Книга: Руки женщин моей семьи были не для письма - Егана Джаббарова

Вторая линия еще более значима, так как девушка страдает серьезным недугом, тяжелой неврологической болезнью. Именно поэтому каждая ее глава названа какой-то частью тела, каждую главу она начинает с того, как по ходу болезни ведет себя та часть ее, которой посвящен текст. Далее речь опять переходит на личное или национальное.

Наверное это логично и понятно, что переплетаются две именно эти темы, так как Егана совершенно не вписывается в общество сородичей, в том числе (и главным образом) из-за болезни, а еще и проживая на территории России, с детства, безусловно, ловила намеки на то, что здесь она тоже чужая.

Все это очень гармонично переплетается и находит выражение на страницах книги. Очень откровенно, чем и нравится этот жанр: его искренностью перед читателем. Я прочитала с удовольствием и интересом, тем более, что есть отличная аудио версия. Пожалуй продолжила бы знакомство с автором.

Егана талантливо переплетает историю своего неврологического заболевания, лишившего ее контроля над своим телом, «наградившего» постоянной болью, и трех поколений женщин своей семьи. Генерализованная мышечная дистония, несостоявшаяся ботулинотерапия, прием клоназепама и последующая глубинная стимуляцией мозга (DBS). Автор посвящает читателя в особенности своей болезни, открыто говорит о разных этапах лечения, операции и о том, как изменилось отношение к ней в большой азербайджанской семье.

Книга разделена на главы: брови, глаза, волосы, плечи, руки, язык, спина, ноги, горло, живот. Через части тела Егана трогательно с любовью анализирует историю женщин своего рода, раскрывая особенности азербайджанских традиций, культуры, сложности жизни в России и семейного насилия при патриархальном укладе. Много телесности, любви, боли, страха, семейных запретов и жажды личной свободы писательницы, которая неоднократно рушит возведенные поколениями стены.

Руки матери моего отца тоже не знали покоя: они готовили еду на четверых детей, убирали дом, ухаживали за садом, перебирали ткани, таскали воду, раскатывали тонкое тесто для кутабов, промывали рис для плова, перебирали изюм, но они никогда ничего не писали. Словами были дела: безукоризненно убранный дом представал перед случайным гостем как редкая рукопись — предметы, каждый на своем месте, напоминали запятые и двоеточия, осторожно притаившиеся в теле предложения.

Как и любой человек, столкнувшийся с заболеванием, Егана вместе с врачами ищет его причину. Почему молодую, красивую девушку, перед которой открыта вся жизнь, сразило неизлечимое неврологическое заболевание? Именно это подталкивает автора как к анализу истории своего рода, так и к предельной откровенности с читателем, который будет шокирован финальными выводами. Что по поводу злосчастного "сора из избы"?

В этом мире, даже отделившись от родителя, ты всегда несешь на себе не только его фамилию и отчество — неслучайно большинство тюркских отчеств в обязательном порядке содержит в себе слова «кзы» (дочь) и «оглы» (сын), — до самой смерти ты дочь и ты сын, ты представляешь род. И не дай Аллах сделать что-то, что омрачит радость родителей твоих и опозорит род твой. Ведь с той же готовностью, с какой сообщество защищает тебя, пока ты достойная его представительница, оно уничтожит, стоит тебе ослушаться. Не могло быть иначе. Восток и Запад никогда не уподобятся друг другу: Телегон убивает Одиссея, Рустам убивает Сухраба, отец убивает сына, потому что только ему дано это право: он дарует жизнь и он же ее забирает.

Читающаяся взахлеб, невероятно глубокая, душераздирающая книга, раскрывающая сложности женской доли и посвящающая читателя в особенности жизни с генерализованной дистонией.

9/10

Больше рецензий в телеграм канале https://t.me/dashapochitasha

Традиции, в которых кому-то разрешено больше, а кому-то запрещено практически всё: носить удобную одежду, пользоваться пинцетом, открывать рот; но при этом всё здесь настолько противоречиво и каждая следующая глава перечёркивает собой предыдущую, а новый факт опровергает то, что было написано несколько страниц назад. Отрезать волосы — строго воспрещается, потому что это связь с родом. Несколько абзацев посвящается этому, но буквально через две главы выясняется, что мама, которую когда-то папа выбрал из-за её нетронутых бровей, в свои 18 отрезала чёлку и мечтала стать моделью. Или ноги женщин, которые не предназначались для демонстрации и за неповиновением могли последовать побои, вдруг превращаются в воспоминание о маме «с длинными чёрными волосами до груди, в синей блузке с подплечниками и юбке до колена».

Идея рассказать о своей болезни, — генерализованная дистония — том откуда она взялась и как прогрессирует используя для этого части тела, как название для каждой главы, это хороший ход. Помогает понять и, в случае чего, точечно вернуться к тому, что, опять же, не складывается в цельную картинку. Но, при всём моём сочувствии к состоянию здоровья автора, я не смогла до конца проникнуться рассказанной ею историей жизни. Я понимаю, как суровы могут быть мужчины, которые уверены, что они истина, а женщина просто существо рядом, которое придумали для того, чтобы подавать еду и рожать наследников, — хотя всегда задаюсь вопросом: что в этом случае можно наследовать, излишнюю самоуверенность и чсв?, — но мне как будто не хватило каких-то деталей, чувств и эмоций вместо сухих фактов. Единственный эмоциональный момент — это воспоминание о дедушке, который никогда не жалел объятий и таскал на спине.

Сестра просто как упоминание о том, что она была/есть, мать, как пример того, через что приходится проходить женщине в патриархальном обществе Азербайджана/Грузии, отец, как средоточие власти и зла, в светлые моменты обещавший, что пока он жив его дочерей никто не обидит. Ну, кроме него самого, естественно. И страшная болезнь, которая перечеркнула собой все надежды родителей на брак старшей дочери, а значит стыдно и не важно, чем и когда эта болезнь была спровоцирована.

Я стала частью этого языка, но он отравлял меня, подобно зараженной воде, слова горели, как трупы чумных больных, они вонзались в мое чужое тело, восточное женское тело, восточное женское болеющее тело, восточное женское болеющее полнеющее тело, как назвать это тело?

Как сильно мне нравится автофикшн, так же мучительно его читать. Опыт другого обнажает то, о чем ты стараешься не думать в посведневной жизни. Искренность и откровенность, которыми пропитаны тексты в жанре автофикшн, могут пугать. Может быть, поэтому некоторые скептически относятся к этому жанру. Неприятие искренности другого как страх перед своей собственной. Но, как будто бы, этот жанр нужен нам больше, чем мы можем представить.