямо на пикап. Люди не могут выбраться из машины.

– Господи Иисусе, – проворчала Барб. – Как же некстати. У нас и оборудования-то подходящего нет.

Она взглянула на Рори, и тот махнул рукой в ее сторону.

– Идите, – сказал он. – Я буду здесь, держать оборону.

Барб кивнула и, натянув капюшон, выбежала на улицу.

После ее ухода Рори сидел в тишине, вслушиваясь в рев ветра и шум дождя, хлещущих здание, теряясь в собственных мыслях, тогда как радио то и дело, потрескивая статикой, сообщало новости о том, что творится в поле. Рори прошел в классную комнату и глянул, как там детки. Оливер сидел в кругу с остальными, в то время как учительница читала им сказку. Мальчик вскинул руку, и Рори дал пять. Они почти все лето не виделись. Хотелось подхватить его на руки и, кружась, пронести по всей комнате. Однако Рори счел благоразумным не приближаться к мальцу. Не хотел, чтобы история повторялась. Он помнил Пита совсем маленьким. Помнил его в возрасте Оливера, ту еще занозу – братец таскался за ним по всему острову, требовал, чтобы его взяли в игру.

– Не отталкивай его, – говаривала мама.

Сейчас он жалел, что не слушал. Точнее, стал жалеть чаще.

В общественном центре зазвонил телефон. Рори под дождем бросился к аппарату и снял трубку.

– Данбар слушает.

Сперва он даже не узнал голос на том конце провода, а потом забыл обо всем на свете: инструкциях, запросе поддержки, обязанностях в общественном центре… Бросив трубку, он побежал.

В потемневшем небе клубились тучи. Холодные струи дождевой воды хлестали Энни по голой коже. Ветер и море ревели, но слышала она только тяжелое дыхание Трея и была счастлива.

Она была не просто счастлива.

Ощущала себя цельной. Довольной. Достойной. Она ощущала себя сильной и здоровой. Крепкой. Как будто впервые за долгое время что-то да значила. Часть ее ненавидела себя за то, что ее собственное достоинство так сильно зависит от чужой страсти, но, боже, как же хорошо было снова быть желанной! А понимание того, что Лидия – единственная во всем мире, кому Энни не желает зла, – хочет лишь Воуна, значило для нее все. В те несколько коротких недель, что длилась интрижка с Треем, Энни мучилась угрызениями совести. Лидия же ее лучший друг! А спать с мужем лучшей подруги… Как она посмела?! Зато теперь можно жить дальше. Их дружбе с Лидией ничто не мешает! Они все станут дружить, встречаться по субботам, жарить бургеры и играть в червы. Лидия и Воун; Энни и Трей.

Трей подкатился к ней.

– Я тебя люблю, – прошептала Энни.

Или же сказала мысленно.

О таком она боялась даже подумать, не то что заговорить вслух, однако первое прикосновение Трея все изменило.

Энни положила голову ему на сгиб локтя и вообразила, что вместо холодного гранита под ними – матрас и они лежат на мягких простынях и подушках. Слышно, как топают ножки Оливера и пахнет свежим кофе.

Кофе.

Все это – переплетенные жизни, бардак, Лидия, Трей, Энни, а теперь и Воун, – началось со стаканчика кофе. Точнее, со стаканчиков.

С первого дня на острове Энни каждое утро заходила в пекарню и брала кофе, иногда точно отсчитывая сумму мелочью, которую набрала накануне – на тропинках, вблизи скамеек для пикника, на пляже. Прежде она понятия не имела, как сильно может повлиять на день наличие лишь одного доллара. Трей, когда не служил на материке, тоже заглядывал в пекарню по утрам, и в один солнечный июльский день, поедая Энни взглядом, он поздоровался с ней:

– Доброе утро.

Трей для нее был недосягаем, это Энни поняла сразу. К тому времени – а началось это после случая с Оливером – они с Лидией уже подружились, что, впрочем, не мешало Энни приходить в пекарню одновременно с Треем, к 7:45. То есть не совсем одновременно, а чуть позже: она шла, то ускоряя, то замедляя шаг, подгадывая так, чтобы прийти следом за ним. Становилась в очередь, иногда кивая и здороваясь, а порой делая вид, что не знает его. Могла позволить своей руке чуть задеть его. Она тешила себя фантазиями, не видя в них ничего дурного.

Но вот где-то в конце августа она повстречала Трея у школы. Он писал кому-то сообщение, а Оливер в это время катался с горки.

– Вы его так потеряете, – предупредила Энни, подхватывая мальчика и относя его отцу.

Оливер вертелся, требуя, чтобы его отпустили. Тогда Энни высоко подняла его над землей, и он тут же завизжал от восторга. Трей даже оторвался от экрана мобильника. Энни поставила Оливера на ноги, но потом еще долго, как аромат изысканных духов, помнила ощущение нежного пушка на его щечках и чувство, что она кому-то нужна.

– Работа, – ответил Трей, – не отпускает. Все бы отдал за выходной, чтобы никто не дергал.

Энни уже и не помнила, когда ее последний раз беспокоили.

– Жизнь, – сказала она, окинув жестом руки игровую площадку, – тоже мешает.

Говорить она старалась как можно невиннее, не трогая волос и не хлопая ресницами. Ведь ни от чего мужчины не бегут быстрее, чем от неприкрытого флирта, тем более на детской площадке. К тому же Трей был явно из тех, кто привык делать первый шаг. И эта его черта ее тоже привлекала.

– Разве мы знакомы? – спросил Трей с ноткой угрозы в голосе. Впрочем, так он, наверное, привык говорить со всеми. А еще он умел распознать ложь, потому-то Энни и не стала отвечать прямо, мол, я лучшая подруга вашей жены. Вместо этого она сказала:

– Я тут со Дня поминовения.

Это была чистая правда, однако Трей молча смотрел на нее, что-то прикидывая в уме. Он не сводил взгляда с Энни, пока сотовый у него в руке не завибрировал.

– Лидия домой зовет, – сказал Трей.

– Лидия! Пекарня. Вот откуда я вас знаю. Кофе, без сливок.

– Трей Пелетье, – представился Трей, поднимая Оливера и закидывая его на плечо. – Если завтра увидимся, угощу вас кофе.

– Не стоит, – поспешила отказаться Энни.

Кофе соединит их, и Лидия заподозрит неладное. Они ведь и так почти вступили в преступный сговор. Трей, видно, тоже это сознавал.

Неделю спустя, в День труда, Трей подкараулил Энни на пути домой. Он ждал ее на скале среди деревьев.

– Ты следила за мной, – сказал он.

Да просто его нельзя было не заметить. Вот Энни и наблюдала за ним, когда он был с Лидией, с Оливером. Смотрела, как он убирает волосы со лба, как отплывает на пароме с острова на материк. И в этот момент она смотрела на него, идя следом, вслушиваясь в его голос, углубляясь в чащу, во тьму, где позволила ему ласкать себя, гладить руки и грудь. Ее перестали волновать собственные грязные ногти и запах изо рта. Она ни разу не вспомнила о Лидии. Не задавала вопросов: зачем? почему? Она просто отдалась Трею. Вся, без остатка.

– Проснулся? – шепнула Энни.

– Почти, – ответил Трей. – Еще минутку. Шестьдесят секунд.

– Пора идти, – напомнила она. Не стоило им этим заниматься. Ребенок же пропал.

Затрещала под ворохом мокрого белья рация. Трей со стоном приподнялся и поцеловал Энни в шею.

– Мир зовет, – сказал он и потом в рацию: – Пелетье на связи.

Слов говорившего Энни не разобрала, зато услышала страх в его голосе. Отключив рацию, Трей велел:

– Одевайся.

От его резкого делового тона Энни как будто исчезла, растаяла в воздухе. У Трея здорово получалось за секунду становиться другим. Но от этого Энни хотела его еще сильнее.

– У нас экстренный случай, – объяснил он.

– Кто-то еще в беде?

– Хочешь – идем, не хочешь – оставайся, – сказал Трей, натягивая мокрую одежду. – Надо спасать Лидию.

Этим он сказал все. Энни с кристальной, болезненной четкостью увидела, какое место в его жизни занимает жена, и снова ощутила себя опозоренной и ненужной.